Кажется.

Гулкая боль раздаётся в сердце, а сердце кричит о том, как не справляется. Чжун Ли смотрит в комнату сына. Пусто. Лишь едкий запах лопнуышего мочевого пузыря и капающая слюна изо рта сына. Мкжична рухнул на пол. Одна слеза. Две. Ливень слез прокатился по щекам, предательски капая на новый пиджак. Руки трясутся. Рвотный позыв уже подступает. Нет, он не может поднять голову. Не может, нет, точно не может, но поднимает, желая удостовериться, что все, что он увидел пару мгновений назад - ложь. Чжун Ли как обычно утром готовил завтрак. Понедельник, на понедельник у нас грохот.. Стоп. Грохот? Чжун Ли готовил по понедельникам лазанью, но точно не грохот на весь дом. Он точно был из комнаты его сына, Сяо. Мужчина аккуратно поднялся к тому, постучал, ему никто не ответил. Странно. Сяо очень чутко спит, да и отвечает сразу же, что-то не так.. Определенно что-то не так, извинившись, Чжун Ли отворил дверь. Это была ошибка, его фатальная ошибка, лучше бы он спокойно готовил лазанью, которая красиво сейчас запекалась в духовке. Отец парня рванул внутрь комнаты. Нет, ему все казалось, точно казалось, этого не могло быть... Нет, не могло. В центре комнаты стоял опрокинутый стул, а над ним... Висел его сын. На крепкой верёвке, которая обтягивала белоснежную шею, оставляя кровавые раны везде. На всей шее, а ведь вместо этого там могли виднеться красивые поцелуи партнёра Сяо. Но нет, теперь там красуется прекрасный след верёвки, который порезал верхний слой кожи, а глаза остекленели, почти выпадая из глазниц от количества давления на хрупкую голову. Мужчина бился в истерике, он ожидал все. Все, но не суицид сына. Больно. Именно сейчас тот осознал, что не сможет больше позвать его за кухонный стол обедать, что не сможет прогуляться с тем по аллее и не сможет погладить по шёлковым волосам на ночь. Не сможет. Этого больше нет, нет и его сына, даже не было записки, запиской был Сяо. На его же щеках красовалась надпись - "прости."с огромной жирной точкой в виде глубокго надреза, надпись прошлась даже по губам. Была кривой, кровавой, но такой понятной. До боли понятной. Теперь Чжун Ли зовёт Сяо кушать. Зовёт. Но лишь в глубоких зареванных снах.