Devotion

— Ты нужна мне. Кармелла, ты нужна мне. Подойди ко мне. — Да, ваше величество, — ответила Синьора, ее тело дрожало от нетерпения. Царица шагнула вперед, обхватив пальцами подбородок Синьоры. Длинные ногти царапали ее по щекам, но Синьора не двинулась с места, пристально вглядываясь в свою королеву. — Моя хорошая девочка, — сказала Царица: — моя хорошая девочка. Кармелла, ты всегда была рядом со мной. Синьора вздрогнула при звуке своего настоящего имени. Того имени, которое она держала внутри себя, того имени, которое не должно было произноситься ни здесь, ни где бы то ни было. Это имя принадлежало другой жизни, до того, как Царица спасла ее. — Всегда, Царица, — ответила она: — я всегда буду здесь, стоит тебе лишь позвать. — Тебе всегда так хочется угодить мне, — произносит Царица: — хочется повиноваться. — Да, Царица. Царица улыбнулась Синьоре, ее лицо было бледным и нежным, как иней. Серебристые волосы с голубоватым отливом неровным каскадом рассыпались по ее плечам. Синьоре хочется наклониться вперед, чтобы дотронуться до этих мягких волос, но она не смела пошевелиться без разрешения. Царица наклонилась, и ее губы почти встретились с губами Синьоры. Она остановила себя, но жаркое дыхание окутало Синьору, соблазнительное, оно было словно первый проблеск света над горизонтом морозным утром. Синьора ценила даже такое чувственное прикосновение дыхания Царицы, наслаждаясь простой близостью с богиней. — Моя миссия увенчалась успехом только благодаря тебе, Кармелла, — сказала Царица, — из всех моих предвестников именно ты наиболее верно претворяешь мой план в жизнь. — Для меня большая служить вам, — ответила Синьора. — Я знаю. Царица, наконец, наклонилась, сокращая эту ненавистную дистанцию между ними. Ее губы мягко коснулись губ Синьору, этого было недостаточно, но Синьора не осмелилась бы просить большего. Она не брала, она была благодарна только за то, что ей давали. Царица отстранилась, и только тогда Синьора поняла, что правитель Снежной, сама Криоархонт, стоит перед ней обнаженной. Она моргнула. Как она не заметила этого раньше? Плавные изгибы тела Царицы были выставлены на показ. Синьора следила за каждым движением, каждой линией, каждым выступом этого безупречного тела. Царица прожила больше, чем кто-либо мог представить, и все же она имела облик богини в каждом гладком дюйме своего тела, живая и дышащая, она была одой совершенству. — Моя Царица, — выдохнула Синьора: — могу я? Спрашивать об этом было самонадеянно, но она больше не могла сдерживаться, точно не перед Царицей, которая стояла перед ней обнаженная, во всей своей красе. Синьора посмотрела в глаз, схожие с замерзшими озерами, кристально-голубые, окаймленными морозными ресницами. Они угрожали поглотить ее, утопить, но Синьора не стала бы бороться со своей кончиной, если бы все произошло именно так. — Ты можешь, — ответила Царица. Синьора с готовностью погрузилась в наслаждение. Все остальные мысли улетучились, когда она прикоснулась ртом к своей любимой Царице, исследуя ее языком. Синьора углубилась, исследуя и изучая, выискивая именно те места, от которых у Царицы перехватывало дыхание. На вкус она была как ледяная вода, как снежинки, падающие на язык Синьоры, как рассвет, отражающийся от заснеженных гор, драгоценный и мимолетный. Это было всем, что когда-либо представляла себе Синьора, и даже чем-то большим. О, гораздо большим. Ибо Синьора никогда по-настоящему не представляла себе, как она, стоя на коленях, будет ублажать свою госпожу. Это казалось ей возвышенной фантазией, слишком невероятным желанием, и именно поэтому Синьора изгнала ее из своего сердца и тихо тосковала в залах предвестников, доказывая свою любовь преданностью их общему делу. Одна теперь она вложила в это дело всю свою душу, осмелившись прижаться к молочным бедрам, чтобы еще глубже проникнуть языком. Царица вздыхала над ней, как зимний ветер, хрипло и резко. Синьора задрожала, соски напряглись одновременно от холода и возбуждения. Простая мысль о том, чтобы сделать это для Царицы, довольно часто доставляло ей тайное удовольствие.; реальность посылала искры по позвоночнику Синьоры. Это было многим лучше, чем ее безмолвная фантазия и ее собственная рука в темноте покоев. Царица запустила руку в волосы Синьоры. Угроза дрожала за каждым длинным пальцем. — Моя Кармелла, — прошептала Царица: — Моя хорошая девочка. Синьора застонала от похвалы. Да. она была хорошей девочкой. Она была самой хорошей и верной служанкой Царицы, ее самой преданной последовательницей, ее самым благочестивым поклонником. Она была благодарна Богам за то, что они позволяли ей пробовать Царицу. Царица дернулась. Синьора застонала во влажные складки, облизывая. Она посасывала клитор, надеясь, что Царица одарит ее своим стоном, но та была стоической, непоколебимой, как ледник, руководя совершенно беззвучно. Синьоре просто пришлось бы работать усерднее. Она использовала свои пальцы, чтобы привлечь внимание Царицы. Она сосредоточилась на ее клиторе, облизывая и кружа, в то время как ее палец блуждал вниз, кружась вокруг входа Царицы. — Это хорошо, — сказала Царица. — Это очень хорошо, Кармелла. Каждая частичка этой похвалы доходила прямо до влагалища Синьоры. Вскоре она обнаружила, что ее кидает в жар, когда Царица цепляется за ее волосы и бормочет комплименты. Внутри нее нарастало давление, пульсирующее, отчаянное, настойчивое, но Синьора не могла отвлечься от ублажения Царицы. Сделать это было бы предательством. — Моя верная Кармелла, — сказала Царица. — Всегда так добра ко мне. Да, всегда. Всегда. Синьора вечно была бы здесь, вот так, на коленях, в любое время, когда Царица захочет ее, желая доставить ей удовольствие, богатство, тела их врагов — все, что она пожелает. — Но разве тебе не нужно самой убедиться? — сказала Царица. Мир покачнулся, на мгновение потеряв фокус. Это было неправильно. Царице не следовало заботиться о нуждах Синьоры прямо сейчас. Это было для нее, все для нее. Синьора была никем, просто слугой перед богом. И все же влагалище Синьоры жаждало внимания, жар так сильно сжимал ее, что она пульсировала с каждым ударом сердца. Мир снова задрожал, то появляясь, то пропадая из фокуса. Синьора перестала чувствовать лоно Царицы и вместо этого обнаружила ее руку на себе. Когда? Как? Этого не должно быть. Она попыталась снова нырнуть за «Царицей», но на этот раз вкус оказался слабым, странный аромат унесло легким ветерком. О, как она хотела вернуть его. Как она жаждала, чтобы облако мускуса Царицы снова тепло и тесно окутало ее. Какое зло или обман заставили ее потерять его? Синьора лизала влагалище Царицы, но это было не то же самое. Что-то было по-другому, не так. Она не могла снова приблизиться. Вместо этого она всегда клала руку на себя, прислушиваясь к желаниям своего тела, а не своей королевы. Терпеливая, добрая улыбка царицы сменилась насмешливой усмешкой. — Слишком нетерпелива, чтобы угодить мне? — спросила Царица. — Какая же ты эгоистичная девчонка, Кармелла. Нет! Синьора хотела закричать, но, когда она открыла рот, ничего не вышло, как будто ее горло было набито ватой. Как она ни старалась, она не могла объяснить это. Она могла только стоять на коленях перед Царицей, безмолвно умоляя прижаться к своим губам. Она вздрогнула и проснулась. Ее рука была у нее между ног. Ее влагалище пульсировало. Кровь стучала у нее в ушах. Синьора потерла себя. Мечта задержалась на задворках ее сознания, и она закрыла глаза, чтобы догнать ее, насладиться вкусом и ощущением своей королевы на своих губах. Здесь, по крайней мере, она могла вернуться к той части, которая была важной, к той части, до того, как все это превратилось в беспорядок. Она застонала, извиваясь, когда жар сомкнулся вокруг нее, и она снова погрузилась в фантазию. Это был далеко не единственный подобный сон, который у нее был. Тело и сердце Синьоры отреагировали в тот момент, когда она встретила Царицу, в тот момент, когда Царица спасла ее от прошлой жизни и дала ей силу и цель. Она никогда не менялась, даже спустя все эти годы, такая же прекрасная и далекая, как снежная буря на горизонте, угрожающая и манящая одновременно. Но Синьора могла быть рядом с ней только вот так, в ее мыслях, в ее мечтах. Она смогла попробовать ее только в своем воображении, и все же она была уверена, что вкус был настоящим, что Царица будет соответствовать или превосходить видение из ее снов. От одной только мысли у нее загорелась кровь. Синьора покачивалась на своей руке, сильно потирая, затем опустила пальцы к своему скользкому входу. Мысль о ее королеве заставила влагу собраться, когда жар призрачных взглядов, призрачных прикосновений покалывал ее нервы. Потребовалось всего несколько жестких движений ее пальцев, а затем она кончила, влага покрыла пальцы, которые она вытерла о себя. Синьора вздохнула, устраиваясь обратно в своей постели, безвольно положив руку на собственное влагалище. Она подняла ее, почуяв свидетельство своего удовольствия, удовольствия, которое сама Царица доставила ей, даже если она этого не знала. Все равно это было мило. — Спасибо тебе, моя королева, — прошептала она в темноте.