***
Тянь уезжает. Это происходит так быстро, так резко, так... неожиданно для Мо, хоть он и знал, — однажды-то этот момент настанет. И Рыжий понимает, — он не готов мириться с тем, что Тяня тут больше нет. Да эта мысль даже в голове не укладывается: ха-ха, Тяня больше нет, ну и куда же этот придурок, позвольте спросить, делся?.. А, правда, где он?.. Ну, где... И Рыжий мечется, бегает по городу. Звонит, матерится, когда не отвечают, бросает телефон в стену — у него ведь деньги на новый под ногами валяются. Плачет. А потом вспоминает про дурацкую родню Тяня, которая у него все-таки есть. Идет к тому, кого лучше бы не знал, несмотря на его татуировки, — крутые, — на его мотики, — тоже крутые, — и на его прошлое, совсем, кажется, не крутое. Сидит, ждет под дверью гаражей, и, когда тот наконец возвращается (и даже бровью не ведет, — ждал этого шкета рыжего), говорит: — Что мне делать? Говорит не в контексте «я не могу так больше жить, скажи мне пару ободряющих, и я забуду все, как страшный сон». Совсем не так говорит, не со слезами на глазах, — наоборот. Взгляд серьезный, полный решимости, некой ярости и... взрослости. У подростков не должно быть такого выражения лица: это просто ужасно, это ломает действительность. Ведь только по глазам ясно: Рыжий отступаться не намерен. Би сначала гарантий не дает: ему самому-то толком вся эта мутная история неизвестна, он в нее носа и не сует. Но тем же вечером заявляется к Чену, а тот его будто бы и ждал. Говорят сначала о пустяках, бытовухе, вернее, о том, что для них бытовухой является. А потом Цю будто бы невзначай заводит: — Тот рыжий мальчишка, который всё с твоим братцем таскался... Чен его перебивает: — Догадывался. Ну и как? Чем пугать будешь? Би смотрит искоса: — Ничем. Таких не напугаешь. Он действительно готов. Да он бы мне голову оторвал, если бы я сказал, что всё — прости-прощай. Понимаешь? Хэ старший отводит взгляд в сторону, отпивает немного янтарной жидкости из бокала, в котором плещется кругляш льда. Виски того же цвета, что и глаза парнишки — чудно. — Ты же не предлагаешь мне его туда звать? Пацанёнка 17-ти лет, который еще табаку не нюхал? Цю покачивает собственный стакан, отчего лед звенит о стенки: — Знаешь, иногда мне кажется... не так-то он прост. Присмотрись, авось с его помощью и братца надоумишь.***
Через пару дней Рыжий после школы бредет куда-то. Просто, куда глаза глядят — главное, подальше отсюда, где всё напоминает о...нём. Больно. Неожиданно долго едет сзади одна и та же машина, — черная, с тонированными стеклами. Слишком дорогая для таких районов, подозрительно. Шань хочет уже свернуть, попетлять по подворотням. Но неожиданно автомобиль останавливается, оттуда показывается знакомая голова с коротким ежиком светлых волос. И затем короткое: «Поехали». И первый луч надежды. Вместе с валом страха. Потому что сел. Потому что едет. Потому что мама просила держаться подальше от драк, шаек и всего незаконного. А он лезет в самое пекло.***
Потом следует разговор. Долгий. Напряженный. Пугающий. Разговор в машине с Цю, затем в какой-то выебистой комнате с красным пятном, и Рыжий правда старается не думать, что это может быть кровь. А к крови, судя по разговору, ему придется привыкать... — Ты же знаешь наверняка, как Тянь относится ко всему, чем мы занимаемся? — Хэ старший поднимает брови. — Вы уже дали понять, что других вариантов его увидеть теперь у меня нет. Если бы можно было нахмуриться, когда и так уже брови сведены к центру, Рыжий бы обязательно это сделал. Потому что понять уже дали: готовься к жести. Готовься быть частью банды, опять. Только теперь более серьёзной, настоящей банды. Не школьной, которая мелочь пиздит. А реально существующей, творящей страшные вещи, банды. Сначала обычной, как все, шестеркой. Правда с одним исключением, — обычно, шишки, вроде Цю Гэ, таких мелких пиздюков под свое крыло не брали, не натаскивали, как цепных псов. — Уверен, что хочешь связать свою жизнь с таким придурком, как мой брат? Один раз попадешь в такую заварушку — больше не выйдешь. — Разве я дал вам точный ответ? — Шань шумно сглатывает — лишнего сболтнул. Сейчас и эта последняя ниточка оборвется. Однако так просто решиться на подобное ему тяжело. — Дайте мне три дня. На подумать. — Два. — Отметает старший Хэ, хмыкая. Борзый парнишка, знает себе цену. И зачем он, сам Хэ Чен, у которого еще прозвище «ледяной человек», в благодетеля играть решил? Совесть проснулась что ли... В тот вечер Рыжий не чувствует, что он вернулся домой. Вернее нет, тело-то его вернулось. А вот сознание... Его теперь словно и не было в прежнем виде. Потому что он, Шань, изменился. Изменился, оттого, что в душе он уже всё решил.***
— Тренироваться будем здесь, — Би скидывает с себя спортивную сумку на дрянном полу в дешевом зале в одном из захудалых районов. — Готовься, что каждый раз после тренировок тебе будет казаться, что с тебя сняли шкуру, перемололи кости и потом надели снова. — Я посильнее Цзяня буду. — Рыжий хмыкает. Без тени улыбки, впрочем. Заглядывает краем глаза внутрь сумки. Куча спортивного инвентаря. Интересно, зачем быть в хорошей физической форме, если на первой же потасовке пристрелят, как зайца. — А кто сказал, что я буду жалеть тебя, как его? — Хуа улыбается краем лица, кривится, начиная доставать один за одним инвентарь всех разрядов. Шань выдыхает: лучше погрузиться в тренировку. Так хотя бы мысли мешать не будут.***
— Не надейся, что тебе сразу дадут оружие, — Цю гоняет его по стадиону уже два часа. Рыжий задыхается, корчится и морщится. Легкие разрывает жаром, язык иссох и приклеился к небу. Хотелось даже не остановиться — уже просто сдохнуть. — Первое время массовкой будешь. Главное, не попади под пулю и исправно выполняй все, что скажут, — Сам блондин расположился на турниках. Тоже, впрочем, без дела не сидел: все время тренировался на тех. — Покажешь себя сообразительным и преданным — сможешь и дальше продвинуться. А в другом случае, нам с тобой не по пути. — Не будет... другого случая, — Рыжий останавливается, переходя на шаг, услышав писк фитнес-браслета, который Цю на него нацепил, чтобы расстояние замерить. — Двадцать километров... час сорок три... — Уже лучше, чем в прошлые разы, — Цю одобрительно кивает, вслушиваясь в цифры.***
— Образование все равно придется получать, — Рыжий слушает знакомый хриплый голос. Они уже чуть ли не каждый день видятся, было бы странно его не запомнить. — У Чена здесь, такого рода элита, считай, собирается. Не шпана с улиц. — Так что подтягивай все предметы, в которых отстаешь, — Цю опускает груду учебников и конспектов на пол перед ним. — Через полгода заранее сдашь экзамены, затем заочно на какой-нибудь менеджмент. Тут уже не важно, куда поступишь. — А вы... где учились? — Шань еще не привык к этому высокому и достаточно устрашающему мужчине обращаться на «ты». — В школе жизни, шкет, — Гэ хмыкает, очередной раз доказывая, что здесь — не место лишним вопросам.***
— Матери как объяснил? — Вопрос Мо среди тренировки услышал не сразу. Потому получил легкий подзатыльник. Не самое сильное, что могло быть от Цю. — Ты — тренер команды по баскетболу. Я поступаю, как спортсмен, — Рыжему тяжело было признать, что смелости рассказать самому родному человеку правду у него не хватило. Мышцы сводило от усталости. Они ощущались до того тяжелыми и свинцовыми, что даже руку поднять ему стоило больших усилий. — Не сильно продуманная ложь, — хмыкает Цю. — Она в любую поверит. Только бы допустить мысль, что я... живу, как все люди, — Рыжий с тяжелым вздохом запрокинул голову. Морщины на лбу уже имели свойство не разглаживаться. — Съезжать планируешь? С матерью Мо до сих пор жил, хотя уже числился в вузе. И регулярно вечерами ходил на «тренировки по баскетболу». Такие тренировки, после которых у него то и дело появлялись синяки, ушибы. — Денег у тебя должно хватать, — Би стоит над душой, глядя в отражение Мо в заляпанном зеркале тренажерного зала. — После Нового года. Хочу долг оставшийся сначала выплатить, — Рыжий вновь возвращается в положение планки на локтях, предварительно скинув отросшие пряди на затылок. — Вот это мотивация, — Цю поднимает стоящие рядом шары с песком. По пять килограмм, кажется. Ставит три на спину Мо. Тренировка продолжается.***
Тянь задумчиво сидит в гостиной. Голова болит, — это норма. Веки жжет от усталости, потому что опять не спал всю ночь, — это норма. По запястью стекает струйка горячей, отдающей запахом металла, крови. Теперь это тоже норма. — Ты опять за своё? — Чен стоит рядом с упаковкой бинтов. Тянь на пару секунд думает, что это, пожалуй, забавно. Один из глав мафиозной группировки и крупной компании по совместительству стоит перед ним, как перед капризным ребенком и словно конфетку протягивает. — Я же все равно от этого не сдохну, — Хэ медленно поднимает на него уставший взгляд. Сдохнуть ему здесь, в чертовой Японии, никто не даст. Он сам себе не позволит — осталось ещё одно незавершенное дело. Но даже на него он идти боится. — Да и меня откачают быстрее, чем в мир иной отойду. — Лучше бы ты курил, — Чен оставляет коробку возле кресла, на котором сидит младший брат. — Уже год прошел. — Год и день, — Растерянно вздыхает Тянь, невидяще переводя взгляд с одной тускло горящей лампы на другую. Интересно, а он ещё помнит..? А он... он плачет по ночам? Лучше бы забыл. Нашел себе кого-то попроще, получше. Кого-то, кто не режет запястья дешевым канцелярским ножом, который он однажды забыл еще в той квартире. — Отец ведь ждет нас на ужин в следующие выходные? — Брюнет встряхивает головой и все-таки тянется к бинтам. Чен останавливается в дверях. — Скажи, что я приду.***
— Да, тренер по баскетболу. Как в прошлом сезоне сыграли?.. Не победа на мировом уровне, но для нас явно шаг вперед… Рад слышать, — Из соседней комнаты раздаются приглушенные голоса. Мо на них едва фокусируется: большее внимание занимает опустевшая, когда-то принадлежащая ему, комната. Всего лишь несколько месяцев назад принадлежащая. Съехал он только спустя год после того, как стал частью семьи Хэ. — Универ прогуливаешь? — Би зашел, как всегда, без стука. Прислонился рядом с ним, опираясь плечом на косяк подоконника. — В день рождения-то можно, — Рыжий отвечает рассеяно. Как праздник, этот день никогда не ощущался, а в последнее время, — так тем более. Учитывая то, что жизнь теперь состояла из разборок, тренировок и, уже что-то по-новее, сделок. Специфического повышения он все-таки добился. — Это... мать у тебя святая женщина. Береги ее, — Тон Цю стал еще серьезнее. Рыжий кивнул, соглашаясь с ним, продолжая смотреть на дорогу через окно. Сброситься захотелось еще сильнее. — Вообще, это в руки тебе попасть не должно было, — Цю зашуршал тканью, вынимая что-то из сумки. Шань с некой долей интереса повернулся. Пистолет..? Давно бы пора, а то с ножом против револьвера ходить уже надоело. — Ты не представляешь, какую спекуляцию ради этого свертка устраивали. Если что, передал это Цзянь — Би отдал ему сверток из плотной ткани с прикрепленным листком-стикером сверху. — Посмотри, и к нам приходи, чай пить. Рыжий стал рассматривать сверток, только когда Би вышел. На стикере ровными четкими иероглифами было написано: «Твои друзьяшки никогда тебя не забывают, Рыж. Сейчас всем тяжко, но ты держись, понял? Если что, ну так, на будущее, я тебе ничего не говорил» с хитрым смайликом в конце. — Годы идут, ничего не меняется, —Пробормотал Рыжий, осторожно отлепляя стикер и разворачивая упаковку. Зачем так заворачивать, блять, если в одном городе живем. И чего это Цю про спекуляцию какую-то заговорил... Странно. Внутри свертка лежал кулек. Он должен был быть аккуратно свернутым, судя по ленточкам и упаковочной бумаге. Однако, из-за рукожопости упаковывающего, вышло все достаточно небрежно. Шаню показалось, что реальность начала распадаться на атомы, а сердце у него замерло в одном положении и теперь не отомрет. Из кулька вместе с кожаным браслетом выпало короткое послание на клетчатой бумаге. Скажи, что это от тебя. Иначе — убью, как увижу. Хэ Тянь. *** Когда Рыжий заходит в зал, Би даже поднимает вверх левую бровь. — Подростковый протест на девятнадцатом году жизни? — Уточняет он, обжигая Мо оценивающим взглядом. — Так удобнее, — Словно непонимающе, пожимает плечами Шань, скидывая сумку и проходя в центр зала. Проводит при ходьбе рукой по коротким рыжим волосам, непривычно коротким даже для него. — Да и сам образ мне нравится. — Я понял, — Усмехается Би, глядя в зеркало и отмечая непосредственную схожесть своей прически с новым образом Мо.***
Висок... Нет, темя... А лучше, в затылок, если дотянусь. Да, острием в затылок. Почти со всей силы, но с вероятностью выжить... Рыжий сжимает камень в руках, едва выглядывая из-за бетонной стены. Там, за ней, один из представителей вражеской группировки. Казалось бы, обычная зачистка места, ничего сложного. Явно проще, чем сделка или массовая чистка группировок. Только вот в этом подвале оказалось пару человек, которых быть явно не должно было. Пару человек с горячим оружием. Ждать… ждать... тень слишком далеко. Уже нормально... секунду. Вот, вперед, прямо сейчас!.. Мо выскакивает из-за бетонной стены. Руку заносит сразу же. Удар резкий, правильный, отточенный множественными тренировками, теорией и практикой. Бугай падает навзничь. Шань наклоняется к нему, опускаясь на колено, — проверить, живой ли. С виду такой огромный был, а на деле. Рыжего на головы две выше, но в плечах не сильно шире будет. Благодаря тренировкам Цю, он сильно раздался в спине и груди за последнее время. — Убил? — В дверь тотчас на шум прибегает один из напарников. Тоже молодой парнишка. Как раз один из той «элиты», отец у него что ли в верхушке местной. — В отключке. — Прощупывает массивную шею Мо, чувствуя пальцами пульс. За такое время работы на мафию он еще принципиально никого не убивал, кроме экстренных случаев самозащиты, — когда либо ты, либо тебя. Да и работа такая была: можно было малой кровью обойтись. — Хорошо сработано, — Крякнул парень, рассматривая окровавленный булыжник. Мо вновь окидывает лежащее тело взглядом. В душе ровным счетом ничего не откликается. Неужели, действительно, очерствел...***
— Хорош твой питомец, — Чен одобряюще кивнул головой, просматривая записи с камер видео-наблюдения. Силуэт темный, расплывчатый, но если предоставил Би, — сомнений не возникает. —Выдрессировал, ничего не скажешь. — Видел бы ты его упорство, — Би присвистнул, постукивая пальцами по стакану. — Не знаю, что такого он нашел в твоем братце. Но если ради него одного так пашет, то на ту роль он — идеальный кандидат. — Только, смотрю, принципиально не убивает, — Хэ старший нагнулся к экрану ноутбука, рассматривая стиль боя. —Хотя на неженку не похож. — Принципиальный, — Хмыкнул Цю. —Это у него с малолетства. Че-т вроде детской травмы. Или справедливость в жопе играет. — Нехорошо это. Без убийств дальше, к сожалению, никак, — Чен задумчиво потер подбородок. — Думаю, пора претворить в жизнь нашу изначальную затею. Что скажешь, как его наставник? — Он покруче многих наших будет. Только пистолет ему вели выдать, — Би приподнял брови. — А то чего он, как индеец, с копьями на танк? — И то верно. — Согласился с ним Хэ.***
— У тебя сегодня зачистка банды, — Цю поймал его в коридоре, цепляя чуть ли не за шкирку. Рыжий поправил темную одежду: тут выдавали нечто вроде одинаковой формы, похожей то на спортивную, то на костюм рокера с концерта. — Ну, вроде того, — Мо приподнял подбородок. Обычно Би его только после заданий спрашивал, так скажем, фиксировал результаты для составления статистики. Такой неожиданный вопрос его немало удивил. — Держи. Пригодится. — Цю вложил ему в руку небольшой металлический предмет. Как-то странно, необычно долго посмотрел в глаза, и вышел в коридор. Мо неожиданно этот взгляд чем-то напомнил отчий. — Нож... и нахер он мне, если есть пистолет? — Он рассмотрел новенький, без засечек, складной нож. Пожал плечами, и запихнул в карман. Практически два года работы на них, приучили Рыжего слушать Цю на основе интуиции и слепого послушания, а не логики.***
— Внутри несколько комнат. По предварительным данным, пять человек, два пистолета и куча наркоты, — Рыжий обратился к остальным четырем парням в различных вариациях темной одежды, схожей в одном: у всех так или иначе были спрятаны волосы. Сам он по старинке капюшон надевал. — Всех обезвредить. В крайнем случае, — убить. Наркоту уже после нас заберут. Идем по одному в комнату. Понятно? — Мо частенько являлся ведущим в зачистках. Остальные питали к нему уважение: такой мелкий, и уже в так называемой «рабочей элите»группировок. Да и Цю за его спиной всегда невидимой тенью маячил. В общем, против его планов никто никогда не быковал. Да и не на что было, не проваливались они.***
Рыжий медленно продвигался по вытянутому коридору, прислушиваясь к окружающей обстановке. Выстрелы раздались сразу с нескольких сторон. По звукам нельзя было понять, чья сторона стреляла. Основной причиной подобных зачисток группировок всегда была наркота. Мелкие банды, подчиняющиеся основной, занимались ими по-черному, провозили, продавали, чтобы верхушка руки не марала. Не был бы Шань под началом Цю, — весь первый год тоже бы наркоту возил. Потом те начинали думать, что они короли жизни, раз их никто не ловит. Продавали все до последнего пакета, прибыль отдавать отказывались. А затем уже приходил Рыжий с ребятами из отдела чистки. Ну, а уже после него ими занимались совершенно другие инстанции: что-то вроде местной пыточной. Мо туда не лез, и рад был, что его, по словам Цю, готовили к чему-то другому. Помимо чисток и сделок, в последнее время он стал бывать и в спасательных. Иногда, вместе с Цю. Это было до одури опасно: лезешь в самое пекло, зачастую без всякого плана. Это было как подпитка адреналином. Как свежая доза для наркомана. Мо никогда не хотел играть в героя, но видя всяческих местных шишек, которых спасли благодаря его заслугам, было приятно. Думать, что когда-нибудь таким образом он сможет спасти Тяня, тоже было весьма приятно. За последние два года в разговорах с ним это имя было под жестоким табу. Еще в первое время Шаню дали понять, — пока три года не пройдет, — и думать забудь. Легко сказать, — не думай. Когда его браслет, тот самый, из конверта, в крови уже запачканный, постоянно на руке висит. Когда дома, в квартире, его подаренная гитара лежит. Нет, не думать Рыжий не мог. Но не поднимать эту тему вслух очень даже. Черт. Забылся. Придурок рыжий, тупорылое создание. Мо резко обернулся, приходя в себя, когда в углу комнаты что-то шевельнулось. — Гляньте, какие люди, — В темноте блеснули чьи-то глаза. Чьи-то очень знакомые глаза и голос. Рыжего пробрало холодком. — А сколько шуму-то было: не хочу в банду, нормальной жизнью буду жить, как все люди, — Из угла вышел седоволосый, перекидывая в руках нож-бабочку. Шань попытался отследить размер зрачков: под приходом или нет? О том, что со временем Змей подсядет окончательно, он еще в старшей школе догадывался. Вопрос только в том, насколько сильно наркота разрушила его психику и тело за эти пару лет. — Твой пидорковатый дружок уехал, а ты сразу на прежнюю дорожку. Не меняешься, Рыжуля. Мо опустил ладонь на пистолет, отступая от надвигающегося Ли. И только тогда до него дошло, что цвета волос под капюшоном не видно. А комплекцией за последнее время он сильно изменился. Да у нас тут какая-то сука-крыса завелась — Я бы предложил и нам дружбу восполнить, только вот мы теперь по разные стороны баррикад, верно? — Шэ внезапно оказался на расстоянии пары шагов. Рыжий вскинул взгляд: расширенные, собака. В неадеквате он, причем, похоже, полнейшем. С тихим щелчком вытащил пистолет из кобуры. В ногу ему надо, раза два. — Ну, а этого ты мог бы и не делать, —Ли вдруг перехватил его руку, выворачивая и откидывая пистолет в другой конец комнаты. — Зачем портить друг другу всё веселье? Только увидев ту улыбку, гадкую, пропитанную ядом и гнилью, Рыжий резко осознал, — назревает серьезный пиздец. Шрам на шее непривычно кольнуло: после стольких разборок он успел подзабыть, в свете каких событий получил его. Ли кинулся вперед, нелепо размахивая руками, словно он был дезориентирован. Шань ловко отскочил. В памяти едва ли не начали мелькать одно за другим события: бомж, подворотня, серьги, река, цепь. Отмахиваться от ударов Шэ на мгновение стало невероятно тяжело. Возьми себя в руки, блять. Главное правило такой работы, —отсутствие эмоций. Неудивительно, что со временем каждый, кто причастен к мафии, становится куском апатичного льда. Попробуй тут выжить по-другому. Мо уже, слава богам, научился отключать такую бесполезную вещь, как чувства. Поэтому чужое тело покрывать ударами он начал без какой-либо паники. Правда, через пару минут вспомнил, — по чужому обезумевшему взгляду и совершенно безумной улыбке, — что Ли боли не чувствует. Поток картинок, воспоминаний в голове, было уже не остановить. Нужен пистолет. Без крови тут никак. Сука. Не видно ничего. Окно. Разбить окно. Мо отбежал на пару шагов назад, выглядывая более серые места от закрашенных стекол на стенах. Перед глазами медленно плыла картина опоясывающего его пламени и фантомными звеньями обвивала шею цепь. А потом глаза... его глаза. Печальное небо в тучах в его глазах. Застрелившаяся жизнь и заточенная свобода в его глазах. Отражение Рыжего в них. Шань закусил разбитую губу, — внутри начинала разрастаться ярость. Стоп. Нужно было сказать себе стоп как-то, кроме мысленного голоса. Неосознанно он сжал ладони в кулаки вновь, зажимая нож в одной из них. Щелкнула кнопка, сработал механизм, — лезвие разрезало огрубевшую кожу ладони, как сыр масло. Как резали огненные звенья цепи тонкую кожу на шее. Рыжий сообразил практически моментально, разжал ладонь, согнул нож на манер бумеранга. И метнул в стену, на угад, уворачиваясь от свежей порции ударов от Ли, у которого уже кровь текла по подбородку. Сейчас к тебе все, мразь, вернется. И цепь на шею, и глаза, как небо, выженные. И костяшки. Ебанные разбитые костяшки. Окно разлетелось вдребезги с громким характерным шумом. Самообладание Рыжего разлетелось точно так же. Словно кто-то бомбу внутри взорвал. Не осталось внутри ничего, кроме тупого воспоминания: Тянь хаотично покрывает чужое тело ударами. Тянь, который только что подставился под удар какой-то гребанной шпалы в подворотне. Тянь, чье имя в сознании Рыжего никогда запрещенным и забытым не будет. Мо лишь немного пришел в себя, когда почувствовал, как неприятно щиплет порез на руке от соприкосновения с металлом. Пистолет лежал, как влитой. Змей, кажется, не понимал, что его ждет, и продолжал пялиться на него с самодовольной улыбкой. — Получай, дерьма кусок, — Шань почувствовал, как в груди разливается, кажется, долгожданное чувство сладкой мести, когда выпустил пулю тому в грудь. Для верности стоило бы выстрелить еще и в черепушку, но ему уже было всё равно. Мо видел лишь, как чужое тело, словно в замедленной съемке, падает на бетонный пол. В голове дубляжом то же тело падало. Только на асфальт. Только нависал над ним в тот раз темный силуэт. С такой же красной-красной кровью, стекающей по кистям. Рыжий не выдержал. И засмеялся. Хохотал во всё горло, глядя то на чужой труп, то на пистолет в своей руке. Заливался что ни на есть безумным смехом, стоя в освещенной уличными фонарями заброшке над когда-то самым страшным человеком в собственной жизни. Теперь страшнее самого себя не осталось никого.***
Осознание настигло позже, когда Мо слегка успокоился. Осознание того, что убив человека, он не испытал и капли вины. И от этого тоже не было страшно. Чего вообще стоит человек, в котором пропали последние капли человечности?.. Явно не того, ради чего Мо шел сюда, к этому коридору и этой комнате всю свою жизнь. Впрочем, конкретно в данный момент, он шел к трупу бывшего вожака школьной банды, чтобы положить знакомым движением руку на шею, — проверить пульс. Того не звучало. Затем перевернул тело, рассматривая на наличие выходного отверстия пули. Застряла, вот дерьмо. Правила «грамотного убийства» Мо выучил с подачи Цю ещё на первых месяцах их знакомства. Проверить пульс, припрятать тело, забрать оружие убийства — и бегом бежать ко мне, если это было вне деятельности банды. Если коротко, звучало это приблизительно так. Рыжий подобрал наиболее острый кусок стекла, оставшийся от окна. Разрезал ткань на чужой рубашке, предварительно рассчитав приблизительное место прохода пули. Без капли содрагания разрезал осколком еще теплую кожу. Через несколько минут нащупал краем стекла пулю, не без труда вытащил ту. Ее, осколок и валяющийся рядом пистолет собрал в полиэтиленовый пакет, который всегда носил с собой, как раз на подобные случаи. Вышел из здания, нашел под окном нож. Вытер об рукав от собственной крови, положил в карман вместо рации. — У нас трупак в левом крыле. Один из нариков. Под приходом был, все не вырубался никак.***
Би старался не смотреть на часы, пока возился с мотиками в гараже. Удивительно, как легко оказывается можно привязаться к человеку, которого учишь. Прям как к ребенку. Или брату. Стоит ли говорить, что его накрыла знатная волна облегчения, когда в дверь наконец постучали? Рыжий, уже в повседневной одежде и с каким-то отсуствующим выражением лица, прошел внутрь. Молча снял рюкзак, открыл тот, и вытащил из него пакет с пистолетом, пулей и осколком. — На вылет не прошла. Достал, как ты и учил. Пояснил. Подождал пару секунд, пока Хуа забирал у него пакет. — Что дальше с этим делать, не знаю. Нож можно себе оставлю? — Считай, это твой боевой трофей, — Би толком не знал, как реагировать на подобное. Он ожидал по меньшей мере эмоционального всплеска. По большей, — истерики прям там, на месте. В том, что того урода Рыжий грохнет, сомнений не было. — Куда стрелял? — В сердце. Один выстрел. Голос у Рыжего был такой, словно сам он сейчас летал где-то в облаках совсем другой вселенной. — Слушай, Би... Я вину не чувствую... совсем. Понимаешь? — Подойди к зеркалу, взгляни на свои серьги и шрам на шее. И потом поймешь, почему так вышло. О том, что Мо поймет, что задумка с Змеем явно была спланирована, Хуа догадывался. О том, что тот не станет выяснять причин, — не совсем. — А если однажды на его месте будет...он? Или Цзянь, или Чжэнси?.. — Впервые за этот разговор Мо поднял на него глаза. Ничего, кроме самой настоящей бури в них видно не было. — Или...ты. — Ты поймешь, какой выбор правильный, — Ободряюще произнес Цю, оставляя ладонь на чужом плече. Впервые за достаточно долгое время, он вспомнил, что Рыжему еще и двадцати-то нет. Поломанный ребенок всё-таки. И судьба у него далеко не самая счастливая.***
— Мы поспешили. Чен поднял голову на источник шума. Цю гневно смотрел на него сверху вниз, положив руки на пакет, который он только что едва ли не швырнул на чужой стол. — С чего такие выводы? — Хэ нахмурился. Би редко выходил из себя, и уж если такое случилось, — бей тревогу. — Он убил его. Одним выстрелом. И пулю, блядь, достал, — В глазах у Цю гибла Помпея. — Без единого намека на истерику потом принес все это мне. Я посмотрел по камерам: Чен, он хохотал после выстрела. Хохотал. — Не забывай, он сам в это сунулся, — Хэ нахмурился еще сильнее. Не самая здоровая реакция на убийство, но ведь оно и не первое. И не последнее, ведь из семьи его теперь никто не отпустит. Мало того, он прошел импровизированный «экзамен». Убил. И практически с нулевыми эмоциями забрал основной массив улик. — По собственной инициативе. — И что ты теперь, возьмешь его? Действительно пригласишь на такой уровень? — Гэ по-настоящему бесился, и от него даже не несло алкоголем. — Ему не так давно исполнилось девятнадцать. Они же дети еще, щенки. — А сам-то ты старше что ли был? — Чен поднялся от ноутбука. Прошел к чайнику. Нажал на тот, выбирая один из множества чаев. — И не надо говорить, что мы — какой-то другой случай. — Мы с тобой познакомились, когда я уже был в группировке, — Парировал Цю. — И я гребанных пять лет и понятия не имел, что ты — старший сын нашего, блядь, босса. — Ты думаешь, что он не потянет такой ответственности? Хэ выбрал нечто, упаковка которого обещала целительный и успокаивающий эффект. Разлил по двум чашкам. Одну протянул Цю. — Я думаю, что это Тянь не потянет, — Гэ без малейшего удивления на лице взял чашку и отпил добрую половину за раз. — Тебя там не было. А я видел, как он готов был натуральным образом под ржавую железку грудью рвануть, чтобы Рыжего защитить. — И что теперь? Такая собачья преданность нам на руку. Брат будет властью, а твой Рыжий — силой в их дуэте, — Чен помешивал мед в собственной кружке. — Как думаешь, что выдаст твой братец, когда узнает, что его любимое ненастье теперь его шкуру защищает. А не наоборот? — Вторым глотком Цю осушил кружку до дна. — Не думаю, что побежит к нам с распростёртыми. — У них нет выбора, — Хэ только приступил к напитку. — Позволю себе напомнить, у нас его тоже не было.***
Когда Чен вошел, Тянь даже головы на него не поднял. Продолжал поставленными ударами обеих рук атаковать грушу, периодически смахивая с глаз намокшую от пота челку. — Поговорить надо. Отстань от несчастного боксерского атрибута, — Старший слегка повысил голос, наблюдая, как чужие руки, замотанные по плечи эластичным бинтом, звонко бьются о матовую поверхность. На правой покачивался кожаный браслет. Такой же Чен видел несколько раз у рыжего мальчишки, но предпочитал думать, что это было не более, чем совпадение. — Я учусь вымещать злость не на своих несчастных руках, а на чем-нибудь другом, — Ответил ему Тянь колкой фразочкой, снижая темп ударов. Чен вздохнул. Ну хоть резаться перестал, уже хорошо. Услышал же один раз, теперь повторяет при каждом удобном случае. Какие-то вещи с детства все-таки на меняются. — Я с хорошими новостями. Для тебя. — Старший сделал акцент на последнем слове. — Удиви, — Младший остановился полностью, разминая кисти и вытирая бинтами лоб. Край одного из них съехал, оголяя зажившие шрамы-полосы, хаотично осыпающие руки. — Уезжаешь через три месяца, если сможешь сдать экзамен. Нам срочно нужен человек в Китае с твоими компетенциями, — Чен быстро перешел на более официальный язык, чем тот, которым нянька отчитывает малыша в детском саду. — С отцом согласовали. — И сколько же там будут нужны мои компетенции? — Тянь хмыкнул, поправляя браслет и потягивая воду из бутылки, до этого момента покоившейся недалеко от груши. — И кто будет регулировать мое окружение? — Минимум полгода. Покажешь себя хорошо — дольше. Ограничений по минимуму. Хочешь видеться с друзьями, — вперед. — Старший Хэ пожал плечами, направляясь вновь к дверям. И сказал, будто бы на прощание: — Только помни, что тебя могут в любой момент поймать на прицел люди, которые не желают нам добра. Оставшись наедине с самим собой, Тянь опустился на пол, роняя голову на колени. Отличное напоминание, большое спасибо. И всё же, хотя бы один раз он должен, он просто обязан... С ним... Хотя бы увидеть, просто краем глаза. Понять, что всё хорошо. Что нормально. Что Тяня и его ужасное влияние пережил, не остался в нем... В щеку словно нарочно впечаталась одна из бусин браслета. Тянь совершенно не вовремя вспомнил, как купил его на японском местном рынке, единственный раз сбежав тогда от надзора бесконечно сменяющихся охранников и телохранителей. Бабка-продавщица буквально всунула ему два таких в руки, скинула сама половину цены. Сказала, мол, чувствую, — для тебя и любви. А Хэ повелся, как дурак последний. У нее поди не брал никто эти побрякушки, вот она и решила их сбагрить. Впрочем, полезный эффект от браслета был. Иногда, когда хотелось снова взяться за рукоятку ножа, — в первое время после покупки чаще, — его вид на руке словно останавливал. Объяснение было проще некуда: Тянь невольно видел его на чужой руке. Видел, как он это на своих... на тех, в веснушках и синяках... как он нож берет и режет. И не мог такого вынести. И сам бросал. Шансов, что браслет вообще дошел до него, было меньше малого. Хэ отправил его, буквально, в неизвестность, к другу из школы, который уже может вообще на другом конце страны был. Или забыл к чертям собачьим, кто такой этот Хэ Тянь. Но лучик надежды где-то глубоко в его сердце горел. Тот самый, который обещал, что в том городе, когда вернется, Тянь все-таки может увидеть этот браслет на чужой руке. И тогда жить станет проще, наверное, проще.***
Рыжий несколько часов кряду разбирал бумажки, потому был сказочно рад, когда в кабинет вошел Цю. Работа в мафии, если это вообще можно назвать работой, подразумевала еще и умение обращаться с финансовыми отчетами, и в целом навыки хорошего экономиста. Шань никогда не был яростным противником бумажной волокиты, но через пару часов перебора отчетов, становилось невыносимо. — Как тебе последние задания? — Цю начал сразу с главного, в своей типичной манере присаживаясь на увесистый стол. Другие в кабинетах не ставили, видимо, исходя из соображений, что они под ним просто проломятся. — Ты про кучу бумажек в моем кабинете, похищения или спасения? — Будничным тоном произнес Мо, «на отвали» пробегаясь взглядом по цифрам на очередном документе. — Второй и третий вариант. Чен говорит, ты там как в своей тарелке, — Гэ хмыкнул. — Да, я тоже придерживаюсь этого мнения. Это намек на то, что я перевожусь в другой отдел? — Все тем же будничным тоном продолжал Рыжий. В памяти невольно всплывали моменты последних операций. Он, — Мо, действительно чувствовал себя там, как говорится, на правильном месте. Легкая подпитка адреналином, элементы импровизации в сочетании с четкими планами, сильные напарники и что-то ещё, чему Шань названия так и не мог дать. В каком-то плане, это дело было сродни готовке для него. Потому что получалось. Потому что никакой теории не учился, хватал шишек на практике, и снова лез вперед. Потому что нравилось. — Официальное объявление, — Пожал плечами Цю. Он собрался на выход, но вдруг остановился в дверях. — Но вообще, у тебя есть право выбрать, здесь оставаться, или туда переходить. Понимаешь, работа опасная. Иногда с таким пиздецом сталкивались, что потом назад возвращаться страшно было. — Учту. — Кивнул Мо, поднимая голову. Неожиданно, всего на пару мгновений, ему показалось, что в голосе Цю слышались нотки заботы.***
Сегодня, впервые за долгое время, Рыжий остановился перед зеркалом. Он вообще не пылал любовью к своему отражению. И этим куском двухслойного стекла обычно пользовался, чтобы побриться или, в редком случае, завязать галстук. Иногда их приходилось носить на нечто вроде деловых встреч, где Мо был массовкой. Из отражения на него смотрел в меру высокий, широкоплечий юноша с полотенцем на плечах. Сильный волевой подбородок, короткая рыжая стрижка, — иногда на Шаня находили мысли покрасить волосы, слишком уж приметным был природный цвет. Очерствевший взгляд коньячных глаз, морщина на лбу. Четкий рельеф мышц и виднеющаяся на груди, выглядывающая из-за края полотенца, тату, — сделал, после того, как плечо прострелили, шрам смотрелся уж слишком неприятно. Особой красотой он не отличался. Но от него, как и от Цю, со временем начала исходить устрашающая, давящая аура, которую многие, впрочем, находили привлекательной. Это сходство отчасти грело самолюбие. Рука в кожаном браслете, который Рыжий уже пересобирал не один раз, механически потянулась к сережкам в ушах. Перед отъездом он тогда все-таки успел проколоть хрящ. И серьга, и браслет, и еще много-много каких незаметных с первого взгляда вещей служили незримым напоминанием. Напоминанием о том, что осталось всего полгода.***
— Я на месте, — Объявляет Тянь устало в электронные часы контакту брата. В руках спортивная сумка, внизу чемодан. Вещей немного, Хэ старался не привязываться к ним. Людей тоже немного. Но к ним он привязывался слишком сильно. — Отлично, жди нашего человека, — Раздается через некоторое время из часов знакомый голос. Тянь стоит в доках, — схема отбытия сложная, вокруг в последнее время неспокойно. В душе ничего не колышется, хотя должно бы. Должно бы напоминать, что вот он, тот день, ради которого ты жил и работал последние практически три года. Сбоку раздается какой-то шум. Хэ и ухом не ведет, — наверняка потасовка. Здесь частая история. Прислониться спиной к стене и ждать, пальцами перебирая в такт музыке в наушниках, — не так уж сложно. Машина приезжает спустя минут пятнадцать. Хэ узнает ее по номерам. Садится внутрь. Водитель молчаливый, как всегда. Улетает он из другого города, — опять же, чтобы замести следы своего отбытия. Такая конспирация не лишняя. Наверное. Автомобиль начинает трясти, когда в наушниках играет »Given Up» от Linkin Park. Либо это Таня трясет. Все-таки слышать любимую песню человека, которого одновременно мечтаешь забыть и жаждешь увидеть, не так-то просто. Через пару секунд Тяня подкидывает в воздух, — трясло все-таки машину. Сбоку раздаются выстрелы, — на автомате пригибается и закрывает голову. Вот тебе и хваленая защита. Машину заносит на бок. От удара Хэ отключается минуты на три, максимум. Приходит в себя уже прижатым к двери. Блять, одни сложности. Выбраться из автомобиля не так просто, — нога то ли вывернута, то ли сломана. На выходе его встречают несколько человек, вооруженные до зубов. Тянь оглядывает местность, оценивая обстановку. Попробовать отбиться или спокойно пройти с этими прекрасными представителями человеческой цивилизации? Судя по направленным на него в упор пушкам, второй вариант более логичный и жизнеприменимый. Но Хэ все равно пробует дернуться. Пробует рвануть, — хотя бы куда-нибудь, — вбок, в лес, с обрыва. Выбить пистолет, — рукой, ногой, — неважно. Однако численное преимущество делает свое. Стреляют в плечо. Больно, впрочем, не больнее, чем резать по венам. Обжигающая искрящаяся боль растекается по всей руке. Не в голову, значит нужен живым. Тянь острожно настукивает пальцем по часам код, когда его тащат к грузовику. Последняя надежда увидеться с Мо тает, как мороженое под солнцем.***
Рыжий четкими, механическими движениями шнурует высокие ботинки. Экипировка у атакующих получше будет, оружие тоже. Даже форма единая, но что самое удачное, — маска и капюшон. Ещё очки полагались, но Мо, хоть убей, не мог их надеть, — мешались только. Операции спасения всегда были молниеносными. Но в этот раз, — чересчур. Би его буквально за руки вырвал с подработки, даже форму его притащил. Объяснениями не удосужил, — срочно, и все тут. Экипировался Рыжий уже в грузовике, вместе с остальными. Куда едут, — тоже не знал, — сказали одно, — операция на воде. Остальное, в целом, как всегда, — пленного освободить, доставить до больницы или заказчика. Похитителей захватить. Убивать не разрешалось, — дальше на них были планы у отдела дознавателей. Лодка значит. Трудно. С воздуха заходить, наверное, будем. Интересно. И почему так быстро? Видать, действительно важный персонаж попался.***
Тянь очнулся от характерного стука волн о голову. Качка вовсе не помогала прийти в себя: наоборот, усложняла задачу. Темнота. Наручники. Волны. Волны. Темнота. Наручники. Вода. Кругом ебаная вода. Характерный запах гнили, плесени и соли. Тянь смеется, понимая, где находится. Задыхается от хохота, глядя на знакомый подернутый тиной пол, ощущая, как качается под ним дно лодки. Наверняка, ему ввели что-то в вены. Иначе, реакция на попадание в кошмар детства не была бы такой, верно?***
— Мо Гуань Шань. Рыжий ощутимо напрягся, чувствуя, как мурашки пробирают спину. Он снял наушники, необходимые в полете на такой вертушке, иначе без слуха останешься нахер. Если Цю обращается к тебе полным именем, — это действительно страшно. — Никаких эмоций, — Громко произнёс Цю, жестами повторяя свои же слова. Мо кивнул. Видеть его в экипировке возле себя, в вертолете, было непривычно. Было странно. Внутри кабины собралась элита мафии, сам чертов Хэ Чен сидел на переднем, вторым пилотом. Верхушка мафии и он, — Мо Гуань Шань. Которому вовсе было не понятно, зачем на такой серьезной операции нужен он. Они парили уже час, не меньше. Летели в сторону Японских островов. Что выслеживали в океане, — Рыжий не знал. Чего ждать от этого — тоже.***
Тянь смотрит на лодыжку в кандалах. Глубоко вдыхает. Всю лишнюю одежду с него предварительно сняли, как и технику. Хоть он и успел надиктовать что-то в часы, гарантий, что его услышали, не было. Теперь-то мне не десять, может решили, что и сам выбраться смогу. Тянь смотрит на лодыжку в кандалах. Смотрит на оставленный кусок стекла рядом. Намёк на то, что он может покончить с собственными мучениями раньше, оставив в океане море крови. Тянь отворачивается от собственной ноги. Отрывает кусок ткани с рукава. Сворачивает в рулон. Зажимает тот во рту, впившись зубами. Тянь не знает, осознает ли он свои действия. Тянь знает одно, — он выберется из этой гребанной лодки, и, если надо, хоть своим ходом до Китая доплывет. Потому что там его ждёт незаконченное дело. Не исполненное желание. Тянь поднимает, насколько это возможно, кандалы по ноге. Хватается обеими руками за ступню, и резко поворачивает в бок. Хруста не слышит, — его заглушает характерный звон в ушах. Крик остаётся глухим стоном в смятую ткань.***
Спускаются они молниеносно. Рыжий — концентрация сосредоточенности и холода. Рыжий — молния, попавшая в тело человека и жаждущая выйти. Рыжий — идеальный атакующий. Перестрелка длится недолго. Чен и Цю гораздо более меткие стрелки, чем все оставшиеся на этом судне. Начинается рукопашка. Жестом Хуа указывает Рыжему, только что едва не попавшему под пули, на заднюю часть лодки. Проверить периметр, — типичная его задача. В ушах колотит от выплеска адреналина, — сердце стучит, словно бешеное. Мо чувствует, кажется, как судорожно меняют свою ширину зрачки. Вправо. Вниз. Прижаться к стене. Два выстрела, повыше и ниже. Гул упавшего тела. Пригнуться. У второго, наверное, охранника, оружия не оказывается. Прежде чем Рыжий успевает выстрелить, тот кидается на него. Шань резко ныряет вбок, впечатывая в чужую челюсть четкий удар. Сходил, блядь, проверить периметр. Похоже, наш объект здесь. Где эти два гребанных освободителя, почему этим опять занимаюсь я? Мо получает удар под ребра. Сгибается. В следующую же секунду поднимается, ударяя нападающего в солнышко. Тот, покачиваясь, падает на спину. Рыжий оборачивается к двери вниз, которую те, очевидно, защищали. Куда делся блядский пистолет, он же точно был прямо под ногами. Рыжий оборачивается, и на мгновение забывает, как дышать. Потому что пистолет нашелся. Потому что пистолет смотрит дулом на него. Но это, — меньшее из зол. Потому что пистолет, — в руках Хэ Тяня.***
— Руки за голову, — Цедит сквозь зубы Тянь, целясь ему прямо в голову. Рыжий прикрывает глаза. Рыжий пытается восстановить дыхание. Рыжий осторожно заводит руки за голову, потому что он не знает, что делать дальше. Не знает, как вести себя с таким Тянем, — окровавленным, вспотевшим, с, кажется, вывернутой ногой, с абсолютно безумным взглядом. Потому что не так себе представлял эту встречу: не на задней палубе качающегося замухрышнего судёнышка, когда на небе собираются грозовые тучи. — Послушай, — Шань захочет, — не сможет обратиться к нему на «вы». Сейчас его одновременно спасает и двигает навстречу гибели одно: его лица не видно из-за капюшона и маски. Это спасает, — ведь увидь бы Тянь его лицо без маски, — на месте бы застрелил. И убивает, — ведь прямо сейчас Хэ все равно целится в него и предусмотрительно не желает верить в то, что Рыжий, — друг. — Сейчас твой брат и остальная часть отряда участвуют в перестрелке на передней палубе. Чем быстрее мы свалим, тем больше у них шансов не пострадать, — Рыжий осторожен. Рыжий говорит спокойно, но с напором. Рыжий смотрит в чужое лицо настороженно, стараясь взглядом не выдать, как внутри него сейчас бетонные столпы самообладания рушатся. Внутри него сейчас кто-то оглушительно стучит в уши и орет, что есть мочи: Хэ Тянь, это Хэ, чертов, Тянь, они посмели тронуть Хэ Тяня! — И почему это я должен в это поверить? — Тянь в ответ усмехается. У Тяня бежит кровь по ноге и неестественно вывернута лодыжка, на которую он старается не опираться. Разумеется, ведь ему наверняка пришлось сломать или вывихнуть самому себе лодыжку, чтобы выбраться из кандалов. У Тяня зрачки неестественно расширены и явно тикает в голове. Потому что Тяня наверняка накачали сильной наркотой. — Потому что ты под веществами, ведь зрачки у тебя расширены. Потому что ты нихрена не соображаешь, ведь тебя точно пару раз приложили головой. Потому что ты попал в кошмар детства и теперь пытаешься выбраться из него, словно из сна, — Рыжий вдруг начинает тараторить. Самообладание Рыжего вырывается из его рук, как птица из клетки. Потому что малое человечное, что в нем осталось, забивая уши, кричит, что так нельзя. Что ненормально это — видеть взбешенного, уставшего, не контролирующего себя Тяня. И не помочь ему прямо сейчас. — Ты... блядь, откуда ты? Нет, не может быть. Последнюю фразу он зря сказал, потому что Тянь хмурится больше прежнего, зажмуривается и трясет головой, словно отгоняет от себя настырные воспоминания, как рой мух. Тянь перезаряжает пистолет и целится в него. И Рыжий видит, как у того стекает по правой щеке слезинка. — Тебе лучше послушать меня, пока я не выстрелил!.. — Хэ словно начинает догадываться о чем-то, поднимая пистолет выше и болезненно опираясь на обе ноги. — Это тебе лучше послушать меня... — Может быть, мозги у Мо и дали по тормозам, но вот чуйка на дерьмо, выработанная за многие годы такой жизни, не засыпала никогда. А она вдруг дернулась, встрепенулась, как раненый зверь, и сердце заухало от того, что она проснулась. — ...Иначе мне придется действовать по-другому. Понимая, что оружие Тянь отпускать не намерен, а свалить с палубы нужно прямо сейчас, Рыжий бросается вперед, наклоняясь при этом вправо. Хэ реагирует молниеносно, — стреляет, отодвигаясь вбок. Мо шипит, когда чувствует, как пуля задевает кожу на другом плече. Ногой выбивает из чужих рук пистолет: Тянь все-таки ужасно ослабший и дезориентированный. Хватает того за обе руки, заводит себе за спину. Прижимает к своему телу, сам забивается внутрь той двери, вжимаясь в стену. Что-то внутри подсказывает: сейчас нужно затаиться, что-то грядет, — на передней палубе стихли выстрелы. Плечо начинает пульсировать, кофта на нем намокает и неприятно обжигает, прилипая к коже. Тянь пытается брыкаться, вырывая руки. Мо быстро перехватывается, зажимая тому рот, а вторую ладонь укладывая на шею. — Хватит мельтешить, успокойся, черт тебя дери, — Рыжий тревожно и сосредоточенно прожигает взглядом открывшийся вид на палубу, продолжая удерживать Тяня в таком положении. Наклоняется к чужому уху и невольно прямо в то шепчет, чтобы ни единого лишнего звука не издать. Хэ кусает его за ладонь, — приходится закусить щеку, чтобы не вскрикнуть. — Отцепись от меня! — Тяню не хватает воздуха, чтобы вскрикнуть. Удерживать его тяжело, все-таки тот выше, хоть и практически сваливается на пол, — уже не может стоять на сломанной ноге. Отбивается от чужой руки, все стараясь вырваться. Вдруг резко замирает, задирая рукава у формы Мо и как-то словно обмякает в руках. — Не вздумай отключаться, ты..! — Рыжий едва не срывается на крик, резко тормошит тело в руках, переводит настороженный взгляд на Тяня. И вдруг сталкивается с чужими глазами, — воспаленными, уставшими и... столь разочарованными. Вдруг печальное небо, старый фарфор, погибшее счастье и мертвое море, — все, что когда-либо Шань в них видел, — вдруг возвращается. Глаза, не готовые верить в увиденное. Не готовые признать, что на оголившейся коже виден браслет. Точно такой же, как тот, который пару дней назад так правильно смотрелся на своей руке. Рыжий бы и дальше смотрел на него, в эти печальные серые глаза, если бы на палубе не раздался грохот. Мо резко перевел взгляд туда. На передней палубе что-то дымилось. Черт, граната, или дымовушка..? В любом случае, блядская ситуация. — Так. Подожди здесь. И не звука. Понял? — Он встряхнул Тяня, второй рукой поправляя рукав. Браслет он видел, это тоже хуево, но с этим они потом разберутся. Хэ отстранённо кивнул, и вдруг показался Рыжему совсем уставшим. Мо осторожно вынырнул из двери. Пока пустота. Шлюпка с левой стороны, но чуть подальше от лодки. Тянь в таком состоянии камнем ко дну пойдет. Рыжий нырнул назад. Распахнул куртку, залезая в карман, и доставая оттуда свернутый круг. Вновь тряхнул на время оставленного у двери Хэ, протягивая ему круг. — Видишь сломанную часть кормы? Сейчас мы с тобой двигаемся туда и ныряем в воду. Ты прыгаешь первым. Прыгнешь и нажмешь вот здесь. Андестенд? — Шань указал на кнопку. Тянь продолжал молча смотреть ему в глаза, не обращая на круг никакого внимания. Рыжий молился, чтобы даже части его лица не было видно из-за маски и нависающего капюшона. В итоге Хэ кивнул, чуть сильнее сжимая пальцами сложенный круг. Мо потянул его за себя. Вытащил пистолет, перезарядил. Рукой махнул Тяню, — вышли одновременно. Поковыляли, скорее. С других сторон продолжали слышаться звуки борьбы. Краем глаза Мо заметил пылающее зарево на воде справа, — либо прострелили бак у лодки, либо специально разлили бензин. В любом случае, правый бок судна теперь охвачен огнем. Медлить не приходилось. Уже будучи у кормы, Хэ вдруг остановился и закачался, словно береза по ветру, опустив голову к воде. Рыжий тихо матюкнулся, — если этот идиот отключится сейчас, ему прибавится лишних сложностей. Он кое-как нацепил на Тяня круг, нажал на кнопку. Лодка под ногами уже начинала трещать, и будто бы уходить ниже. — Плыви к лодке. Просто плыви, ладно? Это ведь не особо сложно… — В собственном голосе Рыжий услышал истерические нотки. Он хотел бы, чтобы Хэ либо отключился, либо просто смотрел в другую сторону, когда Мо сталкивал его за борт. Но к сожалению тот в немом молчании продолжал смотреть на него. — Шлюпка, принимайте пострадавшего, — Сразу после этого продиктовал Мо в наушник, спрятанный в ухе. Лодка подкосилась и накренилась. Рыжий посмотрел вниз, на плавающее тело в воде. Выдохнул. И сиганул следом.***
Очнувшись, Тянь почему-то не почувствовал вокруг мягкого давления воды, терпкий запах соли и колющее жжение во всем теле. Не было и круга под плечами, или что это было, и щекочущего глаза света, и панического ощущения дежавю, — повторяющегося кошмара. Осталась только боль в ноге. Но и та была словно чем-то приглушенная. С огромными усилиями распахнув глаза, Хэ пару секунд совершенно не соображал, где он находится, и что вообще, блядь, происходит. Белый потолок, белые стены, белое одеяло. Белая кожа запястий в тонких красных полосах. Прозрачная жидкость в трубке, поступающая в вену. И темное-темное пятно в кресле: чрезвычайно знакомая фигура, но непонятно, чья. Всё вокруг размытое и слегка покачивающееся, зрение совершенно отказывается фокусироваться. Вот они, тяжелые последствия наркотиков всуе. — Очнулся. — Произнесла фигура. Прищурившись, Тянь разглядел в ней знакомое, лишенное эмоций, лицо и зачес назад. Ну, здравствуй, братец. Последний, кого хотелось бы видеть сейчас. — Хэ Тянь, ты... — Не надо. — Тянь перебил брата, наотмашь двигая свободной рукой и отворачиваясь от него. Желание жить стремительно покидало его. —Я и так знаю, что я сам во всем виноват. Что нужно было раньше заметить аварию, отбиться от них, как-то предугадать, что готовится покушение и, не знаю, поубивать их всех силой мысли?.. — Я не собирался винить тебя. Возьми, вроде как, это твое, — Ровным голосом произнес Чен, и вдруг наклонился к нему. Протянул что-то к руке. Тянь назад не повернулся, но предложенное взял. Наощупь, — браслет. Сердце пропустило удар и сжалось. На чужой руке придурка, который по итогу спас его, был такой же. — Тогда зачем пришел? — Оставив браслет зажатым в свободной кисти, младший все-таки повернул голову в сторону посетителя. Всё тело ныло и требовало вернуться в отключку. Но больше всего досаждала нога. — Нам нужно серьезно поговорить. Если что, предвещая вопросы, сейчас ты в нашей клинике, в Китае, — Хэ старший тяжело вздохнул, поднимая ладони к лицу и разминая виски большими пальцами. — То, что случилось позавчера, — вполне частая история. Не знаю, к счастью или к сожалению, но ты являешься крупной фигурой в нашем деле, даже будучи таким неопытным юнцом. И если не хочешь стабильно раз в неделю оказываться похищенным или подстреленным, тебе придется найти человека... Кого-то вроде того, кем является Цю Гэ для меня. — Позволю себе напомнить, что я о вашей жизни, дорогой братец, толком ничего не знаю, — Тянь гаденько улыбнулся, переходя на официальный тон. Настроение, мироощущение и физическое состояние были настолько угнетенными, что ему казалось, что он вполне может быть сердит сейчас. — И если я правильно понимаю, к чему ты ведешь, то вынужден отказать. Телохранитель мне не нужен. — Если бы это был просто телохранитель, — Чен горестно усмехнулся. Настроение брата ему было понятно. Однако, этот разговор уже не требовал отлагательств. — Нет, такая роль у него тоже есть. Но, вообще, подобрать определение одним словом для такого феномена тяжело. Это должен быть человек «собачей преданности», который ради тебя готов отказаться от всего, бросить к твоим ногам мир и себя, но при этом сумеющий вправить тебе мозги, если что. К сожалению, ты вероятнее всего тоже будешь испытывать к нему чувства такого толка. И, если говорить откровенно, у тебя уже есть такой, в чем мы недавно убедились... — Нет. Нет-нет-нет-нет. Да ты же прикалываешься просто, да? Скажи мне, что в тебе внезапно проснулось чувство юмора... — Тянь резко замотал головой, закрывая глаза и начиная истерично хихикать. Какая вероятность, что Цзянь все-таки отдал этот браслет тому, кому он предназначался..? Да должна была быть нулевая. Но не мог быть это вчера И, слишком низкий, слишком грубый голос. Слишком знакомое предыхание... И всё-таки верить в это не хочется. Настолько не хочется, что он готов признать любую чушь, кроме самой очевидной. В конце концов, ему и примерещиться могло, правда ведь? Правда? — Давай я просто сделаю вид, что ничего не было, снова отключусь, а потом ты скажешь, что мне почудилось? Окей? — Успокоиться у Тяня и вовсе не получалось. Он чувствовал, как начинает задыхаться от смеха, глядя на лицо брата, которое, к сожалению, оставалось серьезным...***
— Мо Гуань Шань. — Тон Цю был серьезным и не предполагал возражений. Но Мо все равно не мог промолчать. — Знаю. Сглупил. Проявил эмоции. И гребанный браслет надел, — Рыжий отвел глаза, поправляя перевязку. Вид такого, раздраженного Цю, незамедлительно пробуждал вину где-то в глубине души. Но это не помешало ему продолжить: —Но, обещаю, этого больше не повторится. Я могу назад в зачистку перейти, да даже в пыточную, если нужно... Но можно увидеть его? Би начал медленно приподнимать бровь. Это действие заставило Шаня тараторить еще сильнее: — Я только убедиться, что всё норм… ну, что он это, не сдох. Я даже подходить к нему не буду, так только, издалека... Хуа оборвал его монолог жестом. Затем хмуро вздохнул, окинул взглядом повязку на плече и больничные тапочки на ногах, в этот раз пришлось остаться из-за ранения на пару дней. И произнес: — Нацепи что-то приличнее. И бегом за мной.***
Рыжий стоял перед дверью уже несколько минут, не решаясь войти. Казалось бы, они уже виделись, он держал его под руки и... Тянь вряд ли догадывался о том, что перед ним стоит человек, ради которого он когда-то был готов пожертвовать всем. Теперь же прийти к нему туда вот так, открыто, без капюшонов и масок, — в одной темной майке без рукавов и штанов по типу пижамных. Это казалось до абсурдного нелепо. — Заходить будешь или как? — Цю, стоящему рядом, кажется, надоело ждать, когда в Шане проснётся решимость. — Что… прям вот так можно? Он знает, что я, ну… что я здесь..? — Как-то по-дурацки спросил Рыжий, недоверчиво глядя на наставника. Тот в ответ лишь пожал плечами. Дверь перед глазами начинала угнетать. Рыжий никогда до этого бы не подумал, что такими тяжелыми могут оказаться самые обычные, будничные действия. Сколько раз за свою жизнь он двери-то открывал? Да миллион... А сейчас не может. Он уже практически дотянулся до ручки, когда дверь вдруг резко распахнулась в его сторону, ударив по лбу. — Блядь, — Мо неосознанно матюкнулся, растирая ушибленное место, и посмотрел перед собой. Кажется, старший Хэ еще никогда не выглядел таким устрашающим. — Вы бы тут ещё час простояли, — Он отодвинулся, пропуская Мо вглубь комнаты. Цю остался в дверях. Чен отошел, присоединяясь к нему. Би распрямился и едва слышно шепнул в чужое ухо: — Ставлю два литра виски на то, что они поцелуются. Замерев в одной позе, словно ледяная статуя, старший Хэ также тихо произнес: — Скорее подерутся. Рыжий чувствовал, как сердце колотится о ребра, каждый раз, когда делал шаг. Он понимал, так просто его не простят. Хэ буквально отдал всё, чтобы не дай бог не втянуть в мафиозные разборки своей семьи Мо. А он пришел туда с распростертыми... И даже согласился быть главным удерживающим звеном для Тяня в мафии. Согласился быть советником, если Тянь станет доном. Тянь... Тянь, лежащий на простынях, какой-то неестественно блеклый, выцветший и... прекрасный. С грязными волосами, с перебинтованной ногой, с темными валунами синяков под глазами, абсолютно прекрасный.***
Когда дверь в комнату распахнулась, —Тянь поначалу не обратил на нее никакого внимания. Слишком сильно был погружен в собственные мысли. Мо Гуань Шань... Зачем он вообще сунулся во всю эту заварушку, правда ли сам предложил, сам захотел..? Правда ли сам пошел за Тянем, правда ли… убивал ради него? В голове крутилось слишком много вопросов, и Хэ чувствовал насколько неправильной, насколько ужасной становилась предстоящая встреча. Всё описанное ему Ченом должно было быть глупой шуткой, вымыслом, не более. Не должен был Рыжий и правда на это... всю жизнь положить. Только когда кто-то встал практически над лицом, загораживая свет, Тянь соизволил поднять на него глаза. И, блядь, лучше бы он этого не делал. Короткие, примерно как у Цю, рыжие волосы. Тяжелый взгляд, морщины на лбу, две серьги в левом ухе, напряженно прикушенная губа. Повязка на плече, татуировка на другом. Дракон, кажется. Широкие плечи, хлопковая тонкая майка и коньячное море в глазах. Браслет на правом запястье. Рыжий изменился, но не настолько сильно, чтобы его было невозможно узнать. Тянь медленно, не сводя с Шаня глаз, приподнялся на кровати. Достал из-под спины первое, что попалось под руки, подушку. И со всей силы швырнул ее в Мо. — Ах ты, ублюдок чертов, — Прошептал Хэ, покачивая головой из стороны в сторону и закусывая губы. Он резко дернулся, принимаясь шарить руками по кровати в поисках чего-нибудь еще, что можно было кинуть в Рыжего. — Это я-то ублюдок? Кто тебя пару дней назад с лодки достал, а? Кто там перед тобой, как собачка цирковая, прыгал?! — Мо тяжело вздохнул и, с таким выражением лица, словно кто-то только что показал ему восьмое чудо, швырнул пойманную подушку назад в Тяня. Та прилетела ему ровно в грудь, помешав траектории броска носков. Они ударились Мо в висок. — А я просил, а? Просил меня спасать?! — Вслед за подушкой и носками полетели бинты, ватные диски, упаковки таблеток, уцелевшие часы. Всё это Шань ловил и немедленно отправлял в обратный полет, неспешно приближаясь к чужой кровати. — Просил идти работать в группировку, от которой я, на минуточку, пытался избавиться? — А я просил тебя съебывать не пойми куда, не предупредив перед этим? Просил кидать меня здесь, как ненужную вещь? Куда еще мне было пойти, когда у меня никого не осталось! — Будучи на расстоянии вытянутой руки от кровати, Рыжий вдруг снял тапок, понимая, что снаряды поступают только от лица Тяня. От их криков, казалось, начинали трещать окна. — У тебя были друзья: Цзянь и Чжэнси, например! — Да как будто этого хватит! Ты хоть знаешь, как это невозможно тяжело, — вдруг понять, что тебя кинули в городе, как будто ты надоевшая игрушка. У меня не было никаких гарантий, что я тебе до сих пор буду нужен, когда я пришел в банду! — Тебя хотя бы не заставляли насильно становиться убийцей или главой триады. У тебя был шанс на чертову нормальную жизнь без меня! — Это подработку в универмаге за копейки ты называешь «нормальной жизнью»?! Или драки в подворотнях? Да я бы все равно пришел к мафии, вопрос только, — остался бы в живых к настоящему моменту?! — Мне кажется, я выиграл, — Прошептал Чен, уворачиваясь от очередного броска брата, который Мо решил пропустить. Весь их стремительный разговор, они с Цю стояли молча в дверях, ожидая итогового разрешения ситуации. — Погоди, — Хуа остановил его ладонь, тянущуюся к дверной ручке, второй рукой указывая на Рыжего. Тот, продолжая осыпать Тяня потоками ругательств и отбиваться от различных вещей, наконец приблизился к больничной койке, и угрожающе навис над тем, прижимая руки к покрывалу. — И что значит «нормальная жизнь без меня»? Да неужели ты сам смог бы так, после всего, что... что между нами было? — Рыжий перешел на устрашающий шепот, — выдохся от криков и борьбы. Хэ под ним не прекращал елозить, стараясь вырвать руки, но глаз не отводил. Так и смотрел своими серыми омутами, как в семнадцать, душу прожигал. — Не смог... поэтому и вернулся сюда, и ногу сломал, и вообще всё это потому что я не смог тебя отпустить... Доволен теперь? — Голос у Тяня вдруг стал тихим и будто бы слабым. Он перестал сопротивляться и, словно скукожившись, устроился на кровати, отводя взгляд. Рыжий почувствовал, как щеки пробирает румянцем, — то ли от того, что несколько минут подряд шла потасовка, то ли потому что так близко рядом с ним... опять. Оперевшись одним коленом на свободную часть кровати, Мо совсем низко наклонился над Хэ, рассматривая чужие ресницы, подрагивающие от каждого вздоха. Отнял одну руку, убрал темные волосы от чужого уха. Дальше Тянь и сам понял, что от него требовалось... Цю самодовольно улыбнулся, переводя взгляд с кровати на Чена и обратно. У того в глазах пропала доля гордости. Он фыркнул, открывая дверь и выходя из палаты. Гэ последовал его примеру. — Знаешь, я думаю, что мы были оба правы. — Тогда по одной с каждого?***
Чужие губы обжигали. Наверное, это неудивительно, что за всю жизнь Тянь только с ним так мог. Иначе, не стал бы сейчас так трепетно целовать, с каждым разом все сильнее вжимаясь, обнимая за шею. Мо оторвался лишь на миг, —раскрасневшийся, запыхавшийся. Втянуть побольше воздуха. Бросить обжигающий, огненный взгляд. Брови все так же хмурит, как в семнадцать. Кошмар какой. У Тяня на автомате глаза закатываются, когда они снова сталкиваются, — ртами, языками, зубами, — не важно. Телами, сознаниями, жизнями. Увиделись спустя три года разлуки в больничной палате, словно их тут действительно нарочно столкнули. Влажно, бойко, и, отчего-то, мягко. Хотя всего пару мгновений назад цапались, как кошка с собакой. — Я… тебя... ненавижу... — Рыжий обхватывает его лицо обеими руками, мягко проводит большими пальцами по щекам, задевая уши. Тянь притягивает его к себе, перебирая пальцами короткие рыжие пряди. Шань ставит на кровать и вторую ногу, откидывает с него одеяло. Странным образом льнет к нему, вжимается всем телом, скидывая кроссовки и выбивая воздух. И Тянь не помнит, чтобы Рыжий хоть когда-нибудь так его обнимал. И Тяню всего на мгновение кажется, что всё происходящее, — гребанный наркотический бред. — Ох, я вижу, как ты меня ненавидишь, — От прикосновений Мо по всему телу бежит табун мурашек. Хэ бродит руками по нему, — хаотика движений, хаос и беспорядок. Снова вылепить, вычертить каждый миллиметр кожи и упругих мышц под ней в своей голове. Шань раздался в плечах, слегка подрос, — Тянь был выше, но в плечах уже равны. Это добивало остатки самолюбия. Хэ поправляется на кровати, вытягивается вверх. Продолжая оглаживать чужое тело, покрывает поцелуями все лицо, каждый маленький шрамик и неровность, абсолютно всё. Дуги бровей, впалые скулы, острый нос, — обожаемые, отложенные в секретный сейф памяти вещи. Понять и принять тот факт, что он —здесь, что наконец рядом, что все так же хмурится, борзеет и наглеет, что всё такой же ошеломительно рыжий. Это по-настоящему возбуждает. — Стой… ха… хватит. А то вырубишься еще, — Еле дышит, стук сердца заполняет всю грудную клетку и не дает место кислороду. Лыбится краем губ, руками залезает под ткань больничной рубашки. И Тянь чувствует, как его желание электрическими импульсами проходит через воздух. Чувствует, как многодневная злоба, ярость, тупая злость и горечь, всё это выражается единым »хочу», направленным в адрес Хэ. Не зря же я ждал тебя так долго — кричат об этом шафрановые глаза. — Что, боишься за меня, крошка Мо? — Тянь обнаруживает, что он, оказывается, помнит, как улыбаться. Тянь обнаруживает, что по сравнению с нависающим над ним Рыжим, — крошкой кажется он. И Шань, видимо, имеет такое же мнение. — Моя зарплата теперь буквально зависит от твоей живучести, —Хмыкает Рыжий, отнимая на миг руки от его тела, и эффектным жестом снимает мешающуюся, лишнюю майку на тонких лямках. Тянь на пару секунд залипает на рельефные мышцы. Нихрена, Цю его, конечно, натренировал. Хэ с продолжительным «чёрт» утыкается в чужое плечо. Рыжий шипит, ладонью опуская его ниже. Виновато смотрит на повязку. — Блядь, я же чуть не пристрелил тебя, — Тянь осторожно ведет ладонью по чужой груди к плечам, оглаживая татуировку, — когда сделать успел? — виновато поправляет съехавшую повязку. Рыжий неожиданно подхватывает его за поясницу, поднимая выше, и нагло смотрит прямо в глаза, приближаясь на расстояние пары сантиметров. — Именно. Как планируешь извиняться? — Мо задевает кончик его носа своим и быстро-быстро моргает, оголяя щелку между передними зубами. И Хэ искренне жалеет, что проебал момент, когда Рыжий стал таким, — безбашенным, откровенным и желающим. Они вновь сталкиваются губами. Вновь с подачи Тяня. Хэ вновь водит руками по его телу, прощупывает каждую мышцу, заходит на спину. Касается груди, — Рыжий выдает первый глухой стон. Тянь понимает, что движется в правильном направлении, вновь задевая пальцами ореолы сосков. Мо пытается остановить чужие касания, пряча лицо. Хэ волевым движением поднимает его лицо на себя. Потупленный, избегающий его взгляд, движения рук, потирающих щеки, мокрое лицо, — все провоцирует одно только неистовое желание. Мышцы под ладонями податливые, мягкие. От Мо пахнет как тогда, в семнадцать, мятой, медом и немного перцем. Краснеет он всё так же. И так же часто ему приходится отрываться от чужих губ, чтобы перевести дыхание. Хэ натуральным образом плавится от его касаний, немея и неумело вздыхая, — совсем отвык от нежности и ласки в последнее время. — Давай... оставим это на потом, — Тянь останавливает Мо, когда тот пытается снять верх от больничной рубашки. Тонкие шрамы-веточки, разбросанные по запястьям и рукам, сейчас показывать совсем не хочется. Да и Рыжий явно будет не в восторге. — Снимай. Быстро. — Шань заподозрил в бегающем взгляде неладное. Хэ тяжело вздыхает, стаскивая рубашку и оголяя точеные рельефы мышц. Рыжий чуть ли не рычит, замечая тонкие полосы на руках. Взял левую ладонь, поднимая к глазам, и тихо спросил: — Ну, и что это? — Это... — Тянь замялся, поднимая брови и тяжело вздыхая. Руки заскользили по собственным плечам, сжимая те до белых отпечатков. — Это... как бы объяснить… — Как есть, Тянь, — Рыжий совершает удивительную игру бровями. Мягко берет чужие руки, тянет к себе. Рассматривает каждый шрам. — Ну, и... от чего?.. — Нож перочинный... Ты у меня в последние дни забыл, — Хэ не хотел бы, чтобы этот разговор вообще случался. Но понимал, что его не избежать, и надеялся, — хотя бы не в первый день. Отводит глаза, руки опускает, словно прячет. Стыдится, как нашкодивший маленький ребенок. — Ну, ты и придурок, — Шань качает головой. И голос у него такой, — грустный и серьезный. Непривычно. Затем вдруг припадает губами к запястьям. Тянь едва заметно вздрагивает и ойкает, но рук не убирает. Мо мажет поцелуями по рукам, держа их, словно какое-то сокровище, как увядающую лилию. — Чего ты... Рыж, зачем..? — Опомнившись, Хэ пытается отстраниться, но Рыжий не дает, обхватывая руками и мягко поглаживая кожу большими пальцами. — Чтобы ты запомнил, и больше не смел так делать, — Поднимает глаза, два серьезных моря коньяка. Затем вдруг распрямляется, показывая пальцем на тату у второго плеча. — Видишь? Тут шрам от пули перекрыт. Вот, смотри, — Осторожно ведет тяневской рукой по поверхности тела, направляя к шраму. Тот ощущается как легкий бугорок на коже. Тянь шумно сглатывает, вновь поднимая глаза на Рыжего. — Твои шрамы... покажи мне их все…***
— Этот от ножа... и чуть ниже от заточки или чего-то такого. Возможно, кусок стекла. Порезали, когда в чистильщиках работал, — Мо сам не помнит, как оказался лежащим в больничной койке, в чужой больничной койке, только в одних трусах. Тянь проводит большим пальцем по стянутой коже на бедре, рассматривает так сосредоточено. Сам тоже в одном белье. Сидят, как два придурка, рассматривают тела друг друга. И не знают, как прекратить. — У меня примерно в этом же месте есть… еще с детства остался. Один раз сигарету прижгли,.. или что-то такое... не помню, — Приподнимает ногу, показывая на круглую бусину шрама. Ожог, как у Мо на шее. Рыжий проводит пальцем, затем сжимает упругое бедро полностью ладонью, на которой, кстати, тоже шрам, — еще после Змея и перочинного ножа. Как же давно это все таки было. — Эй, Тянь... — Шань произносит отрывисто, поднимая глаза, и он уже, блядь, не помнит, сколько раз за сегодня он вот так поднимал глаза и встречался с вихрем в чужих. Сколько душевных ран они сегодня друг другу вскрыли и кровь пустили? Такие разговоры хуже любой ссоры, хуже самых громких криков. Разрушительнее. — Ты ведь... один был, да? Совсем... всегда... — Совсем... всегда... — Тянь повторяет, отводит взгляд, словно в его одиночестве было что-то постыдное. Перебирает пальцами простыни. За окном уже стемнело, но никому не хочется подниматься, чтобы включить свет. Наощупь ищут травмы друг друга. Целуют, гладят, будто залечить пытаются. Рыжий находит его ладонь в темноте. Перебирает пальцы, поднимает, прижимает к губам. И произносит тихое: — Я здесь, Тянь, я здесь. Хэ прижимается к нему, прячет лицо, сам прячется, — широкий, повзрослевший. Но где-то внутри всё тот же десятилетний мальчик, которого кидали в воду и огонь, об которого сигареты прижигали. Плачет, — щеки горят от слёз. Мо его в ответ обнимает, трется носом об плечо, то, почему-то, влажным становится. Мо, вытянувшийся, пугающий, одной аурой давящий, — в глубине четырнадцатилетний, испуганный, дрожащий. Два одиноких ребенка сидят в больничной палате, прижавшись друг к другу, словно никого важнее и нужнее в жизни нет. Два одиноких ребенка, которые в свои двадцать лет стали совсем не теми, кем мечтали в детстве. Засыпают так же, вместе. Шань чувствует, — уходить сейчас нельзя. Иначе Тянь помрет просто. Окончательно изнутри сожрет его же яд, одиночество и мысли. Вся та гниль, которая распространялась, как зараза, пока Рыжего рядом не было. Шань чувствует, — уйти сейчас не получится. В конце концов, разве не для этого он пришел в Триаду? Чтобы однажды просто уснуть вместе, разделяя на двоих дыхание.