Entschuldigung

Его пальцы мягко ложатся на оголённую кожу, осторожными движениями очерчивая полукруг, едва ли задевая кончиками шею, от чего по ней тут же пускается в пляс табун мурашек. Его пальцы холодные, как и всегда. Он и сам всегда слишком низкой температуры для нормального человека, но Пауль привык, хотя сейчас, после их очередной долгой разлуки сложно снова вспомнить каково это – вот так чувствовать на себе льдышки в виде его рук. В полумраке комнаты раздаётся короткий щелчок замка, скрепляющего концы серебряной цепочки — подарка-извинения от Круспе. Пауль чувствует затылком нежный поцелуй чуть ниже линии роста волос и на секунду он вздрагивает, а после расплывается в сладкой улыбке. Руки Рихарда так и остаются на плечах Ландерса, и тот накрывает их своими, бережно оглаживая слегка шершавую кожу запястий, и словно в награду, получает поцелуй в висок мягких губ, а еще несдержанный вздох, как приятный бонус. Рихард ласково гладит плечи Пауля, проворно спускаясь пальцами по груди ниже и ниже, чтобы прижать к себе и наконец заключить в объятия, оплетая руками талию, словно змей. А он ведь и правда змей: как и руками, он постепенно проводит дорожку из поцелуев, начинающуюся с виска Ландерса, чтобы добраться до манящей и пышущей жаром шеи, и со всей жадностью впиться в нее поцелуем, желательно ещё и с зубами впридачу. Обладатель этой шеи как раз вовсе не сопротивляется, откидывая голову на так любезно подставленное плечо, ложась затылком на него, и закрывает глаза с лукавой улыбкой на лице. Он знает, что как только проворный змей лишь притронется к солоноватой коже, ему уже будет не выбраться никогда. Хотя будто кто-то против. Так сложно будет сдержаться от стонов, которые непременно вылетят из груди, как бабочки, пронзающие крыльями горло изнутри. Сложно будет стараться удержаться от соблазна буквально съесть друг друга без остатка, чтобы никогда; чтобы никому; чтобы не отдать ни единой душе, кроме своей, на желанное растерзание. Губы наконец сладко-сладко целуют жаркую шею, совсем немного задевая острыми зубами с ядом, который не убьёт сразу, но точно вскружит голову, как самый сильный наркотик. Так, чтобы свело пальцы на ногах, а сердце билось со скоростью света, выпрыгивая из груди, именно так, чтобы необходимо было держать его руками, иначе выпадет и сольётся с ещё одним в одно большое месиво кровавого цвета, а потом раскроется, давая самые греховные плоды. Но Пауль, не дав вдоволь насладиться, осторожно отодвигается, разворачиваясь лицом к лицу, чтобы со всей нежностью посмотреть в глаза и подарить короткий поцелуй в благодарность, а потом ускользнуть из цепких рук. И Рихард не успевает удержать свою добычу, разомлевший от сладких губ на своих, но успевает поймать за запястье, чтобы поднять к своему лицу, оставив короткий поцелуй на тыльной стороне, не забыв обольстительно улыбнуться напоследок. — Настолько не понравилась? — шепчет, всматриваясь в серые глаза напротив, которые кокоетливо улыбаются в ответ. Рихарду кажется, что в этих глазах можно заблудиться, как в самом настоящем лесу. Навсегда потеряться в густой чаще и остаться там до конца жизни, отдавая свою жизнь под власть непредсказуемой природе. По крайней мере, он точно уже вечный узник, однако он сам выбрал этот лес. — Нет, довольно миленькая. — отвечает уклончиво с ухмылкой и взглядом, которым подчиняют себе города и завоёвывают империи, прямо как сердце Круспе. Пауль плавно поднимается рукой вверх по предплечью, ласково наглаживая, пока не добирается до острой скулы. Проворными пальцами он гладит щеку, а потом совсем слегка сжимает в ладони, обхватывая за челюсть, и смотрит долго-долго, пленяя своими глазами, где уже во всю пляшут чертята. — Только вот..— подцепляя пальцами подбородок Круспе, он вертит им, упиваясь его жадным взглядом, и томно выдыхает. Рихард, как опьяненный, позволяет делать с собой все, что захочет Ландерс, с такой же пьяной улыбкой расплываясь в его руках. Не может сдержать ухмылки, когда им управляют словно марионеткой, заставляя крутить головой, и с детской нетерпеливостью соглашается на новую игру, задуманную Паулем. — Мм? — мычит довольно, руками вновь притягивая ближе, ненавязчиво поглаживая поясницу. — Только вот маловато будет за месяц отсутствия, дорогой. — Пауль щурится, сильнее сжимая пальцами чужую челюсть. Рихард сдерживает стон, чтобы не выдать себя целиком, но не может скрыть жгучее своей остротой удовольствие в глазах, плотнее прижимая к себе тело Ландерса. Тот будто и не замечает крепкой хватки на своей талии, но вот, лишь мельком опустив взгляд, он уже покрывается мурашками, которые проворно пробираются по рукам и сползают на спину, а дальше и вовсе на все тело. — Как же мне искупить вину? — шумный выдох раздается в комнате, а следом шуршащий голос Круспе. Рука, державшая его челюсть, сползает ниже, окольцовывая теперь шею, словно ожерелье, идеально дополняющее всю картину, которую хищно осматривает Ландерс, как настоящий ценитель прекрасного. — Даже не знаю, — тянет наигранно задумчиво, в противовес плотнее сжимая пальцы на чужой коже, так, чтобы отпечатки точно остались. И Рихард с наслаждением, все больше пьянея, растягивает губы в ухмылке, руками пробираясь под одежду, — на колени, дорогой. Голос звучит властно, даже величественно, но с довольной усмешкой и мягким шёпотом в конце, нарочито подчеркивая статус. И конечно, Рихард подчиняется, любезно склоняя голову. Он опускается на колени нарочито медленно, всматриваясь в глаза Пауля, а там ничего кроме космоса. Хотя, скорее, жадной черной дыры, которая засасывает в свои объятия больше и больше, стоит тебе лишь раз взглянуть на неё. Как Рихард опускается вниз, так и руки оглаживают сначала бедра, а после покорно остаются лежать под коленными чашечками. Глаза Круспе смотрят восторженно и предано, как у настоящего пса, остаётся только язык высунуть. Ладони, как и щеки, горят алым огнём, но Рихард только крепче стискивает руками чужие ноги и доверчиво прижимается к тазовой косточке, словно ласкаясь. Он трётся щекой, будто мартовский кот, и смотрит глазами дьявола-соблазнителя, жадными и молящими. — Хватит. — несильный шлепок по щеке заставляет улыбаться еще развязнее, и Рихард отрывается, наконец расстегивая чужую ширинку под одобряющим взглядом Пауля. Он смотрит будто зачарованный как сначала с него быстро исчезает одежда, а потом как его член исчезает в жарком рту. Рихард заглатывает лишь головку, мягко обсасывая её, одновременно стискивая напряженные икры, и только начинает двигать головой. Но Пауль жадный, ему надо больше и жёстче, и он слегка надавливает рукой на черную макушку, вынуждая принять больше, пока в его глазах разжигается самый настоящий пожар. И Рихард снова подчиняется, хоть из глаз выступают горячие слезы, а сам он начинается давиться, отчаянно пытаясь расслабить горло, но все равно ещё сильнее распаляется от грубого обращения, понимая, что все-таки заслужил. Пауль не сдерживает себя, когда сжимает меж пальцев оттянутые пряди, резко насаживая на свой член такое приятное и влажно горло, но как только мягкие волны начинают покатываться по всему телу, стекая струями к паху, он отстраняет от себя Рихарда, и с жадным видом кивает ему. От влаги в глазах тот практически не видит, задыхаясь под напором Ландерса, сжимая его бедра, впиваясь в них ногтями, что оставляют красные полумесяцы после себя на молочной коже. Он рвано выдыхает, как только ему дают свободу, и пьяно ухмыляется, размазывая пальцами по щекам собственную слюну. — Дорогой, — не менее пьяный от возбуждения Пауль теперь тихо шепчет, едва ли заставляя себя говорить и дышать. И Рихард понимает без слов, вновь вбирая в рот, заглатывая лишь наполовину. Он за несколько мгновений доводит Пауля до пика, сбрасывая его в омут с головой, где его тут же сжирают черти, пока он задыхаясь, в последний раз прижимает к себе голову Круспе. Отстраняясь, Рихард высовывает язык, теперь уж точно настоящий пес, показывая Ландерсу белесую жидкость, смешанную с его слюной на языке. А он расслабленно выдыхает и, лениво ухмыляясь, бережно проводит ладонью во черным волосам. — Молодец-молодец. — с усмешкой поговаривает немного дрожащим голосом, пока Рихард поднимается на ноги, успевая вновь облапать тело Ландерса. Конечно, это лишь начало и Рихарду теперь точно не отделаться и не отвертеться от истосковшегося Пауля. Но кто сказал, что кто-то против?