Аппетит любви не товарищ

Одним жарким днем сентября маленькая девочка десяти лет сидела у себя в комнате перед столом и сосредоточенно занималась уроками. Мисс Норрис, ее школьная учительница, задала выучить к завтрашнему дню длинное стихотворение. Сосредоточенно читая строчку за строчкой, малютка заставляла себя повторять на память длинные и заковыристые слова, но увы, как бы она ни старалась, у нее ничего не выходило — стихотворение будто не желало задерживаться в ее памяти. В самый разгар этого занятия до ушей маленькой труженицы донесся звук открываемой двери. Оторвав взгляд от учебника, девочка повернула голову назад. На пороге стояла ее мама, одетая в домашнее платье из красного шелка, поверх которого был повязан белый фартук со свежим пятном от супа, свидетельствовавшем о том, что женщина только что отошла от плиты. — Дорогая, иди обедать! — весело позвала она дочку. — Но... — девочка растерянно заморгала. — У меня же домашнее задание по литературе... Словно опасаясь того, что мама не поверит ее словам, малышка взяла в руки учебник и приподняла его над головой, чтобы та убедилась в правоте ее слов. Увидев это движение, та только улыбнулась в ответ ребенку. — Твои уроки подождут, а мой суп уже стынет! С этими словами мама развернулась и направилась в столовую. Девочке ничего не оставалось, как положить книгу обратно на стол, и, встав со стула, броситься вслед за родительницей. Нагнав маму, она сбавила шаг. Пройдя по коридору, обе женщины спустились по лестнице на первый этаж и вошли в столовую — большое светлое помещение, в центре которого стоял длинный стол, во главе которого уже сидел глава семейства. Завидев дочь, папа приветливо помахал девочке рукой. — Наконец-то, милая! Я тебя уже заждался! — громогласно объявил он, чтобы подчеркнуть свою радость. Потом мужчина кивнул своей жене, которая тем временем подошла к плите и, надев кухонные рукавицы, взяла в руки большую кастрюлю, из которой валил пар. Девочка нерешительно остановилась на пороге и вопросительно поглядела на отца, который ободряюще подмигнул малышке. Тогда она подошла ближе к столу и уселась на стул, стоявший по левую руку от отца. Мать уже расставляла на нем тарелки, из которых шел аппетитный запах овощного супа, который в их семействе обычно готовили по случаям праздников. Женщина закончила сервировку и села по правую руку от мужа, после чего оба взрослых обратили взгляды на свою кровиночку. Лицо их дочери излучало нескрываемую радость — она уже забыла о своих уроках и готовилась приступить к трапезе. Слегка нахмурив свои густые брови, отец поднял руку, давая маленькой непоседе знак ко вниманию. Заметив это, девочка сразу же отложила ложку в сторону и замерла. В столовой воцарилась тишина. Отец посмотрел на маму, та утвердительно кивнула. Дочка же продолжала глядеть на папу своими большими темными глазами, ожидая его слов. Наконец, собравшись с мыслями, глава семейства кашлянул в кулак. — Итак, — торжественно начал он. — Что нужно сделать перед едой? Он сделал небольшую паузу, во время которой обе его женщины молча сидели на своих местах и ждали продолжения. — Правильно, — поднимая палец, продолжал отец. – Нужно вознести хвалу Всевышнему. Зачем? – опять сделав паузу, он выжидательно взглянул на дочь. Девочка по прежнему не отводила глаз от лица папы. Ее плечи, скрытые под легким коричневым джемпером, слегка подрагивали от волнения. Малышка прекрасно знала, что за этим отцовским вопросом сейчас последует длинное и скучное объяснение, которое она обязана будет выслушать со всем возможным вниманием, даже если она слышала это уже сотни тысяч раз. И она заранее смирилась с его необходимостью. В конце концов, это была традиция, против которой она не могла пойти. — Потому что, — начал отец, — если человек ест дары божьи без благодарности, он уподобляется свинье, которая бесстыдно набрасывается на все, что ей кажется вкусным и пожирает все без разбора. Но мы не свиньи, — при этом он немного повысил голос. — Мы люди, и уподобляться скоту нам не к лицу! Человек должен осознавать, что всякая его земная деятельность есть проявление любви к Всевышнему. Бог милостив — он посылает людям пищу для того, чтобы их души могли расти в познании высшей воли, — тут отец на секунду перевел дыхание. — Именно поэтому мы обязаны принимать даруемую нам Господом пищу с чувством благодарности. Закончив речь, глава семейства откинулся на спинку стула и с интересом оглядел сидящих за столом. Девочка сидела, потупив взгляд. Со стороны она казалась спокойной, но на самом деле в ее ушах продолжал стоять его гулкий и раскатистый голос. Отец отвел взгляд от дочери и устремил его куда-то в угол столовой, где стоял большой сервант, все полки которого были уставлены тарелками. Вскоре его лицо приняло умиротворенное выражение, и он вновь устремил взгляд вперед. — Ну что, давайте приступим, — сказал он доброжелательным тоном. С этими словами мужчина опустил локти на стол, и его жена последовала примеру супруга. Дело в том, что отец семейства имел в виду не еду, но лишь короткую благодать, которая по семейной традиции следовала за его длинной речью. Девочка, которая на середине отцовской речи со скуки опустила взгляд на свою тарелку, вновь подняла голову и столкнулась с пристальными взглядами обоих родителей. Спохватившись, малышка дернулась всем телом. — Простите, — тихо прошептала она. Потом, собравшись с духом, она бросила взгляд в окно, за которым по прежнему светило полуденное солнце Яркий свет ударил в глаза малышке и на миг ослепил ее. В следующий момент девочка приподняла свои локти и положила руки на белую скатерть. При этом рукава ее джемпера непроизвольно сползли вниз, открыв всем окружающим бледную кожу предплечий девочки. Если бы солнце в тот момент не светило так ярко, то это, наверное, прошло бы мимо внимания родителей, но те не могли не заметить, как солнечный блик упал на нежные руки их ребенка. Отец сразу же отвел взгляд, чтобы не смущать малышку, в то время как мать, напротив, стала еще пристальнее смотреть за своей малюткой, которая тем временем сложила свои хрупкие ладошки перед своим чистым лицом, словно пытаясь этим действием скрыть охвативший ее стыд. На самом же деле девочка просто приступила к чтению благодати, чем невольно успокоила своего отца, который только из уважения к традициям не решился нарушить молчания, хотя до этой секунды во всем его поведении отчетливо ощущалось легкое раздражение, несомненно вызванное медлительностью и неторопливостью его совсем юной наследницы. Тем временем девочка сомкнула веки, и вид столовой в ее глазах моментально уступил место полной темноте. Малышке показалось, что на несколько мгновений она перенеслась в беспредельную пустоту, и только тихий шепот родителей, которые уже начали произносить слова молитвы, не дал ей забыться окончательно. Сделав глубокий вдох, малютка сосредоточилась на приятном тепле свои ладоней и, стараясь не повышать голоса, начала тихо читать благодать, как она их запомнила. — Благослови, Господи, нас и дары твои... — прошептала она первые слова, произнося их чуть медленнее, чем надо, чтобы случайно не ошибиться. Однако, вознося хвалу Всевышнему, в мыслях у ребенка было совсем другое. Ей представлялось, словно она видит перед собой Джоу, с грустным взглядом глядевшую на нее из темноты. Казалось, что сомкнутые губы женщины задают малышке какой-то немой вопрос. И девочка догадывалась, о чем та хочет спросить ее. Она чувствовала, каково Джоу сейчас и какая отчаянная боль ее мучает. — Как твои дела, — начала девочка свой диалог с видением. — Я знаю, что ты страдаешь без мня, и мне к слову тоже не сладко. Мы никогда не будем вместе, это понятно, но все-таки скажи мне, где ты сейчас находишься? Но ответа не было — ее взрослая подруга лишь глубоко дышала сквозь стиснутые от страданий зубы, крепче прижимая к своей груди высохший от времени букет георгинов, которые так нравились девочке, пускай она даже никогда не держала их в своих руках. — ...которые нам предстоит получить от милости Твоей... — тем временем малышка все еще читала благодать, сидя за обеденным столом со своими родителями. — Молчанием делу не поможешь, — продолжала она вести свой внутренний разговор. — Пожалуйста, пойми как мне тяжело, когда я не знаю, что на самом деле происходит с тобой. Ты не мертва, я прекрасно это знаю, тебя явно просто изолировали от меня, но только не знаю почему и куда именно. Джоу по прежнему молчала, но девочка увидела, как по давно не видевшей макияжа щеке женщины скатилась маленькая скупая слезинка, и как ее уголки рта печально опустились вниз. — ...через Христа, Господа нашего... — продолжала малютка читать молитву, ощущая сухость своих губ. За этим занятием девочка невольно почувствовала на своем лице чей-то взгляд, который внимательно рассматривал ее, но она не придала этому значения — ибо хвала Всевышнему требовала полного сосредоточения. — Это не хорошо с твоей стороны, — уже с некоторым укором обратилась малютка к Джоу. — Ты исчезла так внезапно, что я даже не успела смириться с мыслью, что теперь мне придется жить одной, без твоих рассказов, советов и взаимопонимания. Как жаль, что мне не довелось узнать, в чем именно заключалась причина того, что ты исчезла... После этих слов девочка увидела, как Джоу слабо улыбнулась и слегка кивнула ей — видимо, женщину удовлетворили то, о чем говорила ее юная подружка, — но как бы то ни было, по-прежнему с ее тонких губ не слетало ни единого слова. — ...Аминь, — прочитала девочка последние слова благодати. Но она не не торопилась открывать глаза — малышке хотелось еще немного побеседовать с Джоу, пуская лишь в своем воображении. — Ах, тетя Джоу, — в отчаянии произнесла она. — Скажи мне, ради Бога, чем я заслужила такую горькую участь? Чего я сделала тебе такого, отчего ты вдруг оставила меня в полном одиночестве, не сказав ни единого слова на прощание? Если бы ты только сказала мне, где тебя прячут, я в тот же миг успокоила свое сердце и примирилась с твоей утратой! Джоу продолжала стоять на своем месте, и ветер трепал ее коротко подстриженные волосы. Девочка заметила, как в ответ на ее слова на лице женщины появилось несколько виноватое выражение, которое могло означать то, что Джоу переживает внутреннюю борьбу — отвечать разлученному с ней ребенку или же нет. — Скажи же, где ты сейчас, прошу тебя! — жалобно попросила девочка. Казалось, Джоу только и ждала этих слов — в следующую секунду она размахнулась и изо всех сил швырнула в сторону девочку букет георгинов, который до этого крепко держала у своей груди. Малютка вытянула было вперед руки, чтобы поймать цветы, но в следующую секунду она ощутила, как на ее плечо легла чья-то рука. На этот раз это было не мысленное ощущение — девочку действительно кто-то взял за плечо. Малышка с некоторым трудом открыла свои глаза — она по-прежнему сидела в столовой за обеденным столом, на котором стояли тарелки с разнообразной едой, чайник и несколько чашек. Будто не веря свои глазам, девочка медленно повернула голову в ту сторону, с которой пришло ощущение прикосновения. Она увидела, что ее мама стоит прямо рядом с ней — ее лицо было бледным, а глаза красными от слез. — Мама, почему ты плачешь? — спросила девочка, продолжая держать руки лодочкой. Вместо ответа женщина опустила взгляд к полу и тихо всхлипнула. Ее дочь, продолжая сидеть в молитвенной позе, внимательно следила за ней. Вскоре мама подняла голову и посмотрела на девочку, тяжело дыша. Некоторое время женщина не двигалась с места, но затем, сделав несколько неуверенных шагов к дочери, упала как подкошенная. К счастью, ее голова упала прямо на нежные коленки малютки, после чего мама тут же разрыдалась в полный голос, вздрагивая всем телом. Девочка никак не могла взять в толк, что происходит. В поисках ответов она повернула голову в сторону отца, который сидел на стуле во главе стола и напряженно глядел на дочь, склонив голову на правое плечо. Одна рука мужчины покоилась на спинке стула, а другой он сжимал вилку, хотя тарелка перед ним была совершенно пуста. Заметив, что ребенок глядит на него, уголки его рта чуть приподнялись, но вместо улыбки отец лишь печально покачал головой. — Дорогая... — неуверенно проговорил он, сглотнув слюну. — Не знаю даже, как тебе сказать... Запнувшись, он отвел глаза от дочери и уставился на стол. В столовой воцарилась напряженная тишина, которую нарушали только приглушенные всхлипы матери. Сощурив глаза, девочка продолжала смотреть на своего папу, ожидая от него хоть какого-нибудь объяснения происходящему, но тот по-прежнему молчал, словно опасаясь произнести что-то, оскорбляющее ее детское сердце. Все еще держа ладони у лица, девочка перевела взгляд на стоявшую перед ней тарелку — она была по прежнему полной, но от супа уже не поднимался ароматный пар. В следующую секунду с противоположного конца стола до ее ушей донесся вкрадчивый кашель. Обернувшись к отцу, девочка увидела, как тот провел рукой по лбу и откинул назад свои седые волосы. — Я понимаю, — начал он, слегка качнувшись вперед, отчего стул под ним скрипнул. — Что мы воспитывали тебя в религиозной атмосфере и поэтому неудивительно, что вопросы веры и религии занимают в твоей жизни существенное место, — на этих словах он закашлялся и потянулся к стоявшему на столе чайнику. Девочка испытывала какую-то странную смесь стыда и жалости к отцу. Она наконец-то нашла в себе силы развести свои ладони и положить руки на стол перед собой, с чувством удовлетворения заметив, что ее мама наконец-то перестала рыдать и убрала голову с ее коленей. В это время папа налил себе чаю и, поднеся чашку к своим губам, перевел взгляд на дочку. — Но это вовсе не значит, — сделав глоток, продолжал он. — Что религиозные дела являются единственной проблемой в нашей жизни. Есть еще очень много других вещей, которые... — Пап, в чем дело? — сморщив свой нежный носик, перебила его девочка. Вероятно, этот вопрос застал ее отца врасплох, потому что после ее слов он поперхнулся и чуть не выронил фарфоровую чашку из рук. Некоторое время мужчина громко кашлял, и девочка увидела, как его морщинистое лицо налилось кровью, а на лбу появилась испарина. Наконец отец справился с приступом кашля и, вытирая капли чая, попавшие на его рубашку, повернулся к своей юной наследнице. — Буду краток, — сказал он после вынужденной паузы. — Мы с твоей матерью вознесли хвалу Господу и приступили к еде, а ты, дорогая, продолжала сидеть в молитвенном экстазе и ровным счетом не реагировала буквально ни на что, даже на мои слова, так что мы испугались, не случилось ли у тебя кровоизлияние в мозг. Все это отец говорил это серьезным, хоть и несколько торопливым тоном. Но девочка по-прежнему не понимала, о чем идет речь, и только остывший суп в ее тарелке мог свидетельствовать о том, что она очень долго не приступала к еде. Собравшись с духом, малышка подняла на папу умоляющий взгляд, словно спрашивая его о том, не врет ли тот, но мужчина только грустно улыбнулся и покачал головой. Малышка перевела взгляд на свою мать, которая, прижимая руки к лицу, неуверенно направлялась к выходу из столовой, шаркая ногами по паркету. Девочка захотела было встать из-за стола, чтобы помочь маме и и успокоить ее, как вдруг отец, с шумом отодвинув стул, поднялся со своего места и подошел прямо к дочке. Положил свою тяжелую и горячую ладонь на ее худенькие плечи, он наклонился прямо к ребенку. Девочка слегка вздрогнула, но не стала отстраняться. Рот ее отца слегка искривился в улыбке, а его глаза чуть прищурились. — Дорогая, — при этих словах она почувствовала запах из его рта. — Ты не беспокойся, за матерью я сам пригляжу. А ты поешь лучше, а то вон какая худая, одни кожа да кости. С этими словами папа игриво ущипнул дочку за щечку, отчего та слегка дернулась на стуле. Потом, распрямил спину, отец семейства лукаво подмигнул малышке, давая ей понять, что ничего страшного в произошедшем за столом по сути не было. Направляясь к порогу, он на полпути остановился и, повернувшись на каблуках, громко сказал дочери: — Если суп слишком холодный, то можешь его подогреть на плите, не маленькая уже. А теперь пока-пока! Дверь за ним захлопнулась и в столовой воцарилась тишина. Не глядя больше по сторонам, девочка перевела дух и, взяв ложку в правую руку, зачерпнула ею немного супа из тарелки. Поднося ее к губам, малютка от волнения чуть было не уронила ее на стол, но все же сумела унять дрожь в руке и не пролить суп на скатерть. Попробовав суп, девочка с неудовольствием заметила, что в холодном состоянии его нельзя было назвать вкусным. Отложив столовый прибор, малютка встала из-за стола и, взяв в руки полную тарелку, направилась в противоположный конец столовой, где стояла столешница из белого мрамора. Девочка вылила весь суп в стоявший на плите маленький алюминиевый ковшик, и, поставив пустую тарелку рядом, взяла в руки красную бензиновую зажигалку и, поднеся ее к конфорке, щелкнула по кнопке. Густой синий огонь тут же вспыхнул под ковшиком и девочка положила зажигалку обратно на столешницу. Юная повариха немного постояла у плиты, в некотором оцепенении глядя на огонь, который облизывал стенки ковшика (не разбирая силы, она выкрутила пламя горелки на полную мощность). Потом девочка оторвала взгляд от конфорки и подошла к окну, где, отодвинув белую капроновую занавеску, она выглянула на улицу. Увы, там ничего ровным счетом ничего такого, что заслуживало бы ее внимание. Постояв так пару минут, малютка снова вернулась к плите, заметив, как из ковшика начал тоненькой струйкой подниматься к верху белый пар. Надев на руки кухонные рукавицы, девочка осторожно взялась за ручку горячего ковша и перелила булькающий суп в тарелку. Отнеся ее на стол, малютка уселась на стул и, придвинув еду к себе, наконец-то приступила к обеду. — Вот теперь другое дело, — подумала она, с аппетитом глотая мамин овощной суп.