Слишком близко

Су Шэ любил представлять себе, как могло бы быть, сложись все немного иначе. Если бы, к примеру, они с Цзинь Гуанъяо познакомились раньше. До войны. Или во время ее, до того, как тот встретил Цинь Су. Ну или если бы Цзинь Гуанъяо не заботился так о своей репутации. Если бы он не родился в цветочном доме и не питал отвращения к плотским утехам. Или если бы сам Су Шэ был человеком настолько незаурядным, что к нему тянуло бы неодолимо, против воли, заставляя забывать обо всем. Под какими звездами им нужно было впервые увидеть друг друга? Каким богам или демонам следовало принести дары, чтобы Цзинь Гуанъяо полюбил его? Су Шэ всегда был рядом, старался стать нужным и незаменимым. Пытался догадаться, о чем Цзинь Гуанъяо думает, что чувствует, проникнуть хотя бы немного в темную глубину его глаз, но ничего не получалось, он лишь отражался в них, словно в зеркале. Цзинь Гуанъяо смотрел и улыбался непонятно, говорил, что Су Шэ ему необходим и что никому другому он не доверяет так, как ему, а потом отправлял его куда-нибудь с важным поручением на несколько дней. Да, дела иногда оказывались такими, что и впрямь не доверишь кому попало. Но чаще всего это была какая-то ерунда, с которой мог справиться любой адепт Ланьлин Цзинь. Значит ли это, что Цзинь Гуанъяо в самом деле никому не доверял, кроме него? Или он старался отсылать Су Шэ почаще потому, что его общество утомляло? Этот яд противоречий нестерпимо жег душу. Су Шэ ревновал его ко всем. К жене, хотя и видел, что Цзинь Гуанъяо совсем не пылает к ней страстью. Каждый нежный взгляд, обращенный к ней, каждый знак внимания вызывали у Су Шэ раздражение. К чокнутому чудовищу Сюэ Яну, к которому по какой-то странной причине Цзинь Гуанъяо питал привязанность и которому точно нельзя было доверять. К главе Не в те редкие минуты, когда они с Цзинь Гуанъяо мирно общались. К Не Хуайсану, который лез обниматься сразу же, когда приезжал, вис на Цзинь Гуанъяо и, как Су Шэ казалось, беспощадно кокетничал. Он ревновал его даже к главе Цзинь. Потому что видел, как важно Цзинь Гуанъяо расположение отца и как он радуется, получая от него хоть какие-то крохи одобрения. Су Шэ казалось, что отношение всех этих людей к нему Цзинь Гуанъяо неизмеримо важнее, чем его. Но хуже всего обстояло с Лань Сичэнем. Как только тот появлялся, то почти не отходил от Цзинь Гуанъяо целыми днями. И приезжал он постоянно. Какие клановые дела могли требовать столь частых визитов? Су Шэ едва удерживался, чтобы не спросить у него язвительно: неужели в Гусу Лань ему совершенно нечем заняться? А Цзинь Гуанъяо нравилось его общество. Он охотно проводил с Лань Сичэнем время, будто и ему тоже заняться было нечем. Су Шэ даже замечал, что он не так внимателен к делам, как обычно и это невероятно его изумляло. Всем странностям должно быть объяснение. Су Шэ думал, что эта, как и многое другое, имеет какую-то скрытую цель. Наверное, так тесно дружить с главой Лань Цзинь Гуанъяо для чего-то было нужно. Он никогда и ничего не делал просто так. И, будучи ровен со всеми, он никого не подпускал слишком близко. Но тут было что-то тревожно странное… Сначала Су Шэ не понимал, что именно, а потом осознал: Цзинь Гуанъяо смотрел на Лань Сичэня не так, как на других: его взгляд становился теплым, и, казалось, только ему он улыбался по-настоящему искренне. Разница была почти неуловима, и если бы Су Шэ не приглядывался так пристально, он бы ничего не замечал. Да и так — он каждый раз убеждал себя, что от ревности выдумывает лишнее. Напрасно он сомневался, следовало верить себе. Однажды случайно он увидел то, что не предназначалось чужим глазам. Прогуливаясь по саду и думая, что поблизости нет никого, Лань Сичэнь и Цзинь Гуанъяо позволили себе немного больше, чем обычно. Качнувшись, будто случайно, они соприкоснулись плечами. Пальцы Лань Сичэня скользнули по запястью Цзинь Гуанъяо и на пару мгновений сжались на его ладони. Это было совершенно безобидно. Это выглядело так, будто их настолько тянет друг к другу, что удержаться невозможно. Су Шэ тогда обожгло так больно, что сердце заныло. Что это было? Показалось? Это ведь могло произойти случайно? Могло? Могло… Но обманывать себя тоже было уже невыносимо, да и как-то глупо. Тем вечером Цзинь Гуанъяо долго не возвращался в свои покои. Су Шэ, конечно, не заходил к нему, но он и так мог это понять. По мелочам: по гулкой тишине, по ленивой расслабленности слуг и, главное, по особому чувству тоскливой пустоты, которое появлялось у него всегда, когда Цзинь Гуанъяо не было там, где ему полагалось быть. Су Шэ не мог просто отправиться к себе и лечь спать, он бродил по темному саду, в груди горело, а в воображении являлись мучительные картины того, что Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь сейчас могли бы делать наедине. Сидеть совсем близко, соприкасаясь одеждой. Держаться за руки без опаски. Может быть… Цзинь Гуанъяо даже позволил бы себя обнять… Хотя нет, это уж слишком! Будто ненароком пройдя мимо гостевых покоев на втором этаже, принадлежавших обычно главе Лань, Су Шэ поднял взгляд вверх и увидел, что сквозь ставни из комнаты пробивается свет. Лань Сичэнь был у себя. Цзинь Гуанъяо точно был рядом с ним. Наверняка они пили чай и говорили о чем-то… О стихах, о духовном совершенствовании, о том, может быть, как ужасно жарко было сегодня и как хорошо, что сейчас поднялся такой приятный свежий ветерок. Или даже они говорили о делах, вели эту привычную тонкую игру, когда делаешь вид, что очень озабочен состоянием дел собеседника и безмерно ему сочувствуешь в его бедах, тогда как на самом деле тебе все равно и думаешь ты только о своей выгоде. И не происходит ничего особенного. Отчего-то сегодня окно было прикрыто неплотно, — наверное, всему виной был этот самый приятный ветерок. Некоторое время Су Шэ смотрел на ставни, думая, как хорошо было бы заглянуть за створку, чтобы уже окончательно во всем убедиться и перестать выдумывать всякую муть. Мысль была настолько невозможной и дурацкой, что Су Шэ только мрачно усмехнулся: вот был бы поступок мало того что безумный, но ещё и постыдный. Уж точно не подобающий благородному господину. Нужно было отправляться к себе и ложиться спать. Завтра столько дел. Но Су Шэ продолжал смотреть на окна. На случай, если кому-то вздумается пройти мимо, он отступил с дорожки под тень деревьев. Почему так? Что такого в этом Лане, чем он так уж интересен? Все Лани смертельно скучные, от их показной благостности зубы сводит. И никого из них хорошим человеком не назовешь — высокомерные, холодные и скользкие, как рыба, которая живёт в их горных речках. Может, Цзинь Гуанъяо просто не знает об этом? Обманывается внешней безупречностью? Может, нужно рассказать ему, как все на самом деле обстоит в Облачных Глубинах? Разные мелочи, которые возможно разглядеть, только пожив там несколько лет. И не в качестве гостя. А, например, приглашенным адептом. Что скажете на то, что этот ваш прекрасный Лань Сичэнь равнодушно смотрел с меча, как адепта его клана вот-вот пожрет Бездонный Омут и совершенно ничего не попытался предпринять? Точно так, как, впрочем, и его не менее прекрасный брат. Су Шэ умер бы ужасной смертью, если бы не Вэй Усянь, и в Облачных Глубинах о нем никто бы и не вспомнил. Су Шэ вернулся к себе, попытался заняться обычными делами, но все валилось из рук. Стараясь не думать о том, что делает, он переоделся в темное и снова вышел в сад, прячась в тенях, словно вор, — если в таком виде его заметят стражники, объясниться будет очень непросто. Было бы хорошо, если бы, пока он ходил туда и обратно, свет в покоях Лань Сичэня погас: тогда — ничего не поделаешь — пришлось бы возвращаться домой и ложиться спать спокойно, зная, что Цзинь Гуанъяо тоже вернулся в свои покои. Но нет, за заманчиво приоткрытым окном по–прежнему мерцал огонек лампы. О чем так долго можно говорить?! Су Шэ взобрался на дерево и устроился в ветвях. Ему было жутко стыдно. И страшно. Если его застанут — ему конец. Он в жизни своей совершил немало глупых поступков, этот станет последним. И самым позорным. Ну ничего, может и обойдется: в саду никого нет и стражи далеко, их приближение всегда хорошо слышно, и он успеет спрятаться. Сейчас он только взглянет в окно одним глазком, увидит, как Лань Сичэнь и Цзинь Гуанъяо пьют чай, — да хоть бы и не чай! — сидя по разные стороны стола, и ведут неспешные беседы. Су Шэ, может быть, по движению губ попытается понять, о чем же таком занимательном можно говорить половину ночи, а, может, и не станет этого делать, потому что на самом деле прекрасно понимает, что нет никакой разницы о чем говорить, важно — с кем. В щель между ставнями была видна небольшая часть комнаты и только. Держась за ветку, Су Шэ свесился немного вбок и смог заглянуть чуть дальше, увидеть половину стола. Он застыл в недоумении. За столом не было никого. Что это значит? Может, Лань Сичэнь уснул и забыл погасить лампу? Какое-то время Су Шэ цеплялся за ветку, не зная, что делать. Спуститься и уходить? Но тогда все будет напрасно. Он так и не узнал ничего. А ведь зашел уже так далеко, что отступать странно и глупо. Нужно уже выяснить все наверняка. Что-то вопило в нем, что не стоит этого делать. Но, как и бывало уже не раз, Су Шэ чувством опасности пренебрег. Стараясь вести себя тихо, он перебрался на соседнее дерево, стоявшее ближе к окну, оттуда видна была другая половина комнаты. Он сначала не понял, что видит. От волнения перед глазами пульсировало красным. Пришлось зажмуриться и постараться выровнять дыхание. Цзинь Гуанъяо, одетый только в нижнюю рубашку, небрежно накинутую на плечи, сидел на кровати, устроившись на бедрах кого-то, кто лежал на спине, и кого в окно не было видно. Он неспешно покачивался вверх и вниз, чуть выгнувшись в спине, чтобы было удобнее… Удобнее что? Что он делает? Он… Приспущенная рубашка, закрывающая спину Цзинь Гуанъяо мешала разглядеть все подробности, но и так легко было догадаться. Но разве можно в такое поверить? Су Шэ зажмурился и прижался лбом к шершавому стволу дерева, чтобы вернуться в реальность. Все было нормально и правильно здесь, в саду. А там, за окном — какое-то наваждение, специально выдуманное насмешливыми духами в наказание за его любопытство. Сердце рвалось от обиды и злости. Су Шэ знал, что нужно спуститься с дерева и забыть о том, что он видел, если он не враг себе. Но вместо этого он, замирая от сладкого ужаса, подвинулся так, чтобы то, что за окном, видно было лучше. Зачем он это делал, он сам не понимал. Его тошнило от отвращения, но не смотреть было невозможно. Просто невозможно. Чья-то рука легла Цзинь Гуанъяо на колено, погладила, потом скользнула выше и вдруг стиснула его бедро так сильно, что Су Шэ невольно вздрогнул. Как так можно? Должно быть, на коже теперь появятся синяки… Но Цзинь Гуанъяо послушно замер, он порывисто вздохнул и откинул голову назад, смахивая прилипшую ко лбу прядь волос, на лице его было какое-то мучительное блаженство. Су Шэ был слишком далеко, чтобы слышать что-то или видеть в подробностях, но, может быть, зрение и слух его обострились, или же какие-то иные чувства — ему казалось, что он слышит и дыхание, и шелест одежды, и тихий голос Лань Сичэня, шепчущий что-то нежное. Беззвучно шевеля губами, Су Шэ повторял за ним то, что, как он считал, Лань Сичэнь должен сейчас говорить. Он смотрел на Цзинь Гуанъяо, как завороженный. Тот был невероятно красив, его белая кожа будто сияла в полумраке, свет лампы ласкал ее теплыми медовыми бликами, она блестела от пота, и Су Шэ казалось, что он даже чувствует ее горячий будоражащий запах. От мысли вот бы попробовать ее на вкус, у него закружилась голова. Цзинь Гуанъяо сидел к нему вполоборота и Су Шэ подумал: как жаль, что он не видит, так ли напряжен его член, как член мужчины, на который он насаживался с таким удовольствием. От стыда лицо горело, но в общем было уже все равно и даже приятно. Никогда еще с Су Шэ не происходило ничего подобного. Он и весенних книжек старался избегать, а тут… оживали самые невероятные фантазии. Рубашка медленно сползла у Цзинь Гуанъяо с плеча и он позволил ей упасть. Лань Сичэнь приподнялся, прижал его, теперь уже совершенно обнаженного, к себе, и Цзинь Гуанъяо обвил руками его шею, запуская пальцы в волосы. Су Шэ раздраженно скрипнул зубами: Лань как обычно все портил — лучше бы его не было видно, тогда на его месте можно было бы представить себе… кого угодно. Лань Сичэнь прошептал что-то Цзинь Гуанъяо на ухо, поцеловал его, просунул руку между их телами и сжал в ладони его член. Цзинь Гуанъяо ахнул и Су Шэ затаил дыхание. Полыхая от возбуждения, стыда и омерзения то ли к ним, то ли к себе самому, он запустил руку в штаны. И начал двигать рукой так же, как и Лань Сичэнь, представляя на его месте себя. Ему теперь все было лучше видно, и он смотрел, как Лань Сичэнь поглаживает напряженную побагровевшую головку, неспешно, дразняще, как Цзинь Гуанъяо изгибается и стонет, ерзая на нем и цепляясь за его плечи. Каково сейчас Лань Сичэню внутри него? Наверное, невероятно сладко… Повторять за ним все было уже не так важно, возбуждение и так было слишком сильным, Су Шэ не хотелось терять его так скоро, и он едва касался члена, лишь слегка его поглаживая. Это было почти невыносимо, безумно хотелось большего. Цзинь Гуанъяо тоже. Он накрыл руку Лань Сичэня своей, сжимая и пытаясь заставить ее двигаться быстрее. Но Лань Сичэнь только усмехнулся и вовсе оставил его член без внимания. Цзинь Гуанъяо смотрел на него жалобно. Его губы обиженно дрогнули: "Ах, эргэ, пожалуйста". Лань Сичэнь сжал в кулаке его волосы и оттянул назад. Голова Цзинь Гуанъяо покорно запрокинулась, Лань Сичэнь наклонился, впиваясь в его шею то ли поцелуем, то ли укусом. Су Шэ смотрел на это, не дыша. Цзинь Гуанъяо не видел, какое у Лань Сичэня в этот момент было лицо — одержимое, безумное, он словно хотел сожрать его. Как он смеет смотреть на него так? Как смеет делать с ним все это? Где его гребаные правила, заставляющие держать себя в узде? Когда Лань Сичэнь оторвался от него, откидываясь на локти, Цзинь Гуанъяо снова начал насаживаться на него, но теперь более резко и яростно. И тогда Су Шэ тоже крепче сжал руку на члене. Он уже не знал, что представляет себе, фантазии метались с одной на другую, и он не понимал, какая ему нравится больше: та, где Цзинь Гуанъяо так же лихо скачет на нем, или та, где он сам лежит под ним, позволяя делать все, что тот захочет. Или та, где он рядом с ними двоими, ласкает Цзинь Гуанъяо, пока его берут, и тот вот такой же — открытый и бесстыдный, горящий, забывший о сдержанности. Настоящий. Каким не будет с ним никогда. Член Цзинь Гуанъяо, возбужденный до предела, бился о его живот, он вдруг сжал его в руке и ахнул, изливаясь. В то же мгновение Лань Сичэнь выгнулся, цепляясь за простыню, и откинулся на спину. Цзинь Гуанъяо бессильно упал Лань Сичэню на грудь, член выскользнул из него, еще твердый, но уже истекающий последними каплями семени. Су Шэ последними быстрыми движениями излился тоже. Вжавшись животом в дерево, он пытался отдышаться, а мир крутился и раскачивался, и норовил уплыть из-под ног. Он был настолько ошеломлен, что только случайно заметил, как Цзинь Гуанъяо приподнялся и вдруг обернулся в сторону окна, кинул быстрый пристальный взгляд. Су Шэ от неожиданности отпрянул, прячась за ствол, и чуть не упал, хотя и понимал, что в темноте его никак не может быть видно. Он сам не помнил, как спустился. Он рухнул на колени, ударил кулаками о землю и вонзил в нее пальцы, не замечая, что ломает ногти. Его вдруг накрыло таким отчаянием, что хотелось выть. Изо всех сил он закусил губу. Но больно не было. Только рот наполнился кровью. Как было бы хорошо, если бы в тот самый миг он начал Цзинь Гуанъяо ненавидеть. Это, наверное, подарило бы ему облегчение, но сейчас ему казалось, что он стал любить его еще сильнее. Как несправедливо, неправильно и ужасно. Зачем вообще это с ним произошло? Ведь ничего у него не будет, ничего, никогда. И ему только и останется закрывать глаза и вспоминать: изгиб спины и горящие щеки, и то, как белоснежную кожу грубо сминает рука ненавистного Ланя. Приоткрытые влажные губы, тянувшиеся ему навстречу… "Ах, эргэ, пожалуйста"... Проклятие! Лани его проклятие. Су Шэ отдал бы все, что угодно, чтобы уничтожить их. Но того, что у него было, всегда оказывалось недостаточно. Однажды, стоя на коленях в луже чужой крови с вэньским мечом у горла и сбивчивым шепотом рассказывая, как можно проникнуть в пещеру, где они прятались, он почти уже поверил, что получится. Невероятное сладкое чувство заставляло сердце сжиматься в предвкушении: неужели сейчас их всех перебьют? Он стоял, склонив голову, дрожа от возбуждения. Все думали, что от страха. И хорошо… Надежде не суждено было сбыться. Никто не убил Ланей вместо него. И сам он не смог и никогда не сможет. Он прочел десятки запретных книг, пытаясь найти способ, пусть за это ему пришлось бы заплатить своей жизнью. Он как безумный тренировался, чтобы увеличить духовные силы. Он отдал огромные деньги какому-то старцу, о котором говорили, что он владеет особыми тайными знаниями, которые могут помочь. Ничего не сработало. Как-то раз Су Шэ показалось, что он нашел то, что нужно, — “Проклятие тысячи язв и сотни дыр”, вот идеальная смерть для кого-нибудь из Ланей. Долгая, мучительная, постепенно уничтожающая их отвратительную красоту. Но он быстро понял, что его духовных сил не хватит. На Цзинь Гуанъяо хватило бы. Даже с лихвой. Иногда Су Шэ воображал себе, как это было бы — разделить с ним проклятие и смерть. Цзинь Гуанъяо метался бы, пытаясь понять, кто наслал на него эту жуть, и никогда не догадался бы, что виной всему человек, который так близко, совсем рядом. Который смотрит на него восхищенно и преданно и с радостью исполняет все его приказы. Он не узнал бы правды до самого конца. И только когда умирал бы, Су Шэ признался бы ему. Вот уж Цзинь Гуанъяо удивился бы… И наверное он так и не понял бы, за что. Пошатываясь и не разбирая дороги, словно лютый мертвец, Су Шэ вернулся в свои покои, поспешно разделся и с ожесточением вытер мокрым полотенцем противную липкость в паху. Спать он не мог. Было бы хорошо напиться, но у него не было припасено вина: он ведь старался вести себя как подобает благородному господину. Честно старался, а не так, как Лани, которые забывают о своих правилах сразу же, как только покидают Облачные Глубины. Приятным искушением было позволить себе умереть, уйти в горы и кинуться в пропасть, выпустить кровь из жил. Да пусть даже использовать на себе что-то из тех проклятий, что он так настойчиво разыскивал когда-то. Хоть проверил бы, работают ли они. Может быть, это его судьба — умереть глупо. И Лани были тогда правы, когда хотели позволить Бездонному Омуту убить его: этот несчастный все равно не жилец. Но было кое-что не позволявшее ему сдаться. Перед тем как выставить его восвояси, старец, владеющий тайными знаниями, спросил, что за одержимость гонит его неправедными путями. Су Шэ признался ему, что все ради человека, с которым он хотел бы быть вместе. Старец тогда посмотрел на него удивленно и сказал так, будто это было очевидно само по себе: — Нет причин так стараться. Придет время, и никого не останется с ним, кроме тебя. Ради этого нужно было жить. На следующий день Су Шэ собирался держаться от Цзинь Гуанъяо подальше: ему необходимо было успокоиться, прийти в себя и как-то научиться жить с открытиями прошедшей ночи. Но Цзинь Гуанъяо сам позвал его, и даже раньше, чем обычно. В самом начале часа Дракона. Су Шэ долго собирался с силами перед тем, как явиться к нему. Ему казалось, что Цзинь Гуанъяо сразу увидит, что с ним что-то не так. Он уговаривал себя, что этого не может быть, что тот не умеет видеть в душах. Нужно только постараться держаться как обычно. Но уже заходя в его кабинет, Су Шэ понял, что все пропало, он — не сможет. Цзинь Гуанъяо сидел за рабочим столом, среди вороха бумаг. Безупречно аккуратный, спокойный и собранный. Такой же, как и всегда. Глядя на него, невозможно было поверить в то, что он вытворял прошедшей ночью. Может, в самом деле все это было проделками злых духов? Или вовсе приснилось? Взгляд против воли начал искать то место на его шее, куда впивались губы Лань Сичэня: остался ли там след? Но оно было надежно закрыто воротником. Цзинь Гуанъяо смотрел на Су Шэ задумчиво и молчал. Осознав, что ведет себя странно, тот поспешно поклонился. И вздрогнул, понимая, что выдает себя: Цзинь Гуанъяо увидел его руки. Ранки на пальцах за ночь затянулись, но ногти так и остались некрасиво обломанными. Су Шэ едва сумел побороть желание спрятать руки за спину. Цзинь Гуанъяо поднял взгляд и на губах его появилась улыбка. — Ну что? — спросил он. — Тебе понравилось? Су Шэ задохнулся, словно получил удар в живот. Как он не умер в тот же самый момент? Его бросило в жар. Потом в холод. Нужно было что-то сказать, но он не мог. Язык словно присох к небу. — Что же ты молчишь? — удивился Цзинь Гуанъяо. — Это ведь именно то, что ты представлял себе в мечтах. Разве нет? Цзинь Гуанъяо рассеянно крутил в пальцах кисточку, которую так и не окунул в тушь. — Получилось красиво, — он усмехнулся и на миг будто смущенно опустил глаза. — Мне показалось, что даже лучше, чем в самых смелых фантазиях можно вообразить. Су Шэ наконец собрался с силами и выдавил: — Я не понимаю, о чем вы. Цзинь Гуанъяо вскинул брови. — Неужели? — Я ничего не видел. Су Шэ отважился посмотреть на него. Но лучше бы он этого не делал. Взгляд Цзинь Гуанъяо выворачивал его наизнанку, глупо было думать, будто он сможет что-то скрыть от него. Ничего не выйдет. Он совершенно перед ним беззащитен. Цзинь Гуанъяо молчал, как будто дожидаясь, чтобы Су Шэ достиг самой глубокой бездны отчаяния и страха. — Как жаль, что ты так невнимателен, — проговорил он наконец. — Это же недалеко от твоих покоев, ты там ходишь постоянно. Су Шэ растерянно хлопал глазами и Цзинь Гуанъяо обреченно вздохнул. — Помнишь, мы обсуждали, как обустроить сад у пруда Сияющего Утра, чтобы он не выглядел таким унылым? Мне понравилось что ты придумал, и я велел слугам все сделать именно так. А ты забыл об этом? И даже не обратил внимания, насколько там все изменилось? Как обидно… — Простите, — прошептал Су Шэ. — Простите меня. Он посмотрел на Цзинь Гуанъяо несчастным взглядом. — Как я мог бы… загладить вину? Цзинь Гуанъяо мягко улыбался. Он улыбался точно так же, когда принимал гостей, брал на руки маленького сына, распоряжался о закупках и обсуждал с Сюэ Яном убийство клана Чан. — Не стоит переживать из-за такой малости, — сказал он. Су Шэ продолжал стоять и он добавил: — Можешь идти. Су Шэ панически пытался что-нибудь придумать, но ничего дельного не приходило в голову. Он поклонился, и даже руки не дрожали. Привычный ритуал совершался сам собой. Су Шэ только протянул его чуть дольше положенного — он так надеялся, что Цзинь Гуанъяо остановит его, придумает ему какое-то наказание, заставит искупить вину или что-нибудь еще. И перестанет улыбаться вот так. Су Шэ сделал шаг назад и потом еще один. Уже выходя, он повернулся к двери и вздрогнул, услышав сухой хруст. Он понял, что это кисточка в руке Цзинь Гуанъяо переломилась пополам. Су Шэ вышел из Башни Кои и пошел куда-то, сам не понимая куда, он ничего не видел перед собой, вокруг него было темно. Он все еще жил и дышал, но сам себе казался уже мертвецом. Вдруг кто-то толкнул его в плечо, спихивая с дорожки. Су Шэ оступился, подвернул ногу, и резкая боль заставила его прийти в себя. Он обернулся и увидел прямо перед собой ухмыляющуюся рожу Цзынь Цзысюня. — Пошел прочь, ничтожество! — процедил тот сквозь зубы. Цзынь Цзысюнь пошел дальше, не оглядываясь. И он не видел, как лицо Су Шэ побледнело от ярости, а потом вдруг исказилось хищной радостью. Он понял, что ему нужно сделать, чтобы Цзинь Гуанъяо простил его. Ему никогда не достать своих настоящих врагов, но он поквитается хотя бы с этим. Незначительным, никчемным, ничего не значащим врагом, который неожиданно оказался способен спасти его. Словно боги отправили его навстречу, прислали подсказку, как все исправить! Су Шэ сможет загладить свою вину, доказать свою преданность. Сделать кое-что по-настоящему полезное, такое, от чего так просто не отмахнешься. Его сердце наполнилось восторгом, и он впервые за это утро глубоко и свободно вздохнул. Цзинь Гуанъяо непременно оценит его поступок, может быть, даже восхитится. У них будет общая тайна, которая свяжет их. А потом… Еще неизвестно. Все может перемениться самым удивительным образом. Если есть справедливость на свете, проклятые Лани сдохнут. А он будет рядом. Будет с Цзинь Гуанъяо, когда с ним не останется больше никого. Ничто не отменит того, что суждено. На следующее утро Су Шэ пришел к Цзинь Гуанъяо в самом начале часа Дракона. Тот явно его не ждал, однако же не отказался принять. Су Шэ счел это хорошим знаком. — Я посмотрел. Это и правда очень красиво. То, как все стало в саду, там у пруда, — проговорил Су Шэ. — Я и не думал, что у моего замысла может быть такое неожиданное воплощение. Но я не потому пришел к вам. Он решительно развязал пояс и распахнул полы халата. Цзинь Гуанъяо был этим настолько потрясен, что лицо его даже утратило обычное бесстрастие. — Что ты делаешь? — спросил он. Вместо ответа, Су Шэ ослабил ворот нижней рубашки, приоткрывая грудь. Он мрачно улыбнулся: увидеть искреннее изумление на лице Цзинь Гуанъяо уже само по себе было победой. Цзинь Гуанъяо подошел к нему ближе, взглянул на покрывающие его грудь темные отметины, пока еще маленькие и неглубокие, почти незаметные. — Это что? — нахмурился он. — Проклятье “Тысячи язв и сотни дыр”? Су Шэ качнул головой. — Нет, это ответный след. Вы говорили, что Ланьлин Цзинь необходимо избавиться от Старейшины Илина. Я придумал, как это сделать. Я наслал проклятие на Цзынь Цзысюня. Он ненавидит Вэй Усяня, и стоит только ему намекнуть, чьих рук это дело, он нисколько не усомнится, что все так и есть, и не остановится, пока не убьет его. А на нас никто не подумает. Мы сможем со стороны наблюдать, как все происходит само собой. Цзинь Гуанъяо смотрел на него пристально, но понять, что он думает было невозможно. Ясно было только то, что особого восхищения он не испытал. Может, он не до конца все понял? Может, Су Шэ изложил свой замысел невнятно? Красноречие никогда не было его сильной стороной. Су Шэ смотрел на Цзинь Гуанъяо вопросительно. Цзинь Гуанъяо молчал. — Очень сложный план, — наконец сказал он. Это хорошо или плохо? — Вы думаете… ничего не выйдет? Цзинь Гуанъяо неопределенно пожал плечами. — Не знаю. Но посмотрим, чем кончится дело. Где-то даже любопытно. Он снова обратил взгляд к следам от проклятия у Су Шэ на груди. И даже отодвинул воротник его рубашки еще чуть дальше, чтобы взглянуть, где они заканчиваются. — Ты же понимаешь, что это все будет расползаться по твоему телу точно так же, как и по телу Цзысюня? — проговорил он. — Настанет время, когда ничего невозможно будет скрыть. Су Шэ усмехнулся. — Да и пусть. Как вы и сказали: посмотрим, чем кончится дело. Он не стал добавлять: главное, что теперь я снова вам нужен.