в лунном свете.

ёнджун готов был клясться, что у него уже в независимости от обстановки в доме начинал играть скрежет свежей пластинки в голове. и не то чтобы ему не нравилось сидеть дома и попивать свой голимый холодный кофе, заказанный в выжжено-зелёной вывеске старбакса; потягивать чанг из ближайшего seven-eleven, повторно охлажденного в морозилке; и души не чаять, сидя перед ноутбуком, клацая по приятным клавишам и поглаживать тачпад в наведении на нужное окошко на экране. в целом все так - как ему и хотелось, но…? наверное, нужно что-то делать с той деградацией, которая время от времени прослеживалась, когда он элементарно не мог достать посылку из мейл бокса по причине: «о боже, этот кот такой милый», и… он увидел этого кота в санном тиктоке, который пару лет назад презирал со своими друзьями в училище. они теперь все поголовно тиктокеры. он, кстати, тоже. на досуге он отлистал тысячи тиктоков, что аж в глазах рябило от простого света фонаря на улице, когда он вышел за очередным чангом в магазин на повороте. кажется, это был звук что-то вроде: «HELP WHOS THIS GUY» с фоткой братишкина на аккаунте лизы анохиной. ёнджун вышагивал по тротуару, пока по левую руку ехали машины и мопеды со скоростью «они точно кого-то сегодня задавят», и размазывали свет от цветастых неоновых вывесок по ветру. он невольно вглядывался в это будучи с совершенно плохим зрением, не видя дальше пяти сантиметров. глаза напрягались, а очки мешались на груди, что он зацепил на кофту. вид был невероятный, по крайней мере, так показалось ему. и ещё нескольким миллионам зрителей в тиктоке, целых пять. всем особенно понравилось как в конце он слащаво дерзко размыкает пухлые и блестящие от собственной слюны губы в: «she was wantin’ me» под сладкий шёпот майкла джексона. ёнджун и сам был в восторге, каждый раз пересматривая и повторяя ту мимику, что он соизволил использовать как одноразовую акцию. потому что потом он снова не вылезал из своей кровати, листая всратые видео в ленте, иногда записывая что-то для набирающейся аудитории, ибо просмотры на первом видео на фоне яркой дороги стремительно росли, а отметка подписчиков была всё больше и больше. людям нравилась в нём его былая танцевальная гибкость, красивые наряды в совокупности с ахуенными причёсками на рыжих волосах, конечно же вкус в музыки и то, как он подбирал звуки для своих роликов, ну и смазливый ебальник. и все же ему надоедает. собирая свои вещи он выходит на стрит патонга. выжженные улицы, свет, шум и гам, громкая музыка и красивые люди, что просыпались ночью, готовые идти за созданием историй, которые они будут рассказывать под старость лет своим друзьями на лавке во дворе. он топчется по тротуару в невероятном, как обычно, луке или как он любил выражаться оутфите, америка и её разовое посинение никогда не вытечет из его крови. заглаженные волосы, что он покрасил на несколько оттенков темнее чуть ранее, чёрная водолазка, которая плотно прилегала к телу, джинсовая куртка, белые брюки со светлыми вертикальными полосочками и джинсовой вставкой, кольца, огромные металические серьги и большие чёрные ботинки. ёнджун уверен, что писки и восхищенные вздохи, что игриво проскальзывали мимо ушей - были адресованы ему и его фешен взгляду. он заходит в разные забегаловки, что пестрили всеми возможными цветами, которые еле успевали передавать пиксели на экранчиках, прежде, чем он зайдёт туда, куда больше ногой не ступит. двери погано скрепят, когда размыкаются от напряженных рук ёнджуна и ещё одного парня, бегло уходящего после того, как встретился с ним, ёнджуном, взглядом, улыбаясь очень неловко. всё свербит и отдается в ушной раковине, где-то в барабанах, остротой и почти болью. но он быстро привыкает, садясь на измученный уже кем-то до него стул около барной стойки, и просит налить что-нибудь, что сможет победить вкус чанга, вертящегося на языке непонятно сколько времени. ему пафосно вручают смесь спирта с чем-то красочным и льдом на дне. лениво потягивая сомнительно гремучую смесь, он оглядывается по сторонам, думая, что совсем не прочь, если кто-то приглянется ему и он совсем немного сможет поприставать к этому кому-то в пьяненьком угаре. стул под ним крутится вовсе стороны, куда он хотел посмотреть, вглядываясь в лица с размазанным макияжам. наверное, им уже повезло, что кто-то съел их помадку. глаза бегают по всем углам и столикам у стеночек, пока в центре он пытается уловить хоть один цепляющий силуэт. но похоже довольно цепляющим силуэтом находят его: — эй, — глаза вновь цепляются за картинку перед ним: парень, но он выглядит так молодо, как будто совсем подросток или тот, что только-только получил документ о разрешении распития алкоголя, поэтому приперся сюда, — ты же тот тиктокер, да? совсем обычная, для него - господина моды, что собирал у своих ног тысячи, а то и миллионы фанатов своего стиля. футболка явно на несколько размеров больше его, что плечо этого парнишки было оголено, показывая привлекательную кожу, что отражала на себе разные цвета, которые выдавали прожектора. дутые штаны и грязные вансы. он выглядел так обычно, но его пьянющий юношеский взгляд, закусанные от впечатлений губы и лохматые, наверняка мягкие, волосы. он выглядел так… мило. и бесяче одновременно. — простите, — он видел его уже! парень, что давил ему смущенную лыбу у входа и шустро убежал как заяц. он тоже выглядел неплохо, но слишком просто, ёнджун, люди ходят и в самой просто одежде, помни, да-да. он не выглядел пьяным, но его розовые от тепла внутри щеки, что снова пытались прятать смущенную улыбку и расфокусированные глаза говорили об обратном. он дергает на себя нашкодившего медвежонка рядом, пытаясь успокоить юношу. — какой тиктокер? — ёнджун был готов говорить и с этим контрастом громкого и совсем тихого, беззвучного. паренек рядом трясет головой и двигается ближе, а ёнджун ему дает, никуда не бежит. — ну тот, — он щурит глаза, пытаясь всмотреться в лицо, что уже было слишком близко к нему, — который под чикаго этого, ну как же его, — он хмурит брови и закусывает палец, пока думает. ёнджун смеется, откидывая голову назад, умиляясь с этой картины, — эй! чего ты ржешь? — теперь он выглядит так недовольно, но всё ещё умилительно смешно. — миленько, — выводит вердикт и сменяет внимание на медвежьего приятеля позади, за что снова получает порцию недовольств перед собой: — я вообще-то здесь! — не любишь, когда на тебя не обращают внимание? ну что за прелесть, — и укладывает свои ручонки на чужие щеки, что горят пуще прежнего. ёнджун больше не был похож на того заебавшегося хиккана, что выходил на улицу только ради воньчего пива. лицо в его руках заметно разнежилось и никуда не вырывалось. ёнджун не мог понять точной причины, но свою причину не выпускать из ладоней это горячее лицо он понять мог ещё как. если он прямо сейчас не заберет отсюда эту медвежью голову вместе с остальными частями тела, конечно же, то он будет обижен на весь мир всю свою оставшуюся жизнь. — не хочешь погулять? — лицо в ладонях оживилось, кивая уже как собачка, не хватало высунутого языка и частого дыхания, которых видеть хотелось на этом лице не меньше. ёнджун улыбается, искренне думая, что поймал джекпот, когда вышел из дома именно в этот день, этот час и эту секунду, чтобы забрать «это», что уже было в его руках. — а друга твоего возьмем? — он всё же переводит взгляд на потерянного приятеля позади, что нервно потягивал из трубочки холодную воду в стакане. этот парень смотрит на него не так доверчиво, что собачка в его ладонях, но его с собой забрать хотелось тоже. как минимум, потому что не красиво - вот так бросать его здесь, как максимум его хотелось тоже. он был уверен, что держит больного на голову юношу, что задушит его своими траблами даже в касаниях, а смотрит на робкого парня, который убьет его своим видом, если осмелится показаться. и ёнджун уверен - он осмелится, он сделает всё, чтобы тот осмелился. — его зовут субин, — собака в ладонях вновь дает о себе знать, заставляя переключать внимание на свою жаждущую персону. — а тебя? — его зовут бомгю, — тот приятель позади, субин, откликается уже более уверенно, двигаясь ближе, чтобы его было слышно, — и мы уходим. субин вырывает из моднючих лап своего друга, снова пытаясь усадить его на место. но дружок думает иначе, хмурясь снова и хватаюсь за ёнджуновы ладони своими ручонками, сжимая их и недовольно паля на приятеля. ёнджун по блядски щурится, ухмыляясь от сцены с непонятным названием и содержанием, но шутить в такой обстановке хотелось невероятно. и шутить так, чтобы глаза напротив застывали в ужасе, а тело двигалось ближе, хотя этого ужаса. он движется ближе, совсем впритык к кроличьему носу, проговаривая в самые губы, задевая их в почти поцелуе, опаляя, кажется, все лицо напротив от смещающего говора: — да брось, нам его и на двоих с лихвой хватит. и отстраняется, оставляя чужие вещи подрагивать, а руки отпустить нашкодившую собачонку, что снова льнет к горячему телу в водолазке, все также смотря на своего приятеля. — так ты пойдешь, субин-и, — глазками моргает как светит, оставляя блеск со своих зрачков на других - дружеских позади, что до сих пор не может понять какого хуя. — пойдем, будет весело. субин, кажется, наконец-то забывается, оставляя все свои нормы приличия, когда руки бомгю пригвоздили его к матрасу в доме ёнджуна и впились его ноющие от медвежьих укусов губы. он целует его к верх ногами, умещая чужую голову на своих коленях, обхватывая пухлые щеки дрожащими пальцами. пока ёнджун вдавливал его таз в мягкий матрас бедрами, оседлая сверху, заставляя выгибаться и тихо скулить в губы сверху, и гнуть шею в попытках дать больше места для мокрых поцелуев и укусов на горячей коже. руки субина нашли место на чужих бедрах, сжимая их и царапая брюки, от чего парень сверху ухмыляется, вставая наконец с затекших ног и открывая присосавшуюся пиявку от кроличьих губ. под ним лежал абсолютно растормошенный парень с распухшими от поцелуев и блестящими от слюны губами, с красной шеей от засосов и укусов, что он так старательно зализывал, прося прощение и дрожащими руками, которые были готовы в порыве стянуть с себя одежду, умоляя прикоснуться снова. а прямо перед ним та нашкодившая собака, что все еще нежно отлаживала лицо на своих коленях, смотря в томном ожидании. у него покрасневшие губы и краснющие губы, поцеловать которые хотелось не меньше, чем те, что снизу. его футболка совсем норовилась слезть с плеч, оголяя молочную кожу в лунном свете, который сочился из приоткрытых жалюзей. наверное, он спас целое королевство и ещё три таких же раз поймал этот лут, что видел перед глазами. он мог потискать чужие щеки, поцеловать искусанные губы и шептать на ухо весь приятный бред, что приходил ему в голову. и терять этот шанс он не собирался, неизвестно сколько он ещё пролежит дома до следующей такой вылазки, когда отпустит этих ребят. ёнджун тянет руки к чужим ногам, хватаясь за резинку штанов, но его с опаской останавливают, подымаясь с належенного места. — тогда снимай сам, — и его такой расклад вполне устраивает, он не прочь посмотреть на развивающийся прон перед собой, прежде, чем сам вновь начнет в нём участвовать. субин смущен. и он тормозит процесс, как кажется бомгю, медлительно развязывая на штанах бантик, что он завязывал утром в ванной, подрагивающими пальцами стягивая с ляжек предмет одежды. — ну же, хен! — бомгю лезет помогать своего смущенному приятелю, но ёнджун останавливает его, хватая за медвежьи лапы. — он справится, а ты, — он тянет на себя это гиперактивное чудо, впиваясь в неугомонный рот, что до сих пор издавал звуки, которые уже поедал ёнджун вместе с его губами, искусывая их по новой. он дергает за чужие волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову, открывая рот, впуская ловкий язык в горячий рот. бомгю мелко трясло от обжигающих рук на теле, что ласкали чувствительную кожу, поглаживая и удерживая на месте. наверное, он мог бы сказать, что в любви от нежных конечностей, которые сливались с собственными и терлись об сладостные силуэты в свете луны, если бы был не так опьянен абсолютно всем, что происходило вокруг него и остатками алкоголя в крови. субин вглядывался в сплетающиеся языки и вслушивался в какофонию звуков из вздохов, причмокиваний и умоляющие стоны младшего чхве. живот тянуло от нарастающего возбуждения, а штаны сами полетели с матраса, прокатываясь по скользкому полу к дверному проходу в комнате. руки тянутся к горловине на кофе, еле стягивая её дрожащими пальцами тоже. он задыхается от то ли от жары в воздухе, то ли от жары перед его глазами, к которой хотелось присоединиться не меньше, чем глотнуть чего-то холодного. второе он обязательно оставит на этого блядского ёнджуна, а сейчас он осмеливается снять с себя последнюю одежду, оставаясь полностью нагим, наконец подползая к сосущемуся месиву похоти и грязи. ёнджун мягко отстраняется от бомгю, оставляя уже его рот в покое, пока что. он осматривает божью картину перед собой, заставляя и бомгю приглядеться тоже. он снова ухмыляется, пока бомгю оседает, и о, что странно уступает свое место субину, желая заняться чем-то другим, пока его приятеля будут терзать во всех его слабых местах. и он верит, что ёнджун найдет их не больше, чем за несколько секунд, потому что субин был как оголенный нерв, что дрожал от горячих рук, как только они прикоснулись к нему. — что делать будем? — ёнджун хватает субина за плечи, разминая нежную кожу и снова шепчет в самые губы, если уже не в горло, опаляя на субине каждую мурашку и вставший пушок в ней. — ты сам нас сюда привел, — у него не было больше сил сопротивляться тому, чего бы ему так хотелось, но показаться тем хихикающим и мило улыбающимся мальчиком у входа ему не хотелось прямо сейчас, — думай своей головой сам. — ну не будь таким злым, — ёнджун оглажтвает чужую щеку, сминая и оттягивая, вызывая у первого легкую боль в лице, — между прочим, твой друг сам был готов прибежать сюда, — он заглядывает глубоко в глаза перед собой, — я не обделю тебя, — и снова шепчет, шепчет так близко с чувствительным ухом, что краснело от любого гороха в этой комнате, — повернись, зайка. и он ничего не может сделать под этим шепотом, руками, и давлением в атмосфере, что было явно из-за них. он может только продолжать жалобно скулить и подчинятся, закусывая до боли губу и поворачиваясь лицом к бомгю, что улыбнулся ему самой грешной улыбкой, которая была в его арсенале, хотя он уверен, бомгю может даже хуже и он сделает хуже, причин останавливаться у этого взболамбошеного черта - нет. субин усаживается на ёнджуновы бедра, пока руки старшего чхве аккуратно отлаживали спину, подталкивая совершать телодвижения быстрее, но не торопя слишком сильно, им некуда торопиться. ёнджун успеет выдрать крики из двоих горьковатых друзей, обессиленно бросая их горкой друг на друга на этот матрас, что познает сейчас страшные вещи. — ляг. — и он снова делает это, облокачиваясь вперед на локти, оставляя согнутые в коленях ноги на растерзание неугомонной зализанной моднице позади, что держит его бедра на давая сдвинуть с места, сжимая до красноты по всей спине. субин не прекращал смущаться. ёнджун не может не засмотреться на аппетитные ягодицы перед носом, проходясь рукой в ударе по одной из половин, вновь заставляя скулить зайца под собой. он приподнимает чужие бедра, давя на мягкий живот, чтобы тот выгнулся, выбивая повторный скрежет зубами и писк снизу, явно наслаждаясь каждым звуков и каждой дрожью, что сам и провоцирует. колени субина дрожат, он вот-вот готов был упасть на разведанных ногах, но его крепко удерживают, не давая рухнуть с позором, принимая его игру в недотрогу, которую сейчас трогают со всех сторон. бомгю, что сидел до этого наблюдая за пиздецом перед собой, который ему так нравился, столкнулся с чужими пальцами, что толкались в его лицо. он опешил прежде, чем наконец встать на четвереньки и всосать ёнджуновы пальцы. но это не так интересно, как могло быть. бомгю снова мацает лицо субина своими ладонями, прося поднять голову, которую он со стыдом зарыл. он смотрит в жалостливые глаза, даже немного умиляясь с того, какой он беззащитный и податливый прямо сейчас. бомгю свербит застежкой на дутых брюках, спуская их по худым ногам вместе с бельем, открывая вид на что-то запретное, то, что будет снится субину ещё очень долго как ахуеть-я-вообще-что-сейчас-делаю, но ему не хочется закрыть глаза и снова спрятаться, он хочет ждать уже очевидных действий парня перед собой, с точнее этим нечто, что не позволяло взглянуть на медвежье бесстыжее лицо. бомгю водит по губам, просит открыть рот и перестать уже думать, потому что всем здесь плевать на то, какой он раскрепощенный, никто не припомнит ему это, они все хотят одного - удовольствия, которое субин запрещает себе получить даже сейчас. и всё же он поддается, открывая рот, в которой протискиваются сразу, вновь вбирая ёнджуновы пальцы, закусывая и всасывая, пуская обильную слюну. субин, кажется, задыхается, когда чувствует, что вставшее нечто под неймингом «член», уперлось ему в горло. от неожиданности он легонько прикусил чувствительную вену, компенсируя это вибрацией по плоти от нового скулежа. бомгю над ним наконец стонет, получая одобрительные поцелуи от ёнджуна, который все ещё не мог понять кого он там спас в прошлой жизни, если получил «это» в качестве вознаграждения. ёнджун вытаскивает пальцы, оглаживая упругую кожу перед собой, успокаивая субина, который пока занят. он всасывает кожу, оставляя новые укусы, добавляя аксессуаров, которые подходили к тем, что на шее. подходя руками к раздвинутым ногам и ноющем анусе, он аккуратно проводит вокруг, замечая, как тот начинает дрожать. не прекращая гладить кожу и одобрительно целовать, он протискивается внутрь фалангой, все ещё успокаивая тело в своих руках. бомгю тоже не остается обделенным, получая новые укусы на собственных губах, захлебываясь в чужих слюнях на переплетенном языке. ёнджун вводит вторую, чувствуя как субин успокаивается, насаживаясь самостоятельно. он хвалит его за снятие своего же запрета на получение удовольствия, и щекочет кожу, заставляя подмахивать бедрами и добавлять вибрации от наслаждающихся звуков субина по плоти бомгю, который закатывает глаза почти падая на чужую спину, держась за ёнджуновы плечи, что продолжает целовать, потому что бомгю это нравится. ёнджун останавливается на третьей, когда находит сгусток крови, вен и нервов, выбивая из тела под собой остатки разума и в итоге со звуком отклеивающейся присоски оставляет субина в холоде, недовольно мычать. ёнджун сжимает талию под собой, заставляя снова сесть, а бомгю оставить в покое, хотя бы на секунд сорок. ёнджун разворачивает к субина, устраивая на своих коленях, хвалебно исцеловывая чужое лицо. субин был готов умереть прямо сейчас, иначе он не знает как остановится и прекратить весь этот пиздец. но хотел ли он этого? наверное, нет, но вспоминать он это будет как что-то, что лучше бы он забыл как только это прекратилось. ёнджун откидывается на матрас, усаживая субина на собственных бедрах, ничего не говоря, все и так понятно. субиновы руки всё ещё дрожат, тело горит от невозможности. он пытается расстегнуть молнию на чужих штанах и чудом у него получается справится без посторонней помощи, на что ёнджун усмехается, продолжая не мешать дрожащим рукам. он поднимает бедра, когда субин слазит, садясь рядом, почти валится, но все ещё чужом держится. субин стаскивает штаны, не мелочась, вместе с бельем и смотрит на ёнджуна потерянно: — похоже тебе и здесь придется поработать. бомгю дает о себе знать, почти подсказывая субину, что ему нужно делать, опуская его за плечи на отсос к ёнджуну. и субин уже ничему не был против, принимая и это, обливая своей слюной член перед носом, что и так нехило сочился смазкой. наверное, у ёнджуна большая выдержка, какой молодец, возьми с полки пирожок и больше не появляйся на моих глазах. бомгю массирует субиновы плечи, закусывая нежную кожу, оставляя россыпь мокрых поцелует на спине. пощипывает соски и выбивает стоны из чужого рта. пока субин выбивает томное дыхание и тихое рычание своим ртом. ёнджун закусывает свои пальцы, впуская вторую руку в растрепанные волосы снизу, не толкаясь, просто массирует кожу, изредка дергая за волосы, в конечном итоге отдергивая присоску от себя, ожидая главного. субин нерешительно заводит руку за спину, чувствуя ладошки бомгю на талии, он все равно помогает ему, ёнджун хихикает. субин еле садится, жмуря глаза и выпуская воздух сквозь зубы, пока бомгюновы руки оглаживали тело, целую плечи и щеки, наконец покидая его, оставляя привыкнуть. ёнджун отлаживает чужие бедра, сжимая и щекоча заставляет подняться впервые, снова опускаясь, издавая излюбленный скулеж. он снова делает это, и опять, и ещё и больше не сжимает губы в немых заточенных звуках, давая себе право голоса. ёнджун хвалит его, потому что субину это нравится, а значит он продолжит снимать свои ограничения до конца, наконец получая то, что он хочет. бомгю пристраивается на чужой груди, опасно лыбясь перед ёнджуном, который не был против, потому что он помнит о внимании к этой собаке. он раскрывает рот для неугомонной персоны, которая хихикает и вдавливается в ёнджуново горло, почти перекрывая кислород, но доставая обратно, снова впуская в глотку. субин опирается на плечи перед собой, кусая кожу и выводит узоры на молочном поле с редкими родинками. бомгю не затыкается, почти крича и визжа от ласкающей полости. субин бы заткнул уши, как делал это всегда, когда бомгю кричит, но он сам вскрикивает, вцепляясь в чужие губы, что изогнулись, чтобы дотянутся до субинова рта, вылизывая точно как собака. ёнджун под ними задыхается, чувствуя как он изольется и как изольются ему, он не может сказать или предупредить. да по мразотски, но ничего не поделать, когда бомгю эгоистично выдалбливается в чужой рот, а у ёнджуна нет никакого желания разговаривать прямо сейчас, как у субина желания слушать. у него не просто закатываются глаза, он, кажется, перестает что-либо слышать и видеть вообще. — я хочу есть. субин завернулся в одеяло подальше от похотливых чертов, греясь от находящего его холода, который отступал все это время. ёнджун так и остался валятся на матрасе, а бомгю исцеловал всех по миллиону раз, не теряя шила в жопе, скачет вокруг обижавшегося субина и почти спящего ёнджуна. — я положу тебе есть, если ты умеешь хотя бы на пять минут. — я задушу тебя за эти пять минут. — души.