Who`s Your Daddy? - ЩЕНКИ
Ты никогда не могла и подумать, что на жизнь придётся зарабатывать продажей собственного тела. Когда-то гордая, воспитанная, явно неглупая, ты жила в неизмеримой для твоего сегодняшнего существования роскоши, пользуясь состоянием своего отца. Без стеснений ты гуляла по магазинам без сопровождения кавалера, еженедельно пропускала церковную службу, не слушала матушку, когда та настаивала на замужестве. Тебе нужна была свобода, ведь в оковах семьи ты бы не смогла расправить свои крылья, наслаждаясь молодостью. Но всё закончилось слишком быстро и неожиданно. Словно болезненно сорвали с раны пластырь; события посыпались на тебя, придавливая своей тяжестью и ломая изнутри. А ты, не в силах сопротивляться или избегать, добровольно легла под них, принимая удар в полную силу. С началом войны твоя жизнь разрушилась, без возможности к восстановлению или реставрации. Закон о чистой крови забрал у тебя отца, свободную жизнь и посеял в тебе страх и горе. Если бы мать не вытолкнула тебя вовремя в окно, тебя бы расстреляли или затоптали кирзовыми сапогами, как прочих, подобных тебе грязных и неправильных по мнению правительства нелюдей. Хрустальная ночь перевернула твою жизнь с головы на ноги, а хрупкое девичье сердце разлетелось на мелкие осколки в унисон с витринами. Солдаты, от которых ты когда-то ждала защиту, убили твою семью, а всё, что тебе оставалось, это сидеть на пыльных мешках из-под муки, сдерживая зарождающийся в груди душераздирающий крик. Ты слышала, как твоих родителей мучают, забивают насмерть и не могла ничего с этим поделать. Лишь слезы скатывались с твоего бледного лица, впитываясь в блузку. Ещё утром ты была счастлива. Ночь стала для тебя решающей. Только позже, со слов прохожих сплетничающих женщин, ты узнала о том, что почти весь район, в который вас переселили насильно, был убит с особой жестокостью. В детстве ты никогда не задумывалась о проблемах, назревающих в твоей стране, но со взрослением и проходом к власти фюрера, твои глаза распахнулись, видя перед собой ужасную угрозу для жизни. Твоя мать – истинная немка с арийскими корнями, была настоящей красавицей, так что весьма неудивительно, что отец бросал к ней в ноги все свои силы, всю свою любовь и искренность. Он делал всё, чтобы обеспечить вас, соблюдая при этом общественные порядки и смиряясь со всеми неудачами, что стойко терпел, закрывая вас с мамой своей широкой, сильной спиной. Он владел собственным ювелирным магазином. Тот был небольшим, но позволял вам безбедно существовать, а в чём-то возможно жить лучше других. Но была одна неприятная деталь, которая помешала вам существовать и дальше: твой отец был евреем. Ты никогда не задумывалась, почему у него на голове были забавные кудри, почему его глаза были тёмными, в отличие от глаз мамы. Тебя не заботило это ровно до того момента, пока политика страны не затронула тему расы. Ты просто не могла поверить, что твой отец, а значит и вы с матерью были плохими, неугодными. Это разбивало твоё сердце на мелкие кусочки. Но рано или поздно это должно было к чему-то привести. Как сейчас. За ночь ты потеряла крышу над головой, доход и самых близких на свете людей. Всё обернулось против тебя и всё, что оставалось, это брести по улицам Берлина в поисках новой жизни, которая, вероятно, состояла из бродяжничества и холода, но конец у неё был бы бесспорно печальным и необратимым. Некуда было податься, некуда спрятаться такой юной девушке, которая не привыкла работать руками и не успела получить должного образования в университете. Спасение обрушилось на тебя неожиданно, словно рождественское чудо, которого ты не смела и загадывать. Слоняясь от здания к зданию, ты заглядывала в окна, из которых лился свет и запах сытного семейного ужина, борясь с колющей болью в животе, которая никак не покидала тебя. Непривыкшая к такому продолжительному голоду, ты не брезговала периодически найденными объедками, которые находила в мусорках, но и их не хватало для того, чтобы набить пустующий желудок или удовлетворить хотя бы минимум потребностей. Холод пробирал худенькие плечи, прикрытые лишь тонкой тканью твоей блузки. До одури хотелось упасть на колени и взвыть от всей несправедливости, что повисла на твоих плечах неподъёмным грузом. Ты не могла как полагалось похоронить и оплакать родителей, не могла вернуться в свой дом, принадлежащий тебе по праву, не могла просто содержать себя, зная, что скоро мучения закончатся в унисон с жизнью, но упёрто шла вперёд, словно знала, что впереди тебя ждёт счастье, а не голодная смерть где-нибудь под мостом. Но стоило тебе замереть перед зданием с большой вывеской, гласящую, что перед тобой «Салон Лиссы», и вглядеться в силуэты за большими окном, как ко входу подъехал кабриолет. Лакей услужливо открывает дверцу машины, помогая даме выйти, а затем уезжает куда-то за угол. Женщина строго оглядела здание, наиграно сторожась, а затем широко заулыбалась, словно встретила старого знакомого. Тёмные волосы с рыжим проблеском были собраны в пучок, открывая её круглое лицо с аристократически тонкими губами и зелёными глазами. Её длинные ресницы едва ли не доставали до широких, не подчинённых моде, бровей, придавая ей какую-то мягкость. Вся она была из себя строгая, собранная, но эмоциональные махи руками и широкая улыбка выдавали всё её нутро. На теле красиво сидело зелёное платье, которое закрывало всю её округлую фигуру, превращая её в одно сплошное пятно с поблёскивающими украшениями и белым пальто сверху. Она была словно ангел, приехавший с небес на Майбахе только для того, чтобы спасти тебя от участи голодной смерти. Остановившись перед тобой, женщина внимательно прошлась взглядом по потрёпанной одежде, по бледному лицу, по неопрятным волосам. Она могла бы запросто толкнуть тебя в покрытую тонким льдом лужу, бросить к дороге, по которой проезжали машины, ударить своей маленькой ладонью, но она лишь удручённо вздохнула и стянув со своих хрупких плечей плащ, накинула его на тебя. Тебя тут же окружило тепло, которого так не хватало, и в котором ты тут же расслабилась, предаваясь приятной дрожи. От вещи пахло её хозяйкой: сквозь сладкие духи пробивался запах домашней еды, спирта и метала, давая понять, что эта женщина далеко не та простодушная домохозяйка, интересы которой заканчивались на детях, муже и церкви. Она не была похожа на твою маму, но желание прижаться к ней, уткнувшись в плечо, покорило твою дурную голову. Под воздействием тепла в тебе проснулись и другие притупившиеся потребности: живот громко заурчал, вызывая у женщины взгляд, наполненный состраданием. Ловко дёрнув на себя тяжёлую дверь, она отворила её, пропуская тебя вперёд. Только внутри ты поняла, что за загадочный «Салон Лиссы» укрыл тебя от холодного ноябрьского ветра. Большой, просторный холл сверкал чистотой, приглашая всех желающих внутрь. Большая хрустальная люстра, висящая под потолком, тихо позвякивала, разбавляя этим деликатным звуком игру на фортепиано. Две лестницы, ведущие наверх, манили, предлагая узнать, какие секреты прячет эта роскошь. Ты без стеснений представила голых девушек, что неторопливо спускаются по этой лестнице, встречая гостей, а затем скрываются с ними в спальне, ублажая. Это был публичный дом, а женщина, что укрыла тебя, вероятно, была хозяйкой этого заведения. В подтверждение твоим словам на лестнице показался растрёпанный солдат, который торопливо спустился и, миновав вас, вышел из здания. Следом за ним, вальяжно покачивая бёдрами, показалась обнажённая девушка, на которой были только чулки и лакированные каблуки, от которых у тебя засверкали глаза. Такие ты видела только в модных журналах и тихонько мечтала. Кажется, будь ты на месте этой девушки, ты бы прыгала от счастья, но она лишь утомлённо взглянула на вас, прикуривая сигарету, и растеклась на перилах лестницы, не выражая ни малейшего счастья от своей модной обуви, от своего положения или присутствия хозяйки перед ней. – Если тебе некуда идти, ты всегда можешь остаться в моём салоне взамен на небольшую услугу. Вот оно – отчаяние в твоих глазах. Его видно даже с того расстояния, на котором стояла неизвестная девушка, наблюдая за тем, как ещё одну невинную девочку тащат под тяжесть бытия, пытаясь спасти от жестоких реалий под крылом салона. Но у тебя нет другого выхода, тебе больше некуда идти, а пальто сутенёрши показалось тебе таким тёплым и мягким, что не хотелось с ним расставаться.***
Несколько недель ты прожила в тепле и уюте, ни в чём не нуждаясь. Тебя сытно кормили, выделили собственную комнату и новую одежду, не требуя ничего в замен. Женщина, что смиловалась над тобой, и правда оказалась хозяйкой салона. Звали её Элизабет, но все работницы и гости в голос звали её Лиссой, относясь с большим уважением. Она и правда была неплохой, мягкой. Она не требовала рассказать, почему ты оказалась на улице, почему от каждого солдата в форме ты шарахалась как от приведения, или почему ты не прикасалась к свинине за общей трапезой. Однако всё не могло продолжаться так хорошо и просто, ведь от проституток салона ты узнала, что всем их сутенёрша так или иначе помогала, спасая их от тирании и жестокости мира. Но всё, что тебе оставалось, это лишь ждать своей участи, ведь иного выбора у тебя просто не было. Ты оказалась права. Даже представить сложно, насколько быстро всё раскрылось, ставя тебя перед неравнозначным выбором, буквально заставляющим сделать отчаянный ход навстречу продаже собственного тела. Дни плавно становились всё короче и холоднее, даря тебе ощущение благодарности и счастья, потому что ты была сыта, в тепле и сухости и всё благодаря милости одной единственной женщины. Но счастье твоё прервалось стуком в дверь. Невольно поёжившись от странного предвкушения, ты позволила человеку по ту сторону войти. Твой покой нарушила сутенёрша, держащая в руках какие-то тряпки и приветливо улыбаясь тебе. На твои колеи опускают ткань, которую она всё это время держала. Новая одежда; чистая, выглаженная, вполне дорогая. Ты с непониманием и какой-то наивностью смотришь на неё, вопрошая о том, зачем же тебе понадобилась новая одёжка. Трепетность и аккуратность женщины настораживала, но всё-таки располагала к себе. – Тебе стоит переодеться перед приездом гостей салона. Видишь ли, тобой заинтересовался один очень влиятельный человек и я пообещала, что ты познакомишься с ним. Дыхание перехватывает от осознания и отвращения. Это будет не просто знакомство, ты чувствовала. Но что ты могла сказать против? Тебя не принуждали к чему-то, по крайней мере на словах, но если этот влиятельный человек захочет от тебя чего-то более сокровенного, чем светская беседа, отвертеться уже не получиться. Но ведь и возмутиться не получиться: ты чувствовала сильную благодарность и чувство долга перед Лиссой, поэтому малейшее неподчинение было словно нож в её женственную спину. Утомлённо потупив взгляд, ты пустилась в поток своих мыслей, вспоминая о моралях и страхе, что не давали тебе ступить на этот путь. Но в них нагло вмешиваются, привлекая твоё внимание и не давая даже слова вставить. – Ох, ты так побледнела! Не переживай, если он захочет чего-то большего, он щедро заплатит за это и ты точно не останешься без своей доли. Видя нескрываемый ужас в твоих красивых глазках, женщина осекается и ненадолго замолкает, но затем снова начинает гнуть свою линию. – Милая, если ты не хочешь придаваться греху, то двери моего салона всегда открыты. Я не в праве удерживать тебя здесь и ты всегда можешь упорхнуть на свободу! Но я не думаю, что ты найдёшь место лучше, в котором сможешь заработать на еду и кров, ведь не везде рады новым невинным девочкам. Её тёплые ладони ласково огладили твои плечи, окутывая теплом и уже знакомым дурманящим ароматом, от которого хотелось броситься ей под ноги и умолять никуда не отпускать. На тонких губах Элизабет растягивается улыбка, полная сожаления и утешения, а зелёные глаза смотрят точно в душу, словно готовясь вытащить твою душу и забрать всю невинность и доброту себе одной. – Ты готова остаться, милая? Ты снова понуро опускаешь голову, поджимая дрожащие губы и из последних сил киваешь, даря одним этим жестом новую порцию счастья своей хозяйке. Появилось ощущение, что на твоей шее повис ценник, как на куске мяса в лавке, только снять ты его не сможешь уже никогда, будучи съеденной изголодавшимися по женскому телу мужчинами. Ты была бы самым аппетитным стейком, на который пустили бы слюни даже вегетарианцы. Так гордись же этим!***
И ты гордилась. Сидя перед зеркалом в комнате, ты держала осанку, элегантно похлопывая по лицу пуховкой, смотря на собственное отражение с не вписывающейся в твой образ стервозностью. В мочках ушей блестели серёжки, единственное, что осталось на память о матери, переливаясь гранями камней. Их сделал твой отец на их первую годовщину и мама любезно одолжила их тебе в утро того злосчастного дня. Тебе бы всплакнуть, пострадать о своей несчастной судьбе, но внутри что-то затрещало по швам и с грохотом осыпалось, открывая твои красивые глазки. Твои родители мертвы, а женщина, что зачаровала тебя своей добротой, просто загнала тебя как овцу в свой личный загон, как и других девочек с непростой судьбой. Никто больше не позаботиться о тебе, кроме тебя самой, а это значит, что нужно было взять себя в руки и заработать на свою жизнь тем способом, которым научат. Красивая, собранная, ты даже не дрогнула когда услышала отдалённый топот армейских сапог. Пусть он сделает то, за что заплатил. Ты не будешь боятся его, потому что ты сильная и смелая девушка, которая обязательно вырвется из этого салона и обеспечит себе хорошую жизнь. Дверь распахивается, а твоего лица коснулся лёгкий ветер от того, как резко её толкнули. Оторвав взгляд от своего очаровательного отражения, ты поворачиваешься к мужчине, делая самое надменное выражение лица, на которое только способна. Ты хочешь показать этому мужлану его истинное место. Это ты здесь делаешь ему одолжение, раздвинув ноги, а не он. Офицер в серой форме СС захлопнул дверь, сталкиваясь с твоей стойкостью как с непробиваемой стеной, не в силах пробить её. Он долго смотрел в твоих глаза, опериевшись на дверной косяк, словно ждал, когда же ты сломаешься перед его напором. Взгляд его и правда бы пугающе проницательным. Чернильные глаза забирались в душу, выбивая из тебя всю дерзость и желание скалить зубки, но вцепившись в скверную сторону своего характера, ты упёрто не отводила взгляд, не порывалась встретить своего клиента, припав к его груди с восхищением, не поднимала свою юбку, кокетничая с ним. Нет, ты лишь смотрела на мужчину, решившего засунуть свой член в женщину помоложе, чем его жена, как на барана, не умеющего обращаться с девушками. На его голове, под фуражкой с орлом, небрежно лежали тёмные кудри, привлекая твоё внимание к его необычной внешности. Угловатые черты лица, выраженные скулы и длинный нос с горбинкой бросали на его лицо неоднозначные тени, заставляя тебя всматриваться всё больше, не в силах оторвать глаз. Его лицо было строгим, серьёзным, со слегка выделяющимися шрамами, но весьма симпатичным, даже красивым. Интересно, думал ли он то же самое про тебя? Была ли ты так ему интересна, когда не бросалась под ноги, как другие проститутки? В двери проворачивают ключ, запирая вас от остального салона и лишая тебя возможности сбежать, а затем отбрасывают его куда-то на пол, за ненадобностью. Теперь ты не сможешь так просто вырваться от сюда если пожелаешь. Неторопливо отведя от тебя взгляд, мужчина двинулся в сторону окна, будто его и правда не интересовал секс с тобой и он собирался провести в этой комнате светские беседы о новых направлениях в литературе или о чём-то более приземленном, вроде погоды на улице. Дойдя до окна, он отодвинул невесомые шторы, вглядываясь в темноту ночного Берлина. Молчит. Но его слова тебе и не нужны. Если он хочет оттянуть время – пусть тянет сколько угодно. Кто ты такая, чтобы уламывать его взять тебя? Его силуэт с широкими плечами, сжатой ремнём талией, длинными ногами в высоких сапогах, притягивал к себе внимание. Будь вы не связаны такими мерзкими обстоятельствами, в которых ты могла увидеть всю его натуру, ты бы даже смогла назвать его красивым. При виде такого мужчины сомнений в том, что ты хочешь выйти замуж, не было. Но его красивая оболочка не покрывала собой замаранные чужой кровью руки, грязную душу и член, который он не мог держать в штанах. Это расстроило тебя до глубины души, но ты тут же отбросила дурные мысли. Один из таких солдат убил твоих родителей, а может даже и он сам. Ты априори не могла смотреть на него более, чем на клиента. Он не заслужил этого. – У тебя уже были мужчины до меня? То, с чего он начал разговор, совершенно смутило тебя, заставляя потерянно уставиться на его спину, не понимая к чему он это спрашивает. Но затем до тебя доходит мысль. Ты, вероятно, стоила дороже, чем остальные женщины салона, потому что была новенькой. Девственной, чистой, нетронутой; такой товар стоил дороже и покупался только самыми влиятельными мужчинами, которые могли себе это позволить. Мужчина перед тобой имел ранг старшего офицера и, судя по погонам, был не последним человеком в стране. Перед таким мужчиной и ноги-то раздвинуть не стыдно. – Нет, не было. – Честно сознаёшься ты, скрывая свой почти надломившийся голос за несвойственной серьёзностью, вызывая этим улыбку на губах мужчины, даже не понимая этого. Ты не берегла себя целенаправленно, как наказывала матушка, скорее так просто сложилось обстоятельствами. Все твои попытки закрутить роман не заканчивались ничем сносным и ты из раза в раз оставалась одна, но не отчаивалась, ведь у тебя не было цели выйти замуж или лишиться свой невинности в столь раннем возрасте. – Значит я буду твоим первым. От этих слов низу живота всё холодеет, а глаза распахиваются в ужасе. Кого ты обманывала? Ты боялась этого больше всего на свете. От одного представления, что сейчас тебя бросят на постель и растерзают, твоё сердце гулко забилось в груди. Через зеркало ты наблюдала как офицер раскуривал сигару, пуская по комнате сизый дым, даже не смотря на тебя, будто разговаривал со своим отражением. Ты готова была поклясться, что хотела ещё парочку часов наблюдать как этот господин курит, смотря в окно, лишь бы не приступать к тому пугающему действу, которым ни разу не занималась даже с тем, кого любила. Что уж говорить, ты даже не знала его имени, а должна была предать свою душу и лечь под него. Мужчина докуривает, туша сигарету о подоконник и оборачиваясь к тебе, внимательно разглядывая твоё лицо, очаровательные плечи, сведённые вместе ножки. Он то порвался оттолкнуться от своей опоры, которой выступал подоконник, то трепал пуговицы, не решаясь расстегнуть китель. Он не знал, что сделать ему в первую очередь с такой милой, невинной девушкой, что невольно смотрела на него со всей своей злостью и обидой, пусть он и не успел сделать ничего, что могло сломать тебя. – Как вас зовут, герр офицер? – Задаёшь вопрос ты, словно желая отвлечь его от своей персоны. – Михаэль Штокхаузен, деточка. Моё имя будет звучать ещё лучше, если его будешь произносить ты, то и дело вскрикивая. Пряча своё негодование за равнодушием, ты набираешь полные лёгкие воздуха и едва приоткрываешь губки, чтобы произнести своё имя в ответ, как тебя прерывают низким смехом, заставляя в непонимании уставиться на отражение собеседника. – Я знаю твоё имя, но оно мне не интересно. Куда больше меня волнует какого размера у тебя грудь или как громко ты будешь плакать, если я буду прижигать твои соски окурком. Ты затихаешь, вжав голову в плечи, а перед глазами уже мелькают картинки того, как твой пеньюар отбрасывают, сминая сформировавшуюся грудь руками, а затем обжигая чувствительную кожу потушат о неё сигарету, несмотря на твои вопли. От слов офицера становится ещё страшнее. А вдруг боятся стоило не самого акта совокупления, а своей собственной смерти от чужих рук? Твои руки затряслись от ужаса предвкушения, а когда сзади послышались шаги мужчины, ты едва не сорвалась с места, чтобы схватить ключ от двери и убежать куда глаза глядят. Но твои ноги так и не смогли поднять твоё тело, словно кровь совсем покинула их. Всё, что ты могла сделать, это лишь вцепиться в стол и через зеркало наблюдать, как его силуэт движется на тебя. С глухим стуком на туалетный столик опускается его фуражка, привлекая твоё внимание. Михаэль недолго кружит за твоей спиной, заставляя холодный пот оросить твою спину, а затем с мягким скрипом садиться на постель, не открывая от тебя взгляд. В полумраке комнаты, который разбивал разве что небольшой светильник, ты могла с ужасом разглядывать тени на его лице, пугающие круги под глазами, а когда он улыбался ещё и не первой свежести зубы, удивляющие своей кривизной. Одно его присутствие за спиной заставляло тебя скручиваться от ужаса и боли в желудке от тошнотворности фантазий. – Ангел мой, встань, подними юбочку. По его губам растекается похабная улыбка, а из твоих лёгких едва не вырывается стон боли. Густая слюна огибает твой молодой, лиловый язык и проскальзывает в глотку. Нет, к такому ты точно была не готова. Вот так поднять одежду, чтобы он увидел всё, что другим было недосягаемо, а затем коснулся ладонями, пока ты должна будешь стойко молчать, не противясь воли клиента. Но несмотря на весь страх и отвращение, ты поднимаешься с банкетки, едва пошатнувшись, как фарфоровая куколка и снова поднимаешь глаза на отражение мужчины, со всей своей невинностью опуская лицо вниз. Лакированные туфельки заманчиво блеснули, привлекая твоё внимание. Что за несмешная шутка? Ты так долго хотела эти туфельки, не решаясь их купить под строгим запретом родителей и тебе казалось, что ничего, кроме них, тебе было не нужно. Но вот ты стоишь на этих каблуках, которые уже не кажутся тебе такими уж привлекающими и никто уже не скажет тебе, что такое носят только проститутки. Ты и есть самая настоящая путана, удел которой был этот самый салон. Слёзы едва не срываются с твоих ресниц, когда ты покорно сжимаешь ткань одежды и тянешь вверх. Юбка, что доходила тебе до середины голени послушно дёрнулась следом за твоими руками, поднимаясь до самых колен, а тихое шуршание ткани разбавил твой стеснённый вздох. Опустив голову, чтобы спадающие волосы прикрыли твоё личико, ты прислушалась к тишине в комнате, которую разбивал далёкий от вас лепет и шум из зала. Они наверное и не знали, что сейчас происходит самое настоящие преступление, нарушающее конституцию твоей трепетной души. – Выше. От слов по плечам забарабанили мурашки, бросая тебя в холод и дрожь, будто целый фунт осколков одновременно впились в твою кожу. Ты молчишь и повинуешься, физически ощущая его взгляд на своих бёдрах. Такого смущения, как сейчас, на тебя ещё не нагоняли. Только от строгого, холодного офицера, который намеревался лишить тебя девственности, в животе у тебя были ни то порхающие бабочки, ни то бляди в кружевах, побуждающие качнуть бедром и продемонстрировать все красоты свой фигуры. Край одежды замер чуть ниже аппетитных ягодиц, едва прикрывая твоё бельё. Ещё чуть-чуть и одежда тебе будет уже не нужна. Кажется, будто ты готова была стянуть её всю в тот же самый момент, стоило бы ему приказать, но здравый разум держал тебя у себя на поводке, не отпуская дальше положенного. В комнате стало невыносимо жарко, лицо покрылось мелкой испариной и казалось будто вся твоя кровь сейчас собралась в твой промежности, методично пульсируя и требуя внимания. – Выше. Уже не сопротивляясь воли клиента, ты приняла правила и подняла юбку до самого пояса. Вот и оголилось белое кружевное бельё и подвязки на которых держались чулки, а ты едва успевала тяжело вздыхать, намереваясь сжать ноги посильнее. Ты хотела реакции, хотела, чтобы он огладил, пустил грязный комплимент, зарычал тебе на ухо. Всё что угодно, лишь бы не то молчание, которым он тебя томил. Приподняв глаза к зеркалу, ты успела пересечься с его по-настоящему звериным взглядом, позволяя себе одухотворённо распахнуть глаза, ожидая от него новых указаний. Кажется, он даже не сдвинулся с места и не изменился в лице, но в глазах и голосе уже мелькала напряжённая хрипотца. – Умница. Ты просто умница. А теперь прикоснись к себе. Ты на секунду замерла, обдумывая его слова, вновь задумавшись о моралях. Прикоснуться к своей промежности, лаская себя прямо у него на глазах – даже звучало бредово. Но твоё бельё плавно промокало, клитор болезненно ныл, требуя к себе внимания твоих подушечек пальцев, а грозный офицер всё ещё ожидал от тебя действий, внимательно наблюдая из-за спины. Ты не могла противиться воли, ведь он всё ещё контролировал тебя своими пожеланиями, поэтому послушно скользнула рукой между ног и прикоснулась к тонкой ткани, ощущая желанную ласку. Внизу живота тихонько заныло от удовольствия, заставляя тебя слегка нагнуться вперёд. Ты не отодвигала бельё в сторону, тебе было это не нужно. Ты и так могла ощущать, как пальчики сладко скользят по промежности, пока вторая рука отчаянно задирает юбку. Боже, какой же разврат! Ты была готова извиваться и постанывать, единолично получая удовольствие, но то и дело вспоминая о своём клиенте, ты терпела, оттягивая свой оргазм, точно зная, что он внимательно наблюдает, любуется. Взглянув на твоё невинное лицо, окрасившееся яркими румянами, можно было сравнить тебя лишь с самой набожной монашкой, в которую вселились бесы. Сказать, что Михаэлю эта картина была приятна, было равноценно молчанию. Он наблюдал со стороны за тем развратом, который учинил, но при этом ещё даже не касался тебя. По всему его напряжённому телу скользнули мурашки удовольствия. Он едва мог удержать себя от желания рывком подняться и оказаться сзади, лелея себя лишь фантазиями о том, как будет вжимать тебя накрашенным личиком в зеркало, оставляя разводы от помады, а член будет безжалостно врываться в юную плоть, подстраивая под себя, доводя тебя до истомы и водя по порочному кругу желания. Он мог смотреть вечно на то, как загнанно ты роняла взгляды через зеркало, будто мечтая о том, чтобы он подошёл и наконец взял желаемое. Лаковые туфельки приятно скрипели друг об друга, радуя слух. Они заменяли офицеру твои сладкие постанывания, которых так не хватало, и заставляли обратить внимание на то, как трясутся твои ножки в приступе вожделения. От взгляда не улизнула тонкая струйка твоей смазки, что потекла по бедру, показывая, насколько ты хочешь внимания к себе. Штокхаузен жадно облизнулся, представляя, как поймает её языком и почувствует солоноватый вкус, уткнувшись в твою промежность лицом. Это желание разрастается в нём настолько сильно, что он больше не в силах удерживать себя от порывов встать со своего места и наконец полакомиться молодым, восхитительным ангелом. Тихий стук каблуков на его сапогах заставляет твои пальцы замереть, не давая тебе вновь и вновь получать удовольствие от одного только касания, а голову повернуться к источнику шума. Мужчина останавливается прямо за твоей спиной, стягивая с ладоней перчатки и отбрасывая их к своей фуражке. На его руке блеснуло кольцо с черепом, какое носили все офицеры высших чинов. Видя через зеркало исключительно его широкую грудь, ты пыталась потеряно обернуться, чтобы взглянуть ему в глаза, предугадать его действия, но тебя грубо останавливают, не позволяя двигаться. Его крупная ладонь легла на твой затылок, удерживая за волосы, принуждая тебя притихнуть, закусив губу и ожидать его указаний. Однако он молчал. Молча пожирал тебя взглядом. Молча фантазировал, что же сделает с тобой дальше. Молча сжимал твои бёдра горячими руками. От одного только прикосновения перехватило дыхание. Ладони офицера крепко сжали твою мягкую, податливую кожу, слегка оттягивая, чтобы от щипков остались ярко-красные следы. Его пальцы то лезли под тонкую ткань белья, не заходя далеко, то разводили твои ягодицы, чтобы подразнить тебя и заставить краснеть, пряча взгляд. Ты даже представить не могла, что творилось в его голове в этот момент и в какие позы он планировал поставить тебя, но его томный смех заставил напрячься и уткнуться в собственные руки, прикусывая ткань, чтобы не проронить лишнего. Но когда Михаэль уцепился за кромку трусиков и потянул их с тебя вниз, ты невольно дёрнулась и схватилась за его запястье, пытаясь остановить. Твой маленький бунт восприняли как шутку, усмехаясь смелости. Не прилагая особых сил, руки заломили за спиной, не позволяя проявлять сопротивление. – Тише, своенравная лань, не дёргайся. Свободная рука офицера трепетно провела по твоей спине, вынуждая наклониться и, поправив подол задранной юбки, всё-таки сдёрнула с тебя бельё, спуская его до твоих колен. Бельё невольно соскользнуло вниз, пав к твоим лакированным туфелькам, оставляя без защиты перед этим грозным, изголодавшимся без женского тела, мужчиной. Твоя мокрая промежность слегка блеснула в свете лампы, всё больше истекая от возбуждения, а ты невольно закрылась волосами, прячась от того стыда, что обуял тебя. Дёргаясь под силой и гнётом своего клиента, ты почувствовала, что вжилась в роль, что готова была с вожделением кричать его имя, улыбаться ему, скача на члене. Но ты не хотела этого. Ты хотела чувствовать себя живой, управлять, получать настоящее удовольствие. Утомлённый вздох наконец сорвался с твоих губ, когда массивная ладонь легонько похлопала по упругим ягодицам. Ты едва ли могла соображать, чувственно отслеживая как его подушечки пальцев неторопливо спускаются к лону, проникая прямо между губ, в горячую, жаждущую внимания, плоть. Твои ноги вытягиваются как по струнке от одного только прикосновения к клитору, вынуждая желанно стонать и запрокинуть голову назад. Тебе было невероятно мало, невероятно горячо. Отпусти он тебя сейчас, ты бы набросилась на него, не думая уже ни о чём, желая получить лишь больше ласок и умелых движений. Но он не отпускал. Лишь отнял намокшие фаланги от твоей промежности и облизнул их, ловя языком твоё солёный привкус. От возбуждения внутри всё скомкалось и осело внизу живота, не давая даже вздохнуть без ощущения покалывания между ног. Тихий, довольный смех вернул тебя в реальность. Кажется, это был самый красивый смех, который ты когда либо слышала, а сзади стоял самый красивый мужчина, которого ты когда-либо видела. Твои руки небрежно отпускают, ненадолго замирая, а затем, отодвинув банкетку подальше, усаживаются прямо напротив твоих бёдер. Уперевшись локтями в поскрипывающий столик, ты откинула намокшие от пота волосы с лица, ожидая что же этот мужчина сделает дальше. И почему он ещё не повалил тебя на кровать, предаваясь удовольствию? Может, ты вовсе не понравилась ему, потому он и тянул? А может вовсе не собирался удовлетворять свою животную натуру? – Захочешь кричать – кричи. Не успеваешь ты спросить, к чему он это сказал, как ладони грубо разводят ягодицы, а намокшей промежности касается горячий язык. От неожиданности ты пытаешься дёрнуться, вырваться из его тисков, сказать хоть слово, но всё, что у тебя получается, это набрать полные лёгкие воздуха и в голос застонать. Ты не решилась даже тянуть к нему руки, чтобы дёрнуть за волосы и остановить, настолько тебе было хорошо. Кончик языка гулял между тонких губ, огибая их и смачивая слюной, тянулся к клитору, но дразняще возвращался обратно. Юрко двигаясь, он иногда отрывался от ласок и возвращался в рот хозяина, но ненадолго, чтобы потом вновь прильнуть к тебе, смачивая нежную плоть слюной. Твои губки приоткрывались в стонах и томных вздохах, не давая твоему горлу ни секунды продыху. Ты то стыдливо жмурилась, мечтая, чтобы это поскорее закончилось, то толкалась ягодицами назад, чтобы почувствовать больше, сильнее, ярче. Каждый раз, как он делал передышку, ты беспомощно скулила, топая каблучком, а затем с новой силой тревожила тишину комнаты. От сильных рук, что держали тебя, по телу бежали крупные мурашки, подливая масла в огонь. Извиваясь в них, как чёртов бес, ты навзрыд тянула его имя, призывая довести тебя до истомы. Звучало и правда просто очаровательно. Задыхаясь от собственных слёз удовольствия, что беспорядочно слетали с ресниц и капали на поверхность стола, ты чувствовала, что вот-вот это всё закончиться, оборвётся и приятно расползётся по всему телу. Добровольно отдаваясь офицеру, ты зажмуриваешься, готовая принять такую участь, но внезапно всё заканчивается. Штокхаузен отнимает от тебя язык, голодно облизываясь, подобно дикому зверю, с интересом наблюдая за твоей реакцией. Ты едва не впадаешь в истерику, лишившись удовольствия, пытаясь совладать с собой или уговорить своего мученика продолжить своё сладостное истязание, но он лишь смеётся, отпустив твои покрасневшие ягодицы. Чуть выше, чем он ласкал тебя, что-то протестующе забилось, требуя к себе внимание, требуя оргазма. По бедру одиноко потела капелька белёсой слюны, отвлекая твоё внимание, но даже это не помогало спастись от горячего желания. Всё твоё тело намокло от пота, но это совсем не заботило это. Ты с трудом стояла на дрожащих ногах со смущенным бельём и задранной юбкой, страстно желая оседлать член мужчины. – Пожалуйста, продолжайте. – Нараспев, жалобно просишь ты, получая в ответ снисходительный смех. – Понравилось? Ещё хочешь, ангел мой? Офицер поднимается с места, вытягиваясь в полный рост, вновь возвысившись над твоим силуэтом, словно непоколебимый гранит. Он широко улыбается, видя как ты киваешь головой на его вопрос, как шатаешься от дрожи в коленях, как пытаешься вновь получить удовольствие. Его руки опускают твою юбку, которую ты всё это время пыталась удержать, а затем сдёргивают её вниз. Ткань беспомощно падает к трусикам, открывая твоё тело полностью. Ты отталкиваешься от стола, надеясь, что он сейчас поднимет тебя на руки и отнесёт в постель, чтобы наконец довести дело до конца, но офицер толкает тебя обратно к столу, призывая встать на место. Сквозь всю грубость и настойчивость ты различаешь мягкое похлопывание по плечу, призывающее тебя успокоиться и расслабиться. Из-под твоих ног поднимают снятую юбку, разрывая её голыми руками. Солдату, что был вдвое сильнее тебя, кажется, это было нетрудно. Тонкую полоску ткани, отделённую от испорченной одежды, складывают в два раза и заводят к твоему лицу. Полоса ложится на твои глаза, закрывая вид на всё происходящее. Сердце забилось ещё сильнее, гулко отдаваясь где-то в ушах. Теперь ты не могла даже видеть всего, что происходит, ориентируясь только на слух. Ты и раньше не могла предугадать то, что будет делать с тобой Михаэль, а теперь и вовсе становилось жутко от того, что он может придумать. Следующий, оторванный с жалобным стоном нитей, кусок ткани сжимает твои запястья, сведённые за спиной. Тебя оставили абсолютно беспомощной. Теперь ты не могла сопротивляться своему клиенту и всё, что оставалось, это терпеливо ожидать новых прикосновений. За спиной щёлкнула металлическая бляшка, разнося звон по всей затихшей комнате. Твоих бёдер невесомо касаются, оттягивая их в разные стороны. Кажется, ты готова была молить его загнать свой член внутрь, но всё, что ты делал это покорно терпела и внимательно слушала, что же будет происходить в следующий момент. Неторопливо оттянув твои половые губы, офицер прикоснулся пальцами к самой чувствительной, самой желанной точке, заставляя тебя всхлипнуть от нетерпения и раздвинуть ноги пошире. Сквозь прикосновения горячих пальцев ты почувствовала как сзади в тебя упирается что-то большое и твёрдое. Сквозь ткань брюк мужчина потирался о тебя, моча плотную серую ткань тягучей слизью. Податливо раздвинув ноги и стремясь к нему, ты задрожала от желания, давая понять, что всё, чего ты желаешь, находиться у него в брюках. Сквозь твой удовлетворённый стон послышалось жужжание ширинки, затем щёлкнула пуговица, а ты лишь замерла, ожидая самого желанного момента. К твоей промежности прижимается горячий, налитый кровью, пульсирующий член, обводя вход по кругу, пока его хозяин не качнул бёдрами вперёд, с силой раздвигая твои стенки. Ты протяжно стонешь, задрав голову и чувственно ластишься к грубоватым ладоням. Одно аккуратное движение и в тебе оказывается крупная головка. Приоткрыв губки в хриплом вздохе, ты чувствуешь, как в рот проникают пальцы Михаэля, заставляя почувствовать вкус твоей солёной кожи, кисловатый привкус металла и чего-то горького, что различить ты была не в силах. – Принимай его, мой ангел. Он жаждет твоей горячей плоти. Вульгарщина. Нет, скорее блядсвто. Самое настоящее, не прикрытое ничем, как твоя нагота, возбуждение и непростительный грех. Ты замираешь, чувствуя как внутри всё горит от плавного растяжение нетронутых никем ранее мышц. Не стесняясь никого и ничего, офицер двигался всё дальше, позволяя тебе в полной мере ощутить все прелести человеческого совокупления. Напряженная, как натянутая струна, ты хватала воздух ртом, пытаясь отвлечься и расслабиться, но от такого настойчивого, грубого действия внизу всё стягивалось в плотный, до тошноты крепкий, узел, заставляющий тебя вожделеть Штокхаузена всё больше. Мужчина за твоей спиной с удовольствием ощущал, как его член, подобно авангарду, пробивался в сладостные, горячие складочки, сжимающие его так крепко, будто и правда не собирались никуда отпускать. Он останавливается только тогда, когда член упирается в шейку матки, с удовольствием ощущая тонкую щелочку из которой может появиться дитё. Тяжёлый, грубоватый вздох слышится где-то над ухом, опаляя твою нежную шею жаром. – Какая ты красивая, когда бессильная... Я готов заплатить двойную цену, лишь бы ты принимала меня снова и снова. От этих слов, от осознания, что прямо внутри тебя сейчас находился член самого́ офицера СС, от трепетных ласок ты покрываешься болезненно ярким румянцем, расплываясь по туалетному столику как растаявшая сладость. Соски болезненно ноют, обделённые вниманием и всё, на что ты сейчас способна, так это на слабое ёрзанье по нагретой поверхности мебели, чтобы удовлетворить своё пожелание. Ощущая бёдрами острые зубчики молнии, прохладную металлическую пуговицу, мягкую ткань белья, ты была поклясться, что даже эти тактильные мелочи не справлялись с твоим дичайшим напряжением. Член плавно скользнул назад после долгой задержки на месте, заставляя вымученно застонать и против воли офицера попытаться дёрнуться за ним, но после он с новой силой толкнулся в тебя, вышибая всё желание протестовать. Ещё один толчок. И ещё. Офицер действовал неторопливо, даже медленно, чтобы дать тебе привыкнуть и понять, в какой момент можно будет сорваться с цепи и показать всё своё животное желание и жестокость. Шлепки неторопливо раздавались в терпком воздухе, звуча всё чаще и чаще, пока ты бессильно топталась по ковру, не в силах устоять на ногах. Но ты податливо принимала его, чувствуя уверенные движения внизу живота и выгибаясь им навстречу. Пока член ритмично двигался внутри тебя, Михаэль нескромно ублажал тебя. Рука снова метнулась вниз, огибая твои бёдра и рвано прикасаясь к клитору. Ты не видела и не слышала, лишь чувствовала. Чувствовала, что вот-вот кончишь. Но, кажется, офицер тоже понимал это, не собираясь отпускать тебя, пока не почувствует, что ты получила удовольствие. Тело ныло от желания быть грубее с тобой, но Штокхаузен не смог подчиняться этим склонностям, уверяя самого себя, что такого ангела нельзя было трахать так, как других, наученных жизнью, проституток. Ты была для него особенной. Ты готова была в голос заплакать от мучающего, животного возбуждения и готовности вот-вот закончиться весь этот спектакль. Вторя твоим мыслям, мужчина сжимает твои запястья, оторвав тебя от стола и заставив замереть на весу, вдалбливаясь в твоё нежное нутро с особым садизмом. Быстрее и грубее, чтобы запомнила на всю жизнь. Всё внутри обрывается слишком быстро, отчаянно, как чёртов смысл жизни, пуская по твоему телу разряд тока. Ты дрожишь так сильно и отчаянно, поджимая онемевшие ноги, что офицеру приходиться подхватить тебя ладонями под живот, чтобы ты не свалилась на пол. В глазах темнеет так сильно, что кажется, будто ты ослепла от той тугой повязки, что рывком сдёрнули ниже, позволяя взглянуть в красивое, наполненное удовольствием лицо через, запотевшее от твоего близкого дыхания, зеркала. Через всё головокружение и приятно тянущее удовлетворение, ты чувствуешь, что тебя продолжают ласкать, не давая ни секунды отдохнуть, а внутри выплёскивается что-то горячее, несравнимое ни с чем. Отодрал, как последнюю суку, заставив тебя любовно прижиматься к его бёдрам своими, чувствуя не успокаивающееся удовольствие, а яркие волны, будто от наркотика. Эгоистически позабыв о чувствах и желаниях своего клиента, тебе показалось, что платить за такое удовлетворение и не сравнимые ни с чем эмоции, должна была ты. – Моя девочка, позволишь мне покинуть тебя? Протестующе замычав, ты ухватилась за ткань кителя связанными руками, не жалея отпускать его от себя или чувствовать вместо горячего члена удушающую пустоту. Но несмотря на твои протесты, Михаэль посмеивается над тобой и ловко задрав твою ватную от усталости ножку на стол, рывком покидает измученное тело. Внутри осталась только удушающая пустота и мышцы, что недавно сжимали член офицера, нехотя расслабились. Мужчина застегнул ширинку и принялся стягивать с твоего тела куски порванной ткани, освобождая нежные ручки от уз. Неторопливо растирая твои затёкшие запястья, Штокхаузен без стеснения разглядывал твой потрепанный вид, не в силах налюбоваться таким прекрасным ангелом. – Я приду к тебе ещё, моя драгоценная. Только дождись меня... Он был с тобой совсем недолго. Помог привести себя в порядок, на руках унёс в ванную, а затем принёс в постель, помогая справиться с одеждой, потому что твои дрожащие от эйфории руки не могли даже удержать тонкие бретели белья. Ты так и осталась лежать, когда офицер собрался и, подарив тебе на прощание взгляд, ушёл. А ты не противилась, оставшись в своей постели до самого утра, то и дело прикасаясь к животу или светлым синякам, мечтательно вздыхая. Ты ждала его вновь.***
И дождалась. Он и правда пришёл вновь, опередив всех других мужчин, что хотели попасть к новой женщине салона. Может, он смог уговорить хозяйку оставить тебя исключительно для его щедрого кошелька, а может заплатил ей столько, что эта сумма покрыла бы все убытки от праздного содержания тебя. Мужчина приходил снова и снова, став для тебя отдушиной в этом мерзком месте, увлечением и главной причиной существования. Больше ты не боялась и не стеснялась, воспринимая его как самого близкого и милого сердцу. Вы не занимались сексом каждый его приход, зачастую вы просто лежали рядом друг с другом, лаская лестными словами, разговорами о великом или молчанием, которое воспринимали как должное. Офицер частенько приносил тебе подарки, балуя тебя цветами, сладостями, платьями и даже драгоценностями, которые ты с гордостью носила перед другими работницами дома терпимости, у которых не было таких щедрых клиентов. Ты скучала когда он отправлялся в долгие поездки по воли службы, но неизменно получала подарки, которые тебе приносили его подчинённые. Но однажды всё изменилось и в твою комнату принесли огромную шубу с роскошным мехом. Михаэль загадочно улыбнулся твоему удивлению и ласково приобнял за плечи, позволяя прижаться к широкой груди, чувствуя холод от его шинели. – Моему ангелу нужна шубка, чтобы не мёрзнуть холодной зимой. Ты уложила свои ладони на его плечи, с трепетом поглаживая его по погонам. Ты так давно не выходила на улицу, что и забыла, какой свирепой может быть погода. Покидать салон не было надобности, да и редко когда девиц отпускали за двери борделя. Ты попросту не понимала, зачем тебе была нужна шуба в тёплом помещении, но опередив все вопросы, Михаэль скользнул в карман, доставая небольшую коробочку, о назначении которой ты сразу догадалась. – Я же обещал тебе, что заберу отсюда. Позволишь ли ты мне взять тебя замуж? От искренности его улыбки и мягкости во взгляде, в твоих глазах заискрились слёзы и ты активно закивала, повиснув на его плечах. Уже через полчаса все твои вещи были упакованы в его машину, а вы неслись по заснеженной улице Берлина прямиков в его квартиру, чтобы построить в ней своё семейное гнездо.