Пидорские штучки

У входа в клуб было не протолкнуться. Люди тянулись из соседнего здания — что бы там ни было, оно явно пользовалось большей популярностью, чем старые игровые автоматы. Хайзаки прикрыл глаза, стараясь привыкнуть к дневному свету после нескольких часов у мерцающего экрана, стрельнул сигарету у знакомого охранника и зевнул, разминая затекшую шею. Тот, как всегда, покосился, но дал. Сегодня не случилось ничего интересного, как и вчера, но всё было лучше, чем торчать в школе. Его отстранили от тренировок за драку, поэтому Хайзаки злился и собирался переупрямить школьную администрацию: ноги его там больше не будет, пока сами не приползут за своим асом. Баскетбольный клуб и вся Фукуда Шого могут позаниматься и без него — все равно им нужна эта фора. Он принялся шарить по карманам в поисках зажигалки, когда из соседней двери повалили галдящие, смутно знакомые и высоковатые для среднестатистических японцев люди. Захотелось сплюнуть и свалить куда угодно — да хоть обратно в школу. Что тут делают баскетболисты Сейрин? — Убирайтесь! Сказал же, не больше трёх помощников в гримерную! — пробасил охранник. — Мы больше не будем! — рявкнул Кагами. Звучало как угроза. Ему тут же прилетело по голове от их тренера, которая взмолилась: — Но мы помогаем другу участвовать в конкурсе! — Скажите спасибо, что мы и его не выгнали! Хайзаки поискал глазами Куроко и вздрогнул, когда нашёл. Тот, с таким же фирменно постным, как всегда, лицом торчал прямо за спиной у охранника. И, конечно же, как только Хайзаки посмотрел на него, Куроко поймал его взгляд. Хайзаки почувствовал, как волоски на загривке встают дыбом. Его словно просканировали и передали какое-то настойчивое сообщение. Которое Хайзаки с удовольствием заблокировал. В последний раз они говорили — так, перебросились парой слов — в тренировочном лагере. Фукуда Шого была в восторге от перспективы смешать ряды с обладателями Зимнего кубка, а Хайзаки все это видал в гробу. Впрочем — он никогда не признал бы этого вслух — принимать пасы Куроко ему понравилось. Куроко отвел глаза и кашлянул в ухо охраннику. Тот подпрыгнул, чуть не впечатавшись макушкой в очки капитана. — Мне нужен кто-нибудь из них в качестве помощника. Вы же сказали, можно ещё одного человека, — сказал Куроко. — Ты откуда взялся? — прохрипел охранник. — Я помогаю другу участвовать в конкурсе. Хайзаки фыркнул от смеха. Чёртов Куроко явно издевался, но для тех, кто его не знал, выглядел как самый примерный мальчик на свете. Стоило в чем-то его заподозрить, как становилось попросту стыдно за себя самого. Охранник, посмотрев в невинные глаза Куроко, явно пришел к тому же выводу. Не то чтобы Хайзаки хотел сказать, что хорошо знает Куроко. В голове сама собой всплыла сцена, где тот просил его не бросать баскетбол. Вспоминая ее, Хайзаки всегда чувствовал одно и то же — смесь дикой злобы и чуть-чуть странной благодарности. В основном злобы. Какое вообще Куроко было дело. — Он тоже не шумел, — вдруг раздалось совсем рядом, и Хайзаки обнаружил Куроко прямо перед собой. И это что, улыбка?! Крипово. — Хайзаки-кун, поможешь мне? — Этому можно, если будет вести себя хорошо, — охранник с подозрением оглядел Хайзаки, задержав взгляд на заново обесцвеченных волосах. Сейрин взорвался воплями негодования, Кагами воззвал к Куроко и попытался рассказать, что он с ним сделает, но Куроко прошмыгнул мимо своей команды и заверил охранника: — Вы только посмотрите на него! Он всегда ведет себя хорошо. Хайзаки закатил глаза и понял, что ноги сами несут его следом. Ну ладно. Или это будет интересно, или он прибьет Куроко — сплошные плюсы. Сначала Хайзаки даже не сообразил, куда попал. Вокруг носились люди с костюмами, говорили по телефону, настраивали аппаратуру, все кого-то или что-то искали, и вообще царил присыпанный блестками, надушенный бедлам. Следуя за узкой спиной Куроко, он задумался, что такого должны были делать Сейрин, чтобы их выставили. Куроко остановился перед хлипкой дверью с надписью «Гримерная», открыл ее и жестом пригласил его проходить. Хайзаки шагнул вперед и застыл. Мужики… в платьях. Наверное, их можно было бы принять за женщин — если, конечно, ты слепой или тупой. Хайзаки-то тупым не был: он отлично видел все эти совершенно мужицкие бицепсы, бёдра и жопы. Много накрашенных мужиков в платьях суетились, переговаривались, красились еще больше перед батареей зеркал и одевались. Или раздевались. Это выглядело как ад. В спину ему уперлись неожиданно сильные и настойчивые ладони, и его втолкнули прямо в это средоточие ебаного стыда. — О, — удивленно произнес женский голос, — Хайзаки-кун! К нему обернулась Момои Сацуки с кисточкой для макияжа в руках. За ней на пластмассовом стульчике сидел парень, которого она красила. На его смутно знакомом лицо застыло выражение смиренного страдания — ни у одного парня не должно быть такого лица, когда он смотрит в вырез рубашки Момои Сацуки. — Какого хуя?! — поинтересовался Хайзаки, решив, что он и так проявлял тактичность дольше, чем когда-либо в своей жизни. Взгляд Куроко обещал ему что-то интересное, а не кучку пидорасов и Сацуки! Тем более что пидорасы уже начали на них оглядываться. — Это Митобе, — сказал Куроко. — Он участвует в конкурсе. Дальнейший рассказ Куроко примерно отвечал представлениям Хайзаки о том, чем эти ебанаты занимаются в своем Сейрине. Их тренер решила их поощрить и сводить в какой-нибудь ресторан, но денег накормить двадцать лосей у нее не было, зато была решимость и любовь к садизму (креативу, поправила Сацуки): она увидела афишу конкурса начинающих дрэг-квин с денежным призом, которого хватило бы и на ресторан, и на еще один тренировочный лагерь, и дальше остановить ее было невозможно. Невероятно, но неблагодарная команда все-таки сопротивлялась свалившейся на них благодати, и пока тренер читала им лекции о толерантности, подкрепляя их здоровой дозой физического насилия, их выгнали из клуба. В голове у Хайзаки крутился миллион вопросов, например — как тут оказалась Сацуки, неужели нельзя было просто гуманно продать кого-нибудь из команды на органы, и каким образом они выбрали этого Митобе в качестве жертвы, когда в команде были куда более очевидные кандидаты в… тут он решительно прервал поток своего сознания и задал самый важный вопрос: — А зачем тут я?! — Нам нужно экспертное мнение об образе, — с досадой сообщила Сацуки, стирая только что нарисованную стрелку. — И запихнуть Митобе-куна в корсет. Хайзаки перевел взгляд на кипу кружева и перьев, лежавшую на ближайшем столе. Потом на соседей — один из них лихорадочно подшивал сейлор-фуку. Второй отвлекся, и Хайзаки дернул к себе его стул на колесиках. В ответ на возмущенное «эй!» он бросил на паренька один взгляд, и тот понял, что стул ему не очень-то и нужен. Потом Хайзаки оглядел Митобе. И все-таки, почему он-то? Нормальный же парень. Кажется, он был центровым — и выглядел как центровой: рост за 180, широкие плечи и мощные руки, ноги, которые сам Хайзаки поразглядывал с завистью. Подняв взгляд, он встретился с темными глазами Митобе. Оказалось, они что-то транслировали не хуже, чем голубые плошки Куроко. Оторваться от этого, возможно, крика о помощи, оказалось очень трудно. Заодно Хайзаки понял, что Митобе пока не произнес ни слова. — А что сделать-то надо в этом конкурсе? — спросил он. — Подготовить номер с липсинком, — ответил за Митобе Куроко. Тот даже рта не открыл. — А что такое… — Это когда делаешь вид, что поешь под фонограмму, и красиво двигаешься на сцене, — пробубнила Сацуки, копаясь в косметичке размером с чемодан. Хайзаки разогнался на своем стуле и подкатил поближе, столкнувшись почти нос к носу с Митобе. Тот следил за ним своими выразительными глазами и в целом как будто подобрался, но не отодвинулся. Хайзаки ухмыльнулся: — Он у вас что, немой? И кстати, что ты получишь за помощь Сейрин? — он ткнул пальцем в сторону Сацуки. — Нет, это его выбор, примерно как твой — быть мудаком, Хайзаки-кун, — Сацуки положила свою маленькую ладонь ему на скулу и неслабо отпихнула его в сторону, а лицо Митобе повернула к себе и снова критически осмотрела. — Может, хоть брови ему выщипаешь? — предложил Хайзаки. Митобе выглянул из-под руки Сацуки и посмотрел на него как на предателя, и почему-то сразу захотелось оправдаться. — Да нормальные брови! Просто не пидорские, как тебе надо. — Нет, мне нравятся его брови, просто придать немножко формы — и будет то, что нужно. Я и лицо не хочу сильно контурировать… — Сацуки говорила что-то еще, но Хайзаки это было неинтересно, и её слова превратились в фоновый шум. — Что в твоем понимании «пидорские» брови, Хайзаки-кун? — из ниоткуда снова появился Куроко (никто даже не заметил, что он уходил). Когда Хайзаки задумался над ответом, ему в руки впихнули пакетик чипсов. — Неплохой у вас тут сервис, — хмыкнул он. — Так вот, про пидорские штучки… Он быстро доел свою упаковку чипсов и принялся за чипсы Митобе — тот не мог есть сам, потому что Сацуки только что накрасила ему ногти. В черный, одобрительно заметил Хайзаки. Выносить чертов говорящий взгляд Митобе было тяжело, поэтому он немного подкормил беднягу чипсами с руки. Губы у Митобе носили следы разных цветов карандаша, который на нем испытывала Сацуки. Хайзаки схватил его за подбородок и повернул в ее сторону. — Нахрена ты так обводишь ему губы? — недоуменно спросил он, пытаясь стереть красную линию пальцем. — Нормальные губы, а ты ему почти второй рот по контуру нарисовала. Сацуки почему-то закашлялась. — Знаешь, наверное, ты прав. Куроко-кун, выйдем на минутку? Когда они остались одни, Хайзаки снова оглядел Митобе. — Ну ты это, моргни, если тебя удерживают силой? Митобе вдруг улыбнулся и помотал головой. Улыбка преобразила его лицо — страдальческая морщинка на лбу разгладилась, теперь он выглядел собранным и спокойным. Недоверчиво цокнув языком, Хайзаки встал и запустил руку в груду кружев. Корсет не выглядел таким уж угрожающим, на самом деле он был даже очень красивым. Но Хайзаки не собирался поддаваться на атласные ленточки: сложил из него трубу и заглянул в нее. Потом перевел ее на Митобе, который внимательно смотрел на него. Тот подцепил край футболки, проверил, что лак на ногте не смазался, и осторожно, медленно стянул футболку с себя. Хайзаки следил за тем, как обнажается широченный корпус и напрягаются натренированные мышцы. Нет. Это просто никак туда не влезет. Когда Сацуки и Куроко вернулись, вся гримерка с азартом наблюдала за попытками затянуть на Митобе корсет. Хайзаки сначала был удивлен, что он налез в принципе, но дальше дело никак не продвигалось, а он уже поймал соревновательный раж. — Я могу сломать тебе пару ребер, чтобы было легче, — предложил он Митобе, хлопнув его по животу. Тот фыркнул от смеха, забыв о том, что задерживал вдох, по мышцам под рукой Хайзаки словно прокатилась волна, и шнуровка снова выскользнула у него из пальцев. — Да блядь, не дыши, — потребовал Хайзаки. Митобе переложил его руку со своего живота на шнуровку и поднёс к губам указательный палец — подал очередной сигнал. Когда шнуровка проскользнула под нужный крючок, Хайзаки глазам своим не поверил. Сацуки захлопала в ладоши. Куроко крутился рядом, видно, искал, где треснул корсет, но ничего не находил. Митобе, впрочем, был весь красный и дышал неглубоко. — Эй! — Хайзаки хлопнул его по щеке ладонью. — Нормально? Митобе показал большой палец и свалился на стул. — У нас минут сорок, а потом он задохнётся, — резюмировал Хайзаки, уступая место Сацуки с её кисточками. — Эй, Хайзаки-кун, — услышал он. Куроко пялился на него, улыбаясь — почти не крипово — а потом протянул ладонь. Хайзаки ещё не успел подумать, а уже двинулся навстречу и ударил по ней своей. — Теперь мы точно победим Кисе-куна, — вдруг сказала Сацуки, не отрываясь от своего дела и закрывая от них полунакрашенное лицо Митобе. Хайзаки показалось, что почва ушла у него из-под ног. — Кисе?! — прорычал он. Снова он. Ну конечно, этот пидор тут участвует. В висках застучало от ненависти, когда на него нахлынули воспоминания. Всё то время, что над Митобе хлопотали, он провел в муках уязвленного самолюбия, которое ревело «моё-моё-моё» непонятно о чём. — Готово! — провозгласила Сацуки, отступая в сторону. Почти одновременно администратор сунулась в дверной проем и предупредила, что до начала пятнадцать минут, вызвав всплеск панической активности. По сравнению со многими другими, сидевшими с ними в гримёрке, Митобе не так сильно изменился. Да, очертания его лица как будто стали изящнее, но остались узнаваемыми. Больше всего макияж подчеркнул глаза — и без того примечательные, в окружении теней и накладных ресниц они стали бездонными. Сацуки вернулась поправить парик коротких чёрных кудрей, и Митобе сдул прядку с носа. Движение его кроваво-красных губ оказалось каким-то очень греховным. Хайзаки с непонятным удовлетворением понял, что был прав — ему не нужны были никакие расширенные контуры. Сделать из Митобе девку у них, конечно, не получилось, о чём Хайзаки им прямо и сказал. Можно размалевать, упаковать в платье и парик, натянуть на мускулистые руки атласные перчатки, а толку-то? — А сиськи? — спросил он, тыкая пальцем в лиф. Остальные конкурсанты контурировали грудь и пихали в платья всякий поролон. У Митобе прозрачная сетчатая ткань над корсетом только подчеркивала совершенно неженственные мышцы. — Пусть так и будет, — решительно отмела его аргументы Сацуки, как будто она могла что-то не понимать про сиськи. — Я и не пыталась сделать из него девушку. Митобе посмотрел на Хайзаки. Волнуется же, с удивлением понял тот. Когда он попробовал пройтись туда-сюда в туфлях (к счастью, каблук был невысоким), было видно, что ему тяжело не только дышать: нервозность сковывала все его движения и заставляла спотыкаться, и он не знал, куда девать руки. — Ещё успеем пару раз отрепетировать, — совершенно спокойно сказал Куроко. — Ты нам показывал движения, Митобе-кун, всё было отлично. Тот дёргано кивнул. Куроко отвёл в сторону Сацуки и начал ей что-то говорить, и в этот момент Хайзаки принял решение. Он шагнул к Митобе, положил руку ему на плечо, сжал. Склонился к его уху и проговорил: — Порвешь там всех, понял? Митобе прикрыл глаза — его ресницы описали бесконечно длинную дугу. Потом он слабо улыбнулся Хайзаки. — Да насколько сложно это может быть, — фыркнул Хайзаки. Что обычно советуют в таких случаях? — Представь, что они все голые. Митобе смешно затряс головой и накладными кудрями. Разомкнул яркий рот, словно спрашивая — и как мне это поможет? — Ладно, не всех, — Хайзаки задумался, что может помочь соблазнительному танцу на сцене. — Представляй голую Сацуки. Ещё не договорив, он понял — не то. На лице Митобе не отразилось ровно ничего. Да он час провел, глядя на эти сиськи, и — ноль. Хайзаки склонился ближе. Хотелось облизнуться, как в азарте матча. — Представляй меня. В ответном взгляде читалось такое чёткое «нечестно». Чернота чужих широко распахнувшихся глаз пожирала его, вся обернулась только к нему. Хайзаки не мог оторваться, наблюдал с диким восторгом, как сквозь тщательно нанесенный искусственный тон пробивается настоящий румянец. Смущение Митобе, его безраздельное внимание превратили «моё-моё-моё» из отчаянного во что-то сладкое и вкусное, что у него никто не мог отнять. Это он, только он заберёт тут всё себе. — Десять минут, — прохладный голос Куроко, казалось, должен был зашипеть и испариться в жаре того, что протянулось между ними. Уходя, Митобе обернулся и словно дал взглядом через плечо маленькое обещание. Хайзаки постоял в гримёрке ещё немного, не зная, что с собой делать. Потом пошёл в зал. Тот оказался набит битком, даже Сейрин пустили обратно — Хайзаки сел от них подальше. Поддержка почти всех конкурсантов была оглушительной. Благодарный зал ревел даже над самыми несмешными ужимками на сцене, накрашенный ведущий комментировал, не затыкаясь, и общее буйство невольно захватывало. Когда на сцену вышел Митобе, Хайзаки аплодировал искренне — тот, на его взгляд, выглядел хоть и странно, но лучше большинства конкурсантов. Песня у него оказалась похожей на страстный южный танец, и двигался он… соответствующе. Репетиция с Куроко, должно быть, сделала своё дело. Но Хайзаки собирался присвоить всю ответственность себе. Вопрос «почему Митобе?» потихоньку отпал — на сцене как будто был не Митобе. Хайзаки просчитался: наряд и грим не сделали из него женщину, но сделали другого человека. Что-то шальное, затягивающее явилось из глубины и теперь сливалось воедино со жгучими переливами песни, а плоды трудов Сацуки только подчеркивали это. Даже чертовы брови, которые она пощадила, добавляли трагизма и выразительности, и без них уже не получалось представить номер. Выступление Митобе закончилось слишком быстро, минуты через три, и он выскользнул за сцену. Хайзаки вскочил. Хотелось бежать в гримерку, найти его, хотелось убедиться, что он существует. — И это был последний из наших конкурсантов! — взревел ведущий в сбившемся набок парике. Хайзаки непонимающе посмотрел на него. Как последний? А где ебаный Кисе? Он повертел головой, ища взглядом Сацуки. Она сидела совсем неподалеку, с тренером Сейрин. Хайзаки двинулся прямо к ним, раздвигая толпу. Внутри уже начало подниматься понимание — и бешенство. — Все конкуренты в одной гримерке, — хвасталась Сацуки. — Сразу было понятно, какой макияж будет выгодно отличаться, — она увидела его и осеклась. — Ты, — прорычал он. Тренер Сейрин повернула к нему голову и вскочила на ноги. Теперь он увидел, что они с Сацуки держались за руки — та потянула ее к себе. — Извини, Хайзаки-кун, — звонко проговорила она. — Просто я отлично знаю, что с людьми делает подходящая мотивация. — Митобе своего мотивируй, вот же стерва, — рявкнул Хайзаки. Кто-то положил руку ему на плечо, и он в ярости стряхнул ее. Лицо у Сацуки было искренне виноватое и лукавое: — А я не лучший вариант, чтобы его мотивировать, — она развела руками. — Я тебе куплю твой личный игровой автомат, хочешь? Ну, то есть Дай-чан купит. Еще одно бесячее имя. От воспоминаний даже челюсть заболела. — Или, может, ты что-то другое хочешь? — он слышал, что она все еще улыбается, но предпочел на это не смотреть. Все равно гримерка была в другой стороне. ** — Хватит дергать ногами. Это просто стритбол, подожди своей очереди, — сказал ему Кагами. — Холодно же. — Нихрена тебе не холодно. Просто хочешь играть, ты всегда так дергаешься на скамейке. — Откуда тебе знать, Кагами-кун. Можно подумать, ты часто на скамейке отсиживаешься. Кагами не оценил его остроумие — и комплимент! Только махнул рукой на корт и смущенно проговорил: — Мы же с командой Хайзаки играем, ну я и подумал, Митобе-семпай захочет… Куроко спрятал улыбку в воротнике. Митобе стоял на площадке как незыблемая скала, а Хайзаки несся к нему, отбивая мяч и стряхивая с себя первокурсников Сейрин, как будто их и не было. — Кто бы мог подумать, — пробормотал Кагами. — Кто бы мог подумать что? — Куроко придвинулся и засунул руку в чужой карман. Ему хотелось, чтобы Кагами сказал полностью — заставлять его формулировать всегда было так забавно. Кагами ответил взглядом исподлобья. Невинные глаза на него, конечно, не действовали. Потом помахал перчаткой. Куроко отрицательно покачал головой и забурился в тёплый карман поглубже. — Конкурс был когда, в июле? — Кагами вытянул руку и стал загибать пальцы. — Почти полгода, охренеть. Изуки-семпай уже с тремя девушками расстался. — Нашел с чем сравнивать, — безжалостно проговорил Куроко. — Они все его бросают через неделю, когда он решает показать им «себя настоящего». — Митобе-семпай вот сразу показал себя настоящего, — торжественно сказал Кагами. Они продержались секунды три, прежде чем заржать. Для них Митобе никак не изменился: оставался все тем же тихим добрым семпаем, мечтал стать фотографом и смущенно улыбался, когда они шутили, что по нему плачет большая сцена. Кружевной корсет все в последний раз видели в цепких лапах Рико. — А не будь там тебя, ничего бы и не произошло. — У меня не было такого плана, — фыркнул Куроко. — Тебе и не надо никакого плана, чтобы сделать какую-нибудь… — Кагами показал руками. То ли месил тесто, то ли делал очень большой снежок. — У тебя не настолько плохо с японским, Кагами-кун. Ему удалось увернуться от попыток поймать его за шиворот, но, смеясь, он не заметил, как ступил за границу стритбольной площадки. Кто-то врезался в него, и Куроко едва устоял на ногах. Его дернули за плечо, не давая упасть. — Я мог тебя сбить, придурок, — недовольно проговорил Хайзаки. — В последний момент увернулся. — Не все бы увидели, — Куроко пожал плечами и махнул Кагами — тот вскочил, встревоженно глядя на него. Хайзаки закатил глаза. — Ты думаешь, ты такой незаметный, — пробурчал он, оглядываясь за плечо, на Митобе. Куроко и ему помахал рукой, получил в ответ выразительное движение бровей. Один из первокурсников показал руками «тайм-аут», начал о чем-то возбужденно совещаться с другими. Куроко и Хайзаки встали рядом, и Хайзаки оперся ладонями о колени, пытаясь отдышаться. Куроко хотелось спросить Хайзаки, как в нем уживаются старый и новый он. Куроко всегда делал то, что ему подсказывало сердце — иногда ужасно обжигался, но почти не сбивался с пути. Обманывать себя у него просто не выходило: сердце, надежное и безжалостное, тащило его куда надо. Хайзаки же выглядел как эксперт по самому разному самообману, и Куроко подумал, что ему, наверное, намного сложнее: так чего-то хотеть, чтобы перешагнуть через все, что знаешь и считаешь непреложной истиной, наверняка непросто. Впрочем, еще он знал, что его статус как редкого человека, который знает Хайзаки лет пять и при этом ни разу не получил от него под дых, не переживет этот вопрос. — Иди скажи Кагами, что ты нормально, а то у него такое лицо, — сказал Хайзаки. — Абсолютно пидорское. Куроко сделал глубокий вдох.