Такая

Этим вечером Каве было не узнать. Смотреть в её глаза, пока та была столь увлечена процессом и вытворяла иногда чрезвычайно усладительные вещи, стало просто невозможным для Хайтам. Эта чертовка невыносимо горячо и невыносимо стремительно ослабляла железную хватку учёной на её взъерошенных волосах, еле державшихся на тех самых несчастных заколках. Невыносимо. На первый взгляд не способные на подобное руки архитекторки довольно рьяно массировали бёдра аль-Хайтам, словно стараясь их зажечь. И у неё получалось. Получалось настолько хорошо, что лицо учёной горело, а короткая стрижка никак не скрывала полуприкрытых в блаженстве глаз, сияющих в сумеречной темноте гостиной. И Каве, несмотря на занятый рот, всё глазела на свою любимую в ответ, оголяя полный спектр испытываемых ею чувств. Обе были на пределе, и обеим уже хотелось продолжить сие происшествие на чём-то помягче этого дивана. — Ка… ве… — шустрый язык, зациклившийся на самом чувствительном месте клитора, даже заставил изнемождённую Хайтам подать охрипший голос. — Заканчивай давай. Я… Тут же женщина лишь замедлила ласки, мучительно неспешно и, может быть, несильно, но пустив в ход зубы. За что, конечно же, получила по заслугам вскоре: Хайтам непроизвольно дёрнула ногой в сторону возлюбленной. — Ф-ай! — Меньше выпендривайся, — на выдохе почти прошептала Хайтам. — Сама напросилась. — Флуфай, фы, — прямо в таком положении начала Каве, но успела осознать, что сейчас не самое время для споров. Вместо слов архитекторка вернулась в свой привычный темп, едва не впившись ртом в клитор женщины и сразу получая заветную реакцию Хайтам. Последняя сходила с ума от умений своей несносной соседки. Эти движения, старания Каве на лицо, её желание доставить удовольствие, где-то укользнуть, чтобы флегматичная Хайтам раскрылась перед женщиной, затем этот лилейный взгляд, вынуждающий волны мурашек гулять по её телу, — кажется, за сегодня Каве использовала всё из этого убийственного списка. Хайтам мощно держалась то за плечи, то за волосы архитекторки, уже не понимая, какую силу иногда прикладывает, потом неслышно, губами, извинялась продолжая млеть в руках возлюбленной. Последние не стояли на месте: с талии на бёдра, с бёдер на паховую область, с паха снова вверх, на рёбра, руки. Каве знала своё дело, и Хайтам не спорила с этим фактом. Единственное, учёная не могла признаться себе, что из всего её также возбуждали вдохи-выдохи соседки, её нечастые отхождения от центра удовольствия к половым губам, к вульве и секундные поцелуи и в антрактах перед очередной кульминацией. Она не могла сказать и не скажет этого. Причины толком сама не знала. Однако… Каве всё ещё может прочитать её мысли, как делала всегда. Как сделала и сейчас. Словно приказав Хайтам больше раздвинуть ноги, опухшие от постоянного действия губы архитекторки принялись к второстепенным ласкам. И Хайтам, отворачиваясь, чтобы лишний раз не сходить с ума, мысленно начала проклинать всё и вся. Это был решающий момент. Лёгкие движения по малым половым губам, переходящие в невесомые чмоки всегда работало на железной учёной безотказно. — Подо… — прохладный палец архитекторки вновь коснулся едва остывшего клитора. — …жди! Низкий стон Хайтам звучал прекрасно в сочетании с трепетным образом, представшим перед её соседкой. Каве тогда ещё поняла, что пару движений — и женщина наконец кончит, поэтому не стала останавливаться, как бы ей не хотелось подразнить ещё немного. В последнее мгновение аль-Хайтам прикрыла свой рот одной рукой, а другой сжала лежащую рядом подушку. Ноги же внезапно расслабились от постепенно наплывшего наслаждения, прошедшего, казалось, по всему телу сразу. Эти десятки секунд длились вечно. А архитекторка не могла оторвать взора алых глаз от вида перед ней, не оставляя без внимания ни одну часть тела: Каве до безумия любила каждую и сгорала от желания пройтись по ним в оставшейся ночи. — Даже не думай, — учёная обратила внимание на это и поняла, на что намекал ещё полный вожделения взгляд Каве. — Поздно, уже думаю. — А ты не думай. — Как я могу не думать, если ты передо мной такая. — … Ответить на такое было нечем. Хайтам притянула возлюбленную к себе и закрепила молчание мокрым поцелуем, с удовольствием ощущая, как руки соседки неуклюже не могут найти себе места.