---
Вдруг он осознаёт, что одет в яркий, стильный костюм. Он, в сочетании с его шёлковыми волосами, делает молодого человека ещё более привлекательным (даже слишком привлекательным для уважающего себя якудза). Что-то напоминает ему о том, что большую часть ночи он, надеясь впечатлить верхушек, общается с хостесс, а потом приводит их домой, чтобы доказать, что он достоин их внимания. О временах, когда он думал, что Кирю был ему полезен, и когда не сравнивал его с огромным деревом, слишком тупым для того, чтобы понять, что оно загораживает свет. Сидя, он пытается понять, где находится. Мир вокруг него шатается и раскалывается, будто бы он слишком много выпил. С трудом он складывает формы в общую картину. Деревья, редкая трава, деревянная скамейка, простоявшая на этом месте чуть ли не десять лет. Ах, один из запущенных парков Камуро-тё. Он садится на лавку, пытаясь заставить мир прекратить вращаться, и к нему подходит красивая девушка с пышной чёлкой и ярким костюмом. Она мягко подшучивает над его состоянием. Предлагает ему воды. Он рассматривает её, пытаясь понять, что в ней такого особенного, но тут сцена сменяется. Пожелтевшая трава становится плюшевым ковром, и теперь он сидит на куда более удобном барном стуле. Мама бара рассказывает ему, что она отказывалась платить деньги за защиту лейтенанту клана Тодзё месяцами. Она сосредоточенно смотрит вниз, и её хмурый взгляд отражается в сияющей стойке, пока она рассказывает, что наконец сдалась. Но цена была так высока, а угрозы так ужасны, что она подумывала о том, чтобы бежать из города и начать заново где-нибудь в другом месте. Он вскакивает с места, чудом оставив опьянение на стуле. Он говорит себе, что хочет помочь ей, потому что она красивая. …Но он не то чтобы хотел её. Может, на самом деле он ищет отвлечение от того факта, что Кирю разыскивается за убийство, а он не может ни черта с этим сделать. Или, может, насмехается далёкий голос, он просто идиот, пытающийся решать проблемы других. Нытик, думающий, что это сделает его одним из хороших парней. Будто бы в этом городе вообще есть «хорошие парни». Какой бы ни была причина, он выходит за знакомый деревянный брус двери в ярко украшенный офис Додзимы. Он с незаслуженной юношеской уверенностью подходит к вычурному лейтенанту, небрежно откинувшемуся в кресле, внезапно решивший, будто он владеет информацией для ведения переговоров от имени женщины, с которой он только что познакомился. Он произносит слова с лёгкостью, как по сценарию. Слова, которые обеспечат безопасность бара и его владелицы. Победа, в которой он нуждается после стольких проигрышей и напряжённых «ничей». Хрупкое сердце безнадёжного якудза вздрагивает, когда лейтенант, облачённый в свой броский фиолетовый пиджак, называет его «любимым сыном Кадзамы» (будто бы он никогда не слышал о Кирю). И даёт понять, что с ним не стоит вести переговоры. Выбитый из колеи, с пустыми руками, новоиспечённый якудза тщетно ищет, что ещё он может предложить. Он чувствует, как поразительно легко предательские слова слетают с его языка. Он говорит, что может шпионить за своим приёмным отцом, передавая важнейшую информацию человеку перед собой. Его особая связь с капитаном семьи может послужить опорой, что позволит яркому ветерану достичь вершины. Лейтенант затихает на секунду. Дрожащий вздох, и, кажется, будто этого предложения достаточно. Затем комната содрогается со звуком, наполняющим юношу чувством стыда, закипающим в его нутре. Смех. Громкий, неподдельный и безудержный. Он не осознаёт, что его кулаки были сжаты, пока не чувствует кровь под ногтями. Смех лейтенанта звенит язвительным эхом, когда он объясняет, что этот новобранец никогда бы не смог предать человека, что вырастил его. Но он смог бы. Мысль об этом заставляет его в ужасе застыть на месте. Как он мог так быстро и искренне предложить предать человека, который был ему как отец? Что с ним не так? Быть может, где-то глубоко в его душе засел неискоренимый изъян, которого он не замечал ранее? Быть может, поэтому он и вырос с единственным приёмным родителем и половиной дюжиной других детей, а не с двумя родителями и сестрой? Его зрение затуманено слезами паники. Он пытается сдержать их, но он бессилен против гнетущего потока. Он задыхается в ловушке, погребённый под волнами, пока на поверхность его не выдёргивает теплый голос, радостно его приветствующий. Привычным движением юноша вытирает слёзы, увидев перед собой тот самый бар. Его владелица радостно улыбается ему, уверенная в том, что её бизнес в безопасности. И она рада видеть, что он в порядке. Она умная. Она уже поняла, что он — и есть причина, по которой ей прекратили поступать угрозы. Он надевает маску спокойствия, пока не осознав, <i>что он сделал, чтобы заключить соглашение. Но он вежливо подтверждает, что владелице больше не нужно волноваться, потому что каким-то образом он знает, что это правда. Мама наклоняется ближе, глаза кратко бросаются к его губам, прежде чем снова встретиться с ним взглядом.</i> — Кто знает, может это начало длительных отношений, — её глаза блестят, а на щеках появляется румянец. — Можешь звать меня Рэйной.---
Патриарх просыпается дезориентированным. Взгляд на знакомые предметы в его спальне возвращает его в настоящее. Черные шелковые простыни на кровати, подлинники работ самых ярких и перспективных художников на стене, лакированный комод, который стоит намного больше, чем его квартира в 88м. Заряженный пистолет в верхнем ящике его прикроватной тумбочки. . . . Он не думал, что потеряет её. На самом деле, он хотел её смерти всего раз, не более, чем на мгновение. Теперь же убийство стало его рутиной, такой же, как просматривание новых сообщений или выдача приказов. Обыкновенными ритуалами, какими вскоре становятся повседневные задачи. Иногда он задумывается, почему когда-то для него было немыслимым прикончить кого-то опасного в ином смысле этого слова. Или кого-то настойчиво враждебного. Или просто кого-то тупого настолько, кому нельзя доверить значок семьи. Она не была ничем из этого списка. На самом деле, она всегда была рядом. Чего он не мог сказать об остальных. Чёрт, да когда-то она даже дралась вместе с ним. В то время, казалось, было неважно, что их превосходит рычащий одноглазый человек. Они попали в передрягу вместе. Они были командой. Она была неимоверно настырной и смелой. Но она была и нежной, и, будучи хорошим слушателем, никогда не насмехалась над его глупыми, бессмысленными слезами. Временами казалось, будто она скучала по тем временам, когда она была той, кто вытирал его слёзы. Даже несмотря на то, что однажды он ударил её. Она совершила ошибку, намекнув на то, что он слабак и что по его вине его возлюбленная пропала и пострадала. Его рука только соприкоснулась с её щекой, отшвырнув её, плачущую, на землю, а он уже чувствовал себя херово. И даже спустя недели с этого момента, это ощущение никуда не исчезло. Но никогда вновь он не поднимал на неё руку. Она всегда была умнее его. Они оба читали людей, как книги, и их общий талант привёл к сотне личных, негласных разговоров в переполненных помещениях. Конечно, он знал о её чувствах к нему. Годами он не разделял их. Будучи юношей, он наслаждался её компанией. Но когда всё изменилось, изменились и их отношения. Из друга она превратилась в инструмент, а это означало, что он был готов на любые уловки, чтобы обеспечить её послушание. И так он начал лгать ей. Потворствовать кратким моментам флирта и близости. Десятилетия опыта соблазнения девушек заглушали на мгновение несмолкающий голос, заявляющий, что он сделал достаточно, чтобы она не смела сказать ему «нет». Независимо от того, что он просил. Всё было хорошо, всё шло по плану. Пока Кирю не ворвался, бездумно разрушая его досконально продуманные планы, подобно барным стульям, снося всё на своём пути без оглядки. (И как один человек способен в одиночку вызвать столько разрушений из-за своего безграничного упрямства?) Она провела всего несколько дней с Кирю, и уже бросалась на него, повышала на него голос и сквозь слёзы обвиняла его в неправоте. Говорила, что она была неправа, помогая ему. Имя Кирю ни разу не сорвалось с её губ во время этого напряжённого разговора, в котором он пытался сначала запугать её, а потом очаровать, но затем она нажала на курок, как и он. Однако в её записке повсюду было имя Кирю. Он оставил её последнее послание. Чтобы Кирю знал, что по его вине полы их любимого бара были запачканы кровью. Единственный минус быть патриархом заключается в том, что все под тобой терпеливо ждут момента, когда можно будет вонзить нож тебе в спину. Поэтому он не был удивлён, когда предатель-лейтенант сумел схватить её и сбежать. Но они не ушли далеко. И именно так стало на одного человека меньше из числа тех, кто помнил его в те времена, пока всё не полетело к чертям. Пока он не предал Кирю. Пока он не потерял свою возлюбленную навсегда, не успев её спасти. Пока ему не пришлось смотреть, как умирала его младшая сестра умерла, чувствуя себя бесполезным. Его сердце наполняется паникой, когда в уголках его глаз скапливаются слёзы, как вестники давно забытых чувств. Он перенаправляет эти эмоции в яростный крик и замахивается, оставив от его прикроватной лампы только керамические осколки на полу. Нет пути назад, только вперёд. Он усвоил этот урок десять лет назад. Ещё несколько дней практически невыносимого стресса и напряжения, прежде чем всё решится, и эти чувства исчезнут. С десятью миллиардами йен на руках и смертью Кирю, он наконец будет свободен.