***
Жизнь на потоке шла своим чередом. Студенты-первогодки постепенно осваивали общие дисциплины, вроде истории и философии, обязательные для всех, готовясь в будущем разойтись по своим специальностям. Аль-Хайтам повел себя весьма амбициозно, когда решил взять дополнительный курс семиотики, но теперь с этим ничего нельзя было поделать. Оставалось только держать учебник под стойкой бариста и надеяться случайно ничего на него не разлить, а то придется платить штраф библиотеке. На работе дела шли лучше. Аль-Хайтаму даже повысили зарплату, когда администратор заметил, что в приложении университета появилось много хороших отзывов о кофейне. Посетители отмечали «задротский подход» бариста к кофе, что бы это ни значило. Еще чуть-чуть подкопить и можно попытаться съехать от родственников. Общение с Кавехом так и было пропитано какой-то неловкостью, иногда Аль-Хайтам замечал за ним излишнюю ведомость и наивность, все еще не веря, что такой человек мог получить стипендию. Но чем-то же он зацепил приемную комиссию? Они все ведь оказались здесь неслучайно? Клуб любителей Священного призыва Семерых все так же продолжал собираться в кофейне по средам в четыре часа. Аль-Хайтам заметил, что Сайно, Кавех и Тигнари стали приходить ровно в назначенное время, а он, в свою очередь, старался освободить для них стол. Аль-Хайтаму нравилась такая системная и размеренная жизнь, но, как бы тяжело ни было, иногда приходилось принимать небольшие перемены. Коммьюнити художников в их университете считалось одним из самых больших. Они регулярно проводили выставки, благотворительные мастер-классы, создавали декорации для постановок театрального курса и занимались бы всем этим подальше от Аль-Хайтама, но администрации пришла к голову блестящая идея — украсить кофейню их картинами. — Чуть левее, — командовал Кавех. Аль-Хайтам был уверен, что ему доставляло невероятное удовольствие вот так командовать. Они уже почти час торчали в кофейне после закрытия, пытаясь понять, куда какую картину вешать. Аль-Хайтам на это все откровенно плевал, но Кавех, как представитель арт-клуба, не мог допустить, чтобы картины, его или товарищей, располагались не на своем месте. — Альбедо, конечно, настоящий гений, — проговорил Кавех куда-то в пустоту, а потом строго посмотрел на Аль-Хайтама. — Ты хотел запрятать его талант в тени?! — Я просто не вижу разницы между той и этой стеной, — отмахнулся Аль-Хайтам, стоя на стремянке и пытаясь повесить эту чертову картину. — На эту стену отлично падает свет как раз в золотой час, подчеркивая желтые, коричневые и золотые оттенки, — объяснил Кавех. — А ты хотел повесить картину на стене, которую солнце практически не освещает. — Извините, пожалуйста, — закатил глаза Аль-Хайтам, отряхивая руки. — Это все? — Лучшее осталось напоследок, — сказал Кавех. — Сейчас будем вешать мою. Аль-Хайтам лишь глубоко вздохнул и потратил еще полчаса жизни на то, чтобы повесить на другую стену картину, написанную Кавехом. Это был пустынный пейзаж, посреди которого возвышался золотой дворец с витражными окнами. Сам он мало что понимал в искусстве, но то ли из вежливости, то ли от усталости все же выслушал пояснения Кавеха к собственному творению. — В общем, примерно так же, как в твоей семиотике, — подытожил Кавех, заканчивая свой рассказ о том, почему выбрал для картины именно такие цвета и формы. — Откуда ты знаешь, что я беру курс по семиотике? — удивился Аль-Хайтам, слезая со стремянки. — Просто услышал, — отвел глаза Кавех. — Не думаю, что ты прав, — покачал головой Аль-Хайтам. — Семиотика изучает знаки и языки. — Чем же искусство не язык? У Аль-Хайтама кипела голова от мыслей о семиотике, но Кавех только что одной фразой подорвал всю базу, которую он успел усвоить из учебника. — Это же визуальная знаковая система, — продолжал Кавех. — Например, в анимации есть такая тема, что положительных героев часто рисуют округлыми формами, чтобы передать мягкость, доброту, заботу, а отрицательных острыми фигурами, чтобы вызвать визуальный дискомфорт. Это та же передача информации, как и при текстовом общении. Ты же можешь что угодно обозначить простым визуальным образом. — Прямо-таки что угодно? — приподнял брови Аль-Хайтам. — Конечно, — Кавех полез в свой телефон. — Вот, гляди. Он протянул смартфон и показал открытую заметку — там не было текста, лишь два эмоджи. Аль-Хайтам хотел было спросить, но тут же уловил отсылку. — Это мы с тобой? — уточнил он. — Верно, — Кавех довольно кивнул. — Зеленое растение, потому что у тебя зеленая униформа и похожее изображено на символике Академии и, соответственно, лого кофейни. А у меня здание с колоннами, но здесь все ясно. Кстати, в архитектуре семиотика тоже присутствует. — Хочешь сказать, что условные колонны это знаки, а здание, построенное из колонн это слово? — Верно, мистер умник, — кивнул Кавех. — А при устройстве городской среды слова должны стоять в правильном порядке, чтобы готовый текст не выглядел как каша. И с картинами то же самое. Я мог рассказать историю о дворце посреди пустыни с помощью букв, но я выбрал цвета и формы. Что одно, что другое — знаки. — А как же линии? — спросил Аль-Хайтам. — О, художники не рисуют линиями, — пояснил Кавех. — Мир не соткан из линий, он состоит из пятен разных форм. Линиями рисуют дети, а когда учишься живописи, то как бы начинаешь видеть образы с помощью геометрических фигур. Ты — ромб. — Ромб? — приподнял брови Аль-Хайтам. — Ну да, — кивнул Кавех. — Такой, знаешь, темно-зеленый. — С чего ты это взял? — Как-то интуитивно, — пожал плечами Кавех. — Тигнари, скорее, круг. Сайно — пирамида, Фарузан тоже, Лайла — звезда, Кандакия — полумесяц. — Вообще не понял твоей логики, — подметил Аль-Хайтам. — А у тебя нет такой ассоциации в голове, что математика синяя, а языки красные? — Нет. Кавех заметно смутился, отвел взгляд и резко начал собирать свои вещи по закрытой кофейне. В шоппер отправился телефон, наушники и записная книжка. — Мне пора идти, — сказал он напоследок. — Недавно сходили в театр с Сайно и Тигнари, познакомились там с одной из танцовщиц. Пообещал ей помочь с подготовкой декораций для следующего выступления. Еще увидимся? — Увидимся, — обронил Аль-Хайтам. Рабочая смена на сегодня закончилась, но идти домой к Дешрету и Маликате совсем не хотелось. Они были хорошими людьми, с радостью выделили ему отдельную комнату, но Аль-Хайтаму оказалось комфортнее учиться в закрытой кофейне. К счастью, после разговора с Кавехом семиотика стала чуть менее похожа на темные дебри.***
— Как сдал первый экзамен? — спросил Дешрет, расставляя столовые приборы. — Отлично, — ответил Аль-Хайтам. — Теперь надо выбрать тему курсовой. — Уже придумал что-то? — поинтересовалась Маликата из кухни. — Семиотика архитектуры в городском пространстве, — оттарабанил Аль-Хайтам. Пару недель после того разговора с Кавехом Аль-Хайтам посвятил штудированию литературы на эту тему. Когда пришло время выбирать вопрос для исследования, он даже долго не задумывался. Тем более, что у него уже был почти экспертный источник. С самим источником Аль-Хайтам перебрасывался лишь неловкими разговорами в кофейне и между парами. Кавех же очень быстро освоился в новом городе и завел кучу знакомств, даже несмотря на то, что не успел к началу учебного года. Аль-Хайтам то и дело видел его на вечеринках, волонтером на дебатах, на спортивных трибунах или организатором мероприятий. Как заядлый интроверт, он старался не задумываться, как у Кавех еще не полетела к черту батарейка. Аль-Хайтам же в основном учился и большую часть времени проводил на работе в кофейне. Возможно, к концу семестра он сможет претендовать на повышение. Оставалось только поговорить с Дешретом и Маликатой, которые переживали, что племянник в одиночку не потянет аренду квартиры. Первая попытка переговоров едва не закончилась ссорой, когда они попытались предложить Аль-Хайтаму финансовую помощь. Теперь ему было еще более неловко общаться с родственниками. Пришлось согласиться помочь им с подготовкой торжественного воскресного ужина. Набу Маликата пригласила свою младшую сестру, знакомиться с которой у Аль-Хайтама не было ни малейшего желания. Родственники и так уже много намеков дали на то, что ему неплохо было бы найти себе пару. — О, а вот и Нилу, — Маликата поспешно выбежала из кухни в прихожую. В коридоре послышалась возня, приветствия и звуки поцелуев в щеки. Аль-Хайтам молча занял свое место и поглядывал на Дешрета — тот, как будто, тоже был не рад всей этой суете, но слишком любил супругу. — Нилу, это племянник Дешрета, Аль-Хайтам, — Маликата вошла в комнату, ведя под руку младшую сестру. — А вы, молодой человек, напомните свое имя, пожалуйста? Каково же было удивление Аль-Хайтама, когда он поднял взгляд от стоящей перед ним тарелки салата и увидел знакомое лицо. — Это Кавех, мой новый друг, — с улыбкой начала Нилу. — Мы познакомились в театре. Надеюсь, вы не против, что я его пригласила? У него был тяжелый день на учебе и… — Не объясняй ничего, милая, — махнула рукой Маликата. — Я сейчас принесу еще одну тарелку. Кавех по какой-то причине решил сесть прямо напротив Аль-Хайтама. Тому весь вечер пришлось наблюдать, как его родня постепенно влюбляется в нового знакомого. Аль-Хайтам просто поражался этой способности очаровывать абсолютно незнакомых людей, которые даже не ждали Кавеха в гости. Тот рассказывал о жизни в Фонтейне с матерью, увлечении живописью и архитектурой. Дешрет и Маликата очень впечатлились тем, что Кавех учится на стипендии. Удивительно, но теперь Аль-Хайтам не чувствовал по этому поводу ни капли зависти или недоумения. Отчего-то Кавех в его глазах заслуживал не просто бесплатного места в университете, но и чего-то большего. — Нилу, а как твои дела? — спросила Маликата. — Замечательно, мы в театре недавно принимали команду из Инадзумы. Гляди, что мне подарила одна из танцовщиц. Нилу достала из сумки веер с изображением цапли. Это был подарок от новой подруги Нилу по имени Аяка. Они уже даже договорились, что Нилу через месяц навестит ее в Инадзуме. — Экзотично-то как, — засмеялся Кавех. — Прекрати, — толкнула его в бок Нилу. Посиделки затянулись вплоть до поздней ночи. Кавех и Нилу спохватились примерно в двенадцать, чтобы успеть на метро. Дешрет сначала было хотел предложить подбросить их на своей машине, но Маликата быстро одернула мужа и подкинула более интересную идею. — Аль-Хайтам, может быть, ты проводишь наших гостей? — спросила она. — Ночь ведь на дворе. У него уже слипались глаза, но пришлось согласиться. Половину пути они шли молча или обменивались довольно бессмысленными фразами о том, что погода в последнее время стала хуже. Довольно быстро они дошли до квартиры Нилу, которая находилась всего в квартале от театра. Она взяла обещание с Аль-Хайтама прийти на следующее выступление, а с Кавеха, что придет вместе с ним. — Нам же не придется туда идти? — с надеждой спросил Аль-Хайтам, когда за Нилу захлопнулась дверь. — Я тебя выгорожу, не переживай, — усмехнулся Кавех. — Спасибо, — кивнул Аль-Хайтам. — Не ожидал тебя сегодня встретить. — Да, я сегодня ужасно устал, пожаловался Нилу, что нет никаких сил на готовку, и она позвала меня с собой. — Ты ведь живешь с Сайно и Тигнари? — уточнил Аль-Хайтам. — Да, — кивнул Кавех. — Но, честно говоря, я подумываю о том, чтобы съехать. Кажется, у них что-то наклевывается, а мне не хочется быть третьим лишним. Ты случайно не знаешь кого-то с нашего потока, кто ищет соседа? — А разве твоя стипендия не покрывает жилье? — спросил Аль-Хайтам. — У тебя слишком радужное представление об этом, — заметил Кавех. — В одиночку на стипендию я не потяну съемное жилье. Разве что, если перестану есть. Иногда думаю, что от этой стипендии одни проблемы — приходится удерживать высокий средний балл, участвовать во всех этих внеклассных активностях, бегать волонтерить. Потом прихожу домой, а там Сайно с Тигнари флиртуют. Я за них, конечно, рад, но не от чистого сердца. Аль-Хайтам усмехнулся, и черт его дернул за язык задать вопрос, который мучил его уже пару недель. — А у тебя никого нет. — Нет, — нельзя было сказать наверняка, но, кажется, Кавех покраснел. — Я бы не искал соседа, если бы у меня кто-то был на примете. А у тебя? — Я женат на работе и курсовой по семиотике, — сказал Аль-Хайтам и почему-то стало приятно, что Кавех посмеялся. — О чем пишешь? — О связи между семиотикой и архитектурой как коммуникационной системой. — Правда?! Аль-Хайтаму захотелось приложить палец к губам, ведь возглас Кавеха должна была услышать вся улица. — Это ты после нашего разговора такую тему выбрал? — тут же догадался Кавех. — Допустим. — Если хочешь, я могу посоветовать тебе несколько хороших книг. — Спасибо, — сказал Аль-Хайтам. — Может быть, из этой работы в будущем получится развить нечто большее. — Позовешь в соавторы? — посмеялся Кавех. — Позову, — пообещал Аль-Хайтам. Как-то незаметно они дошли до дома, где Кавех снимал квартиру. Всю дорогу Аль-Хайтам где-то на фоне мыслительного процесса прикидывал, а стоит ли задавать этот вопрос. — Слушай, мне тут недавно зарплату повысили в кофейне, — начал он. — Хотелось бы съехать от родственников. Как смотришь на то, чтобы снять квартиру вместе? Аль-Хайтаму было тяжело подбирать каждое слово в своем предложении. Система знаков и слов полетела к чертям, но Кавех очень внимательно его выслушал и даже непроизвольно улыбнулся. — Я с радостью, — сказал он. — Давай тогда спишемся завтра и все обсудим? — Да, конечно, — ответил Аль-Хайтам. — Супер. — Отлично. Аль-Хайтам улыбнулся и кивнул, Кавех в точности отзеркалил его жест. Вроде они обо всем договорились, и пора бы уже прощаться, но Аль-Хайтам чувствовал, будто прирос к асфальту перед входной дверью. Кавех смотрел на него пристально, как при первой их встрече, только теперь под этим взглядом было тепло и уютно. — Завтра обязательно зайду к тебе в кофейню, — Кавех протараторил это так быстро, чтобы также стремительно податься вперед и коснуться губами щеки Аль-Хайтама. — Увидимся! Аль-Хайтам еще не видел, чтобы люди настолько быстро вводили код домофона и скрывались в темноте коридора. У него горела правая щека, он даже прикоснулся к ней ладонью и почувствовал, что в ноздрях все еще стоит запах цитрусового парфюма Кавеха.