Ушибленные

(Картман уже вторую неделю живёт как во сне: всё чересчур безобразно, но кажется таким обыкновенным и размеренным. Никакого парадокса, он словно жил так всю свою жизнь: строил из себя жертву и разрешал себе быть мразью. Никакого парадокса: он просто снова сошёлся с Хайди Тёрнер. Бедная. Двое ушибленных, блин.) Они идут из кино домой к Эрику, чтобы приготовить маффины по рецепту Хайди, и мило общаются. И в такие моменты по-настоящему выделяется серотонин от разговоров друг с другом. Ничего лишнего не происходит, не произносится, никто лишний не маячит рядом, и, кажется, даже радостно на душе. (Эрик словно живёт в мире сновидений, а в реальность наносит лишь визиты. Где-то на периферии мозга понимает, что творится несуразица, которую надо сворачивать, но бесцельно продолжает. Даже, значится, заводит шарманку снова и снова. Это не прекратится даже если Вселенная сузится до точки, доказывая теории, или Землю расколит на две части — опровергая всё; да даже если — боже мой — прекратятся тёрки самого Картмана с Кайлом. Возможно, конвейер негатива остановится, когда кто-то из ушибленных сделает первый шаг — Картман навстречу или Тёрнер три назад — и наконец начнёт себя уважать, но это чересчур маловероятно. Тем более в первый раз у Тёрнер решительно ничего не вышло, а Картману натурально впадлу.) Сидеть на скамейке в парке спокойно и хорошо, когда никто ничего не говорит. Когда никаких конфликтов, нет ничего, за что можно было бы зацепиться. Почти умиротворение. Ощущение, что если открыть рот и произнести хоть какой-то звук — можно нарваться на неприятности и осуждения со стороны второго. И они молчат. (Это созависимые отношения, дилемма дикобразов, в которой двум невозможно плохо и двое решительно продолжают. Самоутверждаются за счёт другого, чего бы это им не стоило. Избегающий тип привязанности Эрика и тревожный Хайди как символы Инь и Ян, только два худших зла из всевозможных, две херни, которые не могут существовать друг без друга. Но рано или поздно это закончится — точно. Как самые потаенные мысли в конце концов приобретают устную или письменную форму, как рушится самый коварный тоталитарный режим) Они говорят о своём будущем рано, когда солнце ещё не встало. В пять утра такие вещи не кажутся столь невыносимыми и безобразными, как любые необсудимые на трезвую голову мысли. Они говорят, как скоро потеряют друг друга окончательно. Говорит Тёрнер, а Картман грустно кивает и думает, скорей бы.