Горькие воспоминания

      Вдох за вдохом, пытаясь выровнять дыхание, успокоиться и не разнести палату ко всем чертям, Цунаде приблизилась к койке мирно валяющегося в беспамятстве пациента. Прошлась взглядом по закутанному, по самые уши, в больничное покрывало телу, еле сдерживаясь, чтобы эти самые уши не оторвать. Это надо ж было учудить! Взяться за сложнейшую, самоубийственную миссию, без разрешения Хокаге, как последний тихушник, а потом вернуться как не бывало и отрубиться в кабинете главы поселения, от истощения, мать его, чакры! Достойный финал для доклада об успешно выполненной миссии. Никакого уважения к руководству! Сплошной внутренний кризис и желание убиться, как можно больнее и геморрнее. И всё из-за ухода детишек. Прошло всего три месяца, как Наруто покинул деревню с Джираей, а Какаши уже расклеился и впахивал на износ. Зачем наматывать сопли на кулак, когда можно умереть во имя высшей цели!? Глупость несусветная! И это - сын Сакумо?! Резко стянув покрывало с лица больного, дабы убедиться окончательно, она с некой горечью узнала черты, присущие Хатаке старшему.       —  Так похож... — смешалось с лёгким дыханием, словно и не было сказано в напряжённую тишину, будто и не протянута рука, что нежно повторяет контур идеального лица. И перед глазами уже стояла совсем иная картина, о прошлом, о боли потери.       Какой-то захудалый городишко, где нет толком почти ничего, кроме грязи, измотанных войной горожан и пойла. Даже местные проститутки, и те выглядели так жалко, что Джирайя не знал, что с ними делать и как применить, и почти было согласился с мнением Орочимару, что убить будет гуманней. За что оба были посланы далеко и надолго, в весьма грубой форме — кулаком.       Стены давили своей серой унылостью, война всё не заканчивалась, потерь становилось всё больше, от Дана уже долго нет вестей. Было погано и мерзко на душе, хотелось утопить это всё в чём-то ещё более отвратительном. Ближайший бар был похож на тот, что сможет справиться с этой задачей. Уже будучи в нём, выпивая очередную порцию алкоголя и лениво рассматривая местных выпивох, неожиданно встретилась взглядом со столь необычным, чуждым для этих мест, прямым и не скрывающим своего интереса. Нахал. Тёмные глаза ласково и по-доброму едва прищурились, а затем незнакомец чуть повёл подбородком, словно спрашивая разрешения присоединиться. Дважды нахал. И в ответе он, по-видимому, не нуждался, раз подсел за её столик, выбрав место напротив.       — Здравствуйте, Цунаде-сама, — улыбнулся незваный собеседник. А он был красив. Правильные черты лица, идеальной формы губы, добрые глаза со слегка лукавым взглядом, густые пряди серебряных волос были убраны в хвост, что скрывался за мощным разворотом плеч, а чёлка по-мальчишески свисала над налобным протектором. Протектор. Лист. Коноха! Как это было возможно не заметить?! Очнувшись от наваждения, Цунаде настороженно уставилась на мужчину. Тот, в свою очередь, решил продолжить:       — Вы, верно, меня не помните, но мы были на общем собрании глав кланов, за месяц до начала этой войны. Меня зовут Хатаке. Хатаке Сакумо, — и снова эта его добродушная улыбка, от которой голова напрочь отказывалась соображать.       —  Сенджу. Цунаде Сенджу, — последовал машинальный ответ.       —  Знаю, — лёгкий смех, — потому и подошёл поприветствовать Вас. Кроме того, узнав куда меня командируют, один наш общий знакомый очень просил передать Вам послание, — вновь одарив улыбкой, он достал из внутреннего кармана жилета письмо.       Осторожно, не отводя взгляда от лица напротив, Цунаде забрала протянутый конверт и в следующую секунду изумлённо уставилась на своё имя, выведенное знакомым почерком на немного пожелтевшей бумаге. Дан. Это письмо от Дана.       —  Ну, что ж, — скрип отодвигаемого стула вывел её из оцепенения, — на этом, разрешите откланяться, и, надеюсь, следующая наша встреча пройдёт при более благоприятных обстоятельствах, — попрощавшись, Сакумо направился в сторону выхода, напоследок помахав рукой, прежде чем скрыться из виду.       Надежды, на то они и надежды, чтоб не оправдались, сбивая с ног несбывшимися ожиданиями, разбивая вдребезги. Следующая их встреча состоялась у хладного трупа Дана Като, со всеми полагающимися почестями предаваемого земле. Происходящее не осознаёшь полностью. Только отдельные фрагменты отпечатываются на изнанке сознания. Вот свежая могила. Сокомандники, от которых пытаешься уйти, просто оттолкнуть, что-то говоришь, кричишь, но ничего не слышишь, только звон в ушах. Какие-то пустые дворы, безлюдная подворотня, обеспокоенный нежный взгляд тёмных глаз и крепкие объятья. Куда-то ведут, незнакомая комната, тошнотворно сладкая жидкость, которую вливают в рот, и боль. Сплошная боль, которую хочется вырвать из груди, выскрести всё нутро, выскоблить начисто, чтоб всё закончилось. И вновь объятья. Тепло. Хочется прижаться сильнее, вдохнуть поглубже этот успокаивающий запах чужого тела, раствориться в этой гипнотической тьме глаз. Сделать хоть что-то, что затмит страдания. Требовательно потянуть, повалить на себя. Невыносимую пытку заменить на экстаз. С жадностью впиться, вытесняя жгучую горечь очередным ритмичным чувством наполненности. Зарыться в серебряную копну волос и сжать, ухватиться за этот сладостный момент ускользающей реальности, пока из глаз сыплются искры, и ничего больше не существует.       Пробуждение приносит отвращение, осознание содеянного жалит прямо в сердце — в то, что от него осталось. Хочется сбежать, но чужие руки хоть и мягко, но настойчиво удерживают на месте, не дают отстраниться от прижатой к спине горячей груди. О затылок легко потёрлись лбом, поцеловали за ушком, потом в шею, плечико. Прикосновениями просит повернуться к нему. Спиной чувствуется этот взгляд, полный понимания и опыта пережитого. Оттого страшнее обернуться. Уткнувшись в подушку, заглушаешь всхлип, чувствуешь, как сверху наваливаются, вдавливая в матрас, и как твёрдость начинает растягивать изнутри до удовольствия, даря время, чтоб забыться, снова и снова, сколько потребуется. Уже после будут разговоры, неловкость при встречах, а потом страстные ночи между миссиями. Пока жизнь не решит напомнить о своей несправедливости, отобрав снова, взамен растоптав душу, оставив один на один с бесконечным одиночеством.       Прогоняя тяжёлые думы, Цунаде ещё раз посмотрела на спящего Какаши, прикрыла его лицо одеялом на манер маски, и, не удержавшись, погладила по волосам, они оказались гораздо мягче тех, что из воспоминаний. Усмехнувшись, она сделала мысленно пометку: прежде чем уйти, оставить указание медперсоналу, на тот случай если Хатаке решит сбежать раньше выписки. Пусть только попробует! И болезненная внутримышечная инъекция витаминов обеспечена. Заодно Сакура руку набьёт, а сенсею общение с бывшей ученицей только на пользу. Может, начнёт выкарабкиваться из своей депрессивной скорлупы, глядишь, что толковое и получится.