Взятие царства Каэнри'ах

Прошу вас, о бессмертные боги, воспойте великий грех и великую страсть воина Сайно, что храбростью и силой своей в кровопролитной войне забрал сотни тысяч душ бойцов из Семи Королевств, навек запрятав их в мрачные царства подземные, когда люто поспорил он с братьями и сёстрами-мечниками, рассоренный божественным воином Сяо, сыном верховного бога Моракса. И было всё так. К лагерю воинов славных шел, везя несметные богатства на выкуп и опираясь на жезл увенчанный маской зеленой великого воина Сяо, верный его жрец и вздыхатель, имя ему было Итэр. И встал он у лагеря воинов Семи Королевств и так говорил: «о, славные воины, что осаждают стены непреступного царства Каэнри’ах! И помогут вам в этом могучие боги, взирающие на нас со Светлой Селестии, разрушить и стены, и город, и мирно вернуться в королевства свои и дома! Только возвратите мне милую Люмин ― мою дорогую сестру! Я жрец, что чествует сына властителя Моракса ― далеко разящего Сяо!» Воины грозные Семи Королевств поддержали жреца своим криком. Хотелось принять им дары и отдать златовласую Люмин. Одна Нингуан ― царица среди всех царей, предводительница среди всех предводителей, рада сего словам не была. Гордо отслала она юного жреца с такими словами: «чтобы больше не видела, юнец, тебя перед нашими шатрами. Твоей сестре я свободы не дам: увезу её в царство своё Ли Юэ, где она проживет до конца своих дней. Прочь уходи, иль обагрю песок твоей кровью!» Рекла она так; и жрец великого воина Сяо, в страхе ужасном, прочь удалился. Идёт он в молчании по песчаному берегу прочь от шатров и бойцов, угрожающих смертью ему. И вот уже скрылось войско из вида, и жрец юный пал на колени, взмоляся в крике душевном: «сын великого Моракса, смертоносный разитель, молнией смерть несущий Сяо! Если когда я берег твой алтарь, украшал стены и двери храма, исправно молился и приносил тебе жертвы ― услышь мои слёзы и крики, и мсти за меня жестоким воителям из Семи Королевств!» Так он молился, роняя крупные слёзы. И внял его плачу смертоносный разитель, в битвах не имеющий равных Сяо. С Селестии вниз устремился, и древко копья за спиной его колыхалось, и был он подобен ночи, кошмарные муки несущей. И встал он перед шатрами, преисполненный злобы и мстительной жажды, оскорблённый таким унижением любимца его среди смертных ― хранителя храма Итэра. Вонзил Сяо в землю копьё, чей наконечник был ядом пропитан, и пошли по шатрам, вглубь лагеря, смертоносные яды болезней. И в вечер тот несметные горы трупов сжигали. Девять дней шёл тот мор, и собрались воины славные, и встал там Сайно, герой средь героев, и так говорил: «братья и сёстры, хотели мы возвратиться на родины, но послан нам небожителем Сяо злой мор. Так вопросим пророка Бай Чжу, чем обижен иль чем раздражён бог великий? Может, жертвой не той или словом дурным? Что нам нужно, чтоб воинов наших от пагубной язвы избавить?» Так Сайно сказал, и поднялся пророк и целитель Бай Чжу: «Сайно, герой, предводитель войнов Сумеру. Хочешь ты знать причины гнева копьем разящего Сяо? Поведать могу, но тогда поклянись, что будешь заступником мне, ибо прогневать боюсь Нингуан, она сдержана, но копит обиду и злость ― не хочу быть в немилости дикой». Сайно тут же ответил: «клянусь копьем воителя Сяо, и мудростью верховного Моракса ― бога-отца, и лирой, и крыльями супруга его Барбатоса, что не тронут тебя за правду, что ты нам вещаешь». Так он рёк, и вещал им Бай Чжу просветлённый: «не жертвой, не словом прогневили мы Сяо, но делом. Покуда Люмин, сестру жреца Итэра, мы не отпустим, мор не исчезнет, и будут трупы кострами пылать». Закончил он речь, и царица Нингуан, что гневом дышала, поднялась: «вещаешь ты только невзгоды и горести, слова благого нам не изрёк! Я не хотела, но юные деву желаю, а потому её не желаю отдать ни за золото, ни за моленья. Даже самой прекрасной Царицы, богини любви и красы, она мне милее. Но я смогу её возвратить, важнее мне войско и мечники-братья. Но только тогда хочу я с вас клятву взять в том, что вернёте богатствами мне жертву подобную. Обидно остаться без всякой награды». Первый Сайно вскочил: «Царица корыстная! Думаешь, мы имеем богатства упрятанные, чтоб тебе передать? Прячем их где-то? Нет, всё разделено и отдано, а забирать у народа обратно ― позорно! Сейчас отдавай златовласую Люмин, а после, если богами благословленные, Каэнри’ах штурмом возьмем, всё возместим тебе втрое, и вчетверо даже». Быстро к нему обратясь, хитрейшая Нингуан, так вещала: «Славный ты войн, Сайно могучий, однако тебе не исхитрить меня. Хочешь ты, чтобы одна я осталась без всякой награды! Что же, если отдам я деву свою, то тогда заберу иль твою, иль Тартальи, иль Дилюка! Но не будем об этом сейчас! В ночь на корабль взойдет златовласая Люмин. С ней муж или дева храбрейшие от воинов наших. Ты, Сайно, или Тарталья пойдёт, чтобы вернуть сестру её брату-жрецу и жертву Сяо возложить». Сайно вскочил, оскорблённый такими речами: «Царица корыстная, с видом грозного цербера, но с душою оленя! Мздалюбка, решила похитить ты деву, которую чту я родной своей дочерью, ведь получил её я наградой, от верных бойцов и сердечного друга Тигнари? Разве пришли мы войною не по приказу, твоею рукою нам данным? Вечно всё так: дар богатейший тебе, а я с малой наградой не ропщу, а в земли свои возвращаюсь. И ныне вернуться в разы мне приятней, чем умножать богатства твои и награды!» Так отвечала ему Нингуан: «Что же, коль бегства желаешь, так уходи! Тебя держать я не буду! Отдам я Люмин, златовласую деву прекрасную, но увлеку названую дочь Коллеи, чтоб помнил ты в преть, как спорить со мною опасно». Рекла она так ― разгневался Сайно великий, и с места вскочил, схватясь за копьё, что окропил он реками крови ― явилась богиня, могучая Эи. За власы схватила его, незримая прочим. И Сайно, увидев, ужаснулся и молвил: «Зачем, о Моракса дочь, снизошла ты с Селестии? Или желала ты видеть, как бой учиню? Хочу я убить злодушную Нингуан, речами своими сквернящую войско моё и меня». Могуча Эи такими речами вещала ему: «Спустилась я, чтобы раздор успокоить, так приказал мне златотронный властитель Барбатос, ведь любит он вас: тебя и Нингуан ― одною любовью, и потому спасает обоих. Словами язвительными разбрасывайся, если желаешь, но копьё опусти, так изрекают бессмертные боги. Прозрею: настанет тот день, и трижды восславят тебя за обиды, наносимые ныне». И повинуясь богине премудрой, Сайно копьё опустил и молвил, глядя Нингуан в глаза: «Властительница со взором собачьим и сердцем оленьим, что в битву боится идти, но дара желает! Клянусь тебе скипетром этим, что день тот настанет, когда мужеубийца Дайнслейф из стана врага в прах обратит твои чаяния дикие, и пожалеешь, что так оскорбила меня ― воина, величайшего среди великих». Так он изрёк, и на земь свой скипетр бросил, сев меж мужей и дев, в битве великих. И встал тогда Варка сладкоречивый и мудрый. И молвил он так: «Боги Селестии! Великое горе, что ссорятся так предводители наши храбрейшие! Я старейший из вас, и видал множество подвигов дивных сильнейших героев. И даже они, золото храбрости прошлого, слушали речи мои, потому и к вам я взываю, совет мой принять. Ты, Нингуан, несравненный стратег и правитель, не трогай названую дочь, то подарок от друга сердечного Сайно, верного спутника с юности, чьё имя Тигнари. Ты же, Сайно, не пререкайся с властительницей нашей, того не позволено мужу, даже если он храбр и могуч. Гнев отложи, Нингуан, я тебя умоляю, ведь Сайно сильнейший, оплот всего войска и сердце его». Нингуан вещала такими словами: «Ты мудр, о, Варка. Но видишь ты сам, сей муж не желает смиренья, он хочет быть выше и властвовать всеми, поскольку створён он богами и храбростью ими одарен». Сайно изрек: «был бы я слаб, коли внемлел речам твоим также безмолвный. Больше я слову тому, что ты произносишь, покорен не буду! Копьём своим за стремленья твои я сражаться утратил желание! А коли захочешь, так приходи и попробуй отнять из шатров моих что-то без воли ― в миг заструится под телом твоим бездыханным черная кровь!» Ссорились так воеводы и воины, а затем разошлись по шатрам своим и лагерям. Нингуан же, не желая ужасно, Люмин златокудрую в руки царя Дилюка, что вел бойцов от Мондштадта, передала и с ним еще сотню быков к храму жреца отослала в компании верных солдат. Там передали они прекрасную деву, брату её, и взожгли там костёр, чтобы жертву принесть смертоносно разящему Сяо, петь в его честь на пиру и хваленья воздать. Внял им Сяо, сын верховного Моракса, и яд отослал, так спасены были люди Семи Королевств. Но царица Нингуан гнев свой унять не смогла, а потому приказала двум воинам смелым посыльными быть: «отправляйтесь к Сайно сейчас же, и мне приведите дочь его, из рабства спасённую Коллеи. Если же он не отдаст ― возвратитесь, сама её я исторгну силой великой». Шли мужи, боясь до дрожанья, слов и дел Сайно, что будет разгневан. Увидел он их и так сказал: « здравствуйте, мужи глашатае, ближе идите, ни в чем не виновны вы. Вижу, что посланы вы от Нингуан, чтобы забрать Коллеи, дочь мою. Милый друг сердца Тигнари, приведи трофей прошлых лет, что стала родной мне: пусть забирает, но день тот наступит, и будут свидетелем все: нуждаться во мне будут воины, но я ни приду, так и ляжет вся рать». Рек, и Тигнари, друг милый, не споря с разгневанным Сайно, под руки вывел Коллеи несчастную, что грустно взирала, и удалился к шатрам Нингуан. Слёзы пролил тогда Сайно великий и, оставив сердечных друзей, прочь удалился от всех, одинокий. Сел у сколы, омываемый морем и так говорил: « Отец! Дешрет, повелитель оазисов грозный! Когда ты родителем стал мне божественным, разве не должен был Моракс великий, славы дарить мне? Но никакой не сподобил он чести! Лишила её меня Нингуан, царица царей всех великих! Похитила дочерь мою, дарованную милым другом Тигнари». Так в слезах вопиял, и услышал отец его вопли. И явился он к сыну, прижал его к сердцу и молвил: « какая печаль посетила тебя, что слёзы ты льёшь, меня вопрошая?» И Сайно ответил, всё рассказал, что случилась в те дни раковые и молвил он так: «отец, коли ты силен, вступись за меня перед Мораксом. Ступай и в ноги ему упади и моли, чтобы он мстил за меня, и разил смертью лютой, всех кто предал меня и славу всю отнял». И отвечал так Дешрет: «сын мой, Почто ты всех злополучней! Короток век твой. Но вознесусь на Селестию, и Моракса буду просить я мстить за тебя». То он исполнил, вознесясь на Селестию, пал он к ногам всевластителя Моракса: « если когда я, отец, был угоден тебе, если когда служил тебе словом и делом, выполни просьбу одну: сына отмсти мне, о Моракс, он чести лишен царицей царей Нингуан, что похитила дочь его! Отомсти его, о просветитель Моракс великий, рати сошли невезенье и смерть, покуда чествовать сына не станут достойно!» Вздохнувши глубоко, так молвил великий властитель: «гнев разжигаешь во мне. И без того супруг мой небесный, властитель ветров, крылатый Барбатос, спорит сом ной непрестанно о том, что потакаю я воинам Каэнри’ах в битвах порою. Но удалился сегодня с Селестии он, так что исполню, то что ты просишь, и сына отмщу твоего. Даю тебе слова, властитель оазисов Дешрет». На том и сошлись: устремился Дешрет вниз с Селестии, бог-отец Моракс отправился в залы чертогов, где ждали другие его. Один лишь супруг, белокрылый Барбатос, узревший Дешрета мольбы, зол был, и начал он так: «с кем из бессмертных ты строишь советы? Знаю, приятно тебе от меня сокровенно тайные думы держать! Никогда ты собственной волей, правды не ведал мне». Так ответ супругу держал повелитель бессмертных и смертных: «язвительно ты говоришь, но не все тебе ведаю, хоть и супруг ты мне. Что суждено осознать, тебе поведаю первому, сомненья оставь. Но если же я не делюся советом, оставь вопрошанья». Так восклицал Барбатос: «Землятряситель! Не мешаю держать я советы, думай что хочешь! Но нынче я видел, что Дешрету ты обещал отомстить за сына его, оскорблённого люто, убийствами сотен бойцов королевств!» Моракс ответствовал: «чудесный! Всё подмечаешь, но сделать не сможешь, так только хуже себе сотворишь! Если сделаю так, значит то мне угодно! Ты же безмолвоно сиди и решеньям моим повинуйся!» Рек он так, устрашился Барбатос крылатый. Тут Ванесса, дочь Барбатоса дивная, так изрекла: «отец мой прекрасный, ветрами Барбатос владеющий, и Моракс великий, сотрясатель земли, вас я прошу! Что же такое случается, если в божественном сонме ругань идёт из-за смертных ― оставьте вражду. Примем решение Моракса ― из нас он самый великий, наполним бокалы», и кубок отцу поднесла. И так пировали бессмертные боги, миром довольные, до заката светил. После ж пошли уклониться каждый в обитель, и Моракс-властитель к сну отошел, и при нём белокрылый Барбатос.