Единственный шанс

«Можно закрыть глаза на то, что видишь. Но нельзя закрыть сердце на то, что ты чувствуешь…» Фридрих Ницше

      Спустя несколько суровых и хмурых январских дней, наконец, над Хофбургом сквозь крупные и плотные тучи стали пробиваться первые солнечные лучи в новом году. Получше натянув на свои пальцы чёрные перчатки, гость огляделся по сторонам и чуть пожмурился от резкого холодного потока ветра, который тут же обдул лицо мужчины, стоило ему выйти из своей кареты.       Его взору тут же был представлен довольно-таки масштабный молочный дворец с тёмно-серой крышей, состоящий из нескольких пристроек, покрытый недавно выпавшим снегом. Перед дворцом стоял изумрудный памятник одному из императоров Австрии, который величественно восседал на своём коне. Австро-Венгрия когда-то говорил гостю, кому был поставлен этот памятник, но эта информация напрочь вылетела из головы Германской Империи. Лишь бросив какой-то мимолётный взгляд на статую, немец перевёл тяжёлый взгляд на представителя австрийцев, который тут же с натянутой улыбкой начал приветствовать гостя, распорядившись, чтобы его вещи были доставлены во дворец, в специально подготовленные для него покои.       Германия понимал, что это простой этикет и вежливость, которая обязательна для любого двора, будь то австрийский, английский или его собственный. Но как же Императора раздражала эта наигранная радость в лицах прислуги от новости о его прибытии, сколько же фальши в их красивых приветственных словах. Германская Империя понимал, что никто из этих людей не рад его приезду. Молва о плохих и злых немцах, которые отобрали первенство в объединении немецких земель у законных наследников трудов Священной Римской Империи, уже давно ходила среди австрийского двора. Пруссию и его наследника, нынешнего Императора объединённой Германии, до сих пор презирали, но боялись в открытую им это показать, поэтому только играли роль гостеприимного двора.       — Как же жалко, — тихо озвучил собственные мысли немец, идя вместе с мужчиной во дворец.       Всё-таки услышав его слова, глупая улыбка на лице австрийца содрогнулась, в его глазах отразилась злость. Но большей реакции не последовало, представитель австрийцев лишь опустил голову и молча продолжил показывать гостю путь к входу во дворец. Эта реакция позабавила Германскую Империю, а потому тот ухмыльнулся и гордо приподнял свою голову в превосходстве. Никакая прислуга не сможет ему и слово порознь сказать, даже если он не их Император. И этим немец прямо сейчас нагло пользовался.       Наверняка на настроения австрийского двора влиял не только сам Австро-Венгрия, но и его уже ушедший в отставку отец. Австрийская Империя отказался от престола в пользу своего молодого и подающего большие надежды наследника. В письмах Австро-Венгрии иногда проскальзывали слова о том, что его самого и его государственную деятельность до сих пор продолжает контролировать бывший Император, ссылаясь на собственный опыт. И младший австриец не в силах что-либо высказать против слова своего отца, молча подчинялся. Поэтому пока жив прошлый Император или пока продолжается его сильное влияние и давление на политику своего сына, подобные настроения против Германской Империи будут ещё долго жить в разных уголках страны его близкого друга.       И в этом положении Германия и Австрия были похожи между собой. Очень похожи. Несмотря на свою самостоятельность, на свой титул, ведущим в политике всё равно оставался Королевство Пруссия. Империя часто просил совета у отца, тот в свою очередь сам контролировал деятельность своего наследника, настоятельно рекомендуя, как тому поступать во внутренней, а особенно, во внешней политике. Многие договоры и условия для их заключения были прописаны самим Королевством. И как бы Германская Империя не уважал своего отца, не ценил его помощь и ум, но порой младшего немца раздражало такое давление и контроль. Но он всячески подавлял желание высказать все свои мысли по этому поводу отцу. Не мог Император сказать и слова против Пруссии.       Как только Империя прошёл во дворец и отдал свою верхнюю одежду одной из служанок, перед глазами немца появилась невысокая девушка с огненно-рыжими волнистыми волосами, что были аккуратно убраны красивой заколкой, в которой переливались различные мелкие драгоценные камни. Склонившись в вежливом поклоне, девушка блеснула своими изумрудными глазами и спокойным и приятным тоном сказала:       — Добро пожаловать, Германская Империя, мы рады видеть вас в нашем дворце. Австро-Венгрия уже ожидает вас в зале. Позвольте вас проводить, — изогнув бровь, выразительно спросила она.       — Конечно, Вена, благодарю, — кивнул столице Австро-Венгрии немец, размяв свои плечи, которые за поездку успели затечь.       Вместе с Веной Германская Империя направился по широкому и длинному коридору кремового цвета с бронзовым и кофейным декором, который украшал стены дворца. У стен стояли небольшие интересно вырезанные столики, на которых стояли подсвечники, вазы с цветами и другие дорогие предметы интерьера. Буквально на пару секунд задержавшись у настенного зеркала в золотой раме, немец поправил растрепавшуюся чёлку своих волнистых каштановых волос и быстро оглядел свой внешний вид.       Быстро оттянув мундир чёрного цвета с пуговицами серебряного цвета за край вниз, Германия чуть прищурился и сжал свои губы между собой, возвращаясь к столице, которая остановилась, дожидаясь гостя. Император прекрасно знал, что Австро-Венгрии будет без разницы, как выглядит его близкий друг, но и не следить за собой немец не мог. Он лицо своей страны, мужчина должен быть всегда на высоте, особенно, когда выходит в свет.       Пройдя ещё немного по этим, казалось для Германской Империи, нескончаемым коридорам, Вена остановилась перед дверьми, по разные стороны у которых стояли представители императорской гвардии. По её лёгкому кивку, гвардейцы открыли двери в зал, где невооружённым взглядом можно было заметить одинокую фигуру в белом мундире, задумчиво сидящую на кожаном диване. Услышав звук открывания дверей и стук каблуков обуви, австриец, выйдя из собственных мыслей, встрепенулся и повернул голову на источник звука, поправив за ухо свои белокурые волосы.       Немец тяжело выдохнул, снова увидев на лице Австро-Венгрии две повязки в виде гербов, полностью закрывающие его глаза. На миг в сердце Германской Империи кольнуло что-то похожее на сочувствие, а потому тот перевёл взгляд с друга и посмотрел на столицу австрийца, ожидая, когда та оставит их наедине.       — Ваше Императорское Величество, прибыл Германская Империя. Мне оставить вас? — вежливо спросила Вена, хотя понимала, что ответ будет положительным. Это не первый раз, когда Германия приезжал к ним, и всегда её Император просил оставлять его с гостем наедине.       — Да, спасибо, что проводила гостя. Оставь нас, — аккуратно вставая со своего места, сказал девушке Австро-Венгрия, поправляя ниточки повязок на своём затылке.       Столица вздохнула и бросила оценивающий взгляд на гостя, на что тот лишь хмыкнул и изогнул бровь, молча спрашивая: «В чём дело? Ты же слышала своего Императора». Как только город вышла с каким-то недовольством, фыркнув себе под нос, Империя улыбнулся и подошёл ближе к австрийцу, тут же берясь за его ладони в белоснежных перчатках. На лице хозяина дворца тут же от такого жеста появилась милая и смущённая улыбка, а потому Австро-Венгрия нехотя убрал свои ладони и обнял немца за талию, прижавшись к его груди.       — Здравствуй, Австри, — ласково сказал немец, проведя ладонью по спине Империи, второй рукой крепко прижав того к себе.       Единственным человеком, которому всецело доверял Германская Империя, человеком, к которому он испытывал настолько нежные чувства, был Австро-Венгрия, стоящий прямо перед ним и крепко обнимающий его сейчас. Немец долгое время отрицал свою влюблённость, которая постепенно только перерождалась в нечто более масштабное, сильное и разрывающее душу кайзера изнутри. Но чем больше Император отрицал свою заинтересованность к нему, старался избегать, тем сильнее становились чувства. И тогда Германия сдался. Он перестал бороться со своим пылающим сердцем, перестал слушать холодный разум, упав в эти нежные и осторожные объятия своего возлюбленного.       — Я скучал, Германия, — тихонько признался Австро-Венгрия, покрывшись лёгким румянцем, который всегда забавлял в подобных ситуациях Германию.       Только наедине они могли показать свои истинные эмоции и по-настоящему раскрыться перед друг другом. Никто, даже их собственные отцы не знали об их влечении друг к другу, не догадывались и столицы. Было опасно кому-либо признаться под страхом открытия их общей тайны. Нельзя было так рисковать, и они оба это понимали.       — Я тоже очень скучал, — погладив возлюбленного по волосам, ответил немец, после чего плавно отвёл свою ладонь с головы к подбородку Австро-Венгерской Империи и осторожно приподнял его.       Австриец тут же выровнялся и улыбнулся, приоткрыв рот. Он прекрасно знал, что сейчас намеревается сделать любимый, а потому ощупал его широкие плечи и плавно перевёл ладони на шею, тут же обнявшись за неё и прижавшись ближе к сильной груди немца.       — Хитрый ты лисёнок, Австри. Знаешь, что я собираюсь делать, — тихо хихикая, улыбнулся Германская Империя и наклонился к губам Австро-Венгрии, тут же накрывая их своими.       Внутри Империи что-то приятно вспыхнуло от обращения немца к себе в такой короткой и милой форме. Закрыв свои глаза, австриец промычал в поцелуй и зарылся в волосы Германии, на что тот лишь довольно хмыкнул и прикусил нижнюю губу возлюбленного в качестве небольшой и безобидной издёвки, не боясь испортить такой нежный поцелуй.       — Кусаешься! — недовольно фыркнул Император, нехотя отстраняясь от губ любимого. — Надо же было испортить момент! — возмутился Австро-Венгрия, в обиде скрещивая свои руки на груди.       — Не веди себя как ребёнок, Австри. Ты уже большой мальчик, правитель страны, — бархатно посмеялся Германская Империя прямо над ухом хозяина дворца. — Я же приехал к тебе, у нас будет столько дней для поцелуев и объятий. Так что позволь и мне немного похулиганить, — ухмыльнулся гость, игриво пройдясь пальцами по макушке австрийца.       — Пф, я подумаю, прощать тебя или нет, — приподняв свою голову, важно изрёк австриец с лёгкой улыбкой, которая свидетельствовала о несерьёзности их «ссоры».       Увидев эту улыбку, немец хмыкнул и обнял возлюбленного за талию, тут же прижимая к себе, чтобы хозяин дворца быстрее «простил» его. И это действительно помогло. Австриец убрал свои руки с груди и положил их на руки Германской Империи, уткнувшись лбом в плечо любимого. Слегка подцепив пальцами ниточки, которые держали повязки на глазах, Император тяжело вздохнул и огляделся по сторонам. Он прекрасно знал причину, почему Австро-Венгрия надевает на глаза эти куски ткани. Нет, он не был слеп и таким образом не пытался скрыть свой недуг. Империя поделился с гостем, что физически не может воспринимать хорошо освещённую комнату, а потому, для собственного комфорта, надевает повязки, снимая их только на ночь и в исключительных случаях, когда в помещении темно.       Задержав своё внимание на высоком окне, откуда пробивались лучи солнца, Германская Империя перевёл сочувствующий взгляд на австрийца и спросил у него, приподняв его голову к себе за подбородок:       — Может пойдём к тебе в покои? Здесь слишком ярко… Я не могу долго терпеть, я хочу видеть твои прекрасные глаза, которые ты так тщательно скрываешь за этой тканью, — тихо, ласково спросил немец, изгибая бровь. — И не могу смотреть на то, как ты периодически морщишься. Тебе же самому некомфортно с этими повязками, — добавил мужчина, чтобы не казаться эгоистом.       Австро-Венгрия некоторое время молчал, отведя голову в сторону, после чего тяжело выдохнул и кивнул, крепко сжав ладонь возлюбленного.       — Пойдём, — ответил он, после чего повертел головой, словно пытаясь кого-то высмотреть.       — Что-то не так? — спросил немец.       — Да нет… Послышалось, — тут же покачал головой австриец, после чего потянул Германскую Империю к выходу. — Пойдём, я уже хочу снять эти тряпки, — тихо рыкнув, признался мужчина, на что гость сам для себя кивнул.       Австро-Венгерская Империя ни раз говорил ему о том, что в ничьей жалости он не нуждается, что любое проявление сочувствия невероятно раздражало его самого. Но немец порой не мог ничего с собой поделать. В мыслях иногда проскальзывали нотки сожаления к недугу любимого. Император всем своим видом показывал, что не проявляет сочувствия к возлюбленному, чтобы тот чувствовал себя… Полноценным? Таким же как и другие правители, которые не отличаются друг от друга крепким здоровьем? Германия знал, что сделает всё для австрийца, чтобы он не чувствовал себя с ним немощным. Был с ним на равных.       Перед дверью возлюбленные отстранились друг от друга на достаточное расстояние и вышли из зала, неспешно проходя по коридору дворца. Повязки Австро-Венгрии не закрывали обзор полностью за счёт своей структуры, а потому мутные очертания предметов интерьера и коридора австриец мог видеть.       Оглядевшись по сторонам и не заметив рядом ни прислугу, ни стражников, Германская Империя взял хозяина дворца под руку и более увереннее и быстрее повёл его к покоям, чтобы он не мучился и не растягивал время, боясь споткнуться о что-нибудь. Ощутив, как Императора взяли под руку, он удивлённо вскинул брови и повернул голову в сторону немца:       — Разве здесь никого нет? — обеспокоенно спросил мужчина.       — Видимо в этом крыле сейчас никого нет. Но это же нам на руку, так? — улыбнувшись, забавно спросил Империя, уже высмотрев дверь в покои возлюбленного. — У тебя в комнате всё занавешено?       — Да, я там практически никогда шторы не убираю.       — Отлично, — немец кивнул и открыл дверь комнаты австрийца, слегка толкая его в спину, чтобы он прошёл первым.       Когда в свои покои зашёл Австро-Венгрия, он с облегчением выдохнул сразу же завёл руки за макушку, освобождая своё лицо от ненавистных ему повязок. Как только они оказались у него на ладонях, хозяин дворца несколько раз моргнул глазами, привыкая к излюбленной темноте. В комнате царил полумрак, который был комфортен для глаз Императора, лишь в углу комнаты стояла небольшая тумбочка с подсвечником, где уже была новая свеча. Откинув куски ткани в сторону, на круглый столик по середине комнаты, австриец обернулся к Германской Империи, который не спешил закрывать двери, пробираясь сквозь потёмки к углу комнаты, где был подсвечник.       — Спички там же, — подсказал ему возлюбленный, на что Император кивнул и быстро зажёг с их помощью фитиль свечи. Угол комнаты тут же окрасился в тёплые тона и свет очень слабо рассеялся по всей комнате, но достаточно, чтобы в темноте мог ориентироваться Германия.       Пока немец закрывал двери в покои Австро-Венгрии, тот в свою очередь без всякого стеснения лёг спиной на свою кровать и свесил ноги, тут же дёргая ими из стороны в сторону как ребёнок. Не прошло и минуты как над австрийцем возвысился Германская Империя, ярко улыбаясь ему, рассматривая его чудесное лицо, прекрасные светло-зелёные глаза, которые теперь не скрывались за повязками. Поставив руки параллельно плечам любимого, Император с хитрым прищуром наклонился к его лицу и начал оставлять короткие и быстрые поцелуи по щекам, носу и подбородку Австро-Венгерской Империи, на что он тихо смеялся и пищал, жмурясь и сжимаясь под мощным телом немца.       Прямо сейчас гостю хотелось расцеловать каждый миллиметр лица, да и тела австрийца в целом, не хотелось его никуда отпускать, было желание посильнее прижать к себе и говорить, насколько же сильно Император любит его. Наслаждается завораживающим видом его глаз, волнистых волос, что сейчас были беспорядочно разбросаны по постели. Таким эмоциональным, таким добродушным Австро-Венгрию мог видеть только он и никто больше.       — Нападают! — смеясь, выпалил мужчина, положив свои руки на плечи Германской Империи, крепко его обнимая и прижимаясь к нему. — Германия, пощади!       — Не ври самому себе, что ты сейчас мучаешься, негодник! — также смеясь восклицал немец, но всё же долго «пытка» не продлилась, уже через пару минут Германия провёл кончиком носа по шее возлюбленного, расслабленно прикрыв свои глаза, пока руками едва касался тела австрийца, словно изучая.       Австро-Венгрия притягивал к себе, привлекал Германскую Империю, он желал своего возлюбленного, хотел испытать с ним акт истинной, чистой любви. Но заговорить об этом, о своих тайных желаниях и планах, боялся. Боялся показаться тем, кто использует австрийца ради своих физических потребностей. Боялся, что после подобного разговора любимый отстранится от него, будет сохранять дистанцию, ведь сам Австро-Венгерская Империя не давал каких-либо намёков и не заводил речь о плотских утехах. Видимо его всё устраивало сейчас? Ему хватало объятий, поцелуев и ласковых слов? Но немцу хотелось большего, но высказать это своему объекту обожания на прямую боялся.       Кайзер сжал в ладони край мундира хозяина дворца. А что будет, если пойти на риск? Может спугнуть, вызвать волну негатива и отвращения к Германской Империи. А вдруг его невинный возлюбленный тоже в тайне желает того же, что и Император? Желает ощутить физическую близость с близким человеком, в котором он уверен настолько, что доверил самое дорогое: собственное тело.       — Германия? — спросил австриец, чем вернул немца в реальность. Помотав головой, Империя глянул на Австро-Венгрию, который в лёгком непонимании смотрел на любимого. — О чём ты задумался? Я всё тебе говорю-говорю, а ты меня не слышишь, — мило улыбнувшись уголком губ, сказал он.       — Прости, я просто задумался, — неловко улыбнувшись, ответил Германия, а в качестве извинений чмокнул возлюбленного в щёку, на что тот покрылся приятным румянцем.       Боже, как же был красив австриец. Эти выразительные большие глаза с длинными ресницами, эти тонкие розовые губы, узкий и аккуратный нос. Нет, он не мог больше ждать и терзать себя изнутри из-за незнания. Нужно решаться сейчас, чтобы затем не было недопониманий. Нужно сразу показать границы дозволенного, чтобы не напрягать ни себя самого, ни его любимого.       — Австри, — мягко начал немец, привлекая к себе внимание, вставая с кровати и садясь рядом, молча указывая, чтобы Австро-Венгрия также сел на край кровати.       Хозяин дворца чуть нахмурился и присел на кровать, наклонив голову в сторону, даже не зная, о чём сейчас пойдёт речь.       — У меня есть к тебе разговор… Может не совсем приятный для тебя, но нам нужно сразу прояснить пару моментов…       — Надеюсь речь не о политике? — тяжело выдохнув, перебил Германскую Империю мужчина. — Ради Бога, о чём угодно, но не о ней сейчас. Я хочу с тобой отдохнуть от этого всего, Германия.       — Нет-нет! Речь не о политике. Речь о нас, — тише и не так уверенно заявил немец, опустив голову.       Для Австро-Венгерской Империи было настоящим удивлением видеть настолько потерянного Кайзера сейчас, перед собой. Обычно уверенный в себе и твёрдый в своих решениях Император, который вызывал дрожь у других только одним холодным взглядом своих синих глаз, сейчас сидел перед ним в полной растерянности. Что же вызывает в нём такое волнение, так ещё касаемо их отношений? Неужели… Неужели он перестал любить австрийца? Потерял к нему интерес и собирается сейчас об этом сообщить? Нет! Быть такого не может! Но какова же тогда причина его неуверенности сейчас?       — Что ты хочешь мне сказать? — тихо, напряжённо спросил Император. Он молился, надеялся, что не услышит то, о чём уже успел тысячу раз подумать. Нет, немец же не может просто так разлюбить его после всей ласки и нежности, которую сам же искренне проявлял к нему!       — Австри, я тебя безумно люблю и не могу порой справиться со своими чувствами, будто вот-вот потеряю над ними контроль, — неловко начал Германская Империя, но услышав начало этого монолога, Австро-Венгрия тут же облегчённо выдохнул, прикрыв глаза. — И мне очень важно знать, что ты не испытываешь ко мне какой-то неприязни или не считаешь меня эгоистом, который в отношениях заботится лишь о своём благе, — Император поднял голову и посмотрел в глаза возлюбленному, на некоторое время замолчав.       — О чём ты? О какой неприязни речь? Я же люблю тебя, почему я должен считать тебя эгоистом? — не понимал австриец.       Германия тяжело выдохнул и прикоснулся тыльной стороной ладони к щеке любимого и нежно погладил её, на что Австро-Венгрия рефлекторно прижался к ладони немца.       — Ты меня привлекаешь, Австри. Я хочу ощутить с тобой физическую близость и быть с тобой единым целым в этот момент. И такое я хочу испытать только с тобой, — на одном дыхании выпалил Империя, на что австриец удивлённо расширил глаза и неловко сжал между собой губы, от какого-то смущения его щёки покрылись ярким румянцем, который можно было бы спокойно увидеть при обычном свете. Заметив реакцию любимого, Германская Империя тут же поспешил добавить. — Но я не настаиваю на этом! Мне важно знать твоё мнение, я ни к чему тебя не принуждаю…       Империя рассматривал гостя, который пытался как можно понятнее излагать свои мысли, старался не смущать возлюбленного такими откровенными разговорами, которые, безусловно, ему самому давались тяжело, это было видно. Австро-Венгрия напряжённо выдохнул и прижался ближе к Кайзеру, зарывшись руками в его волосы.       — Не пойми меня неправильно… Но если бы я не начал эту тему сейчас, то уже не решился бы когда-то завести о ней речь…       — Я всё понимаю, правда, — тут же начал успокаивающе говорить хозяин дворца, разглядывая острые черты лица своего возлюбленного. — И считать тебя эгоистом за твои желания не буду. Это же нормально, просто для меня… Я очень стесняюсь подобных разговоров, даже лишней мысли о таком.       — Знаю, — хмыкнув, слегка улыбнулся Германская Империя. На душе ещё оставался осадок от такой неловкой беседы. — Но мне было необходимо узнать твоё мнение на этот счёт. Я пойму, если ты находишь это неправильным, чтобы…       — Я не имею ничего против. Да хоть сейчас!.. — всё также смущённо признался австриец, почти пискнув последнее восклицание. — Я просто не представляю как… Я… Я стесняюсь, боюсь показаться не настолько красивым телом, как ты ожидаешь, боюсь показаться неумехой, потому что я никогда не занимался плотскими утехами, а уж тем более с мужчиной!       Немец внимательно следил за каждым словом возлюбленного, после чего притянул его ближе к себе за талию и поцеловал в губы, прикрыв свои глаза. Нужно отвлечь любимого от его собственного волнения и сбавить такую эмоциональность. Погладив Австро-Венгрию по спине, Германия продолжал нежный и неспешный поцелуй, не портя его резкостью. Император расслабился в объятиях и сам стал аккуратно отвечать на поцелуй, погружаясь в него с головы до ног. Он ценил эту заботу от Кайзера, желание успокоить. Когда лёгкие неприятно сдавило, хозяин дворца нехотя отстранился от приятного и ласкового поцелуя, как-то странно и неуверенно поглядывая на Германскую Империю.       Возлюбленный желал его. Это не пугало, наоборот, очень льстило австрийцу. Ещё несколько лет назад он бы посмеялся в лицо тому, кто сказал бы ему о том, что сын Пруссии, который несколько десятков лет был соперником его отца, будет самым близким человеком для Австро-Венгрии, без которого тот жить не сможет. Сразу же появлялось приятное чувство, некая гордость, что такой мужчина как Германия обратил на него внимание, полюбил и ценит его, боится отпугнуть такими разговорами, которые вполне нормальные. В немце мужчина чувствовал ту силу, которая способна защитить его от всяких невзгод, поддержать в трудную минуту.       — Германия… А ты хочешь этого? — внезапно спросил Империя.       — Что? — не сразу Германская Империя, изогнув бровь.       — О чём у нас была речь… Ты хочешь близости со мной сейчас? — тихонько, словно провинившийся малыш, спросил австриец, на что Кайзер не смог сдержать довольной улыбки, и, заметив её, Император нахмурился. — Германия, я серьёзно!       — Прости-прости, — быстро извинился мужчина, опуская свои руки к бёдрам любимого. — Просто ты так забавно выглядишь, когда смущаешься. И я не лучше, уверен, так что не злись, — после чего чмокнул Империю в кончик носа, на что собеседник миловидно фыркнул. — Речь не о том, хочу ли я сейчас близости. Вопрос в том, готов ли ты на неё, Австри, — серьёзно сказал немец, хотя в глубине души знал ответ на этот вопрос.       Австро-Венгрия не просто так заговорил об этом. Наверняка у него самого возникали мысли о их близости, но тот никогда в жизни не признается в этом Германской Империи. Но и не надо. Сейчас это не так важно. Сердце уже быстро забилось от предвкушения. Император боялся, что будет противен возлюбленному из-за своих тайных желаний, но всё оказалось совершенно наоборот.       — Я уверен в тебе, Германия, это главное. Так что с тобой я готов на всё, — слабо улыбнулся уголком губ австриец, после чего сам, чтобы унять своё волнение, зарождавшееся где-то внутри, устремился к губам возлюбленного, крепче обнимая за плечи.       Немец вскинул брови от удивления, но дважды ему повторять сказанное было не нужно. Прикрыв глаза, Кайзер схватился за бёдра любимого, тут же усаживая Австро-Венгрию себе на колени, пока всю инициативу в поцелуе перетягивал на себя. Промычав из-за смены позиций, Император слегка отстранился и сквозь полузакрытые глаза посмотрел на немца, поудобнее устраиваясь на коленях мужчины, неловко сжимая губы.       — Тебе некомфортно? — тут же спросил Германия, заметив эту неловкость. — Извини, если я слишком резок, я постараюсь это контролировать.       — Просто это было неожиданно, всё хорошо, — вздохнул австриец, сжав в кулаки ткань мундира на плечах любимого.       Несмотря на его слова Германская Империя всё же решил действовать по-другому. Подхватив возлюбленного, он аккуратно уложил его спиной на мягкую кровать и возвысился сверху, расстегнув верхние пуговицы белоснежного мундира, тут же оставляя дорожку мокрых поцелуев на участок открытой для гостя шее.       — Так тебе должно быть удобнее, — бархатно прошептал на ухо партнёра Империя, кончиками пальцев касаясь его щеки.       Австро-Венгерская Империя шумно выдохнул и прикусил нижнюю губу. Австриец чувствовал себя неловко из-за своей неопытности, но и лежать просто так не собирался. Следя за действиями Германии, он сам потянул руки к пуговицам немецкого мундира, начав медленно расстёгивать их.       В висках застучало, от волнения затряслись руки, и, чтобы хоть как-то унять свою дрожь, Император покрепче взялся за мундир партнёра. Заметив такое состояние возлюбленного, Германская Империя вздохнул и мягко прошёлся по его груди рукой и прошептал:       — Всё хорошо, не волнуйся. Я буду нежен, другого от себя не допущу. Иначе никогда грубость к тебе не прощу, — признался немец, на что Австро-Венгрия кивнул и напряжённо выдохнул. — Ты же мне веришь?       — Верю.       — Тогда расслабься и просто получай удовольствие, — мурлыкнул Германия, стягивая с австрийца мундир, заставляя того приподняться, чтобы отложить этот элемент одежды в сторону. — Если будет некомфортно — сразу же говори мне.       Германская Империя снова стал оставлять приятные поцелуи по телу возлюбленного, заостряя внимание то на шее, то на ключицах, то на плечах любимого. Австро-Венгрия выглядел сейчас невероятно. Растерянный взгляд, в котором в самой глубине таился интерес и желание, растрёпанные по постели волосы, изящное тело, которое вот-вот полностью раскроется для глаз немца, освободится от ненужной сейчас одежды. Кайзеру до сих пор не верилось в реальность происходящего. Он мог касаться австрийца где только пожелает, целовать в те места, куда раньше не мог пробраться из-за мундира. Таким Австро-Венгерскую Империю мог видеть только он. Только ему позволено так вести себя с его любимым.       Австриец не мог поверить, что сейчас между ними такое происходит. Его собственные движения были неловкими, неопытными, медленными по сравнению с движениями возлюбленного. Только через пару минут, немного справившись с дрожью, Австро-Венгрия расстегнул пуговицы мундира немца, когда на нём самом остались только брюки, и смущённо поглядывал на любимого, пока тот любопытно касался каждого изгиба, исследовал тело под собой, словно самый настоящий учёный.       — Какой же ты красивый, твоё тело такое изящное, не испорченное шрамами. Ты просто не представляешь, какое это для меня наслаждение… Просто любоваться сейчас тобой, Австри, — бархатно на выдохе выразил своё удовольствие Кайзер.       Германская Империя ехидно блеснул глазами и нежно перехватил запястье Императора, прислонив к своей щеке, поцеловал его пальцы. Вторая рука прошлась по открытой груди, коснулась соска, от чего с губ австрийца сорвалось тихое и неожиданное мычание, что только больше вогнало в краску Австро-Венгрию.       — Тебе нет нужды повторять всё за мной, — тихо хохотнув, сказал мужчина. — Просто лежи и выражай своё удовольствие, не сдерживайся, ради меня, — с этими словами Германия наклонился к груди Императора и стал оставлять на ней поцелуи и лёгкие, безболезненные укусы, которые не оставляли даже следов.       Хозяин дворца ахнул и рефлекторно прижал к своему рту ладонь, промычав в неё. Кайзер усмехнулся, после чего выразительно оглядел любимого в полумраке.       — Что я говорил по поводу выражения удовольствия? — спросил Германская Империя, чуть отстранившись от австрийца, чтобы снять с его, и заодно со своих, ног обувь.       — А что ты хочешь от меня! Это моя первая близость, я стесняюсь абсолютно всего! Это ещё хорошо, что мы ещё в полумраке, иначе бы я просто сгорел от стыда! — тут же завозмущался Австро-Венгрия, привстав в локтях, с прищуром наблюдая за действиями немца, который уже стянул сапоги Императора, оставляя их у тумбочки.       — Ты не представляешь, как мне жаль, что я не могу в полной мере, при свете, насладиться видом твоего тела, — заговорщицки протянул гость, на что Империя смущённо отвёл взгляд в сторону.       — Германия… — тяжело выдохнул мужчина.       — Да, Австри? — улыбнулся немец, сняв свою обувь. После чего привстал и оглядел комнату, чуть прищурившись. — У тебя есть масло? — внезапно спросил Кайзер.       — Масло? З-Зачем? — не понял Австро-Венгрия, но всё же присел на кровать и потянулся к ящику прикроватной тумбочки, открывая его и наощупь доставая оттуда небольшой стеклянный сосуд с вязкой жидкостью, пока Германская Империя быстро снимал с себя себя одежду, откидывая на другой конец кровати.       — Это нужно, — коротко, без объяснений сказал Император, забирая из рук у австрийца сосуд, ставя его в сторону, снова возвращаясь к своему возлюбленному, тут же потянув того ближе к себе, заставляя обнять себя.       Обняв возлюбленного за шею, Австро-Венгерская Империя ощутил весь жар, исходящий от груди немца. Настоящее желание и влечение… Ощутив, настолько близко они были сейчас, хозяин дворца чаще задышал, с искреннем интересом рассматривая обнажённое тело партнёра, которое даже в темноте выглядело внушительным, сильным. И почему его любимый всё время говорит комплименты Австро-Венгрии, высказываясь какое у него изящное и красивое тело, совершенно умалчивая, какая красота скрывалась за чёрным мундиром у него самого?       Проведя рукой по его груди, австриец довольно улыбнулся уголком губ, после чего снова зарылся рукой в волосы Кайзера и прижался к тому ещё ближе, обнимая его за пояс ногами. Германская Империя поднял брови вверх и самодовольно ухмыльнулся, понимая, что его тело также заинтересовало хозяина дворца, также притягивает. Покрепче схватившись за бок и бедро любимого, немец требовательно накрыл своими губами губы Австро-Венгерской Империи, на что тому оставалось лишь подчиниться. Приоткрыв свой рот и закрыв глаза, он спокойно позволил Императору занять главенствующую роль, лишь как-то жалобно промычав, покрепче сжав волосы на затылке гостя.       Их любовь постепенно, с каждой секундой разгоралась с новой силой, всё больше утягивала в омут страсти и желания. Стеснение Австро-Венгрии уходило на второй план, сейчас лишь хотелось быть вместе с Германской Империей, ощущать себя и быть желанным для него одного. Хотелось разделить каждый миг, позабыть обо всём на свете. И такие эмоции и чувства вызывал в юном австрийце только он один. Ему никто не нужен, когда рядом Кайзер.       Германия во время страстного и поглощающего поцелуя переместил свою с бедра на застёжку брюк партнёра, незаметно для увлечённого Императора расстёгивая её. Нехотя отстранившись от манящих губ, немец вытер свои тыльной стороной ладони, довольно ухмыляясь. Облегчённо выдохнув после поцелуя, так и оставив свой рот приоткрытым, Австро-Венгрия с жадностью рассматривал возлюбленного, словно ожидая от него команды или боясь что-либо упустить.       — Ладно, думаю, мы достаточно изучили друг друга, — отдышавшись, медленно проговорил мужчина, прикусывая нижнюю губу от предвкушения. — Ложишь на спину, милый.       Австриец без лишних вопросов лёг на спину, как тут же тихо пискнул от неожиданности, когда немец ловко освободил его самого от брюк, стянув их вниз. Услышав этот звук от любимого, Германия не сдержался и тихо посмеялся, говоря хозяину дворца:       — Австри, я понимаю, что это было неожиданно, но чего же ты так пугаешься? Ты же со мной, — мурлыкнул Империя, на что Австро-Венгрия фыркнул и заявил:       — Извини, конечно! С меня же каждый день снимают брюки! — стыдливо сказал Император, пока яркий румянец снова начал обжигать лицо и кончики ушей.       «Ещё бы кто-то посмел бы видеть тебя в таком состоянии», — мрачно пронеслось в голове у мужчины, но помотав головой, он быстро отбросил такую мысль.       Австро-Венгерская Империя и так уже принадлежал ему, его сердце и его тело. Ещё несколько минут и они станут единым целым, по-настоящему покажут свою чистую и искреннюю любовь. От осознания всего происходящего сердце Германской Империи вот-вот готово было выпрыгнуть из груди, в висках бешено стучало. И всё это с ним сотворил тот, кто сейчас лежал под ним, кто доверил ему своё тело. Наклонившись к лицу любимого, Кайзер оставил пару коротких поцелуев на щеках австрийца и сказал:       — Австри, — ласково прошептал прямо ему на ухо немец. — Сейчас будет немного дискомфортно, но главное не волнуйся, не поддавайся панике, хорошо? Клянусь, я не сделаю тебе больно, но без этого нельзя продолжать. Ты меня понял, милый? — аккуратно подбирал слова он, ожидая ответа от партнёра.       — Да… — тихо и неуверенно произнёс австриец. — Я тебе скажу, если что-то будет не так.       Он доверял Германии. Раз Империя говорит, что не будет делать ему больно — значит так и будет. Назад пути не было, они уже переступили эту грань, возжелали друг друга, значит сворачивать нельзя.       «Или можно всё прекратить, просто я не хочу?» — пронеслось внезапно в мыслях у Австро-Венгрии. — «Это была моя инициатива, почему сейчас мы должны останавливаться, когда оба хотим этого? Я люблю его, доверяю ему, доверяю настолько, что позволил видеть себя в таком виде. Почему из-за того, что я боюсь какого-то дискомфорта, мы должны останавливаться? Нет, такого не будет…» — но в следующий миг сдавленно ахнул, выгнувшись в спине от резкого, ранее неизвестного ему ощущения внизу.       Император был настолько погружён в свои мысли, что даже не заметил, как с него стянули последний атрибут одежды, оставив полностью нагим. Германская Империя крепко держал Императора одной рукой за внутреннюю часть бедра, а колено выставил вперёд между его ногами, чтобы возлюбленный по рефлексу не сомкнул коленки от внезапного ощущения.       — Тише, тш-ш-ш, — ласково протянул немец, видя как сразу же взволновался любимый. — Расслабься, не напрягайся всем телом. Всё хорошо, я подожду. Скажи мне, когда ощущения станут слабее, и я продолжу, — сразу же объяснился Кайзер, внимательно следя за состоянием Австро-Венгрии.       Австро-Венгерская Империя часто, сбито дышал, стараясь расслабиться, как ему советовал Германская Империя. Ощущения были настолько странными… Ему не было больно, но дискомфорт всё равно испытывал, как его и предупреждал Император. Но это не настолько нестерпимые ощущения, главное действовать так, как ему советует партнёр. Раз говорит, что это пройдёт — значит так и будет.       — Главное не волнуйся, не позволяй страху овладеть тобой, — ощутив, как расслабился мужчина, говорил Кайзер. — Я с тобой, я сделаю всё, чтобы тебе было легче. Главное не волнуйся и не напрягайся…       Казалось, зачем немец так заботится об Императоре? Обращается в этот момент как с маленьким ребёнком, растягивает момент их близости, когда давно можно было бы закончить. Но Германской Империи нравилось это. Ему нравилось видеть таким неопытным, таким беспомощным партнёра, который полностью сейчас зависел от него. И нет, он даже не был просто партнёром. Он был его возлюбленным, любовью всей жизни, которую сам себе поклялся оберегать от всего, что может принести ему вред.       Через несколько минут с подготовкой было покончено. Германия вздохнул с облегчением, когда эта самая тяжёлая часть подошла к концу, когда он понял, что австриец, наконец, готов. Вытащив пальцы, немец как-то завороженно посмотрел на них, словно не веря, что только что растягивал ими партнёра. Австро-Венгрия потянул руки к немцу, чтобы обнять его, как Император отрицательно покачал головой и ответил на этот жест, поцеловав любимого в шею:       — Нет, тебе так не будет удобно. Давай вот так, — сказал мужчина, после чего аккуратно перевернул Империю на бок, а его ногу согнул в коленке.       Австриец чуть нахмурился, но спорить не стал. Опираясь рукой для удобства, Австро-Венгерская Империя повернул голову к Германии и сосредоточенно выдохнул, готовясь к главной части их близости. К моменту когда они станут одним целым… Это будоражит сердце хозяина дворца только одной мыслью. Что же с ним будет, когда он испытает это?       — Ты готов? — сняв с себя брюки и нижнее бельё, спросил у возлюбленного Германская Империя, тут же возвышаясь над ним. Пальцы дрожали от возбуждения, немец едва сдерживался, чтобы не наброситься на любимого. Настолько соблазнительным он сейчас представал для Императора.       «Не верится. Не верится, что я решился на такое. Ощущение такое, словно это сон, и я вот-вот проснусь. Но нет. Слава Богу, это реальность и самая настоящая», — настраивал себя Австро-Венгрия.       — Готов, — на выдохе прошептал мужчина.       «Я сделаю всё, чтобы эта близость была лучшим ощущением в его жизни», — сам себе сказал Германия и слегка сжал свободную ладонь любимого, чтобы тот не волновался.       С этими мыслями Кайзер медленно вошёл в Австро-Венгерскую Империю. Этот момент на всю жизнь запомнится и австрийцу, и немцу. Германская Империя с довольным вздохом приподнял голову и остановился, стараясь разобраться в собственным ощущениях, заодно давая привыкнуть и его партнёру. С уст Австро-Венгрии тут же сорвалось протяжное мычание, одна ладонь крепко сжала ладонь возлюбленного, а вторая сжала простынь. Зажмурив глаза и сжав зубы между собой, Император постарался расслабиться, как ему всё время советовал любимый. Он не мог сейчас дать ответ на вопрос о собственных чувствах: было ему хорошо сейчас или нет? Смешанные ощущения, в которых австриец сразу не смог разобраться.       Приоткрыв глаза, хозяин дворца перевёл взгляд на возвышающегося над ним немца. Словно почувствовав на себе взгляд партнёра, Германия опустил голову к Австро-Венгерской Империи и внимательно разглядывал очертания его лица. Свеча, которая служила единственным источником света в этой комнате, внезапно потухла, оставив любимых людей в полной темноте.       — Поцелуй меня, — попросил возлюбленный, приоткрыв рот.       Ему сейчас был необходим поцелуй, может даже не один. Именно они помогали Австро-Венгрии забыться, расслабиться и раствориться в нежности, которая поможет свыкнуться с совершенно новым ощущением. И Германская Империя не препятствовал его желанию. Их губы в очередной раз сомкнулись в нежном, медленном поцелуе, который позволил австрийцу хоть немного, но расслабиться. И это позволило немцу начать осторожно и плавно двигаться.       Каждая клетка тела Германии трепетала от этого незабываемого ощущения, хотелось прокричать на весь дворец, что Австро-Венгерская Империя принадлежит только ему, только ему он доверил себя целиком. Каждый толчок внутри любимого сопровождался его тихими мычаниями, вздохами наслаждения, которые невероятно радовали Императора, служили музыкой для его ушей.       Боже, ведь только он был причиной этих стонов, он и никто больше. Немец тешил своё самолюбие этой мыслью, мыслью о том, что только ему принадлежит австриец, никто не посмеет даже претендовать на его сердце, ведь оно уже отдано. Отдано ему навсегда.       Если раньше Австро-Венгрия испытывал какую-то неловкость, смущение за свой нагой вид, за свою неопытность, то сейчас всё это отступило окончательно. Холодный разум оставил его, на его место пришла жгучая страсть и желание никогда не заканчивать эту близость. Как только Кайзер ускорился, с губ австрийца сорвался первый протяжный стон, наполненный удовольствием.       Германская Империя был всё также сдержан, он не позволял себе резкость, грубость по отношению к нежному возлюбленному. Немцу в этот момент хотелось прижать партнёра к кровати, оставлять свои укусы везде, где только мог дотянуться. Но нет, он заставлял это желание уйти. Для него Австро-Венгерская Империя был сейчас хрустальной статуэткой, которую нужно оберегать от любой опасности. Нет, он не позволит сорваться, не подорвёт доверие его любимого.       Постепенно темп стал настолько быстрым, что сдерживаться уже не мог даже Германия. С его губ срывались тихие довольные мычания, которые прекрасно сочетались со стонами Австро-Венгрии, который уже и не пытался их скрывать. Сил на это не оставалось, он просто наслаждался каждой секундой, каждым мгновением, проведённым с Кайзером в пучине разврата, в который они провалились с головой, из которого теперь не могли выбраться.       Эти мгновения они запомнят на всю жизнь, эти ощущения, эту страсть и дикое желание, которое разгоралось в этот момент всё сильнее и сильнее. Первым закончил австриец, он содрогнулся всем телом, с его губ сорвался неожиданно громкий протяжный стон, и Император обессиленно упал на кровать, не в силах больше устоять в выбранной позе. Следом закончил Германская Империя, излившись на живот своему любимому с довольным и облегчённым выдохом. Поглядев на уставшего Императора около десяти секунд, немец прикрыл глаза и лёг рядом с ним.       Несколько минут они молчали, каждому нужно было восстановиться после бурного времяпровождения, обдумать и осознать всё то, что сейчас произошло. В течение этого, как обоим показалось, долгого времени было слышно только тяжёлое дыхание. Австро-Венгрия первым решил заговорить. Повернувшись на другой бок, Империя прижался к груди возлюбленного и уткнулся носом в его шею.       — Я тебя люблю, Германия. Люблю так, как никого никогда не любил, — тихо, хрипловатым голосом сказал он.       Германская Империя улыбнулся уголком губ и прижал к себе австрийца за талию в ответ, после чего ответил ему, чмокнув в лоб:       — Я тебя тоже, Австри. Ты можешь даже в этом не сомневаться.