Маленькие сокровища

Пат играл в FIFA, когда в его дверь постучали. Вернее, это был стук, потом хлопок, а потом ещё один приглушённый удар — но не похоже, что кулаком. Он несколько секунд хмурится, глядя на дверь и пытаясь решить, оставят ли его в покое, если он не откроет. Вряд ли это Пран, потому что сейчас середина ночи, а с незнакомцами он предпочёл бы не иметь дела без крайней необходимости. Раздаётся ещё один шум — как будто кто-то трётся о дверь, а затем приглушённый звук его имени. Это может быть кто угодно, голос почти неразличим через деревянную дверь, но он узнаёт в нём плаксивую нотку, и его желудок сжимается. Это действительно Пран. Пран, и это может означать одно из двух: он решил променять сон на то, чтобы ворваться к Пату, свести с ума близостью, а потом оставить его возбуждённым и без разрядки на всю ночь; или он не спит, потому что проводил время с друзьями. Пат отдаёт предпочтение второму варианту, потому что Пран есть Пран, и, судя по тому, как он прислонился к двери, Пат склонен полагать, что здесь замешан алкоголь. Ему так редко удаётся увидеть такую сторону Прана. Это впервые с момента начала их пари, и одна только мысль наполняет его нескончаемой радостью. Он не намерен воспользоваться слабостью Прана в своих интересах, но в конце концов они заключили пари, а в борьбе все средства хороши, и если Пран случайно упадёт прямо в его распростёртые объятия, это, вероятно, будет означать, что Пат выиграет. Но это не точно. Пока он идёт к двери, раздаётся ещё один стук, а затем тяжёлый вздох, и Пат не может сдержать дебильную/довольную/злорадную ухмылку, застывшую на лице, когда хватается за дверную ручку, поворачивая её. Он придерживает дверь — он же не засранец. К тому же, как бы весело ни было наблюдать Прана, ныряющего лицом, это вряд ли принесёт какую-либо пользу его планам соблазнения. "Блядь!" Дверь почти захлопывается, когда Пран, восклицая, отшатывается назад, но Пат удерживает её и открывает должным образом, лицезрея Прана, балансирующего у широкого дверного косяка. Тот настолько пьян, что почти врезается головой в дерево, в последнюю секунду ловя себя ладонью, прежде чем развернуться к Пату. Несколько секунд Пран просто смотрит на него, упираясь для поддержки головой в стену. "Ты…" — начинает он, сморщивая от сосредоточенности лицо, будто подыскивает слова, и до Пата начинает доходить, до какой степени он пьян. Пат чувствует, как его улыбка становится ещё шире, когда он скрещивает руки на груди, опираясь о дверной косяк на противоположной стороне от Прана. Он поднимает бровь, не желая уступать ни на сантиметр, пока пьяный разум Прана не скажет, что собирался. "Я — что?" Пран прищуривается на него, делает глубокий вдох, и слова вылетают из него, словно вздох. "Ты такой охрененный". (соблазнительный/потрясающий/ходячий секс/сексуальный/возбуждающий) Ой. Кажется, очень пьян. Прежде чем он успевает ответить, рука Прана поднимается вверх: указательный палец цепляется за воротник футболки Пата и оттягивает её вниз, пока не становится виден ещё один сантиметр груди. Пран следит за движением и высовывает язык, облизывая губы, потом снова смотрит на Пата большими умоляющими глазами: "Могу я переспать с тобой?" Пат давится воздухом, а глаза Прана расширяются, рот на секунду приоткрывается. "Нет, подожди, — начинает он, — не так, я не это должен сказать. Какие слова правильные?" Он хмурится, глядя на Пата, будто у того есть ответы, и Пат медленно переводит взгляд вниз — туда, где палец Прана всё ещё оттягивает его футболку — и снова вверх. "Зависит от того, что ты хочешь сказать", — отвечает он, намеренно понижая голос, просто чтобы увидеть, как Пран сглатывает, не отрывая глаз от губ Пата. Это именно та реакция, которую он хотел, но Пат всё ещё не знает, как действовать, когда Пран кажется достаточно пьяным, чтобы полностью забыться. От этого мир ощущается неустойчивым, будто Пат идёт по канату, который Пран намерен раскачать. Разумнее всего было бы направить того в сторону его собственной комнаты, убедиться, что он выпил стакан воды и лёг в постель, прежде чем отключится. Разумнее всего было бы отвести его через две двери и на несколько метров подальше, чтобы у Пата не было возможности услышать, какие ещё новые дикие идеи сорвутся с губ Прана. Пран всё ещё смотрит на него из-под полуопущенных век, будто едва цепляясь за сознание, заданный вопрос, очевидно, забыт. Сделав глубокий вдох, Пат молча даёт себе клятву не допустить, чтобы это зашло дальше, чем хотелось бы трезвому Прану, прежде чем развести руки на груди и протянуть одну ладонь к Прану. Пран лишь недоверчиво хмурится на него, и Пат закатывает глаза. "Пран, ты выглядишь так, будто рухнешь лицом в пол, как только отпустишь стену, — говорит он. — Иди сюда. Обещаю, твоя добродетель не пострадает". "Добродетель, мать твою", — бормочет Пран, но расправляет ладонь на груди Пата, скользит ей вверх и обхватывает его шею, отрываясь от стены. Его тело врезается в Пата, а губы касаются щеки — слишком близко к уголку губ или недостаточно близко, в зависимости от того, кого спросить. Он не уверен, куда целился Пран, но тот издаёт мурлыкающий звук, а затем глубоко вдыхает, легонько чмокнув Пата в щёку. "Чёрт, — произносит он, утыкаясь носом в пространство под ухом Пата. — Блядь, ты так хорошо пахнешь". Это настолько не в его характере, что Пат замирает на несколько секунд, одной рукой приобнимая Прана за талию. Он уверен, что по меркам Прана от него пахнет не очень приятно. Последний раз он принимал душ сегодня утром и он часами валялся в постели, играя в видеоигры. Он, конечно, не проверял, но почти уверен, что запах находится где-то между "заплесневелым" и "вонючим". "Хорошо пахну?" — спрашивает он, всё ещё в ступоре. "Мм, да", — бормочет Пран в его кожу и тянется носом к воротнику футболки Пата. Он вдыхает, снова радостно мурлыкая, и успевает достичь плеча Пата, прежде чем высшие функции мозга Пата снова вступят в работу. "Пран, Пран, Пран, подожди". Пран, надо отдать ему должное, ждёт. Он целует плечо Пата, а затем кладёт на него голову, поднимая взгляд. Рукой, которой не цепляется за шею Пата, проводит по линии его челюсти, а затем касается указательным пальцем один, два, три раза по подбородку. "Вкусно", — полушёпотом говорит он, и Пат собирает все силы на самообладание, чтобы развернуть их и отвести в комнату. Задача перемещения по полу квартиры, похоже, отнимает почти всё внимание Прана, как только Пат начинает вести их к своей кровати, и он цепляется за Пата, но остаётся милосердно молчаливым, волоча одну ногу за другой. Пат распутывает его руки, как только они добираются до места, и опускает его на матрас. Он приземляется с шумом, но, когда Пат пытается отойти, Пран надувает щёки и сжимает в кулаках ткань футболки. Взгляд Пата ловит, как Пран выпячивает нижнюю губу, круглую, мягкую и немного влажную, и его рука дёргается от необходимости провести по ней большим пальцем. Когда Пат не пытается отойти, кулаки Прана разжимаются и распрямляются на талии Пата. "Пожалуйста, не уходи", — говорит он, широко раскрыв глаза и глядя на Пата сквозь ресницы. И Пат сдаётся, так легко, слишком легко, податливая масса в руках Прана, даже если нынешняя попытка Прана соблазнить в лучшем случае смешна. Иногда он думает, что, возможно, это его судьба — чувствовать каждое прикосновение, каждый взгляд, каждое слово этого парня, поселяющиеся глубоко в его душе — маленькие сокровища, которые, как он знает, в конце концов, составят жизнь, полную драгоценностей. Это должно быть пугающе, ведь впереди их ждёт бремя оставшейся жизни, и тем не менее, никогда не вызывает сомнений. Даже несмотря на все беспокойства и боль, которые причиняют их родители, даже когда их друзья пытаются перегрызть друг другу глотки, единственное, в чём он по-прежнему уверен, — это Пран, они, и тот факт, что пройдут через всё это вместе. Он знает, именно поэтому не чувствует себя проигравшим: сдаться и потянуться, чтобы прикоснуться к щеке Прана, потирая большим пальцем его скулу. Эффект мгновенный: Пран вздыхает, прикрывая глаза и поворачивая лицо к руке Пата, целует центр его ладони. Он может быть пьян или не в себе, но Пат видит эту его сторону каждый день миллионом разных способов: как смягчаются его глаза, когда наступает поздняя ночь, и они ужинают только вдвоём; в том, как он до сих пор оставляет на дверной ручке Пата коробки с угощениями, иногда домашними и всегда сладкими; и в том, как он всегда рядом, готовый дать отпор, брать и давать в равной мере, что бы Пат ни предпринял. "Я приготовлю тебе поесть, ладно? — бормочет он, проводя свободной рукой по волосам Прана, в то время как Пран жалобно протестует. — Тебе следует съесть что-нибудь, прежде чем ты отключишься". "Могу съесть тебя", — бормочет Пран в его кожу, а затем откидывает голову и наклоняется, соприкасаясь лбом с бедром Пата, лицо — в нескольких сантиметрах от его промежности. Рука Прана отрывается от бедра с намерением обхватить Пата сквозь шорты, и Пат успевает поймать освободившейся рукой его запястье и оттащить, полностью замирая, когда Пран утыкается носом в ткань шорт Пата и вдыхает. "Пран", — произносит он охрипшим напряжённым голосом. Ощущать Прана так близко к тому месту, где он отчаянно хотел бы его каждый день этого мучительного пари, достаточно, чтобы у него закружилась голова, но он продолжает удерживать запястье Прана на расстоянии. Пран только мычит, напрягая руку и пытаясь выдержать хватку Пата, которая настолько крепка, что только кончику указательного пальца удаётся ткнуть Пата туда, где определённо, решительно нет возбуждения происходящим. Из всех вариантов, как мог пройти этот вечер, необходимость останавливать заигрывания Прана явно не входила в список, и Пат выжимает ещё одну каплю самоконтроля из своего быстро высыхающего моря терпения и отлепляет от себя Прана, чтобы подтолкнуть его обратно к кровати второй раз за вечер. "Сиди спокойно, не засыпай, я разогрею карри". Он пытается изобразить серьёзность и даже тычет пальцем в лицо Прана, но Пран лишь ухмыляется, его глаза всё ещё блестят возбуждением, вызовом и ненасытной потребностью свести Пата с ума. Пат разворачивается прежде, чем Прану придут ещё какие-нибудь хорошие идеи о том, куда сунуть нос, и добегает до холодильника, а через мгновение руки Прана обхватывают его сзади: одна вокруг талии, другая скользит вниз к бёдрам. "Пран, не надо", — говорит он, снова обхватив свободной рукой его запястье, и дрожь пробегает по его спине там, где дыхание Прана внезапно щекочет волосы на затылке. "Не буду, — бормочет тот, скользя рукой под футболку Пата и прижимаясь к его животу. — Просто хочу обнять тебя". Он говорит это так просто, будто не проводит каждый день, зажимаясь и сводя Пата с ума полуправдой, высказанной только молчанием ухмылки. У Пата немного кружится голова от того, что Пран вдруг так близко: обжигает теплом спину и большим пальцем рассеянно поглаживает кожу живота Пата. Кажется, он намерен остаться там, и это настолько контрастирует с их играми в кошки-мышки/тяни-толкай во время пари, что на секунду Пат просто позволяет себе остановиться и насладиться моментом. После он легко достаёт остатки ужина и кладёт их в микроволновку, а затем в неуверенности останавливается. "Было бы расточительством, — думает он, — иметь такого Прана под рукой и не подпускать его". "Пран, иди сюда", — говорит он, потянув его за руку. Пран снова скулит, когда его перемещают, но быстро понимает что к чему, шаркая ногами вокруг тела Пата, пока не прижимается к нему спереди, обвив руками за талию. Он практически плавится, прижимаясь к Пату, и Пат на мгновение беспокоится, что Пран вот так и заснёт — его дыхание медленное и тяжёлое, лицо почти полностью прижато к горлу Пата. Беспокойство длится целую секунду, прежде чем Пран начинает шевелиться, а затем тёплые губы касаются кожи Пата — лёгкое давление, и он делает вдох, вздыхая на выдохе. "Так хорошо", — бормочет он, прижимая лицо ближе к впадинке между горлом и шеей Пата. Пат почти посмеивается над абсурдностью происходящего: Пран признаёт всё, что Пат обычно видит только намёками в уголках его ухмылки, но сдерживает усмешку, не желая посылать неверные сигналы, даже если Пран наверняка не вспомнит об этом утром. Он хочет, чтобы Пран всегда был таким: открытым и комфортным, и не стыдился своего желания. Это новое чувство — быть так близко, когда ни один из них не пытается атаковать — и тепло от осознания распространяется до пальцев ног, пока каждый сантиметр его тела не светится силой любви Прана. Микроволновка звенит, и Пран ещё глубже прячет лицо в шее Пата, издавая приглушённый жалобный звук. "Ты же знаешь, что это хорошо, да?" — шепчет Пат в его макушку, и Пран откидывает голову назад ровно настолько, чтобы моргнуть, глядя на Пата затуманенными опьянением и надвигающимся сном глазами. "Раз ты уже здесь, выпей воды", — продолжает Пат всё ещё тихим голосом. "М-м", — единственный ответ Прана, прежде чем его голова снова падает вниз, упираясь лбом в плечо Пата. "Ну давай же". Пат скользит рукой по спине до его волос, слегка потряхивая голову. "Выпей стакан воды и поешь немного, а потом можешь обнимать меня всю ночь, если хочешь". Голова Прана снова резко поднимается вверх, настолько быстро, что он чуть не спотыкается даже в объятиях Пата, и смотрит на Пата широко раскрытыми глазами. "А если нет?" Вопрос кажется рефлекторным, избитым трюком в их танце в роли врагов, но ему не хватает обычной резкости. Он говорит искренне, как будто правда беспокоится об альтернативе, и Пат сдерживает очередной смех, пристально смотря ему в глаза. "Тогда я провожу тебя обратно в постель и оставлю на произвол судьбы". Глаза Прана комично расширяются, и через мгновение он отлепляется от Пата, словно пластырь, откатывается назад и упирается о кухонную стойку. К счастью, она достаточно близко, чтобы не споткнуться, но он всё равно вздрагивает, ударяясь головой о верхние полки. Пран выпрямляется прежде, чем Пат успевает среагировать, и выжидающе протягивает руку, старательно изображая на лице серьёзность. "Стакан". На этот раз Пат позволяет себе засмеяться над тем, как Пран внезапно встал по стойке смирно, покачиваясь и пытаясь удержаться прямо. Единственная реакция Прана — нетерпеливо потрясти рукой, пока Пат не отходит от стойки, протянув руку над головой Прана, чтобы достать ему стакан. Он решительно не реагирует на присутствие Пата в своём пространстве, кроме слышимого сглатывания, и когда Пат кладёт стакан в его всё ещё протянутую ладонь, не говоря ни слова, разворачивается к раковине. Пат занимается доставанием коробки с остатками еды из микроволновки, и к тому времени, как выкладывает всё на тарелку, Пран уже выпивает два стакана воды, а третий, судя по всему, выливает себе на рубашку. Он хмурится, глядя на пятна, когда Пат подталкивает его, а когда поднимает глаза, его подбородок мокрый. Он выглядит настолько искренне озадаченным ситуацией, что Пат снова пойман между желанием рассмеяться и необходимостью помочь ему, и соглашается на здоровую середину: выхватывая у него полупустой стакан одной рукой, вытирает большим пальцем другой руки подбородок. "Молодец", — говорит он, не обращая внимания на то, как лицо Прана озаряется от похвалы; не обращая внимания, как Пран вытягивает губы, чтобы поцеловать кончик большого пальца Пата; вызывая из воздуха ещё одну каплю самообладания и кивая в сторону стола посреди комнаты. "Иди садись, я всё принесу". "Да, сэр", — отвечает Пран, отдавая честь и мимоходом ударяя Пата по уху поднимаемой рукой, и Пат наблюдает, как Пран использует стойку в качестве поддержки, чтобы, шатаясь, дойти до стола и сесть. Каким-то образом он оказывается на полу, скрещивая ноги, балансируя на одной руке, подпирая голову локтем на столе. Пат несёт стакан свежей воды и тарелку с карри и садится рядом с ним, пока глаза Прана следят за его перемещениями. Когда он не делает никаких попыток съесть еду, Пат подталкивает тарелку в его сторону, но глаза Прана не отрываются от его лица. "Ешь", — говорит Пат и для верности указывает на еду. Глаза Прана следят за движением его руки, но сразу же возвращаются к его глазам, как только он заканчивает указывать, и Пат с растущим ужасом наблюдает, как Пран надувает губы, выпячивая нижнюю губу, пока не выглядит так, словно сбылись все самые смелые мечты Пата: слились в одного ужасного, очаровательного, целовательного парня. Он знает, что не сможет противостоять ничему, что вылетит из уст Прана, но упрямо цепляется за своё желание соревноваться и просто поднимает бровь, глядя на него. "Что?" "Покорми меня", — говорит Пран, переводя взгляд на руку Пата на столе. "Пожалуйста?" — добавляет он, и остатки решимости Пата полностью растворяются. Он берёт ложку, зачерпывает немного риса и соуса, а затем поднимает её в воздух, наблюдая, как рот Прана выжидающе открывается. "А вот и самолёт", — подпевает Пат, заставляя ложку кружиться в воздухе, прежде чем столкнуться с внезапно закрывшимся ртом Прана. Он хмурится на Пата в самой Пранистой манере за весь вечер, сдвинув брови и поджимая губы, очевидно, настолько не впечатлённый выходкой Пата, что никакое количество алкоголя не может остановить его закатывание глаз. "Жаль", — думает Пат и дуется на него в ответ, пока угол рта Прана не дёргается и появившиеся ямочки не выдают улыбку, которую он пытается сдержать, когда Пат поднимает ложку ещё раз в воздух, останавливая её перед ртом и издавая преувеличенный звук визга тормозов. "А-а-а", — говорит он, и Пран вздыхает, его губы раздвигаются в небольшой улыбке, прежде чем броситься вперёд, чтобы обхватить губами ложку, быстро, будто он беспокоится, что Пат собирается её вырвать. Пат мог бы так сделать, если бы не был так увлечён каталогизацией ямочек на щеках Прана, физического свидетельства его удовольствия. Словно по команде, глаза Прана загораются, пока он жуёт, приоткрыв рот, а улыбка становится шире. "Моё любимое", — говорит он с полным ртом, и Пат чувствует нежность, словно физическое присутствие в груди, яркое и всеобъемлющее. "Я знаю", — не говорит он вслух. "Я заказал это, потому что оно напоминает мне о тебе", — думает он и кормит Прана ещё одной ложкой. "Когда я это ем, думаю о лице, которое ты делаешь прямо сейчас", — он прячет мысль за смешком, когда Пран закрывает глаза и вздыхает, беззастенчиво и довольно улыбаясь. Пат продолжает кормить с ложки, восхищаясь тому, как Пран, кажется, наслаждается каждым кусочком больше, чем предыдущим, счастливо постанывая, пока жуёт. В конце концов Пат всё-таки проделывает обманный манёвр, отведя ложку, когда Пран наклоняется вперёд, и смеётся, когда Пран поскуливает и тут же надувает губы, пристально глядя на Пата. Это длится всего мгновение, а затем его взгляд смягчается, рука поднимается между ними и тыкает Пата в уголок глаза. "Мне нравятся твои глаза, когда ты улыбаешься", — шепчет он как ни в чём не бывало, и Пат снова замирает, тупо глядя, как Пран наклоняется над столом, чтобы дотянуться до последней ложки еды. Он откидывается назад, и рука Пата инстинктивно поднимается и тянется к красному пятну в уголке рта Прана. Его большой палец вытирает одним движением, но он продолжает вести по лицу, пока не касается вмятины на щеке. Ему кажется незаконным быть инициатором контакта, и он беспокоится, что если начнёт, то никогда не сможет остановиться, к чёрту пари, и, судя по веселью в глазах Прана, когда Пат наконец снова смотрит в них, его мысли до боли легко прочитать. "У тебя тут что-то было…" — бормочет он и слегка прижимает большой палец к щеке. "Правда?" — говорит Пран и ухмыляется, поднимая руку, обхватывая запястье Пата, достаточно медленно, чтобы у Пата были все шансы остановить его. Он этого не делает. С едва сдерживаемым предвкушением Пат наблюдает, как Пран убирает руку со своего лица, глядя на пальцы Пата так, словно это еда, прежде чем наклониться вперёд и обхватить губами два из них. Как и в прошлый раз, Пат застывает, его глаза прикованы к губам Прана, всё тело покалывает от ощущения тепла и влаги его языка на коже. В отличие от прошлого раза, Пран оставляет свои запреты за дверью и не отпускает, напевая вокруг них, перед тем как засосать глубже. В его глазах теперь новый блеск, будто он хочет что-то доказать, и Пат позволяет ему продолжать в течение нескольких секунд, потому что он слаб и потому что мышцы его руки, кажется, перестали работать, оставив её совершенно неподвижной. В конце концов, Пран выпускает их изо рта с преувеличенным хлопком, ухмылка на его лице становится всё шире, пока не превращается в радостную улыбку, глаза сужаются так, что, по мнению Пата, это слишком мило для данной ситуации. "Там…" — голос Пата звучит высоко и нетвёрдо, и он один раз кашляет, чтобы успокоиться, не обращая внимания на то, как глаза Прана сверкают весельем, наблюдая за внутренней борьбой Пата. "Там ничего не было на пальце". Одна из бровей Прана поднимается, и он наклоняется вперёд, чтобы поцеловать тыльную сторону обессиленных пальцев Пата, его запястье всё ещё в слабой хватке Прана, как будто у него есть собственный разум, как будто оно знает, где ему лучше быть. "Я знаю", — говорит Пран, всё ещё касаясь губами пальцев Пата, а затем хихикает, сбрасывая маску соблазнителя и сжимая руку Пата, чтобы помахать ею взад и вперёд между ними. "Земля вызывает Пата. Приём". Пат снова кашляет, и его взгляд падает на пустую тарелку, которую он хватает, как спасательный круг, чтобы оторваться от Прана, прежде чем сделать что-нибудь опрометчивое, глупое или за чертой. Или все три. Он ещё чувствует взгляд Прана на своей спине, когда бросает тарелку в раковину, а когда поворачивается, Пран невинно моргает, глядя на него с пола, до того как поднять к нему обе руки. "В кровать, пожалуйста". Пат знает, что это может быть ловушка, думает об этом на каждом шагу на пути к нему, но не останавливается, пока не оказывается почти в пределах досягаемости, обхватывая обеими руками запястья Прана и дёргая его вверх, прежде чем у того появится шанс атаковать. Пран довольно легко поддаётся, отрываясь от пола, пока не встаёт в вертикальное положение, натыкаясь на Пата, что кажется скорее дразнящим, чем пьяным. Пат готовится к тому, что произойдёт дальше, но Пран лишь наклоняет голову вбок, оставляя лёгкий поцелуй на щеке Пата, отпуская его и, шатаясь, направляется в ванную. Смех вырывается из горла Пата, лёгкий и недоверчивый, и он поражается тому, как даже такому незамутнённому Прану удаётся его удивить. Он качает головой, не в силах сдержать улыбку, и идёт за ним в ванную. Пат не знает, когда решил купить дополнительную зубную щётку. Не то чтобы Пран подавал какие-либо намёки, что хочет переночевать, но однажды вечером Пат с полными руками мороженого застыл перед витриной с зубными щётками. Мысль была проста: "Пран хотел бы щётку". Если каким-то чудом он когда-нибудь решит переночевать, ему захочется почистить зубы, потому что он Пран, и потому что он требует особого ухода, и потому что Пат сделает всё, чтобы помешать ему уйти. В тот момент он даже не подумал об этом, положив зубную щётку на банку с шоколадным мороженым, но, доставая её сейчас, он бесконечно благодарен за непреднамеренную предусмотрительность. Пран в своём нынешнем состоянии, возможно, не будет жаловаться, развалившись на сиденье унитаза с полузакрытыми глазами, но Пат знает, что он оценит это утром. Он легонько касается щеки Прана зубной щёткой и тот стонет, но оживляется, увидев её, когда снова открывает глаза. Вместо того, чтобы взять её из руки Пата, он полностью обхватывает его руку своей, слегка притягивая к себе, пока Пат не понимает что к чему, напрягая свою руку и позволяя Прану использовать её в качестве рычага, чтобы подняться с унитаза. Он с силой врезается в Пата, но, к облегчению последнего, довольно скоро выпрямляется, уже более устойчиво, чем в начале вечера. Несмотря на это, ему всё равно требуется момент, чтобы прижаться лбом к плечу, его дыхание тёплое даже сквозь ткань футболки Пата, а рука всё ещё обнимает Пата. Взгляд Пата ловит их двоих в зеркале, и мир снова кажется неустойчивым, как будто он смотрит в будущее, глядя в лицо всему, чем они могут быть и будут. Пран выглядит, будто там и должен быть — рядом с Патом, прижимаясь всем телом, а спутанные клочья волос щекочут плечо Пата там, где заканчивается вырез его футболки. От этого у Пата кружится голова, и хочется обнять его ещё ближе, хочется прижать к стойке перед ними, ему хочется. Вместо этого он обхватывает Прана свободной рукой за талию и гладит по боку, поражаясь домашней обстановке, когда Пран поднимает голову и сонно моргает, глядя на него через зеркало. "Давай пойдём уложим тебя спать, а?" — говорит Пат, высвобождая свою руку из хватки Прана. Пран, к его чести, забирает у него зубную щётку и начинает тщательно чистить зубы, твёрдо стоя на ногах. Он всё ещё продолжает, когда Пат выплёвывает зубную пасту, и Пат сохраняет этот момент, как ещё один пранизм в длинном списке пранизмов, потому что, конечно, Пран чистит зубы в течение положенных правительством двух минут и ещё немного. Это вызывает у Пата желание подколоть Прана, и он решает, что не помешает потеребить его ещё чуть-чуть, поэтому идёт к туалету, чтобы пописать, пока Пран всё ещё чистит свои коренные зубы. Пран не сразу понимает, что происходит, но, взглянув на Пата, издаёт бессвязный жалобный полукрик с зубной щёткой во рту, сердито нахмурив брови. Пат просто подмигивает ему, и к тому времени как Пран выплевывает пену изо рта, Пат уже заканчивает, штаны возвращаются обратно на бёдра как раз вовремя, чтобы Пран ударил его по руке. "Пат!" — восклицает он, морща лицо от отвращения. "Вон", — продолжает он, указывая пальцем на дверь. "Можно сперва руки помою?" — Пат отвечает со смехом, и Пран смотрит на потолок, как будто там есть ответ, но, похоже, этого не происходит, потому что он выглядит на грани убийства, когда его глаза снова встречаются с Патом. Его челюсти сжимаются так сильно, что Пат удивляется, что не слышит скрежета зубов, но в конце концов потребность Прана в гигиене побеждает, и он указывает пальцем на раковину. Пат усмехается, но старательно моет руки, лишь плеснув немного воды в лицо Прану, закончив. "Не могу поверить, что я…" — говорит Пран сквозь стиснутые зубы, толкая Пата, а тот почти спотыкается по дороге к двери. "Не можешь поверить, что ты — что?" — комментирует Пат, разворачиваясь прежде, чем у Прана появится шанс захлопнуть дверь перед его носом. "Не могу поверить, что ты такое животное", — отвечает тот, ещё раз толкая Пата, а потом захлопывает дверь и запирает её на всякий случай. "Но ты меня люююбишь", — напевает Пат в закрытую дверь, и она дребезжит, будто Пран пинает её. Пат в последний раз смеётся, сжаливаясь над ним, предоставляя самому себе и отправляясь в кровать. Он успевает укрыться одеялом, когда Пран, шаркая ногами, выходит из ванной, вся его бравада, кажется, исчезает. Он останавливается в метре от матраса Пата, поднимая одну руку, чтобы почесать затылок, и Пату почти хочется рассмеяться внезапной перемене, но вместо этого он откидывает одеяло и похлопывает свободную половину кровати, явно предназначенную для Прана. "Иди сюда", — говорит он, и Пран устало вздыхает и полуспотыкается о матрас. Сначала он падает на колени, упираясь Пату в грудь, чтобы сохранить равновесие, и по тому, как он колеблется, Пат подозревает, что шестерёнки в его голове наконец-то снова начали вращаться. Это хорошо, если означает, что утром он будет меньше чувствовать себя так, будто его сбил грузовик, но у Пата есть скрытое подозрение, это также означает, что они никогда больше не будут говорить об этом вечере. А он хочет говорить, потому что хочет дразнить Прана до тех пор, пока тот не покраснеет и не ударит Пата по руке, и потому что такой Пран — это всё, о чём он когда-либо мечтал, и теперь, когда он увидел это мельком, он никогда не захочет ничего другого, кроме как свободно и беззастенчиво влюблённого Прана. "Да ладно, теперь-то не трусь, тигр", — говорит он, хватая руку Прана на своей груди и потянув на себя. Пран закатывает глаза, но позволяет себе опрокинуться, с кряхтением приземляясь на грудь Пата, прежде чем занять место рядом, положив голову ему на грудь и обняв рукой за талию. Пат обнимает его обеими руками и наслаждается ощущением, когда Пран прижат к боку, а мягкие волосы щекочут нижнюю часть подбородка Пата. "Спокойной ночи, Пран". Он наклоняет голову вниз, чтобы громко чмокнуть Прана в макушку, а потом выключить последний свет рядом с кроватью, и Пран фыркает от смеха, но не жалуется, сильнее сжимая руку вокруг Пата. "Спокойной ночи", — отвечает он, зевая, и какое-то время они лежат в темноте, а рука Пата праздно водит круги в верхней части позвоночника Прана. "Пат?". Он почти засыпает, когда Пран произносит его имя тихим голосом, словно не хочет нарушать комфортную тишину, окутывающую их. "М?". "Ты же знаешь, что нравился мне всю мою жизнь, да?" — бормочет Пран в ткань его футболки. Пат не знал. За те немногие разы, когда он садился и действительно думал об этом, он понял, что это продолжалось какое-то время. Пран всегда был готов ответить, с первого дня, как только Пат, наконец, всё понял. Люди, которым вы нравитесь, не могут быть самими собой рядом с вами. Пран мог. У Прана всегда было так, потому что таким он был, его чувства к Пату были такой же частью его, как и аккуратность, конкурентоспособность, преданность. Он охраняет свою душу, и охраняет её хорошо, но Пат полон решимости узнать его изнутри, и каждое напоминание о том, что Пран медленно, но верно впускает его, расцветает в груди, как цветок весной. Иногда сердце Пата болит, когда безмерность чувств Прана прорывается сквозь щели, когда они встречаются нос к носу, и Пат может видеть все слои, скрывающиеся за вызовом, в глазах Прана: желание, тоска, любовь. От этого Пату хочется кричать с крыш, заявлять о своей любви так, чтобы это было неопровержимо, чтобы Пран уже ни на секунду не сомневался в ней. В конце концов, он это сделает. Когда Пран будет готов, Пат будет любить его громко и безоговорочно, до конца света (навсегда). Пат поднимает руку, чтобы погладить Прана по волосам, и Пран вздыхает. "Я не был влюблён в тебя всё то время, — продолжает он. — Я осознал это позже". Сердце Пата сжимается. "Когда?" "В средней школе. Ты всегда был таким добрым, и ревность при знакомстве с Ин ощущалась как удар ножом в живот. Но уйти почему-то было ещё больнее". Пат вспоминает о Пране-старшекласснике, о его сверлящих взглядах издалека, которые, как думал Пат, были вызваны тем, что его мать не позволяла выходить на улицу по ночам. Он думает о теплоте, которую нашёл в улыбке Прана в его компании, собравшись вместе на полу в классе, решая уравнения. Он думает о том, как Пран вернулся к нему ещё более осторожным: три года радио-молчания сделали их обоих неустойчивыми, не совсем идеально подходящими, но всё же стянутыми вместе силой, которая слила их воедино от удара. Пат чувствует Прана в каждом уголке своей души, комфортно вписавшегося между всеми его глупостями и особенностями, и в первую очередь с его неспособностью увидеть Прана таким, каким он был до сих пор. Невыносимо вдруг ощутить хотя бы толику печали Прана, осознать, что живёт с её колодцем внутри себя, и что-то в Пате трескается, а потом заживает. "Пран…" Рука Пата в волосах Прана скользит вниз и касается его щеки. Он сам не знает, что собирается сделать, пока не начинает действовать. "М?" — говорит Пран и наклоняет голову, чтобы посмотреть на него, глаза сонные, но менее мутные, чем раньше. "Я люблю тебя", — говорит Пат, и это правда. Конечно, это так, уверенность, которая бьётся в гармонии с его сердцем, необратимая часть того, кем он является, и здесь, прямо сейчас, ему нужно, чтобы Пран знал это. Он не спускает глаз с Прана, который выглядит почти печальным, рука на груди Пата сжимается в кулак. "Пат", — начинает он, но Пат отвлекает его мысли, спускаясь вниз, пока они не оказываются лицом к лицу, нос к носу, и проводит большим пальцем по тонкой коже под глазом Прана. "Я люблю тебя", — говорит он снова, слегка покачивая головой Прана, всё ещё обхватив его рукой за щёку. Пран моргает, глядя на него в темноте, и его рука пробегает от груди Пата к его шее, поднимаясь и держа его за щёку, зеркаля действие Пата. Его указательный палец проводит нежную линию вдоль уголка века Пата, и он выглядит почти благоговейным в ту долю секунды, прежде чем его глаза закрываются, и их лбы сталкиваются, а они оба приближаются, будто их притягивает. "Я люблю тебя", — говорит он в губы Прана, а затем Пран издаёт звук, похожий на рыдание, и спустя мгновение их губы смыкаются, будто так всегда было предназначено, будто они возвращаются домой. Это как их первый поцелуй и в то же время по-другому. Их щёки сухие, нет поющего потока беспокойного отчаяния, пробегающего по телу Прана, нет борьбы или бегства, которые вырвали бы его из рук Пата в прохладный ночной воздух. И всё же мягкие губы Прана по-прежнему поддаются ему, шелковистые волосы Прана — под его пальцами, язык Прана прикасается к внутренней стороне верхней губы, словно вопрос. Пат открывает рот, и становится ещё лучше, потому что Пран прижимается к нему с головы до пят, и он никуда не уходит, он продолжает целовать, открыв рот и сжимая руку на затылке Пата. Пат запоминает каждое ощущение — то, как от Прана всё ещё чувствуется слабый вкус пива под мятным оттенком пасты, мягкую податливость его талии, когда Пат проводит рукой вниз, чтобы притянуть его ближе, сладкие звуки, которые он, кажется, не может контролировать каждый раз, когда их языки соприкасаются — и прячет их, новые сокровища для своей коллекции, маленькие кусочки Прана. Это кажется одновременно и срочным, и нет, и даже если он чувствует твёрдость Прана, когда они прижимаются друг к другу бёдрами, он знает, что они оба в нескольких сантиметрах от сна. Его конечности будто потяжелели, а их губы замедляются, пока поцелуи не превращаются в не более чем нежные чмоки, а затем вообще ни во что, когда Пат слегка отстраняется. Он открывает глаза, чтобы посмотреть на Прана, окутанного тьмой, но Пат может видеть его ресницы и изгиб губ, всё ещё приоткрытых, как будто пойманных в середине поцелуя. "Он прекрасен, — думает Пат, — мягкий, нежный и уязвимый", и проще всего на свете прижать губы в последнем поцелуе, прежде чем приподняться обратно, пока голова не коснётся подушки, а Пран возвращается в своё положение, положив голову на грудь Пата. Он даёт время угнездиться, а затем поддаётся желанию подколоть в последний раз, потому что это они, и он чувствует игривость, не в состоянии подавить себя, когда они только вдвоём. "Значит, я хорошо пахну, да?" Пран напрягается под его руками, а затем стонет. "Пат", — говорит он, хлопая Пата по груди, и Пат хватает его за запястье, сжимая. "Сопротивление бесполезно, я был там, ты знаешь", — говорит он Прану в макушку, когда тот прячет лицо на груди Пата, как будто это поможет скрыть стук его сердца там, где они прижаты друг к другу. Он снова стонет, а затем, к удивлению Пата, громко вдыхает. "Да, — вздыхает он. — Да, ты хорошо пахнешь". Пат замирает на несколько секунд, охваченный этим чувством, похожим на сон, и решает не продолжать разговор, сжимая руки вокруг тела Прана, ещё раз целуя его в лоб, уткнувшись носом в его волосы, окружённый всеми возможными способами, что мог только пожелать, человеком, которого любит. Он знает, что пари продолжится утром. Он знает это и с нетерпением ждёт, понимая, что в конце будет Пран, который отдастся Пату всем сердцем и душой, Пран, который любит в Пате даже то, что, по его словам, ему не нравится. Он чувствует, как дыхание Прана выравнивается, сердцебиение замедляется во сне, и легко позволяет утащить себя вместе с ним.

***

Пран просыпается с ощущением тепла. Он просыпается с ощущением чрезмерного тепла, лёгкого удушья и такого осознания, будто не пил воды десять лет. Он слышит собственный стон, и, кажется, он доносится из аквариума, приглушённо и далеко. Мир становится размытым, когда он открывает глаза, а голова словно в два раза тяжелее, чем должна быть, когда наклоняет её, чтобы понять, почему его одеяло теплее, чем обычно. Оказывается, это не одеяло. Это рука Пата, перекинутая через его грудь, обхватывающая место соединения шеи и плеча. Это нога Пата, закинутая на его бёдра и прижимающаяся к мочевому пузырю так, что, учитывая обстоятельства, ощущается так себе. Это лицо Пата, прижатое к боку, почти в подмышке, от его волос щекотно руке Прана. Это тело Пата рядом с ним, кровать Пата вокруг него, сонный стон Пата, когда Пран, наконец, пошевелился, пытаясь хоть немного облегчить давление на живот. "Пат", — говорит он, и всё кажется нереальным: что Пат здесь, сжимает руку на плече Прана и запрокидывает голову вверх, глаза полуприкрыты, слюна высыхает на подбородке. Пран чувствует себя так, будто он на краю обрыва, и было бы очень легко позволить себе опрокинуться, наклониться и поцеловать неприятный вкус изо рта Пата, закончить всё пари прямо здесь и забрать всё себе, сегодня и каждый будущий день. И тогда он вспоминает своих друзей с горящими глазами и негодованием, потом вспоминает свою мать, разочарованную и строгую, и тогда... "Ты же знаешь, что это не в счёт, да?" Голос Пата полускрипящий, густой от сна, но глаза ясные, он смотрит на Прана так, будто ему легко откатиться и встать, как будто он не чувствует недостающую часть рядом с собой, как зияющую пустоту, как только её нет рядом. Пран сглатывает, бесконечно благодарный за маленькие уступки Пата, за все способы, которыми он читает Прана ещё до того, как тот поймёт себя, давая ему время, сохраняя дистанцию. "Это ты нюхал мою подмышку во сне", — говорит он, вставая с кровати следом за Патом, стиснув зубы от стука в голове. Проходя мимо, он хлопает Пата по щеке, как всегда беспечно, и всё это время его сердце бьётся в такт правде: "Я люблю тебя, люблю тебя, я люблю тебя".