I don't like your girlfriend

      Сидя за своим столиком и меланхолично ковыряя вилкой обед, Азирафаэль мечтает поскорее сдохнуть и оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда.       Нет, конечно, жизнь прекрасна, и парень старается радоваться каждому дню, но почему-то сейчас в этот невозможный бред конченого оптимиста верить не хочется. Возможно, этому способствует отвратная холодная погода, сопровождаемая дождём за окном, из-за которой в школе холодно до ломоты в суставах. Возможно, бесит та стопка документов на краю обеденного стола, с которой ему нужно разобраться, потому что слишком ответственный глава школьного совета Азирафаэль Фелл не может кого-то подвести, выполнить работу из рук вон плохо. Возможно, добивает гадкая болезнь, терзающая его несколько дней кряду высокой температурой, забитым носом и зверским кашлем, из-за которого его шугается даже вечно пьяный — все ученики дружно задавались вопросом, как провинившегося всё ещё не лишили работы — трудовик, никогда и никого не боящийся. Возможно, душит исчезновение его хитрого рыжего солнца, способного утопить весь мир в своём ехидстве.       Что ж, ладно, подросток признаётся себе, что его до потери пульса угнетает отсутствие Энтони Джей Кроули, который в первый день их знакомства не смог ему и слова сказать, а спустя несколько минут переспорил учителя биологии, выставив того полнейшим идиотом. Будь Кроули здесь, то Азирафаэль куда легче перенёс бы всю ту вакханалию, типичную для школьной столовой на перемене, творившуюся вокруг. Блондинистой гордости школы было бы кому поплакаться в плечо. Впрочем, размышлял Фелл, отпивая из стакана, даже в таком простом дельце была гора своих нюансов.       Во-первых, ныть нужно аккуратно и сжато, потому что Энтони, чересчур за него переживающий, мог испугаться и начать разбираться с проблемой самостоятельно. Конечно, чужая забота и нестандартные методы были приятны и веселили каждый раз, но напрягать и без того загнанного друга не хотелось: Кроули поручений всегда хватало. Во-вторых, заранее стоило продумать список жалоб, чтобы всё идеально сходилось с первым пунктом. В-третьих, стоило придумать несколько тем, на которые можно резко перескочить, если парня будет что-то напрягать, и он попросит подробнее рассказать о проблеме. Если вторая часть третьего условия выполнялась, то её последствия схлёстывались с действиями первого пункта, следовательно, исход дела был заметен на чужих лицах, сверкая яркими синими фонарями, или сделанными документами и прочими важными делами, из-за чего Фелл чувствовал себя слишком виноватым позднее.       Ощущая себя конченым мудозвоном, юноша мысленно отвешивает себе самый тяжёлый в этой вселенной подзатыльник. Только моральные уроды называют солнцем кого-то другого, а не свою девушку, с которой встречаются чуть больше года. Даже если так нежно он обращался к своему лучшему другу, то ситуация-то лучше не становилась, прощения ему не было, и меньшим подонком не становился. Однако, стоило как-то сказать об этом весьма отстранённо и неопределённо Кроули, как тот расхохотался в голосину и, весело пофыркивая, продолжил хлестать ядрёный кофеёк из огромного клетчатого термоса, подаренного как-то раз Феллом на Рождество. (Блондин улыбался каждый раз, нередко замечая свой подарок в чужих вечно холодных руках.)       Наверное, Кроули был прав, когда говорил о том, что он слишком много и бессмысленно думает на эту тему, но легче правильному Феллу не становилось. Конечно, Михаил нельзя было назвать хорошей девушкой, да и человеком тоже, но его поступки всё равно были бесчестными, недостойными для глубоко верующего человека вроде него, старающегося жить по всем законам божьим. Да, она постоянно язвила Азирафаэлю, обзывая толстяком якобы в шутку, пререкалась даже в самых незначительных деталях, шепталась за спиной, старалась посильнее загнать под свой каблук, выставляя полным ничтожеством, но Азирафаэль придерживался той позиции, что должен оставаться верным своему выбору, а эту гадюку Бог накажет когда-нибудь. (В моменты, когда мысли о ней заполняли светлую голову, парень всё сильнее радовался существованию Кроули, за него крывшего эту дамочку трёхэтажным благим матом.)       Вспоминать историю их отношений Азирафаэль не любил всей душой, стыдясь до красных щёк. Даже всезнающий Кроули понятия не имел, откуда у его лучшего друга появились такие жгучие чувства и интерес к стерве с параллели, вечно пользующейся его добротой. Силой заставляя себя не скрипеть зубами, он фальшиво улыбался и отвечал на чужие вопросы с самой саркастичной и сочувствующей интонацией про злость любви, благодаря которой можно полюбить козла, pardonnez-moi , овцу, если говорить про наш случай. Кстати говоря, зубы его всё-таки скрипели, едва ли не превращаясь в костную труху каждый раз, стоило сотым уговорам не подействовать на прежде умного, адекватного и рационального Азирафаэля, который лишний раз никуда не лез. (Проблемы сами его находили, нужды в лишних телодвижениях не было.)       О-ох, Энтони Джей Кроули до скончания веков мог рассказывать о череде передряг, из которых они вместе выбирались, но, пожалуй, самой любимой была часть, из дерьма, которой выбраться они никак не могли. Имя этому го... этой кучке нечистот было Михаил, которая прилипла к подошве ботинок его лучшего друга всем телом и никак не хотела отлипнуть. С самого пятого класса, когда все они впервые встретились в абсолютно новой и незнакомой школе, с виду хорошенькая и милая девчушка положила глаз на Азирафаэля, чем невероятно раздражала Кроули, быстро подружившегося с Феллом, ведь взгляд на кучерявое счастье она буквально со всей тяжестью складывала, внимательно изучая каждый сантиметр. Позднее Михаил перешла к более активным действиям, подбегая на переменках с просьбой помочь с какой-нибудь глупостью, загребая себе всё внимание Азирафаэля. Эта святая невинность, на несчастье Кроули, проблемы не видела, продолжая терпеливо помогать с каждой ерундой и объяснять едва ли не темы первоклашек. Позднее, когда до задницы счастливая Михаил отваливала от них за несколько минут до звонка, Энтони язвительно подмечал, как такая дура могла оказаться в школе для одарённых мозгами детей. Азирафаэль, конечно, журил его, ругал за грубость, но в самой глубине души был согласен, устав от вечного присутствия чужого человека. (Ему вовсе не хотелось сознаваться, что проблема также заключалась и в невозможности лишний раз поболтать с невероятно умным и весёлым Кроули).       В таком порядке продолжалось, наверное, года два. В итоге, когда ситуация раскалилась до предела, и эта парочка стала избегать надоедливую Михаил, та быстро прочухала подвох и публично заявила о своём недовольстве. После до одури громкой и неприятной ссоры на весь третий этаж, во время которой Кроули едва не полез к девчонке с кулаками, их пути вроде бы разошлись. Эта лицемерка о чём-то шепталась за спиной Фелла, но притом каждый раз невинно моргала глазками, если изредка обращалась за помощью. В предпоследний год, когда экзамены и выпускной уже маячили далеко на горизонте, показав свои острые верхушки, девушки вновь стало чересчур много.       В том, как всё пришло к отношениям с этим несчастьем, Азирафаэль до смерти не хотел никому признаваться. Он лишь долгими ночами с сожалением думал о том подслушанном разговоре поздним вечером, когда школа была уже практически пуста. Кроули не было, ведь тот в какой раз жутко разболелся, побегав на морозе в одной лишь тонкой рубашке, отчего идти по тёмным коридорам без чужой болтовни было невероятно скучно. Возможно, именно из-за этого его уши и зацепились, за тихий спор в одном из открытых кабинетов.       Несколько подростков, дежуривших тем днём, весьма яро обсуждали никого иного, как его. Что ж, если бы они обсуждали что угодно, но не вопрос его ориентации и сексуальных предпочтений, то Азирафаэль с лёгкостью бы им это простил, благословив на хорошую и замечательную жизнь в Раю. Однако эти люди, согласные друг с другом, обличали его в яркой голубизне, которую можно было заметить с Юпитера, если не с Нептуна. Щёки моментально налились яркой краской, стоило предположению об их бурной интимной жизни с Кроули слететь с губ.       Снова захотелось дать себе подзатыльник за тот кошмар, который он натворил следующим утром, не захотев толком разобраться в себе и своих чувствах. Заткнув своё орущее нутро, которое обещало издохнуть, если юноша совершит задуманное, Азирафаэль на большой перемене подлетел к Михаил, о которой думал всю ночь, и со всей страстью поцеловал, отдав горю луковому свой первый поцелуй. Коридор, до отвала заполненный людьми, остановился и заткнулся на пару минут, будто вслушиваясь в стук его заполошно бьющегося сердца. Кроули в тот день Фелл больше не видел, хотя был уверен, что за пару мгновений до катастрофы тот был рядом.       Дышать снова становится решительно нечем, а потому Азирафаэль осторожно осматривается, достаёт из кармана платочек и деликатно высмаркивается, стараясь делать это как можно тише. Заёбанные — иначе их внешний вид не мог описать даже Фелл, являвшийся тем ещё святошей, что не использовал матерную лексику — жизнью дежурные о чём-то переговаривались, принимая грязную посуду у стола под небольшим окошком. Из этой выемки на расстоянии нескольких десятков метров даже сквозь шум было слышно недовольные крики поварихи, которой вечно что-то не нравилось. Кроули частенько шутил, что с такой работой и образованием просто невозможно быть довольным, отчего получал профилактический подзатыльник от друга. От воспоминаний о невозможном ярком Энтони Азирафаэлю чертовски сильно хочется биться головой обо что-нибудь твёрдое, а потому он снова возвращается к внимательному изучению давно знакомых стен. На берёзовых стенах играют тени от изящных люстр высоко под потолком,  — парень в какой раз радуется, что учится в лучшей школе города — на огромных картинах на половину стен зеленеют летние лёгкие пейзажи, вызывающие тоску по теплу и солнцу. Постоянно носятся школьники самых разных возрастов, пытаясь то ли забрать нетронутые порции со столов, то ли пробиться к окошку буфета, кто-то спокойно пережёвывает еду, кто-то безудержно хохочет в компании друзей, сдвинув столики на четырёх вплотную друг к другу. Азирафаэль, с каждой секундой чувствовавший с каждой секундой всё хуже и хуже, хвалит себя за сообразительность и мудрое решение сесть поближе к пустующей сцене. За спиной раздаётся какой-то шум, отчего блондин оборачивается, с интересом всматриваясь в происходящее, отмечая, что та уже явно не пустует. Раздражённый вздох уже готов вырвать из охриплого горла. Ранее тёмная сцена освещена светом ярких ламп, по паркету юлой носится Кроули, непонятно откуда нарисовавшийся, рядом угрюмо бубнит Хастур, с каким-то странным выражением лица Гавриил выносит аппаратуру из-за кулис. Азирафаэль, наблюдая за до невозможного расхлябанной походкой Кроули, невольно залипает, на секунду забывая о своих планах обидеться на Энтони, который без каких-либо объяснений сбежал от него на прошлой перемене с загадочной улыбкой. На своей обожаемой биологии тот не появился, не нашёл его в столовой, отчего изо всех сил скрываемая ревность Азирафаэля готова была вырваться наружу. Юноша встряхивает своими блондинистыми кудряшками и всматривается в забавного Гавриила, растерявшего сейчас весь свой обычный лоск, будто забывший всё на свете.       Энтони Джей Кроули, будучи всегда до чёртиков запоминающейся персоной, всегда привлекал своей яркостью слишком много внимания. Он сражал наповал всех и каждого своими невозможными острыми чертами лица, опасным и хитрым взглядом, в котором пылала такая всепоглощающая нежность, стоило юноше посмотреть на Фелла, резковатой ухмылкой, появляющейся на лице куда чаще искренней улыбки. Словно Змей-искуситель он завлекал своими плавными и вместе с тем резковатыми движениями, хрипловатым прокуренным смехом, тонкими и точными шутками, виляющей задницей. Азирафаэль каждый раз поражался чужой невероятной памяти, способностям, которым, казалось, не было ни конца, ни края, со всей чуткостью вслушивался в игру тонких длинных пальцев, чарующее пение. Будущий литературовед старался поймать каждый взгляд друга, запомнить как можно яснее каждую секунду, проведённую вместе.       Каждое совместное воспоминание отзывалось где-то в груди приятной тоской и сладкой ностальгией, безграничным чувством любви. Азирафаэль не мог не хохотать, думая о самом последнем перфомансе Энтони, когда они всем классом участвовали в ежегодной гонке выпускников за кресло директора на день самоуправления. В одну из чудесных перемен, когда столовую до отказа наполнили младшие классы, Кроули выпорхнул на сцену вместе со своей электрогитарой и всё время пел песни из "Фиксиков", стараясь тем самым получить расположение детей. Ничего более забавного и милого, чем Кроули весь в цепях, чёрных обтягивающих до неприличия шмотках, Азирафаэль никогда не видел. Впрочем, думы об их совместных прогулках и ночёвках за просмотром очередного ужасного социального ролика, доводившего до смешливых слёз, вызывали в сердце не меньшие волны любви. (Кроули не стоило знать о том, что последние пару недель он записан в контактах Азирафаэля как "Помогатор" с тремя сердечками.)       Если раньше дышать ему было сложно из-за насморка, то теперь Азирафаэль не может спокойно вздохнуть из-за исчезновения понятия "кислород у сцены". Сзади него с каждой секундой становится всё больше толпа народа, наверняка привлечённая таинственным появлением Кроули на сцене, чему Азирафаэль ни капельки не удивлён, снова и снова влюбляясь в этого невероятного юношу. Кто-то недовольно вскрикивает, толкается, нецензурно обзывает кого-то блядью, на что получает ответное "пошёл нахуй", и рядом появляется великая и ужасная Вельз. Вельзевул была одним из немногих близких людей Энтони, с которым тот мог быть искренним если и не до конца, то хотя бы наполовину. Фелл не уверен, что помнит тот момент, когда эта своеобразная девушка стала и его подругой тоже. (Наверное, в тот момент, когда её шутки про женатиков Кроули и Азирафаэля стали вовсе не обидными, а родными и уютными. После них всегда обострялось желание сделать какую-нибудь милую глупость для Кроули.) Она весело сверкнула глазами, уселась за столик, закинув ногу на ногу, показала сцене поднятый большой палец вверх, а затем с похоронной миной взяла Азирафаэля за ручку, будто успокаивая перед грядущим. Ситуация становилась всё непонятнее и интереснее с каждой секундой.

Hey, hey, you, you

I don't like your girlfriend

No way, no way

I think you need a new one

Hey, hey, you, you

I could be your girlfriend

      Азирафаэль приосанивается, как делает только в случае крайней степени любопытства, и косится на сцену, пытаясь унять тот диссонанс в голове, вызванный нестандартным поведением друга. Обычно этот огонёк всячески дразнит народ, напевает пару ноток и наигрывает, раззадоривая и буквально вынуждая умолять, чтобы его королевское величество снизошло до подданных и исполнило песню своим божественным голосом. Отсутствие вступительных речей пугает. Лишь спустя несколько мгновений, когда чёрная гитара вспыхивает в чужих руках восхитительным ярким звуком, до него доходит смысл нескольких строчек, значение пристального взгляда Энтони, направленного лишь на него одного. Челюсть отвисает, вилка, которая до этого была в руке падает куда-то под стол. Он буквально может почувствовать вибрацию смеха Вельз рядом, откинувшейся на стуле. Теперь она успокаивающе гладит его костяшки, мечась взглядом между пухлощёким личиком и демоническим блеском жёлтых глаз.

Hey, hey, you, you

I know that you like me

No way, no way

No, it's not a secret

Hey, hey, you, you

I want to be your girlfriend

      Привычная провоцирующая усмешка ложится на тонкие губы Кроули, словно испуг отпускает его, давая возможность снова начать красоваться. Наверное, думает Азирафаэль, Хастур позади за барабанной установкой снова показывает удивительные трюки с палочками во время исполнения, но Фелл, блять, черти его раздерите, на может оторвать своих зачарованных глаз от тонких пальцев, с удивительной скоростью и изящностью перебирающих струны. Вельзевул рядом начинает отстукивать ритм о стол, толпа что-то кричит и свистит, голубые радужки освещает яркая вспышки камеры чьего-то мобильника, но сейчас почему-то невероятно поебать. Он разберётся с папарацци позже. (Разобраться = попросить скинуть все фотки и видео. Желательно в лучшем качестве и побыстрее.)

You're so fine,

I want you mine, you're so delicious

I think about you all the time, you're so addictive

Don't you know what

I can do to make you feel all right?

Don't pretend,

I think you know I'm damn precious

And hell yeah,

I'm the motherfucking princess

I can tell you like me too, and you know

I'm right

      В свете ламп видно, что на лбу сегодняшнего потрясения Азирафаэля выступает пот, тщательно скрываемая нервозность вырывается наружу вместе с любовью в голосе. Привычные тёмные очки, которые Энтони таскал всегда и в любую погоду, слетают с носа и чудом не бьются о сцену. Рыжие волосы сверкают адским пламенем, когда парень слегка наклоняется вперёд, словно нависая над Азирафаэлем, который задыхается, не может шелохнуться под этим отчаянным взглядом.

She's like, so whatever

You can do so much better

I think we should get together now

And that's what everyone's talking about

      На помещение словно опускается непробиваемый невидимый купол, не пропускающий ни единого звука. Откуда-то отдалённо слышится "ебучие пидорасы" Михаил, Гавриил резко забирает гитару Кроули, одним точным пинком выключая комбик, к которому та подключена, Хастур толкает Энтони в спину, отправляя того в полёт со сцены вниз, едва ли не проломив позвоночник. Стол, за которым несколько минут до того обедал Азирафаэль отъезжает в сторону с противным скрежетом, когда Вельз, никого не стесняясь высоко задирает ноги, упираясь и толкая мебель куда подальше. В последствие она падает спинкой стула вниз, но весьма быстро реагирует, встаёт, хватает камеру, следуя примеру других студентов, и включает её ровно в тот момент, когда потрескавшиеся губы Кроули и нежные мягкие Азирафаэля наконец соприкасаются. Кто-то читает молитвы за счастье молодожёнов, кто-то кричит "горько", а Азирафаэль Фелл никак не может оторваться от своего самого сладкого парня.