Первая встреча #2

Энакин проснулся от звука собственного тяжёлого прерывистрго дыхания. Он резко сел и закашлялся. — Твою мать! — крикнул он и только потом посмотрел на часы. 6:30. Энакин обхватил голову руками и приготовился к... Злобному: "Задолбал, истеричка хренова!" Визгливому: "Когда ты уже съедешь в дурку!" И печальному: "За что, суббота же..." Отличное выдалось утро, однако. Впрочем, не хуже всех предыдущих. А может, и лучше... Ему не снилась мама. Её смерть. Во сне было больно, тесно и жарко. Во сне голубые глаза, полные слёз, просили его остановиться... Правую ногу свело судорогой. Энакин закусил предплечье, чтобы не закричать. По рукам прошла болезненная волна дрожи. Свело левую ногу. Боль заполнила собой всё его существование. Надо чуть-чуть потерпеть. Сейчас он потеряет сознание, и всё закончится. Правда, он снова опоздает на работу. Интересно, почему соседка снизу сказала, что сегодня суббота. Он уверен, что ложился спать в четверг. Правда, неделя была тяжёлой, и он позволил себе осушить... бутылку? Кажется, одну. Боже, когда эта боль наконец-то прекратится?! Крепкие руки изо всех сил сжали его плечи, отцовский крик разрывал пространство, пытался вытащить из пучины боли и страха. Откуда он здесь взялся? Папа никогда не приходил без веской причины. Неужели, что-то случилось с Падме? Или с детьми? Стало больно дышать. Энакин впился в плечо отца мёртвой хваткой. — Чёрт... Потерпи, сынок, я вызываю врачей. 911? Психотический эпизод. Адрес... "Да вы там заткнётесь или нет?!" "Вы вызываете в наш дом 911?!" "Мистер, вам плохо?" Звуки, чувства, эмоции смешались воедино. Больше выдержать его тело было неспособно. Энакин закрыл глаза. Казалось, что его тело, горячее, потное, больное, плывёт по холодной тихой реке. В голове было приятно пусто и спокойно. Всё хорошо и всегда теперь будет хорошо. Правда ведь? — Жаль тебя разочаровывать, но ты рано намылился обратно, Скайгай, — произнёс до боли знакомый и, в то же время, абсолютно неизвестный, голос. Энакин открыл глаза. Над ним, по бокам, и, кажется, под ним, простиралось звёздное небо. — Кто ты? В голосе зазвучала ирония. Энакину показалось, что так ей даже лучше. Вопрос только, кому? — Совсем мозги отшибло, звёздочка? Ну ничего, скоро... ты, главное, держись, Энакин... Пожалуйста. Энакин очнулся в больнице. Первую неделю к нему приходили только врачи и медсёстры. Уже тогда он понял, что работу точно потерял. Это печалило. Зато врач уверял, что с детьми и Падме всё в порядке. Папа пришёл потому, что он сутки не брал трубку. Затем допустили отца. В первый день он сидел и просто держал его за руку, пытаясь спрятать слёзы. Энакин хотел бы его успокоить, но не знал, как подступиться. На третий день игры в молчанку Энакин не выдержал: — Лучше накричи на меня. — За что? — удивился Оби-Ван. — За то, что выпил. Кеноби горько засмеялся: — Я уже рад, что ты просто пьёшь, сынок. "С твоим-то диагнозом" осталось между строк. — Но, Эни... Я был бы рад намного больше, если бы ты приходил ко мне, когда у тебя возникают проблемы. Не к бутылке. — Учту, пап. — Не учти, а сделай. Я лучше выслушаю всё, что тебе нужно высказать, увижу все твои слёзы и истерики, — последние слова Оби-Ван произнёс шёпотом, — чем буду тебя хоронить. Люка и Лею привели к нему через месяц. Дети сразу же полезли обниматься и дарить подарки. Люк недавно увлёкся космосом, поэтому принёс с десяток рисунков планет и сразу же принялся о них рассказывать. Лея с самым серьёзным видом открыла рюкзак, достала коробку с пончиками и бутылку пепси и стала отца кормить, а то "совсем исхудал на больничном пайке". Падме не пришла. Он и не ждал. Надеялся, и то немного. Он же не просто так на ФБР работал, сам был отличным психиатром. И, будь Амидала ему не бывшей женой, а клиенткой в терапии, он бы настоятельно порекомендовал ей не видеться с собой. Хорошо хоть, что детей пускает. А может, и плохо. Зачем им всё это: психиатрическая клиника, больной отец... — Папа, ты его слушаешь? Он же вопросы потом будет задавать! — зашептала в ухо дочь. Ничего не скажешь, генерал в юбке. Ещё через месяц его выпустили. Прописали новые лекарства, убедили в необходимости пожить с отцом "некоторое время" и назначили сеансы психотерапии на весь следующий год. Оби-Ван забрал его, девятилетнего, с Боро-Парка, как только узнал о его существовании. Мама, всегда гордая и самостоятельная, влюбилась в этого отвратительно жирного упыря Уотто, который избивал и её, и Эни, за любой проступок. Чтобы спасти ребёнка, Шми наконец-то решилась и написала отцу. Он явился в тот же день. Выбил из Уотто всю дурь, предложил маме уйти вместе с ними. Но Шми осталась верной себе и своей гордости. Это её, в конечном счёте, и убило... — Ну вот опять, Энакин, — мягкий голос Сатин вытащил его из забытья. — Прошу, дорогой, не спи над едой. Холодные улитки просто невозможно есть. — Их в принципе есть тяжело, — пробубнил Энакин под нос. Кажется, слишком громко. Повисла неловко пауза. После которой отец с теплотой в голосе обратился к жене: — Прости, милая, но Эни прав. Ты не против, если на ужин будет пицца? Сатин скривила нос — привычка, от которой она не смогла отучиться и через десять лет жизни с военным. — С каких пор пицца стала считаться полноценным ужином? — Всегда была, но, думаю, это не главное. Наша гостья настояла, что принесёт пару коробок с собой. — Гостья? — удивился Энакин. Сатин радостно улыбнулась, встала из-за стола и начала убирать тарелки. Оби-Ван повернулся к сыну: — Энакин, ты помнишь Квай-Гона, моего учителя? Эни не смог сдержать улыбку. Дядя Джинн — причина, по которой малолетний сын Кеноби решил во что бы то ни стало сделаться следователем. Причина, по которой, отучившись на врача-психиатра, Скайуокер устроился в полицию, а затем и в ФБР. — Что за вопросы, папа? Как я могу забыть Джинна? — Сегодня к нам придёт его ученица. Обсудит с тобой вопрос трудоустройства. Сам он в отъезде, но тянуть время не хочет. — Подачки мне не нужны, особенно от него, — в голосе появилась горечь. Отец рассмеялся. На удивление весело: — Ты, всё-таки, забыл, кто такой Квай-Гон. Да и с ученицей его не знаком. Им нужны твои мозги, сын. — Но не мои психи. — Энакин! — Оби-Ван ненавидел, когда сын называл свою болезнь чем-то подобным. Изящная рука Сатин легла на плечо мужа, успокаивая. — Почему бы тебе не поговорить с девушкой и решить, будет от тебя больше вреда, или пользы? — мягко спросила она. Папина жена не зря работала в ЦРУ. Находить подход — её талант. А с Энакином много трудиться и не надо: дайте ему иллюзию самостоятельности — и он ваш. Они смотрели новый сезон "Медленных лошадей", когда Сатин вновь характерно скривила нос. — Идёт. Оби-Ван удивлённо поднял брови. — Я слышу запах пиццы. Комнату пронзил звук дверного звонка. — Что ж, думаю, я открою, — сказал Энакин, вставая с дивана. Открыв дверь, Энакин увидел длинные тонкие ноги, изящные и, в то же время, крепкие руки, державшие пять коробок пиццы, из-за которых выглядывали те самые глаза. Большие, голубые, знакомые. — Эй, звёздочка, впустишь, или подождёшь, пока уроню?