Его любимый мальчик

Во мраке комнаты, на большой, заправленной серым постельным бельём кровати, сидит, сгорбившись, худощавый мужчина. Он сосредоточено затягивает ремешки на кожаных фиксаторах, прикреплённых к стене тросами. Уже продолжительное количество времени, каждую ночь, его мучают кошмары. Настолько сильные, что проявляются на физическом уровне. Поэтому каждый раз Малькольм просыпается практически сидя, ощущая при этом тянущую боль в плечах и лопатках, которые остаются закреплёнными оковами. Однажды он практически упал из окна своей квартиры, прямо на асфальт под домом, когда одна из верёвок порвалась, его чудом спасла оставшаяся. Помимо необходимости в фиксации себя, есть ещё одно чувство. Под покровом сумрака оно охотно выходит на сцену, беря на себя ведущую роль. Возбуждение тянущее внизу живота, тягучее словно кисель, расползается по организму мужчины, заполняя собой каждую клеточку, пробираясь в самые дальние уголки и вороша воспоминания. Малькольм старается не поддаваться ему, но получается откровенно плохо. Ему нравится быть под контролем, не решать ничего, быть связанными без возможности пошевелиться, подчиняться. Ему очень нравится быть хорошим мальчиком, его мальчиком. Самое болезненно сладкое, это то, что он хочет чтобы доктор Уитли оказался рядом с ним, увидел его беззащитность, воспользовался ей. Ему противно, что из всех возможных объектов сексуальных фантазий он выбрал своего отца. Хороший психолог в его голове уже неоднократно орал на него благим матом и доказывал, что так не должно быть, что пора бы начать лечить травму, нанесённую в детстве, а не сбегать от неё в очередное полицейское расследование. Но Малькольм, как обычно, стоически игнорирует все доводы и аргументы внутреннего голоса. Он получает удовольствие от этих влажных, неправильных и грязных фантазий. Он хочет большего, хочет прийти в психиатрическую больницу «Клермонт», заступить за красную линию, внутренне ломая все рамки. Впиться настойчивым и отчаянным поцелуем в сухие губы Мартина, смакуя поочерёдно то одну, то другую. Положить трясущуюся руку на шею отца, запустить пальцы в жёсткие кудряшки. Целовать, хватаясь за него, как утопающий за соломинку, пока не кончится воздух в лёгких. А после с удовольствием наблюдать за тем, как округляются от удивления глаза мужчины, как они судорожно бегают по лицу сына, пытаясь осознать, что только что произошло. Он мечтает, как в одну из ночей доктор придёт к нему в квартиру, и наконец увидит фиксаторы. Мартин обязательно пошло ухмыльнётся, сострит что-нибудь про стояк, образовавшийся по его вине и предложит помочь. Конечно, Малькольм не откажется. Отец тихо и невесомо подойдёт к постели, проведёт острым ногтем по чувствительной коже бедра, оставляя красный след, сына словно бы пробьёт электрическим разрядом, по телу пробегут мурашки. Прикушенный передними зубами язык дёрнется, и, плохо скрытый, стон вырвется из его рта. Мартин улыбнётся, довольный собой, оставит ещё царапины, с каждой новой увеличивая нажим. Он оценит, доставшуюся каждому из них роль. У Малькольма — подчинение, у Мартина — власть. Уитли потянется к чужим боксерам, приспустит их, обхватит, налившийся кровью член, ощутимо сдавливая его, несколько раз резко проведёт вверх-вниз по всей длине. Надрывный вздох и его имя, ели слышно соскользнувшее с губ его мальчика, отозовутся ощутимым возбуждением. Захочется причинить боль и сразу же залечить все раны, бесконечная нежность заполнит его до краёв, он сможет сделать с сыном всё, что захочет. Он никогда не испытывал ничего подобного со своими жертвами. Они всегда были для него интересными, как возможность поэкспериментировать: «Что же можно вырезать скальпелем на человеческом теле?», но никогда не были любимыми. А вот сын был, и теперь, когда он будет лежать перед ним беззащитный и беспомощный, от любого действия Хирурга будет зависеть всё. Доктор наклонится к возбуждённому органу, обдаст его горячим дыхание и вберёт в рот, медленно, словно леденец посасывая его, растягивая удовольствие. Руками же он откинет одеяло и нащупает напряжённые соски, обведёт их мягкими аккуратным пальцами по кругу, сожмёт. При этом особенно глубоко вобрав в себя член, насаживаясь на него горлом. Малькольм стиснет в кулаках простыню, втянет носом наэлектризованный воздух, он не шевельнётся, даже не потому что не сможет, скорее он даже не захочет, пусть всё контролирует другой человек. Этот человек отстранится от паха, с пошловатым хлюпом выпуская изо рта горячую плоть. И вновь прильнёт к мужчине, уже всем телом. Пройдётся линией горячих поцелуев от мочки уха до конца шеи, втягивая и прикусывая нежную кожу, оставляя яркие засосы. Вопьётся острыми клыками в плечи и ключицы, плавным языком спустится ниже, рисуя витиеватые узоры. Хриплые стоны и поскуливания станут лучшей наградой за его труды. Мартин поднимет затуманенный взгляд тёмных глаз на лицо сына, постарается запомнить его в самых детальных подробностях. Немой вопрос повиснет в воздухе, и Малькольм дрожащей рукой укажет на неприметную прикроватную тумбочку и, стараясь слегка восстановить дыхание, судорожно вздохнёт. Отец, справившись с поисками презервативов и лубриканта, примет сидячее положение, быстро стягивая с себя одежду. Он выдавит из тюбика на пальцы немного вязкой смазки, стянет бельё Малькольма до колен, тем самым ещё больше фиксируя мужчину в одном положении. Приставит один палец к пульсирующему отверстию, аккуратно введёт его, хищно улыбнётся, понимая, что тот растянут. Не медля, вставит второй, подвигается внутри, давая сыну время слегка привыкнуть. Третий войдёт с трудом, доставляя дискомфорт, но удовольствие от боли - лучшее из всего, что Малькольм захочет почувствовать. Словно бы подтверждая это он снова протяжно застонет и попробует рефлекторно насладиться дальше, глубже на пальцы. С разочарованием обнаружит, что они выскользнули из него. -Будешь дёргаться, ничего не получишь, здесь я диктую правила, — охрипший от возбуждения голос, раздастся над ухом, сопровождаемый громким, хлёстким шлепком по ягодице. Пальцы вновь задвигаются внутри Малькольма, ужасно медленно, с оттягом, доводя до исступления от невозможности кончить уже сейчас. Наконец, эта сладостная пытка закончится, и раскатав по своему члену резинку, Уитли войдёт до основания, резко, словно бы желая разорвать изнутри. Стремительно быстро задвигается, хватаясь за бёдра сына с такой силой, что скорее всего оставит синяки. Толчки будут ритмичными, иногда рваными, выбивающими глухие вскрики из Малькольма. На пике, когда ощущения обострятся до предела, он обхватит рукой горло сына, надавит, придушивая. Утянет его в глубокий, влажный поцелуй, не давая вздохнуть, сплетёт их языки, пройдётся по нёбу. Оргазм накроет Мартина волной цунами, в миг отключая и заново включая все эмоции, но уже с большей силой. Липкая сперма на животе и такое же обессиленное состояние у сына скажут в этот момент больше чем все слова мира. Его член всё ещё будут сжимают мягкие стенки мужчины, но сил хотя бы выйти не будет. Но так даже лучше, ближе, интимнее. Хватка на чужом горле ослабнет, и ладонь переместиться на его влажные от пота пряди волос, погладит. -Мой мальчик, мой самый любимый мальчик. Открыв глаза Малькольм не обнаруживает ни следа пребывания отца в его квартире. Он вглядывается в темноту и явственно ощущает пустоту. Он один, опять один, он не хочет так больше. Он хочет засыпать и просыпаться рядом с кем-то, готовить завтрак и читать аффирмации не только для себя, но и для другого человека, тягуче целоваться перед выходом из дома. Хочет совместные обеды и ужины в кафе и ресторанах самых разных ценовых категорий, хочет дарить и получать подарки. Он устал от бесконечных кошмаров и проблем. Он хочет быть счастлив, счастлив с одним единственным человеком — доктором Мартином Уитли. Слёзы текут по щекам, и не в силах их остановить, Малькольм лишь размазывает соль по всему лицу. Его тело мелко дрожит, а изо рта доносятся едва уловимые всхлипы. Он обхватывает себя руками и ждёт, когда его приступ наконец закончится. Лишь одна мысль набатом бьёт в голове, стараясь заглушить боль. Он всё ещё его мальчик, и сделает всё чтобы остаться им, чтобы слышать это снова и снова.