L'amour regarde avec le cœur, ne connaît pas le temps.
***
Принцесса давно перестала мечтать о храбром принце, что сможет спасти из высокой башни. Охраняющий замок дракон перестал казаться таким страшным и ужасным, а навязанные порядки прочно вплелись в колесо проходящих дней. Неукоснительные правила и обычаи, повторяющаяся круговерть вещей — принцесса всё усвоила и смирилась с серостью своего бытия. Однако маленький ребенок, живущий внутри, отчаянно продолжал тянуться к свету и верить в чудеса. Особенно когда появлялся другой дракон, очень любящий кофе и сумевший нарушить девичий душевный покой. Если бы кто-то спросил, почему Ясмин начинает сказочно светиться, Зулейка бы странно повела плечом и списала происходящее на юношеский возраст. Женщина, пусть иногда и замечала неловкое смущение воспитанницы, решила не вмешиваться. Дочка Кадира учится общаться и правильно себя вести со взрослым мужчиной и близким другом семьи, который находится поблизости практически всегда. Девочка постигает окружающий мир и готовится к выходу в большое общество. Вот только знала бы Зулейка, как Аль-Азиз ждёт этих утренних встреч… А Ясмин жаждала их, как умирающий живительной воды, как уставший бедуин вернуться домой. Когда на семейный дендрарий, полный цветущих алиссумов и изатисов, падали первые солнечные лучи, девушка терпеливо сидела среди крон деревьев и вглядывалась в дверную калитку. Он приходил в одно и то же время. Пунктуальный и неукоснительно точный, а ещё невозможно притягательный для одной юной особы. Строгий костюм, спокойствие и неизменная чашка с горячим напитком — Господин Зейн никогда не изменял своим привычкам. Каждую среду они могли увидеться за завтраком. Каждую среду принцесса ждала сеферского дракона в душистом саду.***
Длинные тёмные локоны выгодно контрастируют с кремовым платьем и смуглой девичьей кожей. Каштановый водопад крупными волнами струится по спине, заканчиваясь в районе поясницы. Жемчужный крабик сдерживает падающую на лицо чёлку и изредка сверкает под искусственным освещением. Ясмин старалась: девушка делала прическу около часа, а до завтрака не больше сорока минут. Аль-Азиз оценивающим взглядом проходится по отражению в зеркале и подкрашивает губы розоватым блеском. Подводит искрящиеся глаза сурьмой и рисует миниатюрные стрелки — да, так лучше. Выбранный на сегодня наряд очерчивает стройный силуэт, придавая ему бо́льшую хрупкость. — Дорогая, может наденешь тот чудесный браслет? Зулейка подкрадывается сзади и лукаво рассматривает серебряное украшение, которое лежит возле зеркала. Подарок господина Зейна возвышается среди прочих драгоценностей: яркие изумруды искусно переплетаются с дорожкой из алмазов и платины, а застёжка гармонирует с образом, придавая лаконичности. Должно быть, не один день опытный ювелир сидел за этой работой. Ясмин по-детски улыбается и тянется за предметом обсуждения. Бережно вертит в руках, наслаждаясь прохладой металла, и осторожно защёлкивает на тонком запястье. Пожилая женщина перекалывает выбившуюся прядь волос и по-матерински треплет девушку за щёчку. Всё, теперь она совершенно точно готова. — Спасибо, я побегу! Дочка Кадира буквально впрыгивает в мягкие лодочки и птичкой вылетает из комнаты под плохо скрываемый старческий смех. Дорога не занимает большого количества времени: спуститься по витиеватой лестнице, пару раз повернуть за угол, прошмыгнув под носом охраны, и она на месте. В обширном саду нет никого: если верить часам, то до завтрака ещё четверть часа. Брюнетка с грустным вздохом коротает время: неторопливо гуляет среди цветущих кустов, иногда прикасаясь к бледным бутонам, напевает под нос старую колыбельную и всё чаще оглядывается на обвитую диким виноградом калитку. Слишком рано, а впрочем, она всегда прибегала до. — Где же Вы, господин Зейн? Аль-Азиз задаёт вопрос в пустоту и проходит вглубь сада. Зеленый плющ огибает каменные стены, являясь своеобразным покрывалом; живая изгородь сменяется белоснежным миндалем, который плавно перетекает в знаменитые марокканские розы — символика невинности, чистоты и вечной жизни, а также привязанности и преданности. Поистине необычайный сад — Кадир создал истинное великолепие. Девушка рассматривает увядающий бежевый бутон и мысленно проводит сравнение: одинокий среди подобных себе, отличающийся, коротающий век в заточении. На душе залегает хмурая туча, не сейчас ей следует задумываться об этом, лучше о чем-нибудь отвлеченном. Кажется, в городе организуют новый спектакль… Ясмин садится в мягкое кресло и рассматривает поданные блюда. На накрытом столе можно заметить самые разнообразные закуски и десерты: остывает пирог с гуавой и миндалём, виднеется фамильный селлу, тарелочка с нарезанными цитрусами… Выглядит очень аппетитно. Сбоку раздаются уверенные шаги — он здесь. Мужчина твёрдо ступает по выложенной плиткой дорожке, напоминая дикого тигра. В нём сочетаются сила и грация, надёжность и верность своим принципам, а также какой-то хищный магнетизм, от которого все женщины Марокко готовы упасть в обморок. Брюнетка поскрипывает зубами — мысли побежали не туда. — Рядом с тобой, Ясмин. Расправляет несуществующие складки на длинном подоле и оборачивается с вежливой улыбкой. Далее всё происходит, словно в замедленной съёмке: жёсткие пряди развеваются на возникшем из ниоткуда ветру, царственной поступью чеканится шаг, и, как в недавно прочитанном романе, у девушки пересыхает во рту. Гордый, величественный, Зейн подходит ближе, как средневековый рыцарь, садится на корточки и протягивает дымящуюся чашку, случайно соприкасаясь кончиками пальцев с нежной кожей. По выпрямленной спине пробегают электрические разряды, оставляя сумасшедший табун мурашек. Телу жарко, несмотря на легкое летнее платье; щеки стремительно пунцовеют, а сознание путается. Дочка Кадира одергивает себя: неужели она ни разу не общалась с мужчинами? — Твой кофе, угощайся. Ясмин робко поднимает на него глаза, но не торопится принимать напиток. Над ароматным кофе витает крохотное облачко корицы и пряностей, которое щекочет обострившиеся рецепторы. Хочется чихнуть, закрывшись ладошкой, но поддаться минутной слабости — значит разрушить хрупкое равновесие. Этим утром с самообладанием плохо: Аль-Азиз прилагает все усилия, чтобы вернуться в реальность. Моргает, чтобы сфокусировать помутнившийся взгляд, и тут же опускает глаза. Чашка зажата с обеих сторон, однако они так и не убирают свои ладони. Девичья ручка может потеряться в его, мужской; такая же, как у фарфоровой куклы, которую сеферский дракон хочет защитить и сберечь. Кто бы мог подумать, что Судьба захочет так подшутить. — Почему Вы улыбаетесь? Горькие зёрна засматриваются на жидкий янтарь и тонут в пучине наваждения. Зейну не нравятся вызываемые ею чувства: не подобает терять контроль, как какой-то юнец, увидевший миловидную девчонку. Нет, не просто миловидную. Ясмин Аль-Азиз, она… Распустившийся цветок Пустыни среди запретов и ограждений. Юное дарование Востока, ставшее для него чем-то невероятно дорогим и ценным. В эту среду он увидел в ней не только ребенка, а вполне привлекательную и прекрасную девушку. Мужчина отвечает с возникшей хрипотцой, вводя девушку в крайнее смущение и краску: — У тебя красивые глаза, Ясмин. Чарующие глаза и благородное сердце. Девушка принимает остывший кофе, а Зейн продолжает её рассматривать. Напряжение, витающее в воздухе, улетучилось, оставляя лишь спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Мужчина что-нибудь придумает, не допустит, чтобы Аль-Азиз вышла замуж за другого. Если Кадир сказал ему об этом по секрету, то ничего не решено, правда? И не будет, потому что он не позволит. На землю опадают бежевые лепестки, однако принцесса больше не чувствует себя одиноко. Теперь все будет хорошо, она уверена.