Альбом чувств Хагакуре

      «Лист легче всего спрятать в лесу»... Это сущая правда. Вы когда-нибудь пробовали хотя бы в мыслях отыскать его там? Невыполнимо – и совершенно нечестно. Жизнь... нечестна.       Хагакуре зажмурилась, чтобы не было так горячо глазам. Свет беспрепятственно проходил сквозь веки и лишь каким-то чудом затрагивал совершенно прозрачную сетчатку – морщись, не морщись, а позабыть об окружающем мире не получится, и даже густыми (на ощупь) ресницами от него не отгородишься. Девушка прикрыла лицо ладонями, чтобы удержать рвущийся всхлип. Все-таки, заплачь она посреди класса, это бы, наверное, заметили!.. Возможно, Мидория поинтересовался бы, что случилось, а Хагакуре, отчаянно борясь за улыбку в голосе, соврала: «Все... нормально!»       Потому что как скажешь такую правду? Можно сколько угодно воображать себе романтические сценарии, но реальность оттого лишь больнее: не хватает смелости. Да и зачем? Это такая чушь! С тем же успехом можно было бы подать заявку на стажировку у Всемогущего... Или Старателя. Мидория, вот, подал – и своего добился, потому что он такой сильный и смелый. Настоящий «герой своей истории», как орал Монома из параллели. «А я... – Губы у Хагакуре дрогнули. – А что я?..»       Всего лишь его любит. Глупо, глупо, глупо, они с ним на разных уровнях, это все равно, что в про-героя девчонка влюбится, это и не настоящие чувства совсем!.. Так она твердила перед пустым зеркалом достаточно долго. Нервно шутила про себя: «Ух, вот это занесло, какие у тебя запросы, Хагакуре!» Ведь он был крутейшим. Круче Бакуго, круче Тодороки-сана... Круче Оджиро, который однажды пригласил ее на мороженку, но... Мидория. Почему, почему, почему Мидория?.. Его взгляд, яростный, словно магия леса, обжигал щеки девушки. Он был одним из немногих парней, которые при разговоре (редком, редком разговоре с ней!) водили глазами над воротничком. Большинство же, не умея поддержать зрительный контакт, невольно пялились на грудь. Но не Мидория... Хагакуре вздыхала, что никогда не сможет загореть (а даже если и получится, кто это увидит?) – но под взором юноши ей казалось, что солнце и не понадобится. Хагакуре снился этот взгляд. Эти широкие плечи и вечно лохматые кудри. Он виделся ей без рубашки, в паутине своих мощных шрамов, и она тысячу раз представляла, как подойдет во время практики, как начнет разговор – девушка наизусть знала, с чего! У них у обоих перчатки – важная часть геройского костюма. Перчаточный сквад, ха-ха!..       «Даже это я подслушала у Мины! – мучилась Хагакуре. – «Друзья по рожкам», это они с Киришимой-куном!»       У нее не было никаких шансов. Совсем никаких. Протеже Всемогущего... Стажировался у Гран Торино, Старателя и Ночноглаза... Необычайная, многогранная причуда – и уважение всего класса, нет, целого потока! Боец... Постоянно попадает в истории. «А я...» – Хагакуре даже не знала, красивая ли она. Ощупывала лицо перед зеркалом, раз за разом пыталась увидеть себя – то с помощью косметики, то брызгая на щеки водой, но все тщетно: искажающее свет поле, должно быть, чуть-чуть радиировало над кожей. Разве что патчи под глаза прилепить или сделать маску из густой глины... Но главный вопрос все равно останется без ответа!       Все, что она умела, так это прятаться, красться и искажать свет. Ей не писали письма спасенные дети. Не приглашали на крутые стажировки. Самый взрывной хулиган класса не бросал ей вызов и, скорее всего, даже не помнил о ее существовании, как и большинство остальных... Но не Мидория. Хагакуре точно знала, верила, что Мидория помнит. Однажды он подошел к ней – в первый, самый первый раз! – и сказал... что у нее потрясающая причуда... Что она... станет невероятным героем. Задавал вопросы. Скромно улыбался ей! Тогда-то у нее и полыхнули щеки. Тогда она впервые подумала, как это хорошо, что лица не видно. Только Мидория, ее наблюдательный, потрясающий и такой мило-неловкий временами Мидория мог не заметить, как она мямлит! Вместо этого он записал в тетрадь все, что Хагакуре ему рассказала. А девушка потом сто раз перебирала в уме момент и мечтала: взять ручку из его сильных, зашрамленных пальцев... И шепнуть мягко, нежно: «Давай я напишу тебе главный секрет!» Вольфрамовый шарик сам выведет, не считаясь с линовкой, сердечко с ее именем, суффиксом «чан» и номером телефона внутри...       «Прекращай!» – Хагакуре залепила себе мысленную пощечину, возвращаясь в реальность. Вот поэтому ей и не добиться никаких высот – как личных, так и профессиональных! «Сидишь и вздыхаешь, а уже третий курс вообще-то!» – Девушка схватилась за волосы, уткнулась взглядом в тетрадь.       У нее в комнате хранилось много тетрадей. Альбомов, разноцветных блокнотиков, милых записных книжек в приятных на ощупь обложках. Вернувшись в общежитие после занятий, она бросила портфель у двери – а точнее, бессильно разжала пальцы и позволила ему шлепнуться на ковер. Кое-как подцепив пуговицу форменного пиджака, Хагакуре рухнула на неприбранную кровать. Ее дрожащие, прозрачные, как стекло, ладони прижались к щекам. «Если бы я не была невидимой!.. – Она тяжело вздохнула. – ...То что? Меня бы здесь даже не было!»       Мидория, Мидория, Мидория!.. Ну зачем, за что, почему он? Учась искажать свет, она втайне называла свои приемы в честь юноши – и мечтала, как однажды он подойдет к ней поговорить о героях, а она, она... Хагакуре даже специальную тетрадочку подготовила, по крайней мере, первые несколько страниц! У незаметности были и свои плюсы: девушка не раз заглядывала в дневник причуд Мидории – чисто случайно, конечно, просто потому, что оказывалась у него за плечом, а парень не видел... Или в толкучке большой перемены он вдруг решал показать что-нибудь Иде, Цую или Урараке, а Хагакуре... Ну, просто проходила мимо!       Девушка накрутила волосы на невидимые кулачки. В любом случае, она знала, как и что он записывает, и старалась по мере сил подражать ему. Листая выуженную из-под подушки тетрадь, Хагакуре мяла краешки страниц, шурша ими туда-сюда. Можно ли это вообще показать Мидории? Сначала она думала, что да, конечно... Но сейчас, придавленная, словно грозовыми тучами, свинцовыми мыслями, девушка едва не расплакалась. Все эти жалкие попытки подражать вкусам любимого казались ей именно такими – смехотворными и ничтожными! В любом случае, бессмысленно было делать наброски геройских костюмов в стиле Серебряного века – Хагакуре они все равно бы не подошли. «У меня чем меньше костюма, тем эффективнее! В плане, что я хоть на что-нибудь гожусь тогда!» – едва не взвыла она и прикусила прядь волос, чтобы удержаться от плача. Тетрадка раненой птицей полетела прочь. Мидорию бы все эти выкрутасы не впечатлили... Он бы попросту сделал коротенький шажок вперед – и смущенно кашлянул бы: «Это отлично, что ты увлекаешься такими вещами, Хагакуре-сан! Н-но, если ты не против, я бы хотел рассказать... У тебя вот тут и вот тут не совсем точно. Понимаешь, дело в том, что в Серебряный век геройства...» И так далее.       Хорошая? Хорошая возможность завести разговор? Девушка так не считала. «Увидит, какая я неумеха! – Она сорвала алый галстук и расстегнула верхнюю пуговицу, чтобы легче дышалось. – А если про мои приемы узнает... Подумает, что я странная!» Горячо жмурясь, Хагакуре помотала головой. И потянулась за банкой зеленых мармеладных мишек, стоявшей под рукою, на тумбочке. Набила щеки конфетами – а затем упала обратно на одеяло.       Что-то легонько кольнуло ее в бок. Еще раз вздохнув, девушка пробормотала что-то невыразительное. Запустила руку в облачные глубины и выудила из-под пододеяльника один из альбомов. Ну конечно, тот самый, который она обклеивала изумрудными блестками! Хагакуре застонала. Она не помнила, когда начала фотографировать все подряд. Тем более не могла сказать, с каких пор «все подряд» стало значить в основном лишь Мидорию. Ну... просто что поделать, если он то в новостях, в самом центре событий?.. То с Бакуго подерутся, и Айзава их обоих наказывает. То вот причуда новая... Стажировка крутейшая.       Девушка, прозрачно полыхая щеками, перелистывала хрустящие страницы из пупырчатого белого пластика. Кармашки для фоток приятно шебуршали под пальцами. Мидория. Пленка так хорошо ловила оттенок его волос – такой восхитительно-теплый на просвет и одновременно столь мятно-зеленый. Чувства погнали Хагакуре в конец альбома, затем снова в начало.       Какой же он милый, домашний. На первых кадрах, сделанных на занятиях в USJ – совсем еще мальчишка, лохматый, с веснушками! А вот они наряжаются на Хэллоуин. У Мидории огромный зеленый бант на шее, забавный... Так-то он в белом – плащ призрака и миниатюрная остроконечная шляпа поверх капюшона. Щеки такие красные, а на губах – смущенно-ласковая улыбка. Конечно же, Хагакуре тогда носилась вокруг, фоткая одноклассников. И сама себе боялась признаться, что возвращается раз за разом к Мидории. «Я отвалила тогда из сочувствия, – вспомнилось ей. – Чтобы не засмущать окончательно!» Сейчас девушке казалось: зря не запечатлела больше, но в то же время... Одна мысль о том, чтобы доставлять дискомфорт юноше, была для нее жестка и так мерзко-остра, словно бритва.       Новая страница, новая фотография. Мидория смеется, в восторге позабыв о стеснении – ярко, солнечно, во весь голос. И хватается за плечо Урараки, которая целиком не попала в кадр...       А вот они с Бакуго в домашних футболках и повязанных на головы тряпках, со шлангами пылесосов в руках. Каминари угорает над ними, Минору всучивает мешки с мусором. Но взгляд Хагакуре цепляется лишь за Мидорию. Здесь он уже шире в плечах. Выше. И лицо у него менее круглое, такое... подтянутое, сосредоточенное. Даже глаза другие. Особенно глаза.       Любимый на стажировке. Трехцветный шарф и пылающее от мороза лицо. Смех на губах и зимнее солнце в глубине глаз, таких же сладко-зеленых, как жевательные медвежата из банки!       А это его день рожденья. Опять он в своей футболке с надписью, только... На этом кадре она немножко задралась – Хагакуре сфоткала парня в прыжке. Пальцы Мидории сложены в знак победы, совсем как фирменные пряди Всемогущего – но девушка смотрит, сгорая, на виднеющиеся за резинкою шортов мышцы его живота, и не может справиться с нетвердым дыханием.       Мидория после боя. Была стычка с какими-то мелкими злодеишками; Хагакуре тогда прихватила аппарат в патрулирование – правда, на время сражения его пришлось передать Яойорозу. Но сразу после... Она запечатлела Мидорию таким живым, таким яростным! Адреналин все еще играл в крови, так что кадр получился заваленным, чуть размытым – лишь лицо, к счастью, в фокусе. Юноша бледен, зеленые молнии усиливающей причуды играют среди кудрей, дугами скачут между кожей его белых перчаток и нитями малахитового костюма... Он сосредоточен, как никогда, и на его лице счастье, пусть зубы и сжаты. Такие яркие, ему хоть в рекламе пасты сниматься!       «А вот меня никогда не пригласят что-либо продвигать», – напомнила себе девушка. Даже попади она в топ. И фигурку не выпустят... Единственным утешением было думать, что уж фигурка Мидории ей наверняка обеспечена – «Куплю, как только откроется предзаказ!» У юноши с промоушеном проблем точно не будет. Преемник Всемогущего... Будущий Символ Мира!       Следующая фотография. Однажды Хагакуре умудрилась поймать любимого в момент использования причуды. Волосы словно светятся изнутри, почти голубые, как морская волна – и стоят дыбом. В глазах пламя, словно все травы мира колышутся на ветру! Сила в каждом дюйме напряженного тела, кулаки стиснуты мощно, и в то же время с какой-то уверенной расслабленностью: запланированный удар в любой миг может превратиться в выстрел воздухом, или дугу Черного Хлыста. «Какой же ты крутой!» – Девушка думала, не подписать ли так эту фотку, но все стыдилась.       Она сама не заметила, как дошла до конца альбома. На последней странице Мидория был запечатлен почти впритык – Хагакуре набралась смелости и попросила попозировать во время совместного патруля. Этой фотки девушка даже немножко побаивалась... Ведь в ответ на ее просьбу Мидория развернулся резко, чуть приподняв плечи и не разжимая перчаток. И она поймала момент этого полуоборота, и блеск его изумрудных глаз, ставших такими твердыми. Губы сжаты в тонкую, выразительную линию, веснушек почти не видно – легчайшие темные точечки под копотью, ссадинами. Пять минут назад они задерживали злодея.       Мидория, конечно же, быстро пришел в себя и улыбнулся Хагакуре. Даже запнулся на паре слов, совсем как раньше. Но девушка уже успела ухватить этот образ – не мальчик, а сильный, яростно-сильный в своих убеждениях юноша! В глубине его глаз теперь жил гнев, понимание – и решимость не отступать, не прогибаться и не поддаваться, что бы ни произошло... Это был взгляд героя. Мужчины.       И Хагакуре каждый раз становилось так стыдно! За этот альбом, за зеленых мишек, за ее винтажный Olympus, который она прятала в ящике со стикерами-сердечками... За все эти мягкие игрушки и девчачьи фоточки в рамках, развешанные по стенам. Они остались еще с первого курса – девушка помнила, как одноклассницы умилялись им во время конкурса комнат...       Хагакуре жалобно вздохнула, свесив ноги с кровати. Мидория на последней странице не осуждал ее, но подталкивал на «Плюс Ультра!» А она не могла не любить его. Его ясных, чистых глаз, его щек и носа, его густых, вьющихся волос... Его непобедимой, взрослой улыбки и его сердца. На первых страницах он смотрел на мир, полный восторга и желания впитать все, приобщиться к каждому чуду. И Хагакуре видела, что у него это получилось – ценой легких морщин под глазами. Мидории пришлось расплатиться за волшебство увеличившимся наклоном бровей, возросшей твердостью челюсти... Новым выражением на дне лесных озер его радужек.       Девушка закрыла альбом и схватила подушку. Прижала ее к лицу, чтобы хотя бы так изобразить смежение век. Еще лучше, конечно, было бы встать и задернуть шторы, выключить свет, но... Потом. Ей требовалось сосредоточиться на сердечном чувстве, которое так легко было упустить.       Она любила его еще больше. И никак, ни за что не могла отказаться от этого. «Я знаю, что не одна такая», – сжала губы Хагакуре. Пусть. Даже если все это напрасно – ей не привыкать быть прозрачнее воздуха. Чуть попозже она сунет свой девчачий дневник в ящик тумбочки, чтобы Мидория его никогда не увидел. Спрячет альбом и пойдет дальше фотографировать, играя со светом и любуясь тем, как преломляются в линзах все цвета нежности. Она будет любить его до боли в сердце, метаться по ночам, переживать, когда юноша отправится патрулировать улицы в компании других. Быть может, когда-нибудь и не выдержит, и скажет Мидории заветные слова – а дальше уж будь что будет!       В любом случае, у нее была еще одна фотография, и ее Хагакуре хранила в нагрудном кармане. Осколок мечты, словно прямиком из сна, из фантазии – а девушке часто снились яркие, светлые сны, ведь сквозь прозрачные веки всегда проникали лучи, и она всегда что-то видела. По ночам вокруг были облака и вода – искристая, как воздух, зеленовато-тропическая. Оттуда же была и последняя фотография.       Мягко выдохнув, Хагакуре приподняла ее на вытянутых руках, словно кружась в танце с Мидорией. Он смотрел на нее с глянцевого квадратика, весь искупанный в лучах солнца. Вихры, просвечиваемые насквозь, и сверкание умных, добрых, понимающих глаз. Юноша полулежал на парте – она сфоткала его во время большой перемены, когда Мидория остался с ней в классе и спросил, как продвигается поиск практики, не нужна ли помощь с освоением причуды. Хагакуре тогда вскинула руки, лопоча «Все нормально!» – а потом достала фотоаппарат, чтобы отвлечь любимого...       Мидория смотрел прямо на нее. Прямо в глаза за видеоискателем. Он видел ее тогда.       Расплакавшись, Хагакуре легонько чмокнула юношу в краешек запястья. И пошла прятать фотик с карточками среди мягких игрушек. За дверью ее ждал мир, в котором начинающему про-герою Деку была нужна напарница, сияющая Призма.