***
Новиград, некогда гордо носивший звание Вольного города, встречает его шумом и людским гулом. Несмотря на всё, жизнь тут кипела, как и прежде. В трактирах барды давали свои концерты, люди распивали пиво и водку, чопорные дворяне уединялись на лавочках, по портовому кварталу бродили проститутки. Будто и не было войны. Роше проходил через район, населенный нелюдьми. Под ногами сновали бородатые краснолюды, вечно бубнящие себе что-то под нос. Эльфов тут почти не было — большинство из них обитало в предместьях. Он вспомнил тех, что нашли смерть в руках реданских изуверов. Многолюдные новиградские улицы по-прежнему дремлют под дневным солнцем. Шла война, а потому Вернону было странно подумать, что в каждом доме, будь то особняк аристократа или лачуга бедняка, рождаются и умирают, плачут и смеются. Жизнь течёт, несётся вперёд. Такие большие города напоминали муравейники, беспокойные, но существующие по отлаженной системе. Дело оставалось за одним — убить Радовида, а там уже будет ясно. У Роше уже не оставалось сомнений, что это единственный вариант. Темерия пала, Вызима завоёвана Нильфгаардом, а серебряные лилии сожжены Великим солнцем. Белое пламя, сжигающее всё на своем пути. Оно медленно, но беспощадно спалило весь Север. Было, правда, кое-что ещё.***
В первую же ночь в Новиграде он видит сон. В этом сне он явственно ощущает присутствие другого. На засаленных простынях виднеются влажные пятна, поясница горит от неостриженных ногтей. Теперь уже знакомая похоть не походила на наваждение, скорее на спутанное воспоминание о том, чего никогда не было. Вожделение усмирялось как дикий зверь, прирученный умелым дрессировщиком. В этом сне он видит дикий взгляд. Роше смотрит в единственный зелёный глаз, стеклянный и мутный, как старая винная бутылка. Глядит на выцветший красный оттенок платка, извилистый шрам, похожий на зверскую расщелину на лице. Вернон искал среди прилипших к мокрому розовому лицу тёмных прядей воспалённые, искривлённые в усмешке губы и кусал их. Кусал кожу на животе, плечах. «Mo caerme, mo minne» — шептали губы. И это было очень реально. Так, как никогда бы не могло быть наяву. Этого не могло быть. Морок растворился, и Вернон увидел небо, по которому плыл клин улетающих птиц. Птицы улетали чёрными тенями, исчезали в сахарной рассветной патоке. После таких снов Роше просыпался уставшим, вялым. Он буквально вытаскивал себя из вороха простыней, налипших к влажной от ледяного пота спине. Роше смотрел в окно своего временного пристанища, и синяя холодная луна смотрела на него в ответ.***
Ещё до прибытия в город, Роше по крупицам собирал любой слух о затерявшемся Иорвете. Какой-то кривозубый кмет, отвлекаясь от дешёвого пойла, уверял его, что эльфский атаман совершенно точно мёртв. Роше слышал, что чёрные сравняли краснолюдский городок в долине Понтара с землёй, но знал, что Иорвет увёл оттуда своих бойцов. А потом неудачного борца за свободный Верген убили свои же — не простили ему ошибок. В это Вернон почему-то не верил. Эльфы Иорвета готовы были костьми лечь за своего командира. В Новиграде ходили обратные сплетни: некоторые полагали, что Иорвет затаился в одном из подвалов Вольного города, что он сотрудничает с местными криминальными авторитетами. В соннике, который заботливо сунул ему продавец в книжной лавке Новиграда, Роше быстро находит толкование своего сна. Объяснение гласило: птица означает, что к человеку скоро вернётся то, что некогда было им утрачено. Роше усмехается. Очень обнадёживающее обещание, жаль, что не уточняют, хорошее или плохое к нему вернётся. То, что в подворотне слышатся чьи-то глухие стоны, Роше осознаёт не сразу. Новиград был полон звуками, поэтому командир переставал обращать на них внимание и концентрироваться. Стон повторился, но теперь он больше походил на какой-то надсадный хрип. Быть может, голос только кажется знакомым. «Нищий» — пронеслось в голове Вернона, оборвало рождающуюся химеру сознания. Новиград был наполнен нищими, больными, бездомными. Моровая язва на теле города. С этим ничего не поделаешь. Эта неприятная черта роднила Новиград с Вызимой. Роше стискивает зубы, аккуратно прокрадывается вперёд. Из темноты всё ещё доносился хрип. Он выглядывает резко, будто собираясь напасть. Как и ожидалось, в углу сидел какой-то несчастный бездомный. Он был уже глубоко болен, весь серый, сухой. Этот нищий, которому Роше бросил пару крон, был точно таким же призраком ушедшего навсегда прошлого. Раньше Роше полагал, что очень хотел бы вернуться в своё прошлое. Он обманывал себя. Как прежде уже никогда не будет, но можно обойтись наименьшими жертвами. Никто не может сказать наверняка, но если Иорвет незримо следит за старым врагом, у них ещё будет шанс поквитаться. Пьёт в городской таверне Роше неохотно, опьянеть не хочет, как и забыться. Видимо выглядит он так убито и растерянно, что к нему подходит какая-то разодетая барышня, кладёт тонкие белые пальцы на его плечи. — Не хотите хорошо провести время, милсдарь? Роше вздыхает тяжело, хрипло. Ставит кружку на стол, отвечает безразличным тоном: — Пошла вон. Девушка недовольно вздыхает, но слушается. Вид у Роше и правда неприятный — обозлённый и сумасшедший. В таверне поёт бард, Вернон не слушает. Сердце заходится болью. Кажется, нечто подобное, заунывно-тоскливое, он слышал от девушки-барда, знакомой ведьмака. Что-то про сладкий крыжовник и терпкую сирень. А может, наоборот? Крыжовник, сирень… Во снах он слышит старшую речь, плавную и певучую, болезненный смех. «Твоя жизнь моя» — теперь на всеобщем, с угрозой.***
Они готовят покушение на Радовида прямо здесь, будто бы у всех на виду, в этом большом и шумном городе. Старое правило — если хочешь затаиться, то нужно выбрать самое приметное место. Роше думает о Радовиде, убеждая себя, что так будет лучше для Темерии. Для всех. Дело ведь не только в насаженных на кол магах и нелюдях. Не в той зловонной куче тел. Он не может знать, зазря ли казнили этих эльфов, но ему и не нужно: его волнует лишь один конкретный. Геральт должен знать. Геральт многое знает. Иногда Вернону вообще казалось, что ведьмак умудряется быть в курсе всего и влезать в любую передрягу. В политику влезать — в том числе. Если Роше не выяснит сейчас, то сойдёт с ума. Никто не может дать ему гарантий, что их план сработает. К смерти Вернон был готов. К неизвестности — нет. А умирать, находясь в неизвестности ещё хуже. Когда-то Роше поклялся своему королю, что привезёт Иорвета на эшафот в Вызиму. Когда-то он правда этого желал. Мысль о том, что юркий и хитрый скоя’таэльский командир мог сгнить в застенках не печалит, но как-то неприятно и эгоистично задевает. Они обещали отнять жизни друг друга, каждый раз отпускали. «Mo caerme» Голос во сне был так реален. Геральт молчит недолго, прислонившись к стене, глядит цитриновыми глазами куда-то в сторону окна. А потом просто и легко отвечает: — Сходи к Корине Тилли, онейромантке. — К ведьме? — вечно хмурое лицо Роше искажает какая-то полуудивлённая усмешка. Магичек Роше не любил. Ещё точнее — не доверял. При дворе Фольтеста служила когда-то Трисс Меригольд, подружка вездесущего ведьмака, а потому Роше хорошо знал, насколько непредсказуемы эти одарённые женщины. — Не совсем. Онейромантия — особое искусство чтения будущего и прошлого по сновидениям. Даже опытные чародейки не все владеют этой магией. — И как мне это поможет? — Мне — помогло. Геральт выглядел до раздражения спокойным. Может, всему виной ведьмачьи мутации, а может, он правда хочет помочь ему. В любом случае, иных вариантов у Роше нет. Он молчит, хмуря густые брови. — Я уверен, твой приятель Иорвет живее всех живых, — с иронией бросает Геральт, похлопывая его по плечу. Вот только это не даёт успокоения. Геральт абсолютно не в курсе, может ли Иорвет сотрудничать с местными бандитами или искать в городе что-то другое. Никто ничего не знает и это злит.***
Магичка встречает его в комнатке на верхнем этаже таверны «Золотой Осётр». Она бегло оглядела «клиента» каким-то привередливым оценивающим взглядом. Не таким, каким смотрят портные, прикидывающие мерки, а таким, каким могут смотреть только магически одарённые люди. Такой взгляд не спутаешь. Значит, эта Корина может увидеть того, кого он ищет во сне? — Мне нужно узнать информацию. Об одном… — тихо начал Вернон. Он хочет сказать «человеке», но Корина тут же обрывает его жестом руки, словно прочитав мысли. — Вы ищете кого-то, верно? — Можно сказать и так. — Хорошо. Нам нужно настроиться. Я задам вам вопросы, а вы должны ответить на них искренне. Ничего не утаивая. Вернон послушно ложится на расшитую тахту. Только сейчас до него докатывается накопившаяся усталость: казалось, он уснёт и без всякого гипноза или магии. Комната была достаточно тёмной, перед глазами вспыхивали фантомы, нарисованные измождённостью организма. — Вам нужно воспроизвести самое яркое воспоминание, связанное с тем, кого вы ищете. — Хорошо. Корина усаживается рядом, закидывает ногу на ногу, поправляет платье. — Это было во Флотзаме. Я должен был убить его, я мог это сделать, но отпустил. — Отпустил? — Да. Мы бились как звери. Долго, танцевали вокруг друг друга. Никого кроме нас там не было. А потом он упал наземь, и я, вместо того, чтобы бошку ему снести, нёс какую-то чушь. И ушёл потом. — Хотите рассказать что-то ещё? — А нужно? — фыркает Вернон. — Мне кажется, этого недостаточно. Вы помните вашу первую встречу, эмоции от неё? О, Вернон помнил. Есть встречи, которые позабыть нельзя. — Это было уже так давно. Я стал капитаном специального отряда. Так вышло, что в первую же нашу серьёзную вылазку мы наткнулись на отряд в подчинении этого выродка. Я такого никогда не видел: они шли на смерть так уверенно, словно знали, что это всё не зря. Мы вырезали их всех, всех до единого. А потом я встретился с ним лицом к лицу… — Хотите рассказать дальше? Роше вздохнул судорожно. Комната словно наполнилась ледяным воздухом. — В его взгляде я прочёл такую ненависть, что до сих пор забыть не могу. И всё-таки я не убил его тогда. И после тоже не убил… Роше прикрывает глаза на мгновение, рассказывая. И проваливается во тьму. Навеянный онейромантией сон и правда отличался от обычных снов. Он ощущается так, словно падаешь в какую-то тягучую патоку, не разбирая, где вверх и где низ, где реальность, а где непосредственно сновидение. В этом сне он видит всё те же прозрачно-жёлтые поля, нагретые солнцем, темнеющий вдалеке чертог леса. Он чует металлический запах свежей крови, смешанный с травяным ароматом. Это не его воспоминания, Вернон понимает сразу. Он смотрит будто не своими глазами — такое странное ощущение. Изображение меняется, всё будто в тумане, а точнее, в каком-то удушающем тумане. Сон оканчивается в каком-то затхлом переулке. Роше силился разглядеть хотя бы конкретный дом, но всё размывалось, не давая понять, Новиград это, Вызима, а может быть, какой-то другой город? Когда Роше просыпается, то комната кажется ему куда более тусклой. — Что вы увидели? — интересуется Корина, прищуривая глаза. — Лес, а потом город. Как это связано с тем, кого я ищу? — Иногда сны показывают и будущее, и прошлое одновременно. Расслаиваются. — Как мне понять, будущее я увидел или прошлое? — нетерпеливо спрашивает Роше, поднимаясь с тахты. — Сложно сказать. Но иногда то, что видит во снах один, может сниться и другому. Вернон смотрит туповато на собственные сапоги. — Как это вообще возможно? — бормочет он недовольно. Корина вздыхает коротко, а потом складывает руки и их взгляды встречаются на миг. — Я слышала о таком. Так бывает, если двое связаны тем, что эльфы называют caerme. — Судьба? Корина Тилли мягко улыбается ему, а потом произносит тихо: — Предназначение. Роше берётся за ручку двери, медлит пару мгновений, будто бы обдумывая услышанное. Выходит быстро, захлопывая дверь. Его предназначение где-то рядом.***
В следующую ночь он остаётся в таверне. Ночь сизая, совсем северная. Вернону долго не удаётся заснуть. Новый сон вновь похож на тоскливое воспоминание о том, чего никогда не было. Он видит Вызиму, такие знакомые улицы, Купеческий квартал. Всё как прежде, вот только солнце слишком сияет ослепляющим диском, слишком ярки ароматы цветов у торговки, слишком явственно ощущается счастье. Его руки касается чужая рука — тёплая, даже обжигающе горячая. Этот сон наполнен каким-то тонким чувством счастья, неузнанного и невозможного. Всё повторяется вновь, когда он ощущает на своей коже чужие мужские руки, сухие и цепкие. Ощущает, как теперь уже его вжимают то ли в землю, то ли в постель — не разберёшь. Вжимают с невероятной злобой, жадным желанием. Губы близко, они горячи и вожделенны. Вернон стонет сквозь сон, подаётся к своему наваждению. Он раскрыт до такой непристойной степени и удивительно, что во сне он не ощущает стыда. Только желание. Желание отдаваться и давать. Мелкие ровные зубы впиваются в шею укусом упыря. Прикормленный, прирученный личный демон. Всё развеялось. Вокруг Вернона было поле боя. Он кричал, пока не охрип. Горло болело, и жар, заливающий виски, становился невыносимым. Вернон оглядывается кругом и обнаруживает, что теперь он полностью охвачен мерцающим пламенем, ему некуда бежать, и рядом никого. Дым затуманивает его зрение, а от жара пожаров войны вокруг него, кружится дико голова. Его кожа натянулась так, будто готовилась лопнуть, пот пробирал до дрожи. Чёрное знамя с золотым солнцем на нём поднимается над красным пламенем. Роше ощущает, как к горлу подкатывает ком тошноты. Рядом не было никого. Даже старого врага. Роше просыпается под самое утро, испытывая позорное возбуждение, жгучее и выворачивающее нутро наизнанку. Пот плёнкой стягивается на коже. Звёзды тают с рассветом, осыпаются как белые мотыльки. Ползёт золотистая кромка, касается рыжих крыш домов. Роше курит трубку, больше просто жуя её, смотря на улицу с лёгкой опаской. Как-то один из его ребят рассказывал ему, мол, бывает так, что во снах может прийти то ли демон, то ли дух, ведомый одним конкретным намерением. Вполне возможно, что такие «несчастные» стали жертвами чар суккубов, вот только Роше знал, что его сны — вовсе не магия. Из головы не выходят слова онейромантки о предназначении. В том сне он совершенно точно ощущал запах и вкус крови на губах. Всюду. И всё-таки он хочет надеяться на иной исход. Он ведь обещал Иорвету, что найдёт его и отнимет жизнь. Вернон сам уже не знает, хочет ли он именно этого или узнать, связаны ли постыдные жаркие сны с тем, что называется caerme.***
Роше бы и рад расчистить казематы в этом проклятом городе, поискать хоть какие-то следы и улики. Он хорошо знает, на что способны люди Радовида, а ещё отлично осведомлён, что в Оксенфурте есть особая тюрьма — «Deireadh», хорошо охраняемая и набитая до отказу разными выродками, получающими удовольствие от изощрённых пыток. У Вернона у самого был большой опыт в выбивании из заключённых показаний, в пытках и казнях, а потому он помнил, как убийственно действовали на узников лязг ключей тюремщика, топот тяжёлых сапог, оклики стражников-часовых. А ещё Роше знал, что некоторые скоя’таэли ещё в старые времена не выдерживали и разбивали себе головы о стены. Нет, Иорвет так бы не поступил. Этот упёртый выродок пойдёт до конца, даже на плаху взойдёт с гордо поднятой головой. Вернон рад бы отправиться в Оксенфурт прямо сейчас, мучаясь от нездорового энтузиазма проверить, не там ли попался чёртов эльф. Вернон обязательно проверит, но позже. Гораздо позже. Он не рассказывает о своих мыслях Бьянке, но вовсе не из недоверия. Сейчас у них одна конкретная цель — избавиться от Радовида, вернуть Темерию на политическую карту мира. Роше начинает казаться, что он и сам, подобно Радовиду, погружается в безумие всё глубже. Разве возможно такое? Так или иначе, события в театре Ирэн Ренар развиваются совсем не так, как они все ожидали. Действовать приходится быстро, без промедления. Одна ночь решает всё. Радовид Реданский находит свою погибель в лице ослеплённой им же чародейки. Вернон понимает, что та ощущает неподдельное удовлетворение. Её действия — настоящая месть, поданная холодным блюдом. Когда-то Роше и сам хотел стать воплощённым правосудием для Иорвета. Где теперь Иорвет и какова его судьба — не знает никто. Предназначение. — Я должен проверить ещё кое-что, — говорит он Бьянке. — У нас нет времени, — отвечает девушка, смотря на свежую кровь на своём оружии. Да, в городе будет суматоха — скоро рассвет. Роше крутит головой по сторонам, странный тихий ветерок гудит в складках шаперона, треплет ткань. Внутри своей головы он неизменно слышит этот голос. Роше бы и рад сейчас встретить своё предназначение лицом к лицу. Он готов. Подставляя голову к синему полотну начавшей таять ночи, Вернон не видит прежних звёзд. Времени нет сейчас, но когда оно будет? Иорвет всё ещё может быть одним из тел в той яме, он мог сгореть на костре или умереть от пыток в оксенфуртской тюрьме. Иорвет может быть где угодно. Иногда Роше казалось, что Иорвет везде и нигде одновременно. «К тому, кто увидел в своём сне птицу, вернётся раннее утраченное». Россыпь ласточек по небу.***
Вернон выскальзывает из театра на улицы уже утреннего Новиграда. Город неторопливо просыпался, колесо жизни вновь двинулось, покатилось по страшной неизведанной дороге. Нужно было убираться, они уходили в спешке. Допустить, чтобы правду о смерти реданского короля узнали слишком быстро, было нельзя. Император выведет войска из Темерии, дарует ей статус вассала. Он вернётся к своим беспокойным мыслям о старом враге и снах позже, когда всё успокоится. Будущее расцветает надеждой. Восходит розовое, нежное утро. Поползли едва-едва сырые голубые тени. Откуда-то (нельзя сказать, откуда точно — из домов, подвалов или переулка) доносится печальная песнь флейты, такая знакомая. Можно списать это на иллюзию усталого ума, назвать помутнением, вызванным бессонницей, стрессом и стремительностью событий. Но Роше усталым себя не ощущает. Сейчас он не думает о Темерии, о Бьянке и своих партизанах, не думает о том, куда так быстро пропал клятый седовласый ведьмак. Мелодия зовёт его за собой, ласково разливается, влечёт. Вернон торопится, но не бежит, боясь спугнуть этот призрак ушедших дней. Новиград превращается в собственный отзвук, все звуки складываются в единую музыку ушедшего прошлого, неясного настоящего, пугающего будущего. Плевать, если это не по-настоящему. Роше желает найти источник мелодии эльфской флейты прямо сейчас. Он идёт дальше, улица совсем пустынна. Солнце ещё низко, а значит, время ещё есть. Он мечется, торопит саму судьбу. Ну же, быстрее. «Найди меня сейчас или закончи это» — думает Вернон. Роше кажется, что в едва мелькнувшем мимо него силуэте он может разглядеть знакомые жесты и привычки, походку. Когда Вернон следует за стройной высокой тенью, ему кажется, что город затихает. Новиград молчит. Роше ускоряет шаг. Город молчит и тогда, когда Роше, не успевая коснуться ткани тёмного плаща, укутывающего фигуру с ног до головы, встречается с острым малахитовым взглядом.