Ты — сердце моё

      Он давно следит за одним молодым парнем, который день ото дня кажется ему всё подозрительнее. Есть что-то в этих слегка угловатых, но в то же время женоподобных чертах, что заставляет ставить под сомнение то, кем этот парень является. Прогуливаясь по улицам Парижа, который всё ещё кажется пирату чуждым из-за дальности города от моря, Дрейк всё не может выбросить из головы образ того молодого парня, которого видел в булочной совсем недавно. Сколько там прошло, день, два, а, может, неделя? Британский пират всё не может выбросить из головы эти двухцветные глаза, ямочки на щеках и очаровательную улыбку. «Должно быть я схожу с ума, чтобы меня привлекали парни?.. Ужас, ” — почти смеётся над своей беспомощностью в этой ситуации Фрэнсис, но всё ещё думает о возможности заговорить с тем молодым парнем, узнать его тайну и успокоить своё сердце, если это и правда не то, о чём он думает.       Тот незнакомец захватил его разум, стесняя грудь приятным жаром. Это почти невыносимо. Почти невыносимо желать то, что недосягаемо, запретно и неправильно. Но… Почему-то Дрейк всё меньше верит, что это неправильно, будто у него есть некое чувство, что всё как раз таки с точностью да наоборот.       Он видит того незнакомца на набережной среди толпы. Его гетерохромные глаза, смотрящие меланхолично на реку, на то, как на её глади поблёскивают лучи закатного солнца, стесняет грудь пирата только сильнее, сердце снова полнится жаром и тоской. Фрэнсис наблюдает издалека за этим загадочным молодым парнем, который выглядит достаточно нежно — явно аристократ какой, — и готов просто взвыть, понимая, что начинает сомневаться в своём влечении только к женщинам.       О, в своей смертной жизни Фрэнсис был любвеобилен, многие распутные девки мечтали провести ночь с ним, ведь он силён, красив и обаятелен, а кто он такой, чтобы себе отказывать?       И вот его сердце, будто пистолем, простреливает навылет тяга к этому парню, будто он прекрасная дева.       Под ребро колет, когда он видит ещё одного молодого человека рядом с его объектом желания и обожания. Такой же аккуратный, немного выше, с пыльно-розовыми волосами, собранными в неряшливый хвост внизу. У него такие же гетерохромные глаза, один из которых по цвету напоминает мёд. Они слишком мило беседуют, будто между ними есть что-то. Недопустимо. — Алек, не разбивай мне сердце! — Почти стонет молодой парень с хвостом, прикасаясь к нежным коротко стриженным волосам. — Я уверен, что ты прекрасна, тебе ни к чему притворяться парнем. — Уилл, мы обсуждали это. Мой секрет знаешь только ты. — Закатывает глаза Алек, устав от повторений одной и той же темы. Уильям Шекспир единственный гость особняка Сен-Жермена, который знает маленький секрет девушки перед ним. Он видел её лишь однажды, очарованный тем, какая же она нежная, и Шекспиру, ставшему хранителем её тайны, а также её другом, больно видеть через что ей приходится проходить каждый божий день ради своей безопасности.       Они знакомы. В этом сомневаться уже не приходится, и понимание этого только усиливает неприятное ощущение под ребром Фрэнсиса, когда он наблюдает за Алек и Уильямом. Шекспир передаёт рукопись Алек с игривой ухмылкой. Дрейк не слышит, что он шепчет на ухо Алек, когда наклоняется, однако это что-то заставляет её закатить глаза и ткнуть драматурга локтем в бок с нервным смешком. Пирату это не нравится, совсем не нравится, но он ничего не может с этим сделать. Или может?.. Выкрасть Алек и присвоить её себе звучит, как великолепный план, но он не в том столетии, чтобы бесцеремонно совершить задуманное, какое-никакое приличие он обязан сохранять. И всё же пиратские замашки берут над ним верх, хоть и остаются вариантом на долгосрочную перспективу.       Фрэнсис ещё какое-то время наблюдает за Уильямом и Алек, которые что-то с интересом обсуждают. Театр, постановка и репетиции. Девушка обещает заглянуть на днях, чтобы помочь Шекспиру с подготовкой. На этом они прощаются. Время действовать.       Дрейк, слившись с толпой, идёт навстречу девушке, уже улавливая манящий запах её крови, что выделяется от остальных. В этой крови столько жизни, желания бороться и сохранить свою тайну, что у британского пирата почти кружится голова, что только играет на руку — инсценировка случайного столкновения проходит успешно, однако глубокий вдох не оказывает услугу, усугубляя положение. Дурманящий аромат просто уничтожает здравомыслие. Хочется прижать Алек к себе, втянуть аромат её кожи и крови носом и вонзить клыки. Интересно, какой у неё настоящий голос? — Прости, дружище, я, кажется, слишком задумался и прекратил замечать окружение. — Фрэнсис виновато улыбается, стараясь выдать себя за немного беспечного моряка с ветром в голове. Он протягивает Алек руку, отмечая её женственные запястья, когда женская ладонь ложится в его. Она точно не парень — они слишком изящные и тонкие, даже юноша, не знавший физический труд, обладает запястьями шире, чем эти. Сдави Дрейк её в своей крепкой ладони — и кости затрещат.       Пират тянет Алек на себя, поднимая ту с брусчатки и готов поклясться, что слышит её внезапное аханье, которое идёт вразрез с внешним видом. Внешне девушка выглядит достаточно мужественно, как молодой парень благородной семьи, не знающий ничего, кроме наук, клавиш фортепиано или струн скрипки, а вот голос… Впрочем, Фрэнсис всё ещё убеждён, что ему просто почудилось. — Кажется, столкновение было сильным. Вы в порядке, месье?.. — Приятный тембр голоса, очень похожий на юношеский, вырывает из размышлений. Дрейк уж слишком погружен в себя, когда чувствует тепло нежной женской ладони в своей. Его лазурные, как океан, глаза смотрят в её гетерохромные, за которые её в его столетии считали бы проклятой самим Дьяволом. Впрочем, несмотря на немного угловатые черты лица, прекрасная Алек, по скромному мнению пирата, и в самом деле одарена дьявольской привлекательностью. — Дрейк. Фрэнсис Дрейк. Мне жаль, что я сбил тебя с ног, дружище. Со мной всё в полном порядке. — Он отпускает женскую руку, хоть очень этого не хочет, но это необходимо, чтобы иметь понимание, сработало ли то, что он планировал. И Алек в самом деле подаётся вперёд, почти утыкаясь в него, вновь издавая тихое «Ой», которое ну не звучит, как юношеское. — Ты спешил куда-то?       На вопрос Фрэнсиса Алек кивает, понимая, что сильно ушиблась и ей бы не помешала чья-то помощь хотя бы дойти до ближайшей скамейки, где она сможет присесть. Пират подыгрывает ей, хоть ему и не особо хочется, но это нужно, чтобы не спугнуть свою «добычу» с очаровательным именем Алек.       Сидя на скамейке близ булочной, Дрейк замечает сшитые вместе листы, на титульной стороне которых от руки красивым почерком написано «Призрак Оперы». Это и служит идеей для того, чтобы прервать неловкую паузу, которая давит на виски. — О чём это? — Молодой мужчина кивает в сторону рукописи, которая больше похожа на сценарий, чем привлекает внимание девушки, которая всё ещё старается строить из себя молодого парня, что уже перешёл черту подросткового возраста, но ещё не стал мужчиной. — Вы не знаете, месье Дрейк? — Алек вскидывает брови, не веря своим ушам, однако охотно рассказывает Фрэнсису о произведении, показывая лишь первые страницы сценария. Девушка должна сыграть Кристину, что всё ещё оспаривается с Уильямом, но ему уж очень хочется быть «её Ангелом Музыки, взывающим к ней», считая это замечательной возможностью раскрыть женщину в той, кто похожа на сорванца из благородной семьи.       А Дрейк слушает с интересом, впитывая всё, что Алек рассказывает, желая теперь оказаться там, увидеть её и дать себе возможность убедиться, что она не та, за кого себя выдаёт. И желание это становится только сильнее, особенно когда девушка упоминает, что постановка будет проходить на сцене под открытым небом. Это его шанс!       Он не говорит ей, что придёт, когда помогает добраться до особняка, в котором та живёт — хочет сделать сюрприз. Фрэнсис чувствует себя влюблённым мальчишкой, юнгой, влюбившимся в девочку на берегу, которая в мелководье топчется босыми ножками, звонко взвизгивая и смеясь, когда волны, обтачивающие гальку, касаются своими языками щиколоток.       Сердце пирата, ставшего вампиром, разбухает в груди. Кажется, ему настолько мало места, что оно давит на лёгкие и мешает полноценно дышать. Дрейк влюблён в девушку, которая старается выдавать себя за парня. Он влюблён в то, с какой страстью она рассказывала ему о «Призраке Оперы», то, как сияли её глаза, когда она почти руками показывала эти образы, обходя стороной самые сочные подробности — иначе будет неинтересно. Ему было не особо интересно то, что там за Призрак, что за Кристина и как они вообще связаны. Алек кружит ему голову, как и её улыбка.       По своей небольшой комнатке, которую он снимает на втором этаже у бармена, — хотя Дрейку привычнее звать их трактирщиками — молодой мужчина, ухватывая свой плащ за рукав, вальсирует с ним, огибая стол с почти пустой бутылкой рома. Дрейк пьян, но ему неясно виной ли тому алкоголь или же та прекрасная, но мужественная, девушка, однако воспоминания о ней делают ром сладким, как мёд, забирая всю его горечь. Алек, Алек, Алек. Она прекрасна.       Особенно прекрасна она, когда появляется на сцене в белоснежном пеньюаре до щиколоток. Фрэнсис заявляется, расспрашивая прохожих не знают ли те, где театр Уильяма Шекспира. Алек такая трогательная в образе Кристины, её женственность неприкрыта мужской рубахой и брюками да расстёгнутым камзолом, что только делает её плечи шире. Она так хрупка в белом, так нежна, что грудь наливается жаром. Её нежность возбуждает, подселяет грязные мысли, с которыми тяжко бороться, но пират уважает её личность, уважает ту крупицу её «Я», которую она показала ему, чтобы просто смотреть на её женственность голодным зверем.       Но пройдясь взглядом по ней, поющей об Ангеле Музыки и отыгрывая явное помешательство, Дрейк замирает. Кажется, он даже прекращает дышать. Несмотря на короткие пушистые волосы, немного угловатые черты, её изгибы кажутся манящими. «Так вот какова ты, прекрасная загадка. Наверное, больно утягиваться, чтобы быть похожей на юношу», — Фрэнсису даже жаль её, когда он осознаёт, через что она заставляет саму себя проходить по личным причинам. Он хочет спросить её об этом, о причинах, по которым она заставляет себя проходить через это, но не думает, что дождётся честного ответа.       Антракт. Зрители, пришедшие, потому что услышали, и приглашённые Уильямом отходят к палаткам, чтобы попить воды или иных напитков, а Дрейк спешит за сцену, там, где должно быть место, где актёры ждут своего часа, приводят себя в порядок. Там он надеется увидеть ту, кто так бессовестно околдовала его сердце, как мифические сирены в бескрайних просторах морей.       Его любовь там, отдыхает и переводит дух. В гримёрной должен быть кто-то ещё — Уильям, — но его нигде нет. А вот озадаченная Алек пятится к стене. Она узнаёт в незваном госте Фрэнсиса, однако легче от этого не становится. Прикрывая руками тело, девушка чуть хмурится. — Месье Дрейк, покиньте гримёрную, вам нельзя здесь находиться! — Она даже забывает вновь натянуть на себя роль молодого парня — понимает, что это уже бесполезно. Фрэнсис, несмотря на решимость не отступать, делает всё, чтобы девушка перед ним не начала поднимать панику. — Я пришёл кое-что сказать, Алек. — Он не смотрит ниже её лица, старается этого не делать из уважения к ней и зарождающейся любви, которая горит огнём в груди, подталкивая на безумства. — Я влюблён. Мысли о тебе наполняют жаром грудь, и мысль, что ты отвергнешь меня, убивает. Я никогда не верил в чувство любви с первого взгляда, но твои глаза… Они погибель для меня и моего рассудка.       Он умалчивает, что наблюдал за ней несколько дней до их столкновения. Не нужно быть гением, чтобы понять: Алек испугается, оттолкнёт от себя, и тогда плакало его дальнейшее желание продолжать существовать. Её появление в поле его зрения дало ему стимул продолжать двигаться, а не влачить своё существование в качестве бессмертного создания, заливая в себя страшное количество рома и пойла куда противнее и хуже, ведь ему уже не вернуться обратно в своё столетие. — Я полюбил тебя и твою улыбку, то, с какой страстью горели твои глаза, когда ты рассказывала с упоением о постановке, в которой принимаешь участие. Если дашь мне шанс, я покажу каким могу быть. Прошу, Алек, всего один шанс, и, если я разочарую, больше не покажусь тебе на глаза. — Его голос звучит с каждой секундой всё отчаяннее, будто это его единственный шанс убедить самого себя, что он не растерял человечность, получив вторую жизнь, которая иногда его до ужаса тяготит. То, что Алек не просит его покинуть её, наталкивает на мысль, что она не против, а в подтверждение Фрэнсис чувствует её губы на своих. Поцелуй мимолётный, но и его уже хватает, чтобы сердце глухо стукнулось о рёбра с такой силой, что пират почти готов божиться: оно бы нашло путь наружу. — Укради меня сегодня после постановки, — шепчет ему Алек, прикасаясь руками к его щекам. Её губы близко-близко к его, настолько, что их теплоту Дрейк чувствует, и она посылает дрожь по позвоночнику. — И, да, моё имя Алексия.       Он украдёт её после, когда все разойдутся, хотя желание сделать это во время того, как Уильям, взявший на себя роль Призрака Оперы, прикасается к запястьям Алексии, когда обнимает её в момент, когда она изображает обморок Кристины из-за сильного шока. Покалывающее чувство ревности не даёт покоя, когда Фрэнсис видит её в руках другого мужчины. Это всего лишь театральная постановка, но жгучее чувство в груди к своему «сопернику» не даёт здраво мыслить. Благо Дрейку удаётся полностью отвлечься на Алексию, которая просто очаровательна. Но Фрэнсис вновь и вновь отвлекается, слыша в голове голос девушки, которая говорит ему, что будет совсем не против, если он её украдёт. Она ведь и в самом деле это говорила, поэтому он не видит ничего неправильного в этом.       Алексия пробуждает в нём давно забытые чувства, пробуждает в нём желание добиться её, сделать её своей, показать, как сильно он любит её, как жестоко она околдовала его сердце. Впрочем, пират и не против.       Не тогда, когда она оказывается в его руках спустя ещё пару часов. Дрейк ворует Алексию прямо в сценическом образе Кристины Даэ. Несмотря на её короткие волосы, она всё ещё безмерно прекрасна в платье. Фрэнсис снова зачарован ею, касается её щеки своей рукой, зарывается в волосы пальцами. Уильям не знает ничего, он не видел, как Дрейк выкрал Алексию, прижимая её точёное тело к себе.       Заполучив её в свои руки, пират уже не может представить, как отпускает её, не может представить, что её нет в его руках. Фрэнсис целует её нежные губы. Укутанные ночной мглой, они оба пробуют любовь на вкус, хоть для девушки с гетерохромными глазами это не является чем-то новым, но щекочущее чувство в груди и внизу живота — явно что-то новенькое. Её прежние отношения окончились очень плохо, потому дурные воспоминания оставлены там, за той самой массивной, резной дверью в Лувре, которой нет ни в одном путеводителе.       Шнуровка на спине поддаётся не сразу, Дрейк даже успевает тихо выругаться и тут же осекается — перед ним всё же девушка, хоть и явно не из робкого десятка. Она отстраняется от его губ, прокладывает дорожку поцелуев по его челюсти, опускается на шею и вдыхает его запах. Порох, ром, море и дерево. Как типично и банально, но Алексии нравится. Особенно ей нравятся его тяжёлые вздохи, когда она покрывает поцелуями с открытым ртом его шею и адамово яблоко. Их поцелуй всё ещё трепещет на его губах, он сладок и прян, пьянит разум, когда платье с тихим шуршанием падает к ногам девушки. Без одежды в одном только белье она прекраснее, чем Фрэнсис мог вообще себе вообразить. — Ты бы хоть смутилась немного, Алексия. Я же всё-таки мужчина, — смеётся пират и смотрит на почти нагую Алексию, которая совсем не смущена тем, как она выглядит перед ним. Он целует тело, начиная от области под её челюстью, опускается на шею, плечи, которые покрывают мелкие, бледные и очень редкие веснушки. Дрейк держится, чтобы не укусить её, не попробовать её кровь, аромат которой теперь, из-за разгорячённой кожи, становится только ярче, возбуждая во всех возможных смыслах.       Алексия для него не весит ничего практически, когда он подхватывает её под бёдра и поднимает над полом. Его плащ уже покоится на полу, когда пират оказывается на ней. Такая мужественная и смелая, Алек кажется максимально хрупкой и беззащитной, лёжа на кровати. Её щёки украшает румянец, гетерохромные глаза блестят, а нежная рука… Ох, нежная рука находит свой путь под вырез его рубахи, чтобы коснуться крепкой, мускулистой груди. Алексии самой интересно как она вообще оказалась в такой ситуации, в постели с вампиром, которого знает, от силы, день. Однако ей нравится его касаться, нравится целовать и чувствовать взаимные ласки.       Молодой мужчина облизывается, смотря на разгорячённую девушку в предвкушении большего. Ей нравится то, к чему всё ведёт, она дрожит от удовольствия, когда Фрэнсис опускается поцелуями на её тело снова, когда чувствует горячий язык, проводящий полоску вдоль ключицы. Алексия понимает с кем имеет дело, но не поднимает вопрос об укусе — сейчас не о нём вовсе. Сильные руки гладят ладный девичий стан, а поцелуи, опустившиеся на грудь, становятся всё более жадными и требовательными. Дрейк сдерживается, почти дрожа; девушка под ним почти доводит его до безумства, и ему это нравится. Ещё ни одна женщина, с которой он спал в своей смертной жизни, не пробуждала в нём такую страсть, но с Алексией Дрейк не хочет спешить, хочет сделать это любовно и красиво.       Её кожа пахнет миндалём, ванилью и кофе, и аромат этот на внутренней стороне бедра, близ нежного бутона, спрятанного за бельём, только сильнее. От волнения губы Фрэнсиса немного сухие, когда он целует нежную кожу, приближаясь к складочке между бедром и кромкой белья. Раздевать Алексию для Дрейка — это как откупоривать бутылку рома, который так долго ждал своего часа и был оставлен на «самое вкусное» — так же приятно и немного волнительно. А уж когда Алек оказывается полностью обнажённой, невольно раздвигая стройные ножки, у Фрэнсиса почти срывает крышу. Если бы кто-то потребовал у пирата описать словами то, что он видел, то «Красота» не было бы достаточно ёмким словом. Красота в глазах смотрящего, а для молодого мужчины лежащая на простынях Алексия кажется тем самым произведением искусства, что вышли из-под кисти величайших художников его эпохи. — Þú bist cyme, lēof. — Девушка не понимает, что говорит ей Фрэнсис, однако то, с каким восхищением он смотрит на неё, говорит ей куда больше. Не нужны объяснения — одного только взгляда сияющих лазурных глаз уже достаточно. Молодой мужчина не спешит раздеваться — наслаждается нежной кожей на своих губах и в руках, чувствует нетерпение Алексии, когда она почти скулит под ним, прося невольно о большем.       От его поцелуев жарко, истома, собирающаяся влагой между бёдер, становится невыносимой. Алек хочет просить Дрейка взять её, заполнить собой, но даёт тому возможность насладиться моментом, хотя его пальцы медленно погружаются в неё, разводя мягкие, липкие стенки под шумный вдох на грани стона. Этого мало, вздохов ему недостаточно; Фрэнсис почти жаждет увидеть эту нимфу извивающейся под ним в наслаждении, прося ещё и ещё. Молодой мужчина двигает пальцами внутри, надавливая и потираясь. Это приятно до дрожи в коленях.       Первый стон. Алексия стонет, когда губы Дрейка касаются её тела вновь, когда его язык кружит вокруг налившегося негой соска, и в тот момент даже не хочется как-то думать сколько женщин он удовлетворил вот так. — Iċ lufie þē, lēof, — шепчет Фрэнсис, отрываясь от нежной груди. Девушка слишком прекрасна, даже если до этого она старалась скрывать это от всех. Его пальцы всё ещё двигаются внутри неё, влажные звуки заполняют тот угол, где стоит кровать, но они тонут в сладостных стонах Алексии, когда она почти впадает в безумство от ощущений. Молодой мужчина и сам не знает почему говорит ей эти слова, однако в этот момент они кажутся ему правильными. Он и правда любит её. Любит с момента, как услышал её голос, прикоснулся к ней и взглянул в глаза так близко, что это кажется неприличным.       Когда наслаждение окатывает тело, как ушат ледяной воды за шиворот, Алексия содрогается всем телом и громко стонет. Она задыхается от забытых ощущений, а тут ещё и адреналин, который выброшен в кровь от полного понимания, что она будет делать это с тем, кого не знает. Это будоражит до мурашек на загривке.       Дрейк спешит снять с себя свою рубаху и штаны, ему не терпится овладеть Алексией. По одному взгляду в её глаза понятно: она тоже этого хочет.       Её нежный бутон принимает его неохотно. Внутри тесно, влажно, горячо. Молодой мужчина толкается внутрь под протяжный, глубокий стон, не понимая: его это или её, а, может, оба вместе. Он ошеломлён ощущениями, его глаза сияют в полумраке, взгляд блуждает, цепляясь за шею.       Происходит то, чего Фрэнсис меньше всего ждёт. — Кусай. — Пирату хочется себя ударить, ущипнуть, сделать что угодно, если это поможет ему проснуться. Алек утвердительно говорит всего одно слово, которое для вампира значит почти всю его не-жизнь. Это сон, такого не может быть, однако её пальцы в его серебристых волосах, то, как она за затылок притягивает его к своей шее, говорят больше, чем любые слова смогут. Дрейку даже кажется, что его клыки становятся длиннее, когда он делает ещё один толчок внутри неё, вслушиваясь в стон, срывающийся с губ.       Укус. Тело девушки дрожит в его руках от накатившего жара, наслаждения и экстаза. Алая кровь обволакивает его язык, её вкус наполняет его рот и дразнит вкусовые рецепторы. Фрэнсис не может больше сдерживаться. Он хлебтает жизненную эссенцию, чувствуя невероятный экстаз, будто каждую клеточку его тела покрывают нежнейшими поцелуями. Парочка крупных глотков — этого достаточно на первое время, однако теперь Дрейк уверен, что ничью кровь более он не примет никогда.       Он двигается внутри Алексии, слушая её стоны, словно плеск волн, бьющихся о скалы. В своём наслаждении она прекрасна, прекрасна в этом сладостном безумии, выстанывая его имя на грани исступления. На языке вампира всё ещё привкус её крови, которую он смакует, пока их тела движутся, сплетаясь в единый комок любви и желания. Молодой мужчина прижимает к себе Алек, ускоряя свои толчки. Её тело дрожит от накатывающей кульминации, второй за это время… или третьей. Алексия теряет себя в удовольствии, наслаждаясь Дрейком, наслаждаясь его любовью.       Он на грани уже совсем скоро, вбивается в её тело, чувствуя, как она обхватывает его горячую плоть. Это безумие, но какое!.. Единение с той, кто бессовестно присвоила его сердце себе, не сделав ничего, стоит того, чтобы потерять рассудок хотя бы на время.       Оглушительный стон обрушивается на них с потолка, когда они оба достигают кульминации. Фрэнсис в исступлении целует шею Алексии, не желая выпускать девушку из своих рук. Всё замирает вокруг. Дрейк тянется к своему поясу, который висит на одной из реек изголовья кровати и достаёт пистоль. Немного напуганная Алек не до конца понимает, чего он хочет от неё, и перестаёт дышать, когда пистоль ложится в её ладонь. Молодой мужчина осторожно берёт её за запястье и приставляет дуло пистоля к своей груди там, где его сердце. — Застрели меня, если я предам тебя хоть когда-нибудь. Я отдал тебе своё сердце, lēof, и оно не нужно будет мне, если я предам тебя. Ведь моё сердце — это ты.