Комета

Бампер по инерции дернулся, разбил близ стоящую тачку, водила этой тачки забранился рассказами о приключениях с матерями горе-водителей. Они (Тревор и Майкл) мчались по шоссе Лос-Сантоса на только что угнанном спорткаре — Pfister Comet — сто пятьдесят одна лошадиная сила и самое главное — задний привод. Наши гонщики ещё сидя в баре сошлись на мнении, что неплохо было бы опробовать дрифт. Придумали стратегию и.. Оказалось, что бухая стратегия не работает в трезвом мире. — Тревор, сукин сын! Ты можешь прекратить стрелять? — Что? Я не стреляю, п-просто па-а-алец зацепился за курок, — пьяной усмешкой отозвался Тревор, выглядывающий из окна в белой облëванной майке и скоростным ПП в руках. — Оставь свои садисткие замашки при себе, Ти. Нам нужно скрыться, а ты обрекаешь нас на верную гибель! Тревор залез обратно в салон. — А ты можешь хоть секунду не представлять себя в сраном фильме? А, Майки? Полицейские мигалки оглушали весь Рокфорд-Хилз (через него парни пытались выехать из города). Здесь холмистая местность, перетекающая в горы. Но главная проблема — дороги. Вдоль холмов извиваются подобно змее, так ещё и окружены блатными виллами. Такой тачкой, как угнанная Комета, априори сложно управлять. Её зад постоянно заносит на обычных поворотах, а тут ещё и менты. Майкл резко заворачивает на гору; ехавшая позади полицайка врезается в чужой гараж; Майкл с ухмылкой оборачивается поглядеть на последствия своего манёвра. Он постоянно представляет себя в клипе и романтизирует каждый свой шаг. Из-за этого теряет внимание и концентрацию и уже не слышит крик Тревора: "да тормози, ебанный в рот!" Машина перевернулась, съезжая или, скорее, падая с обрыва. Де Санта (что для Тревора навсегда оставался Таунли), экстремально вдавил "гашетку в пол" немного нервно, но верно вертел рулем из стороны в сторону. Страх приближающихся копов с каждой секундой нарастал; в ушах звенело то ли от старости, то ли от падения. Неужели все те жертвы (которых пьяные угонщики случайно сбили) были напрасны? Все те патроны, которые Тревор всадил в полицейских — тоже? А сама машина? Не бита, не крашена, водила женщина? Это точно конец. Майкл не сразу заметил отсутствие постороннего шума. Только когда на миг пришло озарение — машина встала на колеса. Небольшая тряска при переходе и вот, Комета уже стоит. Её корпус гладит ветер, раздувая осколки лобового стекла. Левая дверь со скрипом косится вниз. Майк оглядывается. Авто случайным образом оказалось в самом романтичном месте любого американского кинематографа — обрыве. Мерцали звезды. Где-то вдалеке шумел город, а прямо перед угонщиками открывался вид на океан. Волны сонно омывали берег, отражая на себе свет необыкновенно красивой Луны. Рядом прошуршала сосна, но после затихла. Даже ветер остановился посмотреть на ночную красоту. — Мы чуть не сдохли, Майки!, — внезапно прорычал Тревор, разрывая природную пластинку своей скрипучей иголкой. — Я без тебя бы не догадался, Тревор. Это ты захотел подрифтить, из-за тебя мы чуть не сдохли! Ты ненавидишь меня, но не можешь убить, — огрызнулся Майкл, оценивая количество ненужных жертв. — Эгоистичная падла-Майкл! Ты сам себя ненавидишь, — игриво продолжил Ти, — я хотел сказать: "мы чуть не сдохли, Майки!", как в старые добрые, сечешь? Как в старые добрые. Майкл хотел было продолжить кричать и возмущаться, но заикнулся своими же словами и просто уставился на вечно белую Луну. — Ты всегда меня ненавидел, ты всегда всех ненавидел, — спокойно продолжил Трев, смотря в ту же точку, что и его друг. — Не говори ерунды. — Боишься признаться себе в этом, мистер Кризис-среднего-возраста. Их диалог на удивление проходил достаточно спокойно: парни, видимо, понимали, что спор будет ради спора. Им хотелось поговорить друг с другом, но дальше говножуйства в стиле токсичной замужней пары не заходило. — Ты и меня боишься, Майки. — Перестань. — Ты назвал меня бомбой замедленного действия. — ... — Тебе нравится, когда я взрываюсь. — ... Майкл повернул голову к Тревору, а тот, в свою очередь, не отводил взгляда от Луны. Но в сию же секунду дернулся со скоростью гепарда, схватил друга за воротник гавайской рубашки, потянул на себя и.. обнял. Таунли уже успел помахать руками, представляя, как Тревор высасывает из него душу или съедает его внутренности, но объятий он не ожидал. Стоило обнять в ответ, что Майкл, в принципе, и сделал (перед этим неловко поводя глазами) Ти воспользовался моментом, обжимая Таунли как только мог. Стал ластиться носом в шею, как собачка. Как собачка стал облизывать, на что услышал характерное: "эй..Эй!" и лёгкий толчок-отвали. Медленно и плавно, но Майк уже полусидел-полулежал на двух сиденьях, смахивая локтем осколки лобовухи. Тревор животно сопел и лез под рубашку, а старый друг вскоре стал прижимать его к себе. ... Авто прыгало на месте, расшатывая и без того повисшую дверь. Таунли хватал воздух носом, скрывая факт удовольствия в молчаливых стонах. Его тело расплылось и расслабилось без йоги. Крепкие руки напарника аккуратно удерживали кисти Майкла в замке. Лишь тихий ветер служил охлаждением в столь горячей и неожиданной для обоих сцене. Это был, скорее всего, самый тихий секс Тревора Филипса. Возможно, за исключением нескольких случаев в тюрьме. Тишина. Пустота. Только они. Вдвоём. Как раньше. Трев медленно останавливается, смотрит на смущенного партнера и, подобно змее, подлазит к его губам. Он слышит биение сердца, чувствует горячее дыхание. Прокуренный, но до жути мягкий, приятный и такой родной шепот Тревора раздаётся покалывающей вибрацией: — у меня СПИД. — ТРЕВОР! Камера поднимается над машиной, оставляя ракурс на прекрасной Луне и мерцающих звездах, среди них пролетает комета. Тишину разрывает беспомощный крик Майкла.