Баттерс, крошки и линии

Баттерс прекрасно знал как пахнет Кенни — сожённой травой, ноткой дешёвого табака и дорожной пылью, возможно, имеющей некое сходство с белыми рассыпанными на столе крошками, которые Стотч судорожно собирал кредитной карточкой. Стук отдавался в ушах режущим эхом, но ничего не могло отвлечь Баттерса от столь увлекательного занятия. Резь по всему телу и надвигающаяся паническая атака вследствие утренней ломки неустанно двигали процесс, напоминая о себе эпилептически дрожащими руками перед красным носом, цветущим химическими ожогоми и коричневыми корочками. Но дорожка получалась слишком маленькой. — Чёртчёртчёртчёрт, — скороговоркой произнёс Леопольд, слыша тяжёлые шаги на лестнице. — Папа, — одиноко виснет в воздухе и теряется в нисколько не изменившейся дорожке, в которой — если повезёт — наберется хотя бы половина грамма. Баттерс жадно засунул белый порошок в ноздри, надеясь не потерять ни пылинки, но всё равно чувствовал — внутренней тревогой — что часть просыпалась на пол, пройдя по которому скотчем можно насобирать дозу равную этой. Возможно, каким-нибудь утром Баттерс вытащит порошок из щелей между досками вместе с комками пыли. — Баттерс, открывай, ну же, — стучится отец, — сколько раз тебе повторять, чтобы ты не закрывался. — Д-да, сэр, — всё ещё дрожа и пытаясь стереть ранее валявшейся в куче грязных вещей на полу футболкой остатки под носом, с болью оседшими поверх свежих болячек, откликнулся Баттерс совершенно по-дестким наивным голосом, выдавленным на связках, дабы не закашляться от жгучего дыхания полной грудью. — Я с-сейчас открою. — Он в спешке натягивал недавно постиранную любимую отцовскую рубашку яркого голубого цвета и потёртые джинсы с несколькими баксами в карманах — подарок от отца за «хорошее поведение». — Если вы сейчас не откроете дверь, мистер, — возмутился отец, стукнув по двери ровно три раза, после которых терпение обычно лопается и открывается дверь, — я буду вынужден наказать вас. — Сэр, я уже бегу! — чуть не споткнувшись о собственные ноги, нервно произнес Баттерс, отпирая замок и пряча неунимающиеся руки за спину. Отец оценивающе и вызывающее, словно змей, посмотрел на сына несколько секунд, за которые Баттерс успел умереть несколько раз — от предвкушения наказания и трясучки, доходящей до самого сердца. — Подвезти тебя? — осведомился отец, резко смягчив тон, — мне сегодня ехать в сторону твоей школы, так что я мог бы, — его рука зачем-то потянулась к запутанным волосам, но оборвала своё движение вместе с фразой, пребитой Леопольдом. — Сэр, не надо, — чуть не вскрикнув от накатившего страха, сказал Баттерс, виновато уставившись в пол. Он прекрасно помнил, чем закончилась прошлая поездка в машине до школы — руки дрожали, ноги, стыд с головой и такой же отходняк, только в десять раз хуже. Надо было поторопиться и увидеться с Кенни. — Почему? — Не хочу вас утруждать, сэр. — Как хочешь, — холодно бросил Стивен, посмотрев на уходящие за спину подрагивающие плечи и тут же исчезнув из дверного проёма. Баттерс облегчённо закрыл дверь и скатился по ней на пол, выдохнул, чувствуя как руки успокиваются — что-то всё-таки дошло. Стало возможным взять телефон и написать краткое: «Кенни, можешь прийти на задний двор школы за 30 минут до начала?» «Умоляю» «Ок» — тут же выстветилось на экране в ответ. Передвигать ноги Баттерсу казалось удручающе тяжким занятием — они не шли, он падал, надежда пересечься с Кенни пораньше таяла на глазах. Баттерс лишь молился, действительно вспоминая текст читаемой каждое воскресенье в храме молитвы, чтобы Маккормик пришёл. Потому что Кенни всё прекрасно знал. Да, впрочем, все знали — просто закрывали глаза. Опухшее лицо на морозе приобрело человеческий вид, словно стянувшись от холода, а также румянец. Баттерс слишком нервно смотрел на часы, считая секунды — ему хотелось увидеть Кенни и выпросить нормальную дозу, благодаря которой ломка уйдёт к чёртовой матери, а также увидеть Кенни, пускай дозу хотелось больше. Чувство нежной дружбы или влюблённости — Стотч уже не помнит и не понимает до конца, что это было — растворилось где-то в крови вместе с очередным вываренным на переносной плите химическим составом, всунутым в пакетик с красной линией. На самом деле Баттер не имел ни малейшего представления, как Кенни и другие делали наркотики — он лишь потреблял, не вдаваясь в подробности. Кенни опоздал ровно на 7 минут, которые для Баттерса равнялись катастрофе. Маккормик подошёл вместе с запахом сигареты с тропическим фильтром, обняв фигуру с дебильно торчащими во все стороны сломанными сухими волосами и погладив свисающие до мочек ушей патлы. Замёрзшая рука всё равно не видела разницы между мягкой шевелюрой и скукоженными мышинными хвостиками, покрывшимися снегом — ей всё сходило за приятные волосы. — Как себя чувствуешь? — почти издеваясь, спросил Кенни, наклонившись совсем близко к лицу Баттерса, будто случайно всунув половину сигареты тому в рот. — У меня сегодня только это. — Ты шутишь сейчас, что ли? — делая длинную затяжку, произнёс Баттерс, меняя скуренную вполовину сигарету на новую, только что подкуренную. — К сожалению, нет, — нейтрально, делая умеренные затяжки, произнёс Маккормик. — С чего ты взял, что у меня вообще что-то есть? — С того, что ты варишь наркоту у себя в комнате. — Смелая мысль, но весь имеющийся стафф уже разложен. — Ты поэтому задержался? — доходя до предистеричного состояния, произнёс Баттерс, пытаясь успокоиться длинными затяжками. — Ну-ну, тише, — попытавшись снова погладить волосы, сказал Кенни, — зависимость не идёт тебе на пользу. Баттерс, сдерживая слёзы, откинул чужую руку: — Тебе какое дело. — Я бы жил с тобой, если бы не это «дело», — бросил лишнее Кенни, зарабатывающий сведением чужих жизней на «нет» и не имеющий возможности даже себя обеспечить. Они оба давно похоронили внутри общую мечту — жить вместе в хорошем мире, ведь мир оказался не таким уж и хорошим, а минутная доза — надёжнее очердных обещаний о светлом будущем и общем колледже со стороны Кенни. Стотч прекрасно знал, что Маккормик никогда не накопит на поступление. Его посадят раньше. Баттерс, ощутивший комок несбыточных надежд, отвернулся, скрывая полившиеся капельки из красных с самого утра глаз: — Я… я так надеялся, что… что ты мне поможешь, а ты… Кенни стоял молча, словно существуя лишь в щелчке зажигалки и завывание ветра. — Я хотел, чтобы ты мне помог… а ты… ты знаешь, что я вообще пережил прошлой ночью? — Баттерс всё равно не поворачивался, надрываясь и похныкивая в припадке на фоне ломки, — отец… он… снова сделал это. Ударил, положил на кровать, и… — колени не выдержали, и Стотч чуть ли не упал камнем на плитку, скрытую слоем снега, но Кенни успел его поймать, держа за локти, — Кенни, я не хочу жить… не хочу… Кенни, скажи, что ты соврал, и у тебя есть хотя бы один грамм. Я отдам любые деньги! Но Кенни уже не особо вникал в речь друга, присев рядом на корточки и прижав заплаканное лицо к груди, дабы слёзы не застывали льдинками на кончиках ресниц, и осторожно начал гладить по голове. Когда Баттерс успокоился, Кенни наконец-то открыл рот где-то вглубине оранжевой куртки: — Прости, пожалуйста. — Не извиняйся, — Баттерс вытер дрожащей рукой нос, поднимаясь с колен, — это был мой выбор. Во всяком случае, долго жить не хочется. — Я знаю, Баттерс, я знаю, — утешающе произнёс Кенни, — но, может, ты всё же подумаешь. — Маккормик вытащил из внутреннего кармана куртки внутривенную инъекцию в шприце, всунутом в пакетик с красной линией, — я не ожидал увидеть истерику. — Не ожидал, — издеваясь, повторил Баттерс, выхватывая пакет из чужой руки. — Я сегодня собирал крошки со стола, — повседневным тоном сказал Баттерс, оголяя и находя вену на тыльной стороне ладони, — меня не взяло. — Конечно, тебя не возьмёт, — подойдя ближе, зажав одну из синих ниточек на руке, произнёс Кенни, — ты уже исколол себе все руки, придурок. — Маккормик с гейской нежностью взял шприц, вводя дозу прямо внутрь изношенных вен. — А я тебя действительно люблю. — Сказал Баттерс, надеясь ощутить спокойствие в течение ближайших пяти минут, слегка дёргаясь от боли. — Я тебя тоже, — проговорил Кенни, выбрасывая шприц и всё прочее в огромный мусорный бак, который никто никогда не проверял, — но сейчас мне кажется, что я тебя ненавижу.