Существует лишь до и после.

Злосчастная осень казалась особенно серой в этом году для Перри Уотсона. Тучи затянули небо Лондона, а листья, которые должны были украшать кроны деревьев и асфальт, пожухли слишком рано. Никаких ярких всполохов не было. Всё было крайне тускло, скучно и неинтересно. Перри, стоя у полицейской конторы, курил сигарету, изредка кидая взгляды на проезжающие машины. Он пришел слишком рано, когда начальства и в помине не было на рабочем месте. Но Перри так потрясла новость сказанная майором Монограммом, что он вылетел из квартиры сразу же, как узнал о ней. — О, Перри, рад встрече, — Монограмм протянул ладонь для рукопожатия. — Давно не встречал тебя. Перри смущённо пожал руку в ответ. И ведь действительно, с того момента, как Перри уволился, они ни разу не встречались. А прошло целых пять лет! — Я понимаю, что ты здесь только ради новостей о нем, — сказал Монограмм, когда они остались одни в его кабинете. — Хайнц не давал о себе знать с тех пор, как ты упустил его, пять лет назад. Монограмм, опомнившись, прикусил язык и метнул взгляд на молчаливого Перри. Его взгляд карих глаз источал злобу, но он был расслаблен и пытался не подать виду, что эти слова его задели. Перри пятерней зачесал свои рыжие волосы назад и кивнул. — Да, вы правы, майор Монограмм, пять лет ни слуху, ни духу, а вчера прислал письмо с адресом? Очень интересно. — Я никому кроме тебя не говорил о письме. Думаю, он хотел, чтобы этот адрес узнал именно ты. Перри кивнул. Он знал Хайнца, как свои пять пальцев. По крайней мере, пять лет назад. Хайнц всегда был неуловим, но Уотсон из раза в раз находил его, не давая преступности просочиться. Только вот в последнюю их встречу, он не сдержал его. И не сдержал только потому, что их отношения перешли грань. Он ослабил хватку и Фуфелшмерц сделал то, что всегда хотел, невзирая на мольбы Перри. И Перри не корил бы себя так сильно, если бы из-за его слабины не погиб человек. Пусть его признали невиновным, ведь это было дело рук Хайнца Фуфелшмерца, но Перри знал, что именно по его вине это произошло. Именно он тогда позволил Хайнцу скрыться, после того, как тот уверил его, что он бросит преступную деятельность. Но это все было ложью. — Перри, будь осторожен. Не иди на поводу у чувств, — Монограмм сказал это, зная, как сильно это тронет Перри, но он не смог утаить эти слова. Они были единственными верными и оба понимали это. — Я сообщу вам, как только доберусь до места. В письме был указан адрес, где Перри уже бывал однажды. Это было одно из первых пристанищ Хайнца. Деревушка под Лондоном, где расположена заброшенная шахта. В шестидесятых деревня была заселена рабочими, она была очень знаменита и имела вес, но со временем работы становилось меньше, и деревня опустела уже в середине девяностых. Тогда-то ее и нашел Хайнц, где оборудовал для своих злодеяний. Шаги эхом отдавались от сырых стен шахты. Запах затхлости и плесени отзывался тошнотой. Спустившись по лестнице, он увидел в конце шахты свет. Сердце в груди сделало кульбит. Мысленно он пытался подавить в себе чувства, но выходило неумело. Пол шахты был мокрым, и хлюпанье шагов отвлекало Перри от глупых мыслей. — Перри Уотсон, — послышался родной искаженный акцентом голос, — Мой дорогой враг. Перри остановился на полпути, вновь ощутив, как сердце начинает стучать быстрее. Он сглотнул и ускорил шаг. Войдя в светлую часть шахты, он наконец-то увидел Хайнца, который стоял, облокотившись к сырой стене. Перри остановился. Его немного потряхивало. Фуфелшмерц изменился. Если он и раньше был грациозным взрослым мужчиной, что эффектно выделялся на фоне других преступников, то сейчас выглядел, как киношный член мафии. Черный костюм тройка, зачесанные назад каштановые волосы, которые уже немного тронула седина, до блеска начищенные ботинки. Взгляд Перри перемещался быстро от одной детали ко второй, пока, наконец, не встретился с глазами напротив. Карие, с прищуром, теплые, родные. Уотсон хотел было шагнуть ещё ближе, но вовремя остановился. Лучше быть на расстоянии, чтобы ненароком не расчувствоваться, как раньше. — Ты стал взрослее. В тебе больше ничего нет от того молодого неопытного мальчишки. — Прошло пять лет, Хайнц, — голос предательски дрогнул. — Хотя, я ошибся, твои чувства никуда не пропали. Не так ли? — Хайнц тепло улыбнулся и отошёл от стены, сделав шаг вперёд. Перри промолчал, оставшись стоять на месте. Хайнц подошёл совсем близко и осторожно поднес руку к волосам Уотсона. — Твои волосы больше не такие рыжие, как раньше. Но до сих пор мягкие, — он нежно вплел пальцы в пряди, чуть помассировав кожу головы. Перри прикрыл глаза. Он понимал, что нельзя поддаваться, нельзя вновь давать слабину, нельзя подвести Монограмма снова, в конце концов! Но ни черта не мог с собой сделать. Он всё ещё любит. Пусть не так страстно, как раньше, пусть его не любят в ответ, пусть он умрет от его руки, но не предаст эту любовь, что носит в сердце столько лет. Когда его губ коснулись губы Хайнца, он потерял любую связь с реальностью над шахтой. Всё стало безразлично, но при этом ярче, чем было. Хайнц целовал нетерпеливо, он всегда так целовал, и это заводило, распаляло и сносило крышу. — Кто-то кроме меня целовал твои губы за всё это время? — Нет, — шепотом ответил Перри, — А твои? — спросил он с надеждой. Хайнц лишь хмыкнул и вновь втянул его в поцелуй. Обида вспыхнула в груди Перри и сразу же потухла, стоило Хайнцу дотронуться холодными ладонями до голого пресса Перри. — Твое тело так изменилось, мой мальчик, ты стал самым настоящим мужчиной, — говорил на ухо Хайнц, обводя длинными пальцами кубики пресса. Перри откинул голову и стонал без стеснения, когда Хайнц вылизывал шею, когда трогал его за зад, когда расстегивал молнию брюк. — Такой же податливый и страстный, как раньше. Этого у тебя не отнять. Перри улыбнулся. Ему нравилось слышать его голос, его немецкий акцент, что заставлял все внутри трепетать. Он прижался особенно сильно и поцеловал его нежнее, чем ранее, чтобы передать все те чувства, что накопились за столько лет. Гармонию нарушил ранее заведённый будильник на наручных часах. Он отрезвил Перри и тот отпрянул от Хайнца, приводя себя в порядок. — А как же выражение «счастливые часов не наблюдают»? А, Перри Уотсон? — ничего не подозревающий Хайнц привел в порядок манжеты и пригладил волосы. Он ухмылялся и ожидал, что теперь они поговорят и придут к счастливому финалу. Однако Перри обещал не подвести в этот раз штаб, поэтому спустя считанные минуты в шахте послышались шаги десятка сотрудников полиции. Перри видел, как меняется лицо Хайнца, как его глаза вопрошают, как он до последнего не верит в то, что происходит. — Хайнц Фуфелшмерц, вы имеете право хранить молчание. Перри готов поклясться, что первая их разлука не так сильно разбила его сердце, как в этот раз. Он ненавидел себя за это, ненавидел штаб, хоть и чувствовал, какое уважение он вызвал, стоило ему провернуть это дело. Однако он понимал, что Хайнц доверился ему, он был уверен, что Перри придет один. Хайнц молча протянул запястья, ожидая как холодный металл вскоре заберёт их свободу. Он продолжал смотреть на Перри, пытался поймать его взгляд. Но Уотсон боялся поддаться. Боялся встретиться глазами, чтобы лишний раз не обрушить на себя и Хайнца тонны ненужных чувств. — Перри, — окликнул того Хайнц, когда его уже уводили, — Я всё понимаю. Уотсон, сдерживающий себя изо всех сил после этих слов сдержаться не смог. Предательские слёзы хлынули из глаз прежде, чем Хайнц покинул шахту. Оглашение суда было безоговорочным. Виновен. Пять лет лишения свободы. Еще один срок Уотсон не желал переносить. Быть в зале суда, давать показания, всё это неплохо ударило по состоянию Перри. А особенно больно было видеть, как исхудал Хайнц за время ожидания суда, каким потрепанным он был. Но его взгляд ничуть не изменился. Он всё также смотрел на Перри с теплом, выслушивая его обвинения. Последнее, чего хотелось бы Хайнцу так это злиться на Перри. Фуфелшмерц, конечно, предполагал, что Перри может его заложить, но вера в то, что их отношения возродятся, была сильнее. В течение пяти лет он искал способ наладить свою жизнь. После того, как он понял, что влюбился в Перри, ему захотелось избавить себя от преступности, и он уехал в родной пригород в Германии, где начал жизнь с чистого листа. У него ушло добрых пять лет, чтобы отмыться ото всех злодеяний и признать, что теперь их отношениям с Перри ничего не станет мешать. Хайнц удивлялся, как случайная интрижка с врагом стала переломным моментом не только в его, но и в жизни Уотсона. После окончания суда Перри отправился домой, точнее, в место, где он жил последние полгода. Это была квартира на окраине Лондона, где Перри совсем не чувствовал уют и тепло настоящего дома. Стены будто давили на него, и ему очень хотелось выпить, хоть он и отказался от пагубной привычки еще три года назад, когда почти попал в лечебницу. Тогда его выручил бывший однокурсник Ферб Флетчер. Перри с содроганием вспоминает те времена, когда частенько ночевал на улицах Лондона. Его вид оставлял желать лучшего, но даже тогда Ферб смог узнать знакомые черты лица. Флетчер был владельцем частной детективной конторы, куда с радостью устроил старого друга. Перри и до сих пор там работает и даже имеет пусть небольшой, но успех. Упав на холодные простыни в уличной одежде, он закрыл глаза, желая поскорее уснуть. Голова казалась тяжелой, в этот момент Перри считал, что алкоголь действительно хорошо помог бы, но снова впадать в этот омут он не хотел. Встав с постели Перри отправился в ванную, где у него стояли снотворные. На полпути его отвлек странный звук с прихожей. Гостей Перри не ждал, да и закрылся после того, как вошел в квартиру. Он насторожился и тихо подошел к прикроватной тумбе, где у него лежал пистолет. Тихо пройдя до прихожей, Перри резко вышел из прикрытия и направил пистолет на дверь. Сердце ушло в пятки, когда он увидел стоящего с поднятыми руками Хайнца. Перри бросил пистолет и ринулся к Фуфелшмерцу. — Именно такой реакции я и ожидал, — сдавлено проговорил Хайнц, оказавшись в крепких объятьях Уотсона. — Прости! Прости мен-ня! — с придыханием, рвано говорил Перри, гладя впалые щеки Фуфелшмерца. Вместо ответа Хайнц прижался к губам Уотсона, ловя его извинения в поцелуе. От переизбытка эмоций губы Перри дрожали и поцелуй вышел неловким. — Прекрати дрожать, Перри, я рядом и никуда не денусь. Пусть пять лет был пай-мальчиком, но навыков не растерял, смог улизнуть от твоих приятелей. — Они не мои приятели, Хайнц. И я уже извинился, — Перри опустил голову и чуть отпрянул. — Да, тысячу раз, я помню. И я нисколько не нуждался в них. Ни разу в жизни не держал на тебя обиды и даже зла! — Хайнц тепло улыбнулся, заставив Перри посмотреть в глаза. — Зато мне действительно стоило извиниться еще в первую нашу встречу. Я бросил тебя тогда без единого объяснения, а ты был напуган… Прости меня, Перри Уотсон. Я больше никогда не подвести тебя. — Правильно говорить «не подведу», — Хайнц прыснул от смеха и вновь поцеловал Перри. Но в этот раз Уотсон больше не дрожал. Напротив, он напористо углублял поцелуй, замечая, как это распаляет Фуфелшмерца. — Как ты сбежал? — изнеможенный после секса Хайнц лишь хмыкнул. Он поглаживал крепкую талию Перри и желал пролежать так еще целую вечность, но Уотсон не был бы Уотсоном, если бы не добился ответа на свой вопрос. — Это всё Монограмм, — тихо признался Хайнц. Перри не казался удивленным. — Я знал, что без помощи не обошлось. Конечно, я думал, что тебе помог кто-то из твоих приятелей, но Монограмм… — У меня больше нет никаких приятелей, Перри, — грустно улыбнувшись, Хайнц нежно потрепал его волосы и вновь уложил на свою грудь. Перри поддался. Время словно остановилось. Эта ночь показалась Перри особенно долгой. Поцелуи, объятья, ласка… как же долго он не чувствовал себя любимым и нужным. С этой ночи его жизнь вновь вернулась в прежнее русло. Теперь не имело значение все то, что произошло за последние пять лет. Да и вообще, Перри теперь и не признает тот факт, что эти годы жил без Хайнца. Он сотрет этот промежуток из памяти и даже не вспомнит. Потому что вспоминать и нечего. — Я не хочу терять тебя снова, — с придыханием говорит Перри, в то время, как Хайнц двигается в нем. — Никогда не потеряешь, — отвечает ему Хайнц, зацеловывая его скулы.