С тобой шагая в завтра

Юнги просыпается от того, что правая сторона его ладони адски чешется, а вокруг головы настойчиво жужжит комар. Вслепую он отмахивается от него и шарит по тёплым простыням в поисках телефона. Когда загорается дисплей, то становится слишком ярко, но, по крайней мере, так он может схватить свои очки, случайно не раздавив их и не сбросив на пол. Когда его ближайшее окружение обретает видимость и чёткость, он проводит рукой по волосам и чувствует, как те встают дыбом с одной стороны. От комара нет и следа, но он знает, что тот просто выжидает, пока не погаснет свет и Юнги не окажется беззащитным в постели. Как раз вовремя, укус на тыльной стороне его ладони снова начинает зудеть. Она опухла и сильно покраснела, и чешется так сильно, что он знает, что это сведёт его с ума, если он не найдёт способ, как от него избавиться. В его воображении возникает образ Чонгука, который перед их отправлением рассказывает ему о новом устройстве, которое он приобрёл от комариных укусов, чтобы прикладывать на несколько секунд к адскому зуду. От одной только мысли укус снова начинает чесаться, и Юнги понимает, что не проведёт остаток ночи в кемпинговом фургоне. Вздохнув, он позволяет себе откинуться на простыни и на несколько секунд закрывает глаза. Он слышит, как снаружи громко стрекочут цикады, и представляет, как лежит на мягкой траве, а лёгкий ветерок ласкает его кожу, ни машин, ни загрязнения окружающей среды, в отсутствии других людей, лишь ночное небо над ним, усыпаное яркими звёздами. Внезапное, раздражающее жужжание комара разрушает иллюзию. Застонав, он открывает глаза и отмахивается от насекомого, надеясь случайно его задеть. Конечно же, этого не происходит. Жужжание не прекращается, его рука не перестаёт чесаться, а липкие простыни по-прежнему неприятно льнут к коже, ибо кондиционер работает слишком громко, чтобы его можно было включать на ночь. Он медленно садится и выскальзывает из постели. На данный момент это происходит почти на автомате: он следит за тем, чтобы взять телефон и куртку на случай, если на улице неожиданно похолодает, да и за тем, чтобы всё было выключено. Он отпирает дверь и спускается по ступенькам, где натягивает обувь. Он жалеет, что не оставил тут и свои тапочки, но ему слишком уж хочется спать, чтобы искать их сейчас, так что придётся обойтись кроссовками. Его шаги по бетону заглушаются стрекотанием цикад, но, несмотря на это, всё равно кажется тихо, чего никогда не бывает в Сеуле с его постоянной оживлённостью вне зависимости от времени суток. Он скучал по окружению природы, по её умиротворению, но сейчас уже слишком поздно, чтобы в полной мере оценить всё по достоинству. Всё, чего он хочет, — продолжать спать, желательно без комаров, жужжащих у него над головой. Но более того, в глубине души он жаждет успокаивающих объятий, хочет услышать чьё-то дыхание рядом с собой. С годами спать одному стало некомфортно; это больше не кажется правильным с тех пор, как он привык к тому, что его всегда окружают ещё шесть человек. Пересекая лужайку, он замечает, что весь свет в доме выключен. Он не удивлён, что все спят. У них выдался долгий день и несколько долгих недель до него. Сейчас первое время с момента их двухмесячного отпуска в прошлом году, когда они могут по-настоящему расслабиться и творить всё, что захотят, даже если и знают, что за ними постоянно наблюдают камеры. Мысль о том, что камеры могут заснять его ночное приключение, не останавливает Юнги от того, чтобы ступить на деревянную дорожку, ведущую к плавучему дому. Как только он добирается до неё, то чувствует, как та легонько покачивается под ним — слегка дезориентирующее чувство, что ранее заставило его задуматься, не помешает ли это ему спать в плавучем доме. Теперь он воспринимает качку как нечто успокаивающее, будто вода пытается убаюкать его, чтобы он заснул. Он открывает нужную дверь с первой попытки. Он рад, что случайно не вламывается в чью-то комнату, так как не обращает особого внимания на распределение комнат; он просто смутно осознаёт, что Чимин в верхнем доме, а Чонгук на лодке, и что Сокджин хотел, чтобы они с Юнги тоже спали на лодке. Может быть, Юнги с самого начала следовало просто согласиться его разделить с кем-нибудь ещё. Дверь слегка скрипит, но Юнги не беспокоится о том, что Чонгук проснётся. Он спит как убитый — как только парень засыпает, его почти невозможно разбудить. К тому же, его храп стал таким громким, что мало что может его заглушить, от чего Юнги определённо не в восторге. Но за последний год он нашёл несколько приёмов, которые помогают ему вырубиться, так что он по-прежнему может наслаждаться сном рядом с Чонгуком и не страдать бессонницей. Прямо сейчас храп Чонгука стал тише. Парень лежит на боку лицом к двери, завернувшись в пуховое одеяло, его волосы торчат во все стороны, как будто он слишком много раз менял позу для сна. Восхитительный вид. Юнги не может удержаться от улыбки при виде этого зрелища и чувствует, как по его рукам пробегают мурашки, заставляя его слегка дрожать. Как только он сбрасывает обувь, он находит устройство, о котором думал ранее. Нанесение обжигает, но мгновенно снимает зуд, и Юнги вздыхает с облегчением. Он просто надеется, что завтра не проснётся с новыми укусами. Когда парень поворачивается обратно к Чонгуку, тот находится всё в той же позе, а его рот слегка приоткрыт, весь образ вызывает улыбку на лице Юнги. Осторожно, стараясь не споткнуться о багаж Чонгука, он направляется к кровати, которая состоит всего лишь из матраса, лежащего на приподнятой деревянной платформе. Он не может представить, что она так же удобна, как его кровать дома, но вид Чонгука делает её таковой. Но с другой стороны, он всегда придаёт месту комфорт. Юнги не может представить себе дом без Чонгука в нём. Медленно он заползает на свободное место на матрасе за спиной Чонгука. Кровать прогибается под его движениями, прежде чем он, наконец, опускается и поворачивается на бок, обнимая Чонгука за талию и зарываясь лицом в его шею. Он тёплый, может быть, немного чересчур для комфорта Юнги, и ещё парнишка пахнет кондиционером для белья и новым дезодорантом, которым он начал пользоваться некоторое время назад. Юнги никогда не сможет описать, как хорошо, как правильно держать Чонгука в своих объятиях. Насколько простое прикосновение его руки, лежащей на животе Чонгука, наполняет его глубоким спокойствием, укореняя в настоящем моменте, но также позволяя разуму блуждать без страха уплыть прочь. Чонгук слегка шмыгает носом во сне и ёрзает, ещё больше заворачиваясь в одеяло. В процессе рука Юнги оказывается зажатой между ним и животом Чонгука, но он не против. Он просто придвигается ближе, кладя голову на свободную руку и втискивая одну из своих ног между ног Чонгука. Ему так удобно, что он сразу же чувствует, как сон одолевает его, несмотря на липкую жару, что царит в каюте. Отдалённо он слышит успокаивающее покачивание плавучего дома под собой, стрекот цикад снаружи, лёгкое похрапывание Чонгука. Всё это только ещё больше усыпляет его, заставляет тихо вздыхать, когда он почти борется за то, чтобы его не утянули в забытье, просто чтобы иметь возможность прожить в этом моменте ещё немного. Он не думает о следующем дне, о том, что ему придётся рано вставать, чтобы улизнуть из каюты до начала съёмок, чтобы не придумывать глупое оправдание, почему он провёл половину ночи в плавучем доме, — оправдание, на которое никто не купится. В данный момент это не имеет значения. Не тогда, когда он держит Чонгука в своих объятиях и чувствует умиротворение, когда его больше не беспокоит даже липкая ночная жара или то, как Чонгук согревает кожу Юнги там, где они прижаты друг к другу. Ничто не имеет значения, пока он прямо здесь, в объятиях Чонгука, в большем покое, чем когда-либо за долгое время.