Время секретов

      — Ты должна это прекратить.              В глазах Невилла плескалось беспокойство. Но было кое-что ещё. То, что Гермиона слишком часто видела на лицах окружающих. Страх. И немного отвращения.              — Зачем?              Она медленно опустила глаза обратно к книге. В последние недели Невилл стал невероятно утомлять.              Словно в противовес холоду в её голосе, его лицо мгновенно вспыхнуло раздражением.              — Зачем?! Затем, что я не узнаю тебя! — На окрик повернулись ученики, собравшиеся в гостиной. Невилл обвёл публику строгим взглядом, и все смиренно отвернулись. — Никто не узнаёт тебя, Гермиона, — добавил он чуть тише.              Она глубоко вдохнула.              — И почему это должно меня волновать?              — Ты, видимо, не осознаёшь. — Невилл покачал головой и пренебрежительно указал на книгу в руках Грейнджер. — Это — яд.              — Нет, это ты, видимо, не осознаёшь, — процедила Гермиона, наклоняясь вперёд. — Это твоё лицо стало похоже на жертву безумного мясника. Не моё. — Невилл сжал зубы и машинально прикоснулся к свежему рубцу на щеке. — Школа изменилась, Невилл. И мои учебники — тоже.              Гермиона захлопнула книгу и резко поднялась. Теперь она смотрела на однокурсника сверху вниз.              — Изменилась и ты, — бросил он, устало откидываясь на спинку кресла.              Гермиона развернулась и направилась к выходу из чужой гостиной, крепко сжимая старинный экземпляр «Проклятий разума». Оказавшись в тёмном пустынном коридоре, она поморщилась. Гриффиндор, блять.              А ведь это мог бы быть её факультет. Но, к сожалению или к счастью (а Гермиона склонялась ко второму варианту), Шляпа определила её на Рейвенкло. Хотя гриффиндорцы нравились Гермионе, и, как бы ей не было неприятно признаваться в этом, но они отчасти восхищали её своей решительностью, безотказностью. Они гордились тем, кем являлись, и не стремились примерять на себя другую личину, даже если это было выгодно.              Как это сделала Гермиона, когда быть маглорождённой стало опасно для жизни.              Когда Гарри Поттер во всеуслышание заявил, что Волан-де-Морт вернулся, Гермиона поверила. Когда заговорили о нападениях на маглов, появлении дементоров далеко от известной тюрьмы, Гермиона поверила. Поэтому, когда она своими глазами увидела под Астрономической башней тело директора Дамблдора, она тихо забрала из своей спальни уменьшенный чемодан с вещами и аппарировала из Хогсмида.              А первого сентября мисс Грейнджер с высоко поднятым подбородком стояла в кабинете нового директора, положив на его стол папку с документами, заверенными у магловского нотариуса и носящими свеженькие печати с эмблемой Министерства Магии. Документы подтверждали, что мать Гермионы, миссис Джин Грейнджер, скоропостижно скончалась в июне этого года. Отец Гермионы, на самом деле являвшийся её отчимом, судя по представленным бумагам, свидетельствовал, что Джин уже была в положении, когда они познакомились. И длинное письмо-завещание миссис Грейнджер, в котором было сказано, что настоящий отец Гермионы — чистокровный волшебник Чарльз Макмиллан, умерший ещё до рождения дочери. Также имелось свидетельство сестры Чарльза, Пиппы Макмиллан, которая с неохотой, но подтверждала родство.              Привычно бледное и каменное лицо директора Снейпа не исказила ни малейшая эмоция, пока он мучительно медленно сканировал все бумаги, предоставленные семикурсницей. Наконец он поднял на неё скучающий взгляд.              — Ступайте.              Гермиона уже была готова с облегчением покинуть кабинет, ощущая, как по плечам спускается призрачное чувство защищённости, когда её догнали приглушённые слова профессора.              — И будьте осторожны.              Его навязчивый голос часто отдавался в ушах Гермионы ледяным эхом, когда она, миловидно улыбаясь мадам Пинс, тайком уносила из библиотеки очередной том из запретной секции. Или когда прокрадывалась ночными коридорами к месту сбора идиотского отряда, который теперь возглавлял Невилл и за деятельностью которого было полезно проследить.              Гермиона никогда не была близка с Гарри Поттером или его друзьями. Она годами держалась в стороне от главных действующих лиц, внимательно наблюдая и анализируя. И теперь, когда со стен омертвевшего Хогвартса на неё смотрели их фотографии, перечёркнутые огромными надписями «Нежелательное лицо №1», она думала, что это, наверное, к лучшему.              Но Гермиона не была пассивной, нет. Она была благоразумной. Она вела маленькую незаметную войну, избрав в союзники только своё упрямство и множество отталкивающих, и в то же время полезных книг и заклинаний.              Естественно, Хогвартс стал иным: теперь здесь почти никто не учил и не учился. Половина учеников и «преподавателей» наслаждалась вдруг обретённой властью и новыми возможностями. Другая же половина просто пыталась выжить. Кто-то, как Невилл, Джинни или некоторые другие чересчур безумные студенты, открыто сопротивлялись Кэрроу и подвергались жестоким наказаниям. Кто-то отсиживался в тени, стараясь не попадаться на глаза Пожирателям, а если уж попадался, то смиренно терпел. А кто-то подстраивался под новый режим, извлекая из всего некую долю выгоды. Гермиона принадлежала к последним. Наверное, это было несколько по-слизерински, но, что ж, хитрость и прагматичность были лучшими чертами выходцев с этого факультета.              И если приходилось идти на некоторые… жертвы ради выживания, она была готова к этому. Во время войны ведь и не бывает по-другому. Невилл мог сколько угодно упрекать её в том, что она делала, но он просто не понимал…              В этой тёмной магии было что-то настолько мощное, первобытное и притягательное, что только раз попробовав, ты уже не мог отказаться от этих ощущений. Они проникали в душу, просачивались в плоть и кровь и пускали там крепкие корни.              Войти во вкус было проще простого.              Эти книги говорили с Гермионой. Она всегда была настроена весьма скептически к подобной ерунде вроде предсказаний или другой потусторонней ереси, но она не могла отмахнуться от себя и своих навязчивых переживаний. Ей казалось, что каждая пропитанная древней магией страница шептала, уговаривала.              Попробуй это проклятие. Сделай это, ведьма.              Испытай, почувствуй. Овладей.              И она, подчиняясь, тянулась к палочке, направляя её на мирно спящую Чанг. Ну, что плохого случится от одного маленького заклинания? Оно, скорее всего, даже не получится с первого раза, ведь это непростая магия.              Но иногда получалось. И тогда кровь в венах будто пылала от рвущегося наружу восторга и могущества, разнося по телу блаженство силы. Влиять на чужое сознание были слишком приятно, чтобы не захотеть повторения. Чжоу обрела пару новых сфабрикованных воспоминаний и потеряла несколько старых и совсем ей ненужных. Ещё она, повинуясь поначалу неумелому Империусу, ходила вокруг кровати, вставала на голову и даже написала любовное письмо в стихах, которое адресовала и отправила Гойлу. Гермиона не могла удержаться от хихиканья, когда на следующее утро наблюдала совершенно тупое выражение лица Грегори, читавшего за завтраком чудное послание.              Было абсолютно ясно, почему заниматься тёмной магией раньше считалось чем-то из области серой морали. Сделав один шаг, сделаешь и следующий. И ещё. Пути назад не будет.              И это безумно радовало Гермиону. Ей совсем не хотелось в это тоскливое и беспомощное «назад».              Осень приносила в коридоры Хогвартса стылый холод, но Грейнджер грела спрятанная во внутренний карман мантии книга. Она уже открыла много интересных тайн, но Гермионе не терпелось вновь сесть за чтение. Однако в ближайшие пару часов этим планам не суждено было сбыться. Гермиону ждали некоторые обязательства.              Она сделала глубокий вдох и толкнула тяжёлую деревянную дверь.              

***

      Так называемые «собрания старост» в этом году напоминали фантасмагорическую пародию на нормальные совещания и по факту являлись актами нарциссизма кого-нибудь из любимчиков нового режима. В этот раз говорила Астория. Её самодовольный голос раздражал до скрежета зубов, и Гермиона пыталась не морщиться, глядя на ужимки одной из старост Слизерина.              — Друзья, — широко и пусто улыбнулась она. — На наших плечах лежит большая ответственность за младших учеников школы. Мы должны удвоить усилия по воспитанию юных волшебников, которые ещё не научились ценить и чтить чистую кровь так, как подобает.              Твоя тупость разве что из ушей не лезет и по ногам не течёт, Гринграсс.              Всё, что оставалось Гермионе, это только мысленно огрызаться. Было тошно находиться здесь, проводить рядом с этими людьми каждую лишнюю минуту. И тошно не столько от них. Сколько от самой себя и своей беспомощности. Врéменной беспомощности. Каждый чистокровный ублюдок в этой комнате желал ей мучительной смерти. А Гермиона бездействовала.              Кэрроу, по всей видимости, считали Грейнджер полезной. Им нужны были люди, которые будут следить за дисциплиной и держать в узде учеников. А поскольку остальные факультеты, кроме Слизерина, не пестрили желающими пойти навстречу новому директору, и, что гораздо хуже, его заместителям, выбор на должности старост у Кэрроу был скудный. На Рейвенкло и вовсе не нашлось чистокровных, которые бы смогли сотворить даже слабенькое пыточное заклинание. Только одна «полукровка». Она.              Грейнджер не отклонялась от порученных ей Круцио, если Кэрроу наблюдали, и всегда исполняла необходимые наказания с холодной отстранённостью.              Так было нужно.              Ей и самой было удивительно, насколько быстро она овладела Непростительными. Правда, смертельное заклятие ей пока удалось попробовать только на паре насекомых, попавшихся под руку после травологии в теплицах. Хотя сейчас она с превеликим удовольствием дебютировала бы и с человеком. К примеру, с Гринграсс. Она это точно заслужила. За свой мерзкий голос, за свой неуместный макияж и блядскую длину юбки.              Да хотя бы за то, как Малфой ловил каждое слово, вылетающее из поганого рта этой шлюхи. Он расслабленно развалился за ближайшей к Астории партой, облизывая взглядом фигуру и глупое личико, лишённое и малой доли интеллекта.              Малфоя было легко ненавидеть вместе с остальными. Именно он своими руками положил начало этому хаосу. Он предал школу. Он считал Гермиону чем-то сродни животного. И всё же…              Каждый раз, когда он появлялся в поле зрения, она чувствовала, как тело изменяет ей. Глаза стремились задержаться на его сухой фигуре и светлых волосах. Ноги упрямо шагали в его сторону, чтобы просто пройти мимо. Чтобы её дерзкие губы смогли огрызнуться в ответ на его оскорбление. Хотелось дать отпор. Почувствовать его ненависть. Хотя бы ненависть. Ведь это куда лучше, чем равнодушие.              Грохот отодвигаемых стульев оповестил о том, что очередное цирковое выступление было окончено. Слизеринцы переговаривались, сгребая с парт сумки и мантии, а немногочисленные выходцы с других факультетов просто молча старались поскорее убраться из кабинета. Гермиона встала и, не оборачиваясь, направилась к выходу.              — Эй, Грейнджер, — по спине будто сполз липкий и отвратительный тягучий голос. Гермиона обернулась.              — Гринграсс, — процедила она.              — Профессор Кэрроу интересовался дисциплиной твоего факультета, — Астория скривила рот и резким движением запахнула мантию. Окружавшие её приятели — Паркинсон, Булстроуд, и Гойл — ухмыльнулись, переглядываясь. Малфой стоял в стороне, скрестив руки и опершись о парту. — Говорят, Патил опять посмела дерзить. Тебе стоит получше дрессировать своих щенков.              — А тебе не стоит совать нос, куда не просят, — выплюнула Гермиона. Она уже начала чувствовать, как её наполняет ярость. Опасная ярость, которую никому нельзя видеть. Не сейчас, когда Грейнджер в меньшинстве.              — Оу, — Гринграсс свела брови. — Вижу, ты не в духе, дорогая. Надеюсь, у тебя не случилось ничего серьёзного. — Астория зашагала к двери класса, и другие слизеринцы потянулись за ней, как консервные банки за машиной молодожёнов. — Ах, да, точно! — Она вдруг обернулась на Гермиону. — Мамаша-магла. Я скорблю вместе с тобой, — обронила она под хохот однокурсников, скрываясь в коридоре.              Гермиона, ты это уже проходила. И не раз. Сейчас не время, не время. Считай до десяти. До тридцати, да хоть до ста! Только не…              — Грейнджер, фантастика, — протянул ещё один голос, который она не хотела слышать. Малфой медленно ступал по проходу между столами. Видимо, он задержался и не вышел вместе со всеми. — Обычно твой мерзкий рот не заткнуть, однако Астории это удалось.              Гермиона вскинула подбородок. Малфой лениво поправлял чёлку. Уголки его губ растянула довольная ухмылка.              — Я так долго этого ждал. Этот год — лучший из всех, что мне пришлось провести в школе…              Он продолжал говорить, растягивая слова, а Гермиона, не слыша, смотрела, как двигаются его губы, под аккомпанемент своего бешеного сердца. Кровь неслась вперёд по венам и артериям, гудела и выла. Кончики пальцев кололо, будто толстым шприцем, а по плечам струился озноб.              Сделай так, чтобы он замолчал, ведьма. Это в твоих силах. Это в твоей власти.              Неизбежная ломка терзала её на протяжении последних дней, когда Гермиона была осторожна. Но теперь контроль ослаб и истончился настолько, что было невозможно терпеть рвущуюся изнутри тягу. Злой, живой и горячий гнев остывал, уступая место спокойному и холодному.              Она так давно не тренировалась. Теперь сдерживаться было ни к чему.              Гермиона подняла палочку.              — Империо.              Взгляд Драко тут же расслабился, затуманился.              Ледяная улыбка не затронула её губ, а поселилась в сощуренных уголках глаз. Покалывание в пальцах сменилось с мучительного на приятное. Как же она изголодалась по этой запретной энергии. Наверное, то же чувствует пустой сосуд, когда его доверху наполняют хорошим вином.              — Запри дверь. Подойди ко мне и отдай свою палочку.              Малфой послушно закрыл класс и вернулся к Гермионе, простодушно протянув древко, которое она тут же убрала во внутренний карман мантии.              — Сядь, — коротко приказала Гермиона.              Он уселся на ближайший стул. Драко смотрел так покорно, с таким обожанием, что было почти невозможно снять с него Империус. Она никогда не видела у него такого взгляда, и это почти ранило.              Но он должен быть в полном сознании. Должен.              Гермиона небрежно махнула палочкой, и Малфой тут же яростно оскалился.              — Безумная сука!              Он попытался вскочить со стула, но разумеется, ему это не удалось. Гермиона усмехнулась.              — Как обидно, что ты такого плохого обо мне мнения. Конечно же, ты не сможешь встать, пока я не разрешу. Элементарное приклеивающее заклинание.              — Ты поплатишься, грязнокровка, — выплюнул Драко.              Улыбка Гермионы не дрогнула. Вообще, за последние месяцы Грейнджер хорошо научилась контролировать выражение лица. Это был чрезвычайно полезный навык, даже необходимый.              Драко откинулся на спинку стула с кривой усмешкой.              — Я ни на секунду не поверю в эту сказку, которую ты скормила Северусу. — Он сцепил руки на груди и в издевательском удивлении приподнял брови. — Полукровка? Чарльз Макмиллан, который спутался с какой-то грязной магловской шлюхой? — Малфой коротко и скрипуче рассмеялся. — На это купится только идиот. Или директор.              Гермиона подошла к извилистой решётке узкого окна, наблюдая за штормом на Чёрном озере. Оно всегда вело себя неспокойно поздней осенью. А в этом году как-то особенно.              Стул за спиной Гермионы скрипнул, и она закатила глаза. Ладно, мальчику, похоже, надо выговориться. Жаль, в Хогвартсе не предусмотрена должность школьного психолога. Хотя, наверное, и слава Мерлину. Он бы спрыгнул с Астрономической башни через неделю.              — А знаешь, — протянул Малфой, — может, он не просто так оставил тебя в школе? Может быть, ты иногда захаживаешь к нашему старику, а, Грейнджер? Чтобы скрасить его одиночество.              Она нехотя обернулась. Малфой похабно ухмылялся, сверля её глазами. Он искал искры её раздражения, всплески гнева во взгляде. Свидетельства её уязвлённой гордости.              — Расскажи мне, Грейнджер. Давай посекретничаем, как друзья, а? Ты отсасываешь ему под столом в директорском кабинете или…              Гермиона не выдержала и расхохоталась, запрокинув голову.              — Малфой, Малфой… — Она кивнула ему почти покровительственно, как нерадивому ребёнку. — Ну, раз ты так настаиваешь, то мы, конечно же, посекретничаем. — Она подошла и наклонилась к лицу Малфоя, облизнув губы. — Милый друг.              Он скривился и попытался отстраниться.              — Не прикасайся ко мне.              В ответ Гермиона лишь ещё ближе придвинулась к Драко.              — Так вот, дружище. Эротические фантазии о профессоре Снейпе оставь при себе.              — Заткнись, — прошипел Малфой в дюйме от её губ. Он отодвинулся настолько, насколько ему позволяла шея и спинка стула.              — Ах, Драко. Ты сейчас не в том положении, чтобы указывать мне, — весело ответила Гермиона.              Она с громким скрипом придвинула себе стул и села напротив Драко, колени к коленям. Широкая улыбка освещала её обычно равнодушное лицо.              — Ну, что ты там говорил о секретах?              Она сжала в кармане свою волшебную палочку и быстро прошептала заклинание, сосредотачиваясь на чёрных зрачках Малфоя.              Драко сопротивлялся. Ну, разумеется, малыш очень старался. И хотя он был весьма талантлив, но зато ленив и излишне самонадеян, а потому практических занятий окклюменцией ему явно недоставало. Он, конечно, недолго выдержал её отточенный многочасовыми тренировками Легиллименс.              Впрочем, кое-что Малфой всё же умел. Он попытался увести её от воспоминаний о жжении в тёмной метке, о собраниях Пожирателей в поместье, о той самой ночи на Астрономической башне, и усиленно делал вид, что очень боится, если она вдруг увидит пару неловких перепихов с Паркинсон. Что ж, Гермиона потешила его самолюбие, бегло просмотрев эти неуклюжие попытки заняться сексом.              Можно было бы надавить и увидеть чуть больше информации о планах Пожирателей, но… Сейчас не время.              Секунда, и перед глазами вновь появился класс и разгневанное лицо Малфоя. Гермиона вновь расхохоталась.              — Мальчик, который так гордится тем, что состоит в рядах соратников Тёмного Лорда, решил скрыть от меня не страшные тайны и планы своих коллег, а задницу однокурсницы? — Малфой сжал кулаки. Гермиона подняла ладони в успокаивающем жесте. — Нет-нет, я понимаю. Если бы у меня был секс с Паркинсон, я бы тоже этого стыдилась, поверь…              — Мерзкая тварь! — крикнул Драко и схватил Гермиону за обе руки, с силой выкручивая в стороны тонкие запястья. Она взвизгнула от боли и неожиданности, а палочка с глухим стуком ударилась об пол. Чеканящий слова голос проникал в уши едким ядом. — Тебе здесь не место, и так будет всегда. Что бы ты ни говорила. Что бы ты ни делала. Ты всегда будешь лишь пылью под ногами нашего народа, Грейнджер. Особенно после того, как Тёмный Лорд встанет у власти.              Малфой усмехнулся. Но вдруг ахнул, отдёргивая обожжённые ладони.              — Слышал о беспалочковой магии, чистокровный недоносок? — Гермиона злобно оскалилась, потирая запястья. — Ещё пару часов твои ладони будут гореть, будто ты приложил их к раскалённой печи. Но без внешних повреждений, друг, не переживай. Я потратила некоторое время на отработку этих чар специально ради таких случаев.              Губы Малфоя дрогнули, он бессознательно поднёс руки к лицу, чтобы подуть на них, но, конечно же, это не дало никакого эффекта. Он с ненавистью взглянул на Гермиону.              — Ты же не убьёшь меня, Грейнджер, — процедил он. — На такое у тебя сил и смелости не хватит, как бы ты ни пыталась играть в ведьму. — Драко поморщился. — Так что рано или поздно я выйду отсюда. И ты заплатишь, грязнокровка.              Малфой качнул ботинком и попытался пнуть голень Гермионы, но она вовремя успела убрать ногу. Его лоб заблестел от выступившего пота: Малфоя мучала метафизическая боль, иллюзия боли, которая однако ощущалась весьма настоящей. Он провёл кончиком языка по сухим губам.              — Поверь, у меня хватит фантазии. Я начну с твоей мамаши, Грейнджер. Я не идиот, и прекрасно знаю, что она жива. Уж слишком много удобных совпадений в твоей фальшивой истории.              — Для того, кто не интересуется грязнокровками, ты подозрительно много думал об этом, — хмыкнула Гермиона.              — Держи друзей рядом, а врагов ещё ближе, Грейнджер. — Малфой криво ухмыльнулся и постучал пальцем по лбу. — Есть такая мудрость.              Гермиона нагнулась и подняла палочку. Молча покрутила её в руке, наблюдая за тем, как Драко закусывает щёку изнутри, терпя призрачное жжение кожи.              Она правда не хотела этого делать. Много возни и сил. А сил она и так потратила сегодня непозволительно много. Но с другой стороны… Малфой это заслужил. Он был Пожирателем. Он впустил убийц в школу. Он ненавидел Гермиону всю жизнь и продолжал презирать и унижать её и ей подобных волшебников. Он желал ей смерти. Малфой был совершенно и бесповоротно ужасным человеком.              Он занимал слишком много места в её голове. Его поступки и слова задевали, отпечатывались в сознании, засоряя его лишним хаосом из обрывков взглядов, усмешек, резких слов. И как же это мешало.              Малфой был слишком красивым. Его глаза были слишком серебряными, а пальцы — несправедливо длинными и изящными. Его губы — всегда слишком яркими после выпитого за завтраком кофе.              А ещё он слишком долго пялился на Гринграсс.              Да, он несомненно это заслужил.              — Ты доигрался, друг, — прошептала Гермиона.              Она пристально взглянула в глаза Малфоя, и он приподнял брови.              — Грейнджер, ты хоть предупреди, когда мне начинать бояться, — с издёвкой протянул он. — Ты планируешь убить меня взглядом или это какая-то магловская традиция?              Она вдруг расслабилась и откинулась на спинку стула.              — Знаешь, многие в последнее время считают своим долгом донести до меня, что я малоэмоциональна. Говорят, что я не эмпатична, не понимаю людей и не умею им сочувствовать. И я призадумалась... — Гермиона развела руками. — Может быть, они правы?              — К чему это? — Малфой закатил глаза.              — Хочу кое-что проверить. — Она ухмыльнулась. — Видишь ли, я к тебе не равнодушна.              — Что? — Он в замешательстве нахмурился, словно не понимая смысла её слов.              Гермиона рассмеялась.              — Ого, вот это да. Теперь смогу вписать в своё резюме новое достижение: «Заставила Драко Малфоя сделать совершенно идиотское выражение лица».              — Ты больная на всю голову, — просипел Малфой, сощурившись.              — Да ладно тебе, придумай уже что-нибудь новенькое. — Гермиона порылась в кармане мантии свободной от палочки рукой. — У меня кое-что есть для тебя, кстати.              Она раскрыла ладонь. Глаза Драко в тревоге расширились.              — Нож?              — Подарок отца. — Гермиона пожала плечами. — Да-да, я тоже не сразу поняла, почему он решил, что мне очень пригодится эта вещь в магической школе. Но он оказался прав.              Она подняла прямой взгляд на Малфоя, сдвинула на рукояти большой палец, и лезвие выскочило, сверкнув холодным металлом вдоль ладони.              — Грейнджер, ты же не… — он замер, не закончив фразу.              То, что он пытался сделать в течение последних пары минут, было до смешного очевидно. Его руки были опущены вдоль тела, и, пряча ладони за краем свисающей по бокам мантии, он пытался призвать свою палочку, покоящуюся в кармане Гермионы. Она не смогла удержать улыбку.              — Ты знал, что беспалочковая магия просто так не даётся? Даже если ты чистокровный, друг мой. А весь прошлый год ты потратил явно не на учёбу. — Она покачала головой. — Ничего не получится, не переводи силы зря. Они тебе ещё понадобятся.              Гермиона с деланным удивлением опустила взгляд на свои ладони.              — Ты только посмотри, а, Малфой… — протянула она. — В моих руках столько силы. И волшебной, и магловской, — Грейнджер слегка потрясла руками с зажатыми в них волшебной палочкой и холодным оружием. Затем снова посмотрела на Драко. — Ведь получается, что ты был неправ, — она приоткрыла рот в притворном шоке. — Грязная кровь даёт мне сплошные преимущества.       — Послушай, ты… — губы Малфоя подрагивали. — Ты не прикоснёшься ко мне, слышишь, Грейнджер? Потому что…       — Не будь занудой, — отрезала она. — И хватит во мне сомневаться. Инкарцеро!              В ответ на заклинание, тугие верёвки обвились вокруг ножек стула и щиколоток Малфоя, вокруг правого запястья и решетчатой спинки. Он задёргался, пытаясь высвободиться, но от этого путы затянулись только сильнее.              — Ты ещё и заклинания на втором курсе прогуливал? Позор древнему роду! — воскликнула она. — Выпутаться без магии не получится, ты не знал этого?              — Развяжи меня! — крикнул Малфой. Его щёки горели от иллюзии жара, которая распространялась по его ладоням, а во взгляде было то самое, хорошо знакомое и примелькавшееся. Страх.              — Я же сказала, — Гермиона закатила глаза. — Мне кое-что нужно проверить. Если… — Она на секунду сбилась, сглотнув неприятный ком, почему-то застрявший в горле. — Если будет больно тебе, то почувствую ли я хоть… хоть что-то…              Она отложила на соседнюю парту палочку и нож, крепко схватила левое запястье Малфоя и рывком задрала рукав мантии, а следом — рубашки, обнажая чёрную извилистую змею. Пара пуговиц отскочили и запрыгали по полу.              — Грейнджер, остановись! — Драко с силой дёрнул руку на себя, но Гермиона шлёпнула его по раскрытой ладони, и он вскрикнул: — Блять!              — Обжигающее заклинание ещё действует, — констатировала она. — Скажи пожалуйста, ты совсем идиот? Не делай себе хуже.              — Остановись… — Малфой тяжело дышал, глядя на свою руку так, будто впервые её увидел.              Гермиона взяла с парты нож и взвесила его в руке.              — Вообще — удобно, — поделилась она. — Ты, кстати, не стесняйся, можешь кричать. Заглушающее я поставила. — Продолжая удерживать руку Драко, она легко провела ребром лезвия по его коже, по выступающим венам, минуя метку. — Думаю, не стоит нам беспокоить эту змею. Не хотелось бы ненароком кого-нибудь вызвать, — она улыбнулась Малфою.              — Не делай этого, Грейнджер, — он отрицательно помотал головой в глупой надежде переубедить её.              — Просто расслабься. Это произойдёт, друг.              И она сделала первый надрез.              Драко втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Он сжимал и разжимал кулак, но это не помогало отвлечься от боли, которая должна была сейчас расползаться по всему его телу от одной этой точки на руке.              Ещё надрез.              — Я вот размышляю... Что лучше написать на твоей коже? Наверное, нужно что-нибудь символичное. — Гермиона задумчиво смотрела, как вниз по руке Малфоя стекают струйки крови. — Это как татуировка, знаешь? Обычно люди хотят набить на своём теле чьи-нибудь инициалы или странные иероглифы, значение которых они и сами не знают.              Малфой прикрыл веки и прошептал, облизывая пересохшие губы:              — Безумная… Безумная сука.              Гермиона издала смешок.              — Нет, я, конечно, могу вырезать и «безумная сука», но что-то мне подсказывает, что твои родители не поймут. Пожалуй, остановлюсь на инициалах. — Она вдруг округлила глаза, осенённая какой-то светлой мыслью. — Точно! Подпишусь, как художник. Это в конце концов моя творческая идея.              И она склонилась ближе к бледной коже Драко, старательно работая над изящными «ГГ».              — А всё-таки забавно… Ты вроде бы из чистокровного рода, который так кичится этой своей избранностью и приближенностью к самой сути волшебства. И тем не менее, ты так и не научился элементарной беспалочковой магии. Как так, Драко?              Гермиона прищёлкнула языком и, на секунду оторвавшись от своего занятия, подняла на однокурсника взгляд, полный укора. Драко хрипло дышал. Он закусил нижнюю губу так сильно, что она побелела, По его лбу скатывались капельки пота.              — Не твоё… грязнокровное дело, — пробормотал он, сощурившись.              Она затряслась от смеха.              — Не тебе упоминать мою кровь, несчастная жертва инцеста.              В ответ не раздалось ни слова. Только под зубами Драко проклюнулись бисеринки крови. Когда Гермиона сделала особенно резкий надрез в попытке вырисовать завершающий завиток на второй букве, Малфой издал полузадушенный рык.              Она нахмурилась.              — Тебе действительно больно.              — А ты как думала, идиотка? — рявкнул он.              — Я думала, что ты уже уяснил, что не стоит мне грубить.              Она строго сощурилась и закрыла нож, даже не удосуживаясь вытереть лезвие. И вдруг снова улыбнулась.              — По правде сказать, ты приятно меня удивил. Я почему-то думала, ты будешь хныкать и просить, умолять меня о пощаде… Ну, как трус, которым ты и являешься, понимаешь?              — Просто заткнись, — зло прошептал он. — Заткнись!              — Да ладно тебе. Всё самое неприятное позади, — с обворожительной улыбкой она встала, возвышаясь над Малфоем.              Какая-то девочка внутри неё жалко пискнула. Она просто хотела что-то почувствовать, побыть с кем-то, к кому почему-то тянет. Получить от него что-то. Подойдёт даже ненависть, наверное. Да, ненависть — это чудесно. И она хотела дать что-то в ответ. Даже если боль. Боль подойдёт.              — Послушай, Малфой… — Гермиона положила ладонь ему на плечо, отчего он слегка вздрогнул, подняв на неё взгляд. — Тебе никогда не хотелось попробовать что-то запретное? Что, никогда? — Она шагнула вперёд, ставя ноги по обеим сторонам от стула, а затем медленно опустилась вниз, седлая колени Малфоя. — Например, такое.              Окровавленные губы в дюйме от её лица беспомощно трепетали.              — Не смей, — раздалось почти безмолвно.              — Почему? — слегка обиженно протянула Гермиона. — Я тебе не нравлюсь?              Вблизи его глаза были ещё прекраснее. Она и не задумывалась, что их удивительный серебряный цвет соткан из множества пёстрых вкраплений, вместе образующих глубину, которая казалась бездонной. Грейнджер заворожённо потянулась вперёд, не обращая внимания на то, как Малфой попытался отшатнуться. Она приблизилась к его шее, к ямке за ухом, за которой так долго наблюдала издалека, на лекциях Бинса, занимая парту наискосок. Она глубоко вдохнула сладкий запах, прикрыв глаза.              И уловила еле слышный шёпот. Губы Драко почти касались мочки её уха.              — Грейнджер. Остановись. Теперь я прошу тебя, пожалуйста…              Гермиона повернулась, чтобы вновь посмотреть ему прямо в глаза, кивнула и лукаво улыбнулась.              — Я поняла. Ты играешь со мной. Все так делают, знаешь, — она подмигнула. — Вроде говорят «не хочу», а са-а-ами…              Она коротко поцеловала его в нос и рассмеялась. Драко помотал головой.              — Нет никаких игр, Грейнджер. Просто скажи, чего ты хочешь? Ты знаешь, кто я и что я мо…              — А чего ты хочешь, Драко? — перебила его она. — Хотя, нет, стоп, не говори. Покажи мне, чего ты хочешь.              Гермиона с лёгкой улыбкой обхватила свободно висящую вдоль тела ладонь Малфоя. Он будто замер, будто не мог пошевелиться, оцепенело наблюдая за ними со стороны, как за премьерой экспериментального фильма, который провалится в прокате. Она подняла его руку и с силой прижала к своей груди. По белому хлопку рубашки начали расползаться красные дорожки.              Гермиона в притворном ужасе округлила глаза, переводя взгляд то на Малфоя, то на их сцепленные руки.              — Драко! Ты что это такое делаешь? — Она стыдливо отвернулась. — Как-то это неприлично.              В противовес своим словам она неловко поёрзала, устраиваясь удобнее на коленях Малфоя и прижимаясь к нему ещё теснее. Она могла чувствовать его бешено загнанный пульс, задыхающееся сердце, которое было так близко к её. Пожалуй, никогда в жизни оно не было так близко, как сейчас.              Она сократила расстояние между их лицами, такими разными. Одно было полно страха и отчаяния, другое — жизни и силы. Гермиона опустила глаза на его истерзанные губы.              — Кровь, — промолвила она.              Она неспешно двигала бёдрами, обвив руками шею Малфоя. Время шло, текло сквозь них, пролетая для одной быстрее сна, а для другого бесконечно простираясь до точки на горизонте.              В какое-то из этих безграничных мгновений Гермиона коснулась кончиком языка красного следа на губах Драко. Она ласково провела вдоль запекшейся крови, пробуя ту на вкус, жадно смакуя. Целуя врага. Она нахмурилась.              — Неужели это чистая? — Она вопросительно посмотрела в пустые глаза напротив. — Странно. На вкус как моя.              И снова прижалась к его губам, слизывая до последней капли, словно хотела забрать с собой всё, что могла. Драко молчал.              Когда она отстранилась, они оба тяжело дышали. Малфой закрыл глаза и склонил подбородок на грудь.              Гермиона встала.              — Ну, хватит.              Она схватила с пола оброненную в пылу палочку.              — Время секретов? Ты ведь так их хотел, дружище. — Она криво усмехнулась, направляя древко в лоб Малфоя. — Не дёргайся! — крикнула она, когда он попытался сдвинуться с места. — А то я пока не слишком хорошо владею этим заклинанием.              Гермиона что-то быстро прошептала, а затем довольно кивнула.              — Посмотри на свою руку.              Драко опустил взгляд и поражённо выругался.              — Не сори такими выражениями, Малфой.              — Ты… — он странно посмотрел на неё. — У тебя был нож. Я видел кровь, я…              — Взгляни на этот нож, идиот, — Гермиона небрежно махнула рукой в сторону стола, на котором лежал только карандаш.              — Что… Ты…              Она закатила глаза. В очередной раз.              — Какое великое красноречие, господин аристократ. Да, я. Твоя драгоценная рука в порядке. Это был всего лишь фокус. И, надо отдать мне должное, весьма качественный. «Illusio conscientiae», замечательное проклятие, хоть и тёмное. Кровь — иллюзия, рана — иллюзия. Зато боль самая настоящая.              Малфой стиснул челюсти, и черты его лица заострились.              — Грязнокровная мерзость, ты заплатишь за всё это. Как я и обещал.              — Хоть я к тебе и неравнодушна, милый, а всё-таки, как с тобой скучно-то! — Она раздражённо всплеснула руками. — Ты ведь забудешь всё, что я с тобой сделала. Тем более, что я ничего не сделала. Почти ничего. И можешь не надеяться на окклюменцию, вряд ли поможет. — Её губы украсила грустная улыбка. Гермиона опустила взгляд и добавила почти неслышно: — А мне всё равно было с тобой хорошо.              Она наклонилась, чтобы украсть последний поцелуй. Малфой укусил её. Больно.              Гермиона рассмеялась.              — Упрямый. Я таких люблю.              Потом она вдруг посерьёзнела и подняла палочку. Короткий взмах — и ранка на губе затянулась, не оставляя и следа своего присутствия. И следующий взмах.              — Империо.              Взгляд Драко снова заволокло блёклой бессознательной дымкой. Гермиона вложила его волшебную палочку в карман его мантии.              — Ты забудешь обо всём, что произошло здесь между нами. — Она помедлила и несколько раз быстро моргнула. — Ты запомнишь, что после собрания мы перекинулись парочкой взаимных оскорблений, а потом ты немного задержался, пройдя несколько лишних коридоров, прежде чем пойти в гостиную. Ты никогда не вспомнишь правду. И не откроешь никому, кто когда-нибудь попытается её узнать. Иди к себе.              Малфой поднялся со стула и послушно направился к двери. Когда она захлопнулась за худощавой спиной, Гермиона сняла Империус.              Она тихо опустилась на каменный пол, пряча глаза в ладонях.              Магия — сила. Разве не так теперь говорят?