Tender Is The Night

Харви всегда был очарован видом на город, который открывался из его кабинета, особенно ночью. Он чувствовал себя почти неприкасаемым: здесь, наверху, в безопасности, вдали от акул, которые всегда пытались потрепать его или использовать. Он давно возвёл вокруг себя стену. Начал с тех пор, как вскрылся роман его матери с другим мужчиной. Харви с детства восхищался отношениями родителей, но потерял всякую веру в институт брака, когда узнал о продолжительных изменах матери. Это разрушило его убеждения, потрясло до глубины души и ударило наотмашь. Он больше не мог доверять людям, как раньше. Это было закономерно: мать предала не только его отца, но и самого Харви. И если она не смогла остаться рядом и поставила его в такое положение, то почему другие не должны были поступить так же? Его доверие к миру рухнуло. Потом он поступил на юридический факультет, и вместе с этим появилась Скотти. Между никогда не было серьёзных обязательств, но это было самое серьёзное, что он когда-либо себе позволял. Ей этого было мало. Харви не мог винить Скотти за это. И явилась Донна, которая, с другой стороны, слишком быстро превратилась из подчинённой в чрезвычайно хитрую, умную и немного пугающую женщину, которая взяла на себя решение большинства его проблем в жизни. А потом был Майк. Майк Росс ввалился в его гостиничный номер с портфелем, полным травки, и заставил его сделать то, чего он никогда бы не сделал не для кого другого в мире. Мальчишка с невероятным интеллектом и раздражающе заразительным оптимизмом стал для Харви глотком свежего воздуха. Он просто взял и перевернул всю жизнь Харви с ног на голову и медленно, но верно смог вытащить наружу прежнего, шутливого и способного на доверие человека, который годы был погребён под слоем из сомнений, паранойи и цинизма. Это было пугающе, но он всё равно никому никогда не признался бы, каким счастливым и живым его делал Майк Росс. Он посмотрел на своё отражение в окне кабинета — на его лице появилась лёгкая улыбка, забытая со времён юности. Но именно таким его заставлял себя чувствовать Майк — глупым, легкомысленным и возбуждённым влюблённым подростком. Это заметила Донна, Джессика, Рейчел, Луис — все, и даже этот глупый мальчишка Гарольд бросал на него косые взгляды, когда Харви снисходил до стажёрских боксов. Все заметили это. Кроме Майка. В конце концов Харви хотелось взять его за плечи и хорошенько встряхнуть. Или прижать его к стене и поступить иначе… Первое, вероятно, всё равно бы не сработало, а второе могло бы стать огромной проблемой, если бы Майк оказался против. Что и было бы. Потому что Харви был абсолютно уверен, что Майк был натурален настолько, насколько это было возможно, и постоянно метался между Рейчел и Дженни. Это привело к тому, что Харви ревновал к помощнику юриста и девушке, которую он даже никогда не видел. — Хей, — предмет его размышлений явился сам. — Мистер Голдберг только что ушёл, и он очень доволен нашей работой. — Хочешь медаль? — спросил Харви, оборачиваясь и надеясь, что он показался дерзким и заносчивым, а не… влюблённым и восхищённым. — Да ладно, я знаю, что ты гордишься мной. Харви покачал головой и подошёл к дивану, наливая два щедрых стакана виски. — Вот. И не пытайся злорадствовать. Ты не умеешь это делать правильно. — Брось, я делаю это также хорошо, как и ты. — Нет, не делаешь. Майк взял стакан, и они оба остановились возле коллекции мячей. Некоторое время они хранили молчание, глядя на раскинувшийся внизу город и потягивая виски из своих бокалов. С Майком всегда было уютно молчать. Никогда не было необходимости что-либо говорить, а при другом раскладе — их поддразнивания становились легендой. Харви задавался вопросом, как же он жил раньше, до того, как в его жизни появился Майк. Где-то глубоко внутри, он всегда знал ответ на этот вопрос. Несчастно. — Майк. — Да? Они встретились взглядами. Этот доверчивый открытый взгляд, которым Майк всегда смотрел на него, а Харви пытался без слов передать, как много он для него значил. — Так и есть. — Что? — Я… горжусь тобой. Выражение, которое отразилось на лице Майка, заставило Харви задуматься, почему он говорил подобные вещи так редко. Майк смотрел на него так, словно Харви дал ему весь мир и всё, что в нём было. Он сам даже не понял, как начал наклоняться, но Майк не отступил. Не пошевелил ни единым мускулом, пока Харви не навис над ним, а их губы почти не соприкоснулись. Тогда Майк наконец поддался вперёд, и они поцеловались. Харви никогда и никого прежде так не целовал. Он даже не заметил, что успел опустить бокал, а его рука уже зарылась в волосы Майка. И они самозабвенно целовались. Их губы двигались навстречу друг другу синхронно с телами до тех пор, пока им стало нечем дышать. — Я давно хотел это сделать, — заметил Харви. — Я тоже. — Что? — Эм… Я тоже. — А как насчёт того, что происходило между тобой, Рейчел и Дженни? — Харви, я говорил тебе, что между мной и Дженни или мной и Рейчел ничего нет. — Как насчёт ночи Дженни в твоём доме? — Мы говорили о тебе. — Рейчел? — Мы друзья, она единственная здесь, кто знает… — Знает что? — недоверчиво спросил Харви, потому что что такого Майк мог сказать ей, чего не сказал Харви. — Что я гей. Харви сделал глубокий вдох и попытался сдержать свой гнев и досаду. — Поэтому ты сказал Рейчел, а не мне? Тому, кто действительно мог бы что-то сделать с этой информацией? — Не похоже, что ты сам что-то говорил. — Да, но ты знаешь, не хотел, чтобы на меня подали в суд за сексуальное домогательство. — Туше. — Вы оба просто искали оправдание, потому что боялись отказа. — Донна, уединение. — Если ты хочешь приватности, Харви, то, вероятно, было бы разумнее не целоваться в стеклянном офисе. — В её словах действительно есть смысл, — ответил Харви. — Мы едем ко мне.