Птицы не пели, они кричали

Часть 2 Глава 1       В Мемфисе Алиса бывала лишь в детстве. Совсем малышкой родители привозили ее сюда для знакомства с бабушкой, в то время женщиной хоть и в возрасте, но вполне бодрой на вид. Теперь же бабушка была бабушкой — как по статусу, так и по наличию седых волос.       — И не перепутай, молоко бери у Смитов. Не у Петерсонов, как в прошлый раз. Поняла? — старушка, которую Алиса называла ласково бабуля, трясла морщинистой рукой перед лицом внучки, держась второй за деревянные перила.       — Поняла я, поняла, — Алиса стояла на крыльце, на его нижней ступеньке, и очень сильно хотела уйти.       Через минуту, после того как бабуля еще раз напомнила, что молоко у Петерсонов воняет коровьими сиськами, Алиса, прыская от смеха, шагнула на тротуар. Погода в тот день тоже забавляла. Еще утром по крышам моросил холодный дождь, а теперь, к обеду, на небе не осталось ни облачка. Бедные люди, думала Алиса, представляя тех бедолаг, что вышли из дома утром, прихватив с собой неудобные зонтики.       Берта-роуд, на которой они с бабулей жили в маленьком синем домике, заканчивалась на пересечении с 175-й трассой. Повернув направо, Алиса двинулась вдоль дороги, где проезжающие мимо машины нагоняли на нее ветер. И тот подхватывал ее длинные волосы, заплетая их в причудливые зигзаги.       Раньше Алиса грустно вздыхала о сером цвете своих жиденьких прядей. Раньше они были серыми, и этого никак нельзя было исправить. Но теперь, минуя свое четырнадцатилетие, она об этом как следует позаботилась.       — В этот раз пусть будет синий, — выбирала она в ванной одну из баночек с краской.       Пол года прошло с тех пор, как Алиса переехала к бабушке, и уже целый год никто не видел ее кончики волос серыми. Они бывали красными, бывали зелеными, синими и даже фиолетовыми, но серыми — никогда.       Атрибуты взрослой жизни. Те приятные из них, которые хоть как-то скрашивали другие.       Она остановилась напротив магазина «Доллар Дженерал». Там можно было купить бутылочку холодной колы и поглазеть на новенькие канцтовары. Все же Мемфис был гораздо крупнее Эшвилла, где, мягко говоря, такого изобилия ластиков и цветного скотча не наблюдалось нигде.       — Спасибо, — сказала Алиса, когда продавец, мистер Вайт, открыл металлическую крышечку и передал ей бутылку. На мужчину она даже не посмотрела. Все внимание переманил на себя бледный пар, исходящий из стеклянного горлышка.       Выйдя из магазина, она задержалась напротив витрины. Солнце щедро освещало лужи, весенние деревья и саму Алису, так что отражение в прозрачном стекле просматривалось не хуже, чем в зеркале.       — Неплохо, неплохо, — шептала она, поправляя на плечах цветные пряди, а на ногах подол джинсовой юбки. Повернувшись к витрине боком, она посмотрела на свои лодыжки.       — Неплохо, — повторила Алиса, разглядывая их, тонкие и, как она сама говорила, наконец-то худые.       Бутылочка колы в руках завершала столь желанный образ. Образ девушки. Настоящей и взрослой. Алиса улыбнулась ему и зашагала дальше.       Там, где начинались длинные витрины продуктовых магазинов, она ускорила шаг. Взгляд ее опустился под ноги, цепляясь за трещины на бетонном полотне. За камушки и травинки. Глаза не поднимались до тех пор, пока не увидели знакомое основание фонарного столба. Теперь можно было идти спокойно.       Там, за спиной, среди мясных лавок и прилавков с овощами, пестрил яркими красками цветочный магазин. Такой красивый, такой…       — Мамочка, — произносила Алиса вслух, хоть и старалась не напоминать себе. Старалась не смотреть на лилии, пионы, разноцветные георгины и розы. На все то, что кричало ей: — Мамочка.       Когда сумка на плече потяжелела от веса молочных бутылок, Алисе пора было возвращаться. На сей раз другим путем. Более длинным, более долгим.       Не то, чтобы Алиса не любила бабулю. Просто иногда ей хотелось побыть одной. И, что самое главное, в тишине. Казалось, бабуля тоже старалась отвлечь внучку от тягостных мыслей, заговаривая ее так, что времени на подумать о чем-то своем у Алисы совсем не оставалось. Вот и приходилось удлинять обратный путь через спальные районы их городка.       Как и сегодня, как в этот чудесный день!       Дома на Хестер-роуд, совсем новенькие и аккуратные, уже давно были разложены у Алисы по своим местам. Вот этому, цвета старой писчей бумаги, она отводила последнее место. А тому, что стоял рядом, первое. Небесно-голубое строение с дорожкой из красного песчаника и раскидистым дубом посередине двора. Особенным в нем было то, что люди, живущие в этом доме, старались. Почти каждую неделю они стригли газон, собирали с него резную листву и ухаживали за цветами вдоль окон. Еще у них был самый красивый почтовый ящик. В виде мультяшного пса с открывающейся пастью, куда можно было положить письма.       Его голова с наклеенными поверх дощечек глазами как раз валялась на тротуаре.       — Что? — Алиса остановилась у разбитого кем-то почтового ящика.       У кучки того, что от него осталось. Рваные ошметки белого конверта лежали рядом.       — Что случилось? — спросила она и начала осматриваться.       Поблизости не было никого. Никого не было видно, но зато вдалеке раздавался чей-то заливистый смех. Он был ей по пути, и она, лишь секунду помедлив, двинулась к голосам.       — Бей! — кричали за несколько домов от нее.       Алиса прислушалась. Она шла, все дальше и ближе, хоть ей и не нужно было беспокоиться. Если бы смех вдруг стал тихим или совсем исчез, дорожка из разбитых почтовых ящиков привела бы ее к цели.       Второй, третий, четвертый… Кто-то здорово позабавился с частной собственностью, не пощадив даже тот ящик, на боку которого красовалась надпись: Хорошего дня!       На шестом Алиса наконец увидела, как восьмой по счету окружили какие-то подростки. Мальчишек было пятеро, и только один из них держал в руках биту. Он бил уже лежащий на земле почтовый ящик, в то время как остальные хлопали в ладоши и гоготали.       — Бей, бей, бей!       Кто-то из них был повыше, кто-то пониже, пара блондинов, пара брюнетов. И один рыжеватый. Алиса успела осмотреть их всех. Она также успела расправить на плечах волосы и завести пару прядок за ухо. Опустив пакет с молоком на землю и оставив там же еще недопитую бутылку, Алиса шагнула к мальчишкам.       — Какого хрена вы тут делаете? — крикнула она им.       Слова звучали твердо, звучали уверенно, но внутри Алиса трепетала, будто стоя на краю обрыва. Но это был приятный страх. Желанный.       — Бей, бей! — кто-то из ребят продолжал кричать, но два или три повернулись к Алисе.       — Че те? — кивнул ей подбородком самый долговязый. Худой и прыщавый, он совсем не понравился Алисе. Последнее место — вот что ему досталось.       — Ууу, девчонки идут! — темноволосый паренек с заведенными за голову руками тоже перестал скандировать и теперь смотрел на Алису с нескрываемым любопытством. — Привет, привет!       «Прилипала», — назвала она его про себя и без промедления отвела ему четвертое место.       — Хватит! — сказала Алиса, пряча за громкостью дрожь в голосе.       — А то что? — спросил ее подросток с битой.       Он улыбнулся, и Алиса не нашла что ответить. Вместо поиска нужных слов, она сосредоточилась на том, чтобы не покраснеть от смущения. Слишком красивой оказалась его улыбка. Но вот прошла секунда, и этот белобрысый хулиган смачно сплюнул на кучу деревянных обломков. Туда же отправилось все его очарование.       — У вас будут проблемы! — Алиса подняла палец перед своим лицом и ткнула им в сторону мальчишек.       — Вали отсюда! — четвертый, тоже блондинчик, ответил ей взмахом руки. Неряшливым и пренебрежительным, будто рядом с ним летала назойливая муха.       И только последний из них молчал. Тот, что стоял подальше, опустив взгляд себе под ноги и прижав плечи поближе к груди. Самый низкий из мальчишек, самый рыжий. Тот, которому Алиса отдала первое место. И которому она когда-то отдала свое сердце.       — Бен? — позвала она тихо. Глава 2       — Знаешь ее, Биг Бен? — спросил Мика.       Он стоял, прицепившись глазами к Алисе, хоть голова его была повернута к Бену.       — Знаешь?       К Бену, который продолжал молчать. Засунув ладони в карманы и все еще разглядывая носки потертых кед, Бен еле заметно потряс головой.       — Тогда откуда она знает тебя? — вновь спросил его приятель.       На этот вопрос уже нельзя было ответить простым жестом — да или нет. Нужно было что-то сказать. Под челкой, свисающей перед глазами, Бен не моргал. Он подбирал слова, буквы, звуки… Хоть что-нибудь.       — Я не знаю, — наконец произнес он, подняв глаза в сторону остальных.       И, как назло, взгляд его встретился с Алисой. Бен дернулся словно от огня.       — Не знаю, кто это. Первый раз вижу.       Чтобы не попасться так еще раз, он решил не отрывать глаз от растущего рядом кленового дерева. Минуту, две, неважно как долго придется стоять истуканом, не в силах посмотреть на вопрошающие лица.       Рано или поздно все закончится.       — Бен, это ведь ты. Бен? — не унималась Алиса.       Она шагнула к нему, но тут же остановилась. Мика не дал ей подойти ближе.       — Ну не знает он тебя. Иди уже отсюда!       — Бен? — она позвала его еще раз. — Это я, Алиса.       Алиса. Алиса!       Имя звенело между ушами. Бен чуть приоткрыл рот, разомкнув сухие губы, чтобы стало легче дышать. Но он продолжал задыхаться. Что-то, очень-очень плохое, сворачивало его изнутри. И что-то, очень-очень хорошее, вдруг затлело угольком в сердце. Будто на костер, давно потушенный, подул нежный ветер, распалив под пеплом еще живые поленья.       — Я не знаю тебя! — рявкнул Бен, все-таки перекинув взгляд с дерева на Алису. — Отвали!       Друзья засмеялись.       — Но, Бен! — девочка отмахнулась от выставленной вперед руки Мики. — Ты ведь Бен Келли! Это точно ты!       Она подошла совсем близко. Он уже чувствовал сладкий аромат ее детских духов. Так пахнут вишни и взбитые сливки.       — Похоже, она все же знает тебя, Биг Бен, — Мика сложил на груди руки. Он ухмыльнулся: — Может, расскажешь нам, Биг Бен?       Снова вопросы. Вопросы, вопросы, вопросы! Сейчас Бену больше всего хотелось остаться одному, чтобы унять возникший в голове хаос. Кадры из прошлого, завернутые в торнадо. Голоса, детский смех, птицы. Птицы!       Это было слишком!       — Я сказал, — прорычал Бен сквозь зубы, — я тебя не знаю.       Он подошел к Джесси и вырвал у него из рук биту.       — Если я сказал, — он замахнулся, — значит, так и есть.       Круглый и уже изрядно покоцанный конец биты врезался в обломки некогда почтового ящика. Ромашка, нарисованная на нем, раскололась надвое.       — Я, — еще удар, — не знаю!       Третий! Щепки становились все мельче и взлетали все выше. Бен не останавливался.       — Не знаю!       Это сработало, это помогло. Больше никто его ни о чем не спрашивал. Все замолчали, слушая хруст крошащегося дерева и, иногда, глухие удары по сырой земле.       И главное — картинки тоже начали пропадать. Их покрыла черная мгла. Та, что всегда была при нем.       — Эй! — послышалось вдалеке. — Вы что творите?       Секунда, и все шесть пар глаз обернулись на голос. Он принадлежал старику, медленно плетущемуся в их сторону. Позади пожилой мужчина волочил тележку, дребезжащую по брусчатке. Свободной рукой он тряс перед собой.       — Сволочи, вы что творите?!       Еще секунда, и четыре пары ног бросились в бегство. Только двое остались там, где стояли.       — Бен? Неужели ты не помнишь меня? — Алиса заглянула в его голубые глаза.       И Бен увидел, она заплакала. Нос тоже покраснел, как тогда, много лет назад. В день последней их встречи.       — Помню, — ответил он тихо. Глава 3       — Тогда бежим, — она схватила его за свободную руку.       Совсем позабыла про сумку с бутылкой, про молоко. Про то, которое от Смитов и не воняет коровьими сиськами. Да что уж говорить, она забыла про небо над головой, и про то, как дышать. Все, что сейчас было важно, Алиса держала в правой руке.       — Давай, Бен, — она потянула его за собой, в противоположную от старика сторону.       И на мгновение ей показалось, Бен не последует за ней. В тот миг, когда она дернулась вперед, а он так и стоял не шелохнувшись.       — Бен, пожалуйста, — Алиса крепче сжала его теплую ладонь и снова потащила за собой.       И Бен пошел. Он бросил биту рядом с обломками и, ускоряя шаг, обогнал Алису. Но ее руки он не отпустил. Так и бежал, держа ее позади себя.       Эшвилл, ее маленькая родина, располагался в пятистах милях от чужого Мемфиса, но сейчас, глядя Бену в спину и чувствуя прикосновение его влажной кожи, Алиса ощущала себя будто дома. Будто ей снова восемь лет, папа еще жив, мама красива, а Бен… Бен плачет, потому что его просто обидел Тайлер.       Но память, слишком хорошая, чтобы быть милосердной, не позволила ей обмануть себя. И вот перед глазами снова Бен, его рыжая макушка, такая же, что и сейчас, только маленькая и детская. Он плачет и не дает обнять себя. Почему? Следующий кадр. Там, где сумеречный вечер, голые деревья и желтый свет в окне. Где мутное стекло и то, что за ним.       Руки, сцепленные в ладонях, выпрямились в натянутую нить. Теперь Алиса с трудом передвигала ноги. Будто лужи на дороге превратились в озера и затопили лужайку, по которой они неслись. Вода намочила ботинки, и те потяжелели на два фунта. Но ни за что на свете Алиса не позволила бы себе отпустить руку Бена.       Ни за что на свете!       Когда дома на Хестер-роуд закончились, и крики старика перестали быть слышны, Бен остановился. Он разжал ладонь, и рука Алисы выскользнула из нее, как безвольная тряпка.       — Уф, — Алиса согнулась, уперевшись ладонями в колени.       Голова свесилась вниз, легкие кричали от жара. Бен, стоявший рядом, тоже пытался отдышаться, и Алиса слышала, как тяжело он хватал ртом прохладный воздух. А потом они оба подняли головы и посмотрели друг на друга.       И до того, как улыбки — искренние, хоть и немного придурковатые — налезли на их лица, Алиса успела подумать о многом. Мысли превратились в молнии, в быстрые кометы, а может, там, внутри ее головы, время замедлилось или даже остановилось, но ей хватило и пары секунд, чтобы ответить себе:       — Люблю!       Эти глаза, которые она запомнила полными слез, эти губы, часто поджатые, будто скрывающие за собой секреты. И брови, нарисованные ровными штрихами.       — Люблю!       Когда через пару секунд Алиса услышала, как Бен засмеялся, она тоже начала хохотать. Говорят, что от счастья плачут. А часто ли люди смеются от горя? Сейчас, слыша свой смех, смех Бена и их общий, Алиса чувствовала, что это именно тот случай. Что там, где рождался звук, где на свет появлялись звонкие ха-ха, почва была покрыта змеями. Дохлыми и живыми.       Ну и пусть!       Пусть от встречи с Беном в ее сердце открылась дверь, на которой висела табличка «Не открывать!», пусть из комнаты на свет вылезли мерзкие гады. Пусть!       Он был рядом, и это главное.       — Где ты пропадал, Бен? — спросила она его.       И он ответил:       — Здесь. Я был здесь, в Мемфисе. А ты что тут делаешь?       Молоко! — воскликнула про себя Алиса, но не подала виду.       — Я живу здесь с бабушкой. Переехала пару месяцев назад.       — С бабушкой? — переспросил Бен. Он завел руку за голову и взъерошил и без того лохматые волосы: — А где твоя семья?       Семья? Или то, что от нее осталось? — подумала Алиса, и чтобы не отвечать на этот вопрос, она задала свой:       — А где твой папа?       И Бен тоже не ответил. Он опустил руки, спрятав их в карманах, и ужался, как от холодного ветра.       — И что ты теперь от меня хочешь? — его голос изменился.       Из живого и заинтересованного он превратился в острые грани надгробной надписи.       — Что? — поморщилась Алиса.       Она протянула к нему ладонь. Осторожно, будто к дикому зверю, попавшему в капкан.       — Бен, я просто рада тебя видеть! Я так рада тебя видеть, Бен! Я думала, я больше никогда тебя не встречу.       Вторая рука тоже поднялась и выпрямилась. И вот от того, чтобы им с Беном обняться, их отделял лишь его опасливый взгляд и застывшие вдоль туловища руки.       — Да-да, — бросил он ей, отведя глаза в сторону.       Еще несколько секунд Алиса держала объятия открытыми, но Бен перестал их видеть. И она сдалась, сложив на груди руки.       — Где ты живешь? — она не стала больше спрашивать о прошлом.       — Я же сказал. Здесь, в Мемфисе.       — Да, я поняла. Я имею в виду здесь, в городе, где именно ты живешь? Так странно, что я не видела тебя за все эти месяцы.       Бен посмотрел на Алису, и плечи у него расслабились.       — А ты где живешь?       — На Берта-роуд. Это совсем близко. Я как раз шла домой.       — К бабушке?       — Да, — она вновь ответила первой. — Так где ты живешь?       — На севере, на Роял-Ридж Драйв.       И только Алиса хотела спросить его С кем?, как Бен ее опередил:       — Я живу там с тетей.       — Это здорово, Бен! — она улыбнулась. — Мне бы хотелось с ней познакомиться и…       — Она не очень любит гостей, — перебил он ее. — Вряд ли получится.       — Понятно, — закивала Алиса.       В самом деле, ей все было понятно. Но она не собиралась его так просто отпускать.       Ни в этот раз, ни снова!       — Я живу на Берта-роуд 5. Это такой синий дом, ты сразу увидишь. Приходи, когда захочешь.       Слова звучали знакомо, звучали вновь. Приходи в гости. Приходи, не стесняйся. Они были словами из прошлого, для них обоих. Но Бен не успел согласиться, также, как он не успел отказаться. Издалека послышался высокий мальчишеский голос:       — Эй, Биг Бен!       Бен оглянулся. Быстро, мельком, а потом снова обратился к Алисе:       — Я пойду.       — Хорошо, — ответила она, хоть это было совсем нехорошо.       Но удерживать его, упрашивать остаться, Алиса не могла. Ни физически, ни морально.       — Иди.       Получив разрешение, условное и никому не нужное, Бен повернулся к ней спиной и уже сделал пару шагов в сторону друзей, когда вдруг резко остановился.       — Так все-таки, — спросил он. — Ты не ответила: почему ты живешь с бабушкой? Где твои мама и папа?       — Мама в Эшвилле. А папа умер.       — Что?       Глаза Бена превратились в два голубых шара. Он открыл рот, выпуская воздух. Выпуская тишину и безмолвное сожаление. Оно читалось по дрожи на губах.       — Как? — все, что они смогли прошептать. — Когда?       — Сердце, — сказала Алиса и положила на грудь правую руку. — Пять лет назад. Глава 4       — Бен, ну ты идешь? — кричал Мика, потирая мокрую коленку.       Откуда у него на штанах возникли грязные пятна, Бен мог лишь догадываться. Наверное, думал он, приятель просто приложился к луже, пока убегал от старика. Слишком уж старательно уносился прочь. Оно и понятно, отец у Мики лупил его и за меньшие проделки. Узнай он о том, что они сделали с почтовыми ящиками, заставил бы сына принести ту самую биту и показал бы ему, что бывает, когда получаешь ею по почкам.       — Ну скорее же, мать твою! — продолжал кричать приятель, хоть Бену оставалось до него не больше десяти шагов.       И на юг города, где ни Бен, ни его друзья не жили, они притащились по той простой причине, что здесь их никто не знает. Никто не должен был называть их по именам, если вдруг кто-нибудь из местных их увидел бы. Никто не должен был их опознать. Но все случилось с точностью наоборот, поэтому Мика, которому больше всего угрожало быть выпоротым, возмущался, не стесняясь выражений:       — Биг Бен, мать твою налево, ты, оказывается, знаменит! — он положил грязную ладонь на плечо Бена. — Тут и там, тебя везде знают.       — Отвали, — Бен скинул чужую руку.       — Так что это за девчонка была? — спросил его Кенни. — Красивая вполне. И имя такое — Алиса. Мне нравится, сразу говорю!       Обделенный отцовским вниманием, и, в целом, его наличием, Кенни воспитывался одной лишь матерью. И, может быть, поэтому он быстрее остальных начал интересоваться девушками. Уже в третьем классе, когда Бен только пришел к ним в школу, Кенни строил глазки то одной однокласснице, то другой.       — Смотри, Биг Бен, если мой отец узнает, тебе тоже достанется, — не унимался Мика.       — Ничего он не узнает. Успокойся, — огрызнулся Бен.       Они шли вдоль Ламар-авеню, четырехполосной и шумной, так что приходилось повышать голос, чтобы остальным было слышно.       — Что? — переспросил Мика.       — Успокойся, говорю. Никто не узнает, если сам не расскажешь, — повторил Бен почти крича.       — Тебе легко говорить. У тебя таких проблем нет, — сказал Мика с пустотой в голосе и с таким же пустым взглядом.       Бен не ответил. Он промолчал в знак согласия, ведь друг оказался прав. Таких проблем у Бена не было.       — А моему отцу вообще плевать! — прокричал Джесси, повернувшись к ребятам.       Он шел чуть впереди, и когда Бену стало видно его лицо, в нем он тоже разглядел пустоту. Он знал этот взгляд, который часто люди называли стеклянным. Казалось, глаза переставали видеть перед собой происходящее. Казалось, они отмирали.       — Везет! — воскликнул Мика. — Мне бы так.       В ответ Джесси лишь улыбнулся и, вновь повернувшись к ним спиной, пробормотал что-то невнятное.       — Я тоже не парюсь, — сказал Ник, плетущийся позади всех. — Мой папка как напьется, так все и забудет. Главное до этого момента ему на глаза не попадаться.       Он засмеялся, и от чего-то его смех не показался Бену веселым.       — Да уж, — тихо прокомментировал он.       Да уж…       Никто из их отцов не мог похвастаться кружкой «Папа №1» или «Отец года». Может, это было как раз тем, что объединяло Бена и остальных. Они этого не обсуждали. И, может, когда каждый из них по очереди разбивал красивый и разноцветный почтовый ящик, каждый представлял, что бита врезается не в деревянную коробку, а в голову любимого папочки.       Может быть…       Редко когда Бен встречал за свои прожитые четырнадцать с половиной лет настоящих отцов. Не тех, что относились к детям как к собственности, а других. Тех, которые были, как мистер Нолан.       — Идите, — Бен остановился. — Я дальше сам. Мне нужно кое-куда зайти.       — Ясно, ясно, — протянул Кенни хитрым голосом. — Ну иди, женишок.       Бен не стал смотреть на него, чтобы тот не узнал, как сильно он ошибается. Чтобы глаз его не было видно. Вместо этого он уставился себе под ноги, перебирая стопами по сырой почве.       — Смотри, — Мика похлопал Бена по плечу. — Не спались только.       — Да, да, — Бен зашагал вправо от ребят. На Кайл-стрит, куда ему совсем не было нужно.       Здесь, оставшись в одиночестве, он подцепил пальцами воротник старенькой футболки и вытер ею влажные щеки. Небо по-прежнему было чистым, и под деревьями Бен тоже не проходил, чтобы с мокрых листьев на него упала вода. Нет, дождь здесь был ни при чем.       — Сука, — процедил Бен сквозь зубы.       Он убрал влагу, осушив нижние веки и светлые ресницы, но на место соленых слез пришли новые. Еще больше, еще горче.       — Сука!       Из груди вырвался всхлип. Острый, словно покрытая шипами стрела. Она царапала легкие, царапала горло, и те обливались теплой кровью.       — Почему, почему, почему?! — Бен сжал ладони в тугие кулаки. Так сильно, что большие пальцы заныли от боли.       Он шел вдоль ровненьких газонов, не переживая, есть ли вокруг другие люди. Зажмурил глаза, не переставая передвигать ногами.       — Это нечестно! — он начал бить себя по вискам. — Тварь! Паршивая тварь!       В темноте век, Бен не заметил, что на пути у него стоял ящик. Почтовый и вполне безобидный. Только когда тот уткнулся ему в грудь, Бен открыл глаза, все еще содрогаясь от плача, и увидел его.       — Тварь! — не разжимая ладоней, он замахнулся правой рукой и вре́зал по красному флажку, нагло выпирающему вперед. Секунда, и вот уже тот оказался валяющимся на земле.       — Скотина! — левый кулак попал в ящик сбоку, разнося по округе треск осиновых досок.       — Я, — еще удар, — ТЕБЯ, — четвертый, — НЕНАВИЖУ!       На пятом ударе ящик не выдержал и рухнул тем, что от него осталось, на подстриженный газон.       — Почему это не ты сдох? — Бен пустил в ход подошвы. — Почему не ты?       Он вспомнил тот день, один-единственный, который ему довелось провести с семьей Алисы. Тот ужин, когда они смеялись, а он смотрел на них, словно видя рекламу кукурузных хлопьев по телевизору. Там, где все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Только вот это была настоящая жизнь, настоящая семья, ему не принадлежащая. Оттого на душе тени сгущались еще сильнее.       И вот теперь оказалось и этого не стало. Оно умерло вместе с сердцем мистера Нолана. Остановилось целых пять лет назад, издав последний удар.       Тук-тук, и все!       — Это нечестно, — пытался объяснить Бен обломкам от ящика. Глава 5       Объяснение, куда же подевалось молоко, Алиса придумать так и не смогла. Украли? Ну конечно! Мемфис хоть и был городом не самым спокойным, вряд ли мог похвастаться столь мелочными воришками. Молочные воры — это было бы что-то новенькое! Может, сказать, что молоко закончилось? Тогда как объяснить, что и деньги на его покупку куда-то подевались? Да и сумка тоже пропала. Нет, так не пойдет.       Алиса шагала уже совсем недалеко от дома, когда странная мысль пришла ей в голову.       — Опять я вру, — слова вылезли поверх заржавевших воспоминаний.       Снова ложь, снова о Бене. Словно он являлся таинственным существом. Магическим созданием, о котором нельзя было говорить правду.       — Бен, — прошептала Алиса и улыбнулась.       Имя грело губы и заставляло щеки наливаться алым румянцем. Как долго она его не произносила? Пять лет? Четыре? Кажется, она перестала звать Бена после того, как погиб Робин. Забытый и отвергнутый, он засох на южном солнце, и никакие стаканы воды не смогли его воскресить.       Но теперь в потрескавшуюся доли́ну хлынула жизнь. Вернулись птицы. И сердце тоже пыталось помочь, громко гоняя кровь.       — Бабуль? — Алиса закрыла за собой дверь и еще какое-то время стискивала стеклянную ручку.       Отговорку она все еще не придумала, поэтому медлила, ведь в гневе бабуля хоть и была забавной, все же наводила страх. Из кухни послышались шаркающие шаги.       — Пришла? — бабушка, появившаяся из-за угла, оглядела пустые руки. — А где молоко?       На ней был надет один из ее любимых костюмов, в которые она наряжалась перед игрой в лото. В трех кварталах от их дома, в клубе по интересам, каждую субботу старики со всей округи собирались, чтобы попытать счастье за упаковку клубничного сиропа или большую коробку шоколадных конфет. А еще чтобы посплетничать и хоть как-то разбавить однообразную жизнь.       — Бабуль, понимаешь… — начала Алиса.       — Разбила? — пожилая женщина всплеснула руками.       И Алиса закивала.       — Разбила, — повторила она, в то время как ее губы сложились в улыбку.       Бабушка еще раз хлопнула ладонями.       — Смотрите на нее, она еще и радуется. А сумка где?       — Так ведь испачкалась. Я и выбросила.       — Ну молодец, — бабуля покачала головой.       — Ладно тебе, бабуль, — Алиса подошла к ней и взяла за руку. — Ты на игру собралась? Красивый браслет!       — Заговариваешь меня? — на лице у женщины тоже появилась улыбка.       Когда бабуля, прихватив с собой кружевную сумочку, вышла на улицу, Алиса осталась одна. Одна в доме и одна со своими мыслями. Она подошла к зеркалу и долго смотрела на свое отражение.       «Интересно, какие девочки нравятся Бену?» — спрашивала Алиса, накручивая на палец цветастый локон.       Еще утром она не видела в себе изъянов, но теперь ей начало казаться, что линия подбородка недостаточно четкая. И щеки тоже могли бы быть худее. Как и бедра.       Это вдруг стало так важно!       «А важно ли это?» — думала Алиса, гадая, удастся ли ей снова встретить Бена.       Конечно!       Пусть он не придет к ней сам, пусть она не знает его точного адреса. Он был здесь, в Мемфисе, и если уж будет нужно, она обойдет каждый дом, чтобы его найти.       Воспоминания — те, что были покрыты ржавчиной — теперь зашевелились, сбрасывая с себя оранжевую пыль. Но они все еще казались тенью, размытым образом из прошлого. Нечетким, неясным.       «Может, мне померещилось?» — старый-старый вопрос заскрипел шестеренками.       Если бы она могла вновь поговорить с Беном! Осторожно узнать от него, как милостива была с ним жизнь за последние несколько лет. Где его отец, который, кажется, был плохим?       Кажется.       Она уже и не знала точно. Только помнила, что когда-то давно возненавидела этого мужчину, внешность которого тоже забылась, всем сердцем и душой.       Но за что?       Час назад, держа Бена за руку, Алиса не сомневалась, что знает. Но теперь…       — Бен, — оставалось только смаковать его имя.       За ночь ей ничего не приснилось, и Алиса, только поднявшись с подушки, вновь плюхнулась на нее затылком. Сны были важны. Любые, главное, чтобы они были. Иначе казалось, что ночи не случилось вовсе. Лишь секундная темнота между закрытыми веками.       Распустив косички, которые она заплетала каждый вечер, Алиса собрала волнистые волосы ободком с веселой пчелкой и, не переодевая пижамы, вышла из спальни. В коридоре уже пахло бабушкиными оладьями и душистым мятным чаем. А еще были слышны голоса.       — Алиса! — воскликнула бабушка, вытирая руки о фартук. — А у нас гости.       Мальчик, сидящий за столом, тоже к ней повернулся.       — Привет, — сказал Бен. Глава 6       Занять Алису бабушка старалась не только разговорами. Иногда она приглашала соседского мальчика Тима помочь в саду. Туда же бабуля звала Алису. А после, совершенно случайно, она вдруг вспоминала про срочное дело, и ребята оставались одни.       — Совсем забыла! — и сейчас бабуля провернула то же самое. — Мне же к доктору! Пойду собираться.       Секунда, вторая, и шаркающий звук бабушкиных тапочек стих в глубине дома.       — Доктор в воскресенье? — спросил Бен, приподняв брови.       Алиса закатила глаза:       — И не говори.       Потом была пауза. Долгая и неловкая, как надетые наизнанку штаны.       — Так неожиданно, что ты пришел, — наконец сказала Алиса.       Бен улыбнулся.       — Я думал, ты меня приглашала.       Он опустил взгляд на полупустую чашку и принялся ковырять заусенец на большом пальце правой руки. Звук соскакивающего ногтя отчетливо раздавался на тихой кухне.       — Конечно! И я рада, что ты пришел, — Алиса подошла поближе и уже могла видеть, как из ранки на пальце заблестела алая капля. — Но зачем?       Этот вопрос Бена совсем не удивил. Столь ранний визит, еще и на следующий день после их долгой, в целую вечность разлуки, выглядит как минимум необычно. Но проснувшись за два часа до того, как ему открыла дверь бабушка Алисы, Бен ощутил в себе желание. Острое желание хоть на минуту, хоть на две, избавиться от одиночества.       — Я хотел поговорить.       Конечно, можно было бы подождать. Не вваливаться незваным гостем в такую рань, оставить встречу до вечера. Но Бен знал, что, помедлив немного, он упустит это чувство и точно никуда не пойдет.       — Хорошо, — Алиса отодвинула стул и села рядом.       Она все не могла оторвать глаз от того, что Бен делал со своим пальцем. Красная плоть иногда показывалась из-под блестящей влаги, когда указательный палец размазывал ее по коже. Но после рана вновь наполнялась кровью.       — Ты сказала, что твой папа умер пять лет назад. Было ли это пять лет назад или почти шесть?       — Что? — Алиса посмотрела Бену в глаза.       — Когда точно он умер?       На этих словах нестриженый ноготь вошел глубоко в рану, будто лопата в мягкую землю. Губы Бена сжались в тонкую полосочку.       — Я не понимаю, — нахмурилась Алиса.       — После того как я уехал, через какое время он умер?       — Бен, — она вздохнула. — Если ты хочешь спросить что-то, то так и спрашивай.       Но сделать это было так сложно! Слова, из которых складывался нужный Бену вопрос, застревали в горле, и оно болело. Он чувствовал себя немым, каждый раз, когда собирался его задать.       — Ладно, проехали.       — Нет! — Алиса вскочила на ноги. — Что ты хотел спросить, Бен? Говори.       — Я… — он сильнее вдавил ноготь в мясные волокна. — Просто я подумал… Вдруг ты рассказала. И твоему папе стало плохо. Знаешь, такое бывает. От переживаний.       Теперь, когда Бен и сам услышал свои догадки, они вдруг показались ему такими глупыми. Словно лепет пятилетнего малыша. Но он не смутился из-за этого. Он начал злиться.       — Зря я пришел, — Бен тоже поднялся на ноги. — Вообще, все зря!       Он оглядел кухню, найдя дверь, и повернулся к ней.       — Я пошел.       Это не должно́ было занять много времени. Всего пять шагов. Пять секунд. Но Бен уходил медленно, будто что-то удерживало его от выбранных им же действий.       — Папа, — начала Алиса. — Он много ел. Жареный бекон каждое утро. Жирное мясо по вечерам. Может, еще что-то.       Бен остановился.       — И я никому ничего не рассказывала. Если это то, что ты хотел спросить.       Он повернулся к Алисе.       — Хорошо, — сказал Бен.       Его рука, та, что была изранена и кровила, поднялась ко лбу и почесала его, оставив на коже красную полоску.       — Но я все равно пойду, — добавил он.       — Я провожу, — подхватила Алиса.       Через минуту они уже шагали по влажному тротуару. Ночью шел дождь.       — Бен, куда вы уехали? — спросила Алиса.       К этим расспросам он был готов. Он их ждал.       — Сюда, в Мемфис. Отец отвез меня к своей сестре, моей тете.       — А сам он где?       — Я не знаю. Я не видел его очень давно.       Они шли плечом к плечу, и Бен почувствовал, что Алиса повернула к нему голову. Он тоже посмотрел на нее. Увидел, что она улыбалась.       — Это ведь хорошо? — спросила она.       Бен ответил ей тем же.       — Да, — он очень старался, и поэтому улыбка вышла слишком уж широкой.       Как в рекламе томатного супа.       — А как твоя мама? Почему она осталась в Эшвилле? — нужно было скорее перевести разговор на другую тему.       — Мама? А мама вышла замуж, — Алиса вновь опустила взгляд на серый асфальт. — За такого придурка, ты бы знал, Бен.       — Давно?       — Да нет, год назад или около того.       — Поэтому ты переехала к бабушке?       — Ага. Глава 7       В Мемфисе было не так много мест, где Алиса любила гулять. В самом начале, когда она только-только переехала в город, новые парки и незнакомые улочки казались ей заманчивыми и интересными. Как еще не распакованные подарки. Но постепенно витрин, которых она еще не видела, и лавочек, на которых ей не случалось сидеть, становилось все меньше, и Алиса больше не чувствовала в себе дух первооткрывателя.       Лишь одно могло подарить ей немного предвкушения. Река и дикая набережная. Длинная Миссисиппи, кусочек которой принадлежал Мемфису. А еще озеро Маккеллар странной формы, так напоминающей пончик.       Вода для Алисы каждый раз была разной. Как небо, меняющееся от погоды. Иногда река казалась коричневой, иногда ярко-синей. А когда становилось пасмурно, ее поверхность затягивалась серым, словно дождевыми тучами.       Сюда, к воде, они и пришли с Беном. Договорились встретиться, пока она провожала его в одной лишь пижаме и ободке с пчелкой. Может, думала Алиса, она просто напросилась на его жалость, рассказав про папу и маму. Про то, что нет больше «папы и мамы» как единого целого. Как одного слова. А может, самому Бену тоже хотелось ей что-нибудь рассказать? Может, он тоже в ней нуждался?       — Твои друзья не будут тебя искать? — спросила Алиса после долгой паузы.       Перед этим они успели сказать друг другу только «Привет».       — Нет, — пробормотал Бен.       Говорят, мальчишки резко вырастают после двенадцати. Становятся выше девчонок. С Беном такого не произошло. Алиса не могла сказать точно, одного ли они роста, но сам факт этого вопроса ответил за нее — Бен совсем невысокий.       — Просто если вы одноклассники, они заметят, что ты ушел с последних уроков.       Бен поднял с земли гладкий камушек.       — Плевать, — сказал он, слегка подбрасывая гальку. — А твои друзья?       Снова вопросы. И снова к Алисе. Она уже заметила, как ловко Бен умел перекидывать одеяло на ее сторону.       — У меня их особо нет. Не успела еще.       — Ясно, — камушек из рук Бена полетел в воду.       Плюхнулся в нее, разбрызгивая вокруг серебристые капли.       — А как в Эшвилле дела? Ты в той же школе училась? У, как ее… — Бен прикрыл веки вспоминая. — Миссис Дэвис!       Он слегка улыбнулся. Так, чуть дрогнул уголками рта, но Алиса поймала этот момент. Драгоценный, словно падающая звезда.       — Миссис Дэвис была только в начальной школе. — она тоже улыбнулась. — Но да, мы с ребятами потом все вместе пошли в среднюю.       — Ясно. Я помню ее, миссис Дэвис. Она казалась хорошей.       Теперь лицо у Бена помрачнело. Стало будто серым, и Алиса подумала — вода.       — Почему казалась? Вроде она и была хорошей.       — Да, да, — Бен медленно закивал. — Я просто не так выразился.       Секунда, и его глаза вновь засияли голубым.       — А как ребята? Скучаешь?       — Вначале немного, но теперь уже почти нет. — Алиса подошла к берегу, так что носки ее коричневых ботинок почти коснулись водной глади. — А ты кого-нибудь помнишь?       За ее спиной Бен усмехнулся, шумно выпуская изо рта воздух.       — Тайлера помню. Как он пытался построить из парт крепость. И как закапывал мел в цветочные горшки.       Он подошел к Алисе, плечом к плечу, и ей не пришлось поворачиваться, чтобы посмотреть на его смеющееся лицо. Светлое, словно выглянуло солнце, пуская танцевать по коже стайку белых зайчиков.       — А помнишь, он еще лепил свои козявки под стол, и миссис Дэвис потом заставила его их убирать? — Бен подрагивал плечами от смеха.       — Фу! — скривилась Алиса. — Ну спасибо, Бен! А я ведь так пыталась это забыть.       Она тоже засмеялась, и ей не пришлось объяснять свою иронию. И в те секунды, пока их глаза были закрыты от хохота, Алиса чувствовала себя правильно. Так, как ей и хотелось. Словно пустоты в сердце заполнились их общим смехом, и только ему было это под силу.       Проделок Тайлера хватило еще на долгие пятнадцать минут. Потом Бен вспомнил Дэниса. Его черепаху, которую тот приносил прямо в рюкзаке. Вспомнил, что ее звали Угольком из-за черного цвета панциря.       — Я еще путал Уголек с Топольком, — Бен сидел на галечном берегу, и плечи у него казались расслабленными. — Помнишь, у тебя был игрушечный тролль Тополек? Мы еще играли, когда я к тебе приходил?       Но как только Бен закончил говорить, они вновь напряглись. И Алиса это заметила.       — Помню. Я помню все.       Бен поджал ноги поближе к груди и обнял себя за колени. Стал комочком. Таким же, как когда-то давно.       — У меня все хорошо, Алиса, — сказал он. — Давай не будем об этом говорить. Просто знай, что теперь у меня все хорошо. Никто больше меня не мучит. У меня полно́ друзей. И тетя. Она тоже хорошая, хоть и не любит гостей. Так что давай не будем об этом. Ладно?       Он повернул голову к Алисе и широко улыбнулся. Слишком хорошо, чтобы считать этот жест искреннем. Но Алисе хотелось верить, что это ей просто кажется.       — Хорошо. Я очень рада.       И пока они продолжали молчать следующие несколько минут, она старательно отгоняла эту мысль.       Мысль, что ей просто-напросто врут.       — А что, — наконец спросил Бен, — новый муж твоей мамы совсем придурок?       — Честно, я не знаю, — ответила Алиса, сделав вид, что не заметила, как стрелки вновь повернулись к ней. — Мне он просто не нравится.       — Он… — Бен нахмурился, — Он тебя обижал?       — Нет! — неожиданно для себя воскликнула Алиса.       И также неожиданно ей захотелось улыбнуться. Забота, вот что она услышала в его словах.       — Он в целом нормальный. Просто тупой. — добавила Алиса. — Папа был умным. Не знаю, как мама живет с этим тупицей. Он даже шуток не понимает. И шутить не умеет. А папа был веселым.       Казалось, за пять лет она выплакала все слезы об отце, но даже сейчас в уголках глаз неприятно защипало.       — Может, твоей маме было совсем одиноко?       Алиса не смотрела на Бена, она не видела его лица, только невнятный силуэт сбоку. Но ей показалось, он подвинулся чуть ближе.       — Почему ей одиноко? А как же я? Я всегда была с ней! А этот только год назад появился.       — Но тебя ведь не выгоняли?       К их с Беном встречи Алиса готовилась. Не только надев свое любимое платье и накрутив волосы в легкие волны. Еще она пыталась предположить, о чем будет их разговор, и что за чувства у нее возникнут. Страх, боль, жалость. Не было в этом списке лишь злости. Злости на Бена, которую Алиса теперь испытывала.       — Нет, она выбрала его, а не меня! Это значит, она отказалась от меня! Ты ничего не понимаешь!       Она вскочила на ноги. Она развернулась. И она ушла.       — Прости, Алиса! — крикнул ей вслед Бен.       И ей так хотелось повернуться. Побежать обратно, обнять его, но Алиса, поджав губы, лишь ускорила шаг. Также, как она сделала несколько месяцев назад, оставив позади свою маму.       Она не ушла далеко. Через сотню шагов злость стихла окончательно, и Алиса осталась стоять на том месте, где это произошло. Она оглянулась и, не увидев за спиной спешащего к ней Бена, обняла себя за плечи, больно впиваясь в них ногтями.       — Дура, — слетело с губ.       За деревьями виднелась река. Алиса подошла к ней и села. Прислонилась спиной к толстому дубу, закрыла глаза. В темноте век Бен явился сам, без усилий и стараний. Его улыбка. Его обкусанные со всех сторон пальцы.       — У меня все хорошо, — звучал его голос.       Он был воспоминанием, кассетой, проигрываемой у нее в голове, и поэтому теперь Алисе казалось — это точно ложь.       Когда-то давно она также пыталась выпытать из него правду, и маленький Бен ничего не сказал. Ни единого слова. Теперь, став взрослее, он еще и научился врать.       Когда-то давно ей пришлось узнать все само́й. Это же ей оставалось сделать и сейчас. Может, это произойдет завтра. Может, через неделю. Может, потребуется год. Но она узнает правду, как бы сильно Бен ни хотел ее скрыть.       А может, ей удастся узнать все уже сегодня.       Алиса не пряталась специально, не таилась в кустах, но каким-то образом, Бен, проходивший рядом, ее не заметил. Он не заметил Алису, когда она кралась позади, скрываясь за широкими стволами старых кленов. Не увидел ее, когда свернул на Плам-авеню, вместо того, чтобы пойти дальше на север, где, как он сказал раньше, находился его дом. И когда Бен закрывал за собой дверь, он также продолжал ни о чем не догадываться.       Ложь!       Не было никакой Роял-Ридж Драйв. Никакой правды. Только Плам-авеню, и только ложь.       Алиса не знала, что ей делать. Не знала, чего ей хочется. Вбежать в дом к Бену и накричать на него? Или тихо уйти, чтобы после ждать, когда же он сам все расскажет. Она стояла неподалеку, прячась за машиной, припаркованной рядом на участке. Прошло еще несколько минут, прежде чем Алиса заметила — это был не соседний участок. А еще через секунд тридцать она поняла — автомобиль выглядел очень знакомым. Белым и старым.       Как тот, который встречался ей раньше. Глава 8 В дом Бен вошел тихо. Тихо отворил дверь, также тихо переступил порог. Но злость, дрожащая в руках, заставила его громко хлопнуть дверью.       — Да пошла ты!       Та стукнулась о деревянный косяк, разнесся по гостиной звук удара. В пустом доме ничто не помешало шуму заполнить собой все пространство. Разве что сам Бен, который продолжал кричать:       — Тупая!       Он пнул ногой старенький диван. Попал, как всегда, в светло-коричневое пятно, оставленное им за прожитые в чертовом доме года. За часы отчаяния и минуты ярости. Когда злость выплескивалась вместе с кровью из сердца и топила легкие в теплой вязкой жидкости. Становилось трудно дышать.       — Тупая сука!       Бен бил подошвой грязных кроссовок по потертому буклету. Вечернее солнце еще светило оранжевым, и в прощальных лучах были видны стайки летающих пылинок.       — Сука!       Они не успевали оседать. Бен поднимал их в воздух. Снова и снова. Он бил и бил, не жалея собственных ног. Рук он тоже не щадил, сжимая их в кулаки и вдавливая ногти в глубину ладоней.       Иногда Бену казалось, он смотрит на себя со стороны. Будто какая-то часть его сознания отделялась от тела и тихонечко приседала на кресло. Она закидывала ногу на ногу, складывала на груди руки. И наблюдала. Не спешила помочь, зная наперед — это бесполезно. Все, что ей было нужно — это сохранить частичку здравого рассудка. Только когда Бен начинал остывать, она возвращалась.       Также, как это случилось и в этот раз.       Раковина на кухне была забита. Кусочками макарон и зернами кукурузы где-то в глубине труб, и грудой немытой посуды сверху. Бену пришлось слегка наклонить стакан, тоже грязный, чтобы набрать в него воду из-под крана. Питье помогало.       — Пей! — семь лет назад стакан с водой ему подала тетя.       Тетя Миранда.       Стакан был обычным. Прозрачный, граненый и совсем небольшой. Но Бену пришлось обхватить его двумя руками. Такими маленькими они были.       — И хватит ныть! — тетя Миранда одернула руку.       Будто боялась его коснуться. Бен тоже боялся. Тетю Миранду.       — Быстрее бы тебя забрали.       К тому моменту он успел прожить у нее в Берксвилле, штат Кентукки, лишь одну ночь. Сюда отец привез Бена на следующий день после их отъезда из Эшвилла. Дорога оказалась долгой, Бен устал, и поэтому, когда белая Ривьера наконец-то остановилась у дома тети Миранды, он уже спал.       Утром, когда Бен проснулся, он обнаружил себя лежащим на кровати. В комнате с ободранными обоями и запахом подгнившего дерева. Плечи Бена покрывал серый плед. Чуть сдвинув его пониже, чтобы вытащить наружу руки, Бен начал кашлять от упавшей на лицо пыли. Все казалось старым и враждебным. Будто кричало невидимыми ртами:       Уходи!       Бен и сам был не против. Он поднялся, огляделся. Кроме кровати, в комнате стоял шкаф с чуть приоткрытой дверцей, большой массивный стол и высокий торшер. На окнах не было занавесок, только белые дымчатые пятна, которые покрывали стекла. Что за ними, Бен увидел спустя пять секунд. Столько ему понадобилось, что подняться на ноги, откинув плед, и подбежать к подоконнику.       Какая-то незнакомая улица виднелась сквозь мутное стекло. Серые домики с неухоженными двориками и старым хламом у заборов. Простенькие машины.       Бен нахмурился. Во сне ему снилось что-то приятное, и теперь он жалел, что проснулся так рано. Заря только-только начала выглядывать поверх деревянных крыш.       Последнее, что оставалось в комнате, была дверь. Подергав за ручку несколько раз, Бен так и не смог ее открыть. Он принялся толкать ее плечом, тянуть на себя, но та не отворялась. Тогда Бен закричал:       — Папа!       Он заплакал:       — Папа! Папа!       А кого еще ему было звать?       За криками Бен не услышал, как щелкнул замок, как повернулась ручка. Но он увидел, дверь наконец-то открылась. А за ней стояла тетя Миранда.       — Чего орешь?       Она была невысокой, эта женщина. И не низкой. Также нельзя было сказать, что тетя Миранда выглядела старой. Или молодой.       — Хватит орать!       За поношенным серым платьем в выцветший горох ее фигура казалась бесформенной. А за растрепанными рыжими волосами не было видно половины лица. Только руки, худые и гладкие, выдавали не такой уж и большой возраст тети Миранды. В левой они сжимали стакан.       — Пей!       Так Бен с ней и познакомился. Она отвела его на кухню и накормила вареным яйцом с куском подсохшего хлеба. Вместо чая или сока Бен был вынужден пить ту самую воду. Тетя Миранда не ела ничего. Только курила.       — Как говоришь, тебя зовут? — спросила она внезапно.       — Бен, — ответил мальчик.       Он посмотрел ей в глаза и слегка улыбнулся. Но тетя Миранда лишь сильнее затянулась сигаретой.       — Паршивое имечко, — клубки дыма пролетели над столом и обволокли голову Бена. — Жалкое.       Бен промолчал. Он вдруг подумал, что папа оставил его здесь навсегда. Что он, Бен, был плохим мальчиком, и теперь вот оно — его наказание. Тетя Миранда и ее черствый хлеб. Откуда-то из глубины появилось сожаление. Тогда Бен еще не знал, что это чувство так называется. Ему просто захотелось вернуться. Домой в Эшвилл, в свою комнату. Захотелось повернуть время вспять, чтобы ничего не рассказывать Алисе. Не дать ей узнать. Пусть все будет как раньше. Пусть! Главное — без тети Миранды и ее сигарет.       Но время не пошло назад. Оно зашагало вперед, в завтра. А потом и в послезавтра. И так следующие десять дней. Все это время Бену не разрешалось выходи́ть из дома, а внутри дома — из своей комнаты. Два или три раза тетя Миранда позволила ему помыться. Вода в ду́ше шла еле теплая, и Бен вновь спрашивал себя:       — Что, если это навсегда?       Спрашивать тетю Миранду он тоже пытался:       — А когда вернется папа?       Но она отвечала:       — Если вернется.       И улыбалась. Это была плохая улыбка. От нее не становилось радостно, наоборот, она будто забирала остатки хорошего настроения.       Но если все же стало когда. На одиннадцатое утро Бен проснулся от щекотки на шее. Он открыл глаза и увидел отца.       — Папа! — закричал Бен и кинулся его обнимать.       — Скучал? — спросил отец.       Он обвил сына руками и прижал к себе сильно-сильно.       — Да, — шепнул Бен ему на у́шко.       Еще тише он произнес:       — Мне тут не нравится.       Отец засмеялся. Но когда Бен добавил спустя секунду:       — Лучше уж с тобой, — он перестал.       — Ну ладно, — сказал отец, взяв Бена за плечи и оттолкнув от себя.       Он посмотрел сыну в глаза. Верхняя губа с небритой щетиной приподнялась к носу.       — Тогда поехали, — прошипел отец. Глава 9       Половину своих вещей Алиса оставила в Эшвилле. Тогда, пять месяцев назад, она складывала в чемодан одежду, яростно запихивая в него футболки и платья. Так яростно, что казалось, ее руки пытаются залатать дыру в трубе, из которой хлестала вода.       — Ну и оставайся здесь со своим придурком!       Поверх одежды легли книги. Их Алиса также бросила небрежно. Только папины фотографии были уложены в карман чемодана с особой аккуратностью.       — Никогда сюда не вернусь!       В этом Алиса не сомневалась. Но где-то под слоями подростковой вспыльчивости, она все же надеялась, что когда-нибудь сможет вновь поваляться на своей кровати, разглядывая плакаты на стене и любуясь цветными гирляндами. Зайчиками — солнечными и плюшевыми. Поэтому не было смысла уносить с собой все до последнего носка.       И где-то среди троллей и пазлов в ее комнате осталась забавная игрушка. Ее когда-то купил папа.       — Что ты видишь? — спрашивал он Алису, показывая в руке деревянную вещицу.       — Кружок! — отвечала она.       — А так?       Папа поворачивал игрушку другой стороной, и та тут же превращалась в квадрат.       — Все зависит от того, с какой стороны посмотреть, — объяснял отец.       Теперь же, уставившись на белый Бьюик, Алиса вспоминала его слова:       — С какой стороны посмотреть.       Может, это совпадение? Может, это вовсе не та машина, которая когда-то увезла Бена прочь? Или же его отец просто оставил автомобиль здесь давным-давно, а сам уехал и больше никогда не появлялся?       — С какой стороны посмотреть.       Алиса не спешила делать выводы. Те выводы, что были нитями — черными на белом полотне.       — У меня все хорошо, Алиса, — так говорил Бен каких-то полчаса назад.       Может быть, этому ей сто́ит поверить?       — Иди домой, — упрашивал внутренний голос.       Но вместе со словами Бена Алиса вспоминала его улыбку. Слишком широкую, чтобы быть настоящей. Слишком приторную, чтобы быть искренней.       — Нет.       Алиса огляделась по сторонам. Не увидела соседей, не нашла прохожих. Только вдалеке виднелись неразборчивые силуэты. Все так же согнутая в пояснице, она обогнула белую Ривьеру и засеменила к дому. Под ногами лежала голая земля вперемешку с гравием, поэтому шаги оставались тихими.       Дойдя до окна, Алиса прижалась к стене. Прислушалась. Никого. Тогда она присела на корточки и гуськом подползла к низким ставням. Заглянула внутрь. На вид там тоже было пусто.       Обойдя дом с другой стороны, Алиса нашла еще два окна. В первом она увидела чью-то спальню. Постель была не заправлена, скомкана, на полу валялись газетные листы, а рядом стояли пивные бутылки. Комната мало походила на ту, где ощущалось женское присутствие.       — Тетя, тетя… — шептала Алиса.       Предчувствие, как темная вода, накрывало с головой.       У последнего окна Алиса помедлила. Она еще раз спросила себя:       — Может, уйти?       И вновь ответила:       — Нет!       За стеклом находилась комната. Угол обзора не позволил увидеть ее полностью, только стену и стол, краешек шкафа. Алиса вглядывалась в предметы, сама не зная, что ищет. Может, висящие над столом плакаты с изображением птиц? Может, это были золотистые щеглы, перечеркнутые черной краской? Или дыра в стене, оставленная, скорее всего, от удара кулаком?       — Бен? — прошептала Алиса, спросив про себя: — Что с тобой произошло?       Она сделала еще один шаг, и ей стала видна кровать. Плакаты на стене, картинки. Тоже с птицами, искалеченными кривыми мазками. И Бен, лежащий под ними. Его лицо было направлено в потолок, глаза открыты. Он почти не моргал, лишь изредка прикрывая веки.       Сейчас, стоя у окна (пусть и другого дома), Алиса вернулась в прошлой. В тот ужасный декабрьский день, разделивший жизнь на две половинки. На самом деле, после та делилась еще не раз. Смертью отца, новым замужеством мамы. Событиями, которых Алиса не выбирала.       И в тот день у нее тоже не было выбора. Все, что оставалось сделать — это убежать и ничего не рассказывать. Как и просил ее маленький Бен. Но так ли это?       — Тук-тук-тук, — постучала Алиса.       Бен резко поднялся. Он посмотрел круглыми глазами на окно и, спустя секунду, заметил Алису. Его губы слегка разомкнулись, когда он прошептал ей что-то. Она не услышала ни слова, но по его нахмуренным бровям, быстро догадалась — то было ругательство.       — Что за черт? — выпалил Бен, открыв окно. — Какого хрена ты здесь?       — Прости, Бен… — начала Алиса, но чуть тряхнув головой, продолжила. — Нет! Это ты мне скажи, что за черт? Роял-Ридж Драйв? Это по-твоему Роял-Ридж Драйв? И где твоя тетя, Бен? А?       Он не ответил. Только открыл рот пошире и захлопал ресницами.       — И машина во дворе. Это ведь твоего отца? — не останавливалась Алиса.       Она поднесла руки к своему лицу и прикрыла ладонями рот, будто пытаясь защитить Бена от следующего вопроса:       — Ты все еще живешь с ним? Да?       Бен молчал. Он опустил взгляд на потертый подоконник и крепко сжал губы.       — Почему ты уехал, Бен? Почему ты мне врал? Я не понимаю. Что с тобой произ…       Алиса не успела договорить. Все еще не поднимая глаз, Бен наконец ответил:       — Угадай.       — Я не понимаю, что ты хочешь сказ…       И вновь он прервал ее, посмотрев темным взглядом исподлобья.       — Чего тебе надо? Опять хочешь играть спасительницу? Твоя помощь мне не нужна. Твоей помощи мне уже хватило.       — О чем ты?       — Не придуривайся! — закричал Бен. — Я просил тебя молчать. Я так и знал, что будет хуже. Но нет, тебе нужно было все разболтать!       Алиса сглотнула приближающийся к горлу ком.       — Не знаю, о чем ты, Бен, но я не рассказывала ни слова. Ни одной живой душе.       На мгновение лицо Бена обмякло. Он словно очнулся от долгого наваждения. От плохого сна. Но прошла секунда, и он вновь нахмурился, поджимая губы.       — Ты рассказала, Алиса! Не ври! — Бен чуть подался вперед, как злой пес, готовый к схватке. — Почему я уехал? Да потому что ты рассказала!       Алиса не отступила. Не шагнула назад.       — И кто тебе такое сказал?       Она знала ответ. Просто хотела, чтобы сам Бен его произнес.       — Неважно! — он махнул рукой.       — Ответь! Пожалуйста, Бен, кто тебе об этом сказал?       — Неважно, — повторил Бен, но на этот раз тише.       На его лице появилось смятение.       — Бен? — Алиса подошла совсем вплотную, положила ладони на плечи Бена. — Скажи.       Он дернулся, но не сильно. Посмотрел на нее голубыми глазами. В них читалось: Я ошибался.       — Кто тебе это сказал, Бен? — Алиса завела руки ему за спину.       Она почти его обняла, когда он ответил:       — Мой отец. Глава 10       С работами Джона Джеймса Одюбона Бен познакомился в четвертом классе. Он случайно нашел в школьной библиотеке одну из копий его альбомов с рисунками. Изображения в нем были меньше, чем оригинальные репродукции, поэтому некоторые из птиц казались совсем крошками. Например, лимонный певун.       Когда пришло время возвращать книгу на место, Бен наврал библиотекарю, что потерял ее. Он краснел, заикался, боясь, что женщина, миссис Перкинс, вскроет обман и заставит вернуть украденное. Но она сочла его страх за стыд и даже не стала ругаться. Правда, пришлось выпросить у отца почти два доллара, чтобы выплатить штраф.       — Видишь, Бенни, как сильно я тебя люблю, — говорил он, высыпая из кармана на стол горсть монеток.       Первые недели Бен хранил книгу под матрасом. Она была словно его детский блокнот, только с желтыми листами и куда более красивыми рисунками. Многих из птиц Бен не видел никогда в своей жизни. Например, каролинского попугая, когда-то обитавшего даже здесь, в Мемфисе, где они с отцом успели прожить к тому времени два года. Попугаев на картинке было семь, и Бен назвал их просто: Первый, Второй, Третий, Четвертый, Пятой, Шестой и Седьмой.       А некоторых из птиц он знал очень хорошо.       — Эвелина, — подписал Бен на странице, где обитала деревенская ласточка.       На рисунке она сидела в гнезде вместе с другой ласточкой.       — Наверное, это ее парень, — думал Бен, и в сердце от этой мысли начинало щемить.       Этой новой и красивой Эвелине он больше ничего не рассказывал. Не хотел, чтобы его подслушивали.       Через год Бен узнал, что в настоящих альбомах Джона Джеймса Одюбона птицы нарисованы в натуральную величину. Отыскав в канцелярском большие листы бумаги и купив там же свежей гуаши, он принялся копировать птичек из книги. Получалось не так красиво, как на оригинальных иллюстрациях, но достаточно хорошо, чтобы повесить картинки на стену.       Тогда, в одиннадцать лет, создание прекрасного помогало. Бен смотрел на свои рисунки, и они говорили ему, что все не зря. Что пока из пустого листа бумаги и баночек с краской можно сотворить красоту, жизнь имеет смысл. Что у сегодня будет завтра, и так изо дня в день, пока наконец все не станет вновь хорошо. Обязательно!       Но в тринадцать лет вместе с волосами подмышками у Бена появились новые мысли. Как серый туман, они мешали увидеть будущее. Казалось, его и нет вовсе. Так же как и смысла жить дальше. Даже настоящее уже не имело значения. Только прошлое. Мерзкое прошлое, как мертвец, восставший из могилы. Его гниющая плоть источала вонь, трупный яд разливался под ногами. Но Бен сидел рядом, смакую запах и зуд, и не хотел уходить.       Единственное, что хоть как-то помогало, было разрушение. Самого себя и всего, что вокруг. Почтовые ящики расплачивались за свою ухоженность, кусты с розами за свежесть. И стекла домов тоже казались слишком целыми.       Однажды ночью, когда Бен покинул отцовскую спальню, на него нахлынуло желание крушить. Было уже слишком поздно, чтобы в темноте улиц искать новую жертву, и Бен, ломая пальцы, как бешеный зверь наворачивал по комнате круги. На глаза попались некогда нарисованные птицы. Такие спокойные, такие чистые. Терпеть их в доме, где воняло гноем и разложением, было невыносимо. Бен вытащил из ящика старые краски и, взяв черную — самую невзрачную из них, принялся замазывать яркие перышки.       Так, в комнате не осталось ничего светлого.       — Он обманул тебя, Бен, — Алиса коснулась его щеки.       Ее кожа была прохладной, как и весенний день за окном. Бен хотел оттолкнуть Алису, но свет, от которого раньше становилось больно, теперь казался ласковым. Впервые за долгое время.       — Я знаю, — ответил он.       И это была правда. Еще в Эшвилле, когда Бен паковал свои вещи и относил Робина, фикуса-малыша, к дому Алисы, сомнения начали зарождаться. Он смотрел на крохотные листики, вспоминая день, когда Робин стал его, и не мог нарисовать в голове картинку, где Алиса, не прождав и дня, выкладывает все родителям. Но он пытался. Он старался и изо всех сил, в конце концов поверив в собственное убеждение. Приняв отцовские слова за правду, настолько истинную, что даже начал надеяться.       — А вдруг меня отправят к маме? — думал маленький Бен.       Вернувшись домой, он начал ждать. Не отца, который вот-вот должен был прийти, а спасителей. Родителей Алисы, миссис Дэвис, и даже полицейских. Но дорога, ведущая к дому, оставалась пуста. Где-то вдалеке не были слышны сирены, и столб пыли не поднимался на горизонте. Никто к нему не пришел.       — Значит, так и должно́ было быть.       Он принадлежал отцу, как и белая Ривьера, и если тому вдруг вздумалось бы раздавить ее прессом, у него имелось на это право.       Когда-то Бену сказали, что время идет вперед. Время никого не ждет, оно отсчитывается, и поэтому все когда-либо заканчивается. Рано или поздно. Даже самое плохое. И маленький Бен ждал.       Но все становилось только хуже. И единственного, кого Бен мог в этом винить, была Алиса, везде сующая свой любопытный нос. Свой болтливый язык. Вот только мир вокруг Бена не стоял на месте. Он потихоньку просачивался к нему в голову, объясняя правила и истолковывая законы. И маленький Бен начал понимать — его обдурили.       — Она не сказала, — шептал он в потолок. — Что если, она никому не сказала.       Но было уже слишком поздно. Нельзя было вернуться и все исправить. Нельзя было заставить время отмотать назад. Оставалось только смаковать боль от мысли, что:       — Она не сказала.       И в этот раз Бен не стал себя переубеждать. Он спрятал догадки глубоко под обидой, припорошив их злостью и гневом. Вот только теперь их пришлось откопать.       — Я знаю, — повторил Бен с надрывом в голосе.       Еще несколько секунд он боролся со своей слабостью, но она победила, и слезы полились по щекам. Бен поднял руки за спиной Алисы и прижался к ней, уткнувшись мокрыми глазами в ее плечо. Глава 11       Он разомкнул ладони у нее за спиной и отодвинулся, чуть наклонив голову в сторону.       — Мне так жаль, Бен, — сказала Алиса, тоже вернув руки на место.       Бен кивнул.       — Конечно, — ответил он и потер пальцами свои глаза.       Они покраснели — внутри и снаружи, ресницы слиплись в острые кисточки.       — Хочешь зайти? Я один сейчас, — спросил Бен, показывая взглядом вглубь комнаты.       — Конечно, — повторила за ним Алиса.       Изнутри дом выглядел не лучше, чем снаружи. Обшарпанные стены упрашивали их покрасить, пол скрипел, и запах тоже был из ряда неприятных. Пахло кислой тряпкой для мытья посуды и остатками несвежей еды.       — Сюда, — Бен указал пальцем на одну из дверей. — Моя комната.       Еще один кадр из прошлого. Кадр детской грусти, тогда еще не совсем понятной, но явной, как слезы. Семь лет прошло, но чувства, законсервированные в сердце, совсем не изменились. Алиса шла за Беном в его комнату, радуясь, как бы не было стыдно, что сможет побыть с ним еще немного. И рассыпаясь внутри от жалости и бессилия.       — Кто это нарисовал? — спросила она про плакаты.       — Ну я, — пожал плечами Бен.       — Очень красиво, — Алиса попыталась улыбнуться, глядя ему в глаза, но не увидев в них взаимности, перестала.       — Черное сверху — это тоже я, — он опередил ее вопрос, хоть Алиса все равно бы не стала его задавать.       Она скользнула взглядом по дыре в стене. Не хотела показывать своего интереса, но Бен заметил. Он сказал:       — И это тоже я.       — Бен, мне очень жаль, — снова произнесла Алиса.       Она не знала, зачем говорит и без того очевидные слова. Конечно, ей жаль. Ей очень-очень жаль, что мир такой, и что люди, живущие в нем, бывают монстрами. Что сильные обижаю слабых, и что Бену так не повезло.       — Ага.       Он сел на кровать, опустив плечи и обмякнув всем телом. Посмотрел на стул, стоящий рядом.       — Помнишь Робина? — спросил Бен.       Он слегка ухмыльнулся, скривив уголок рта.       — Помню.       — Что с ним сейчас? Остался в Эшвилле?       Алиса прикусила губу.       — Прости, Бен, но он завял уже очень давно. Я забыла про него, и он засох.       На всякий случай она повторила:       — Прости.       — Понятно, — кивнул Бен.       Он упал на кровать спиной, подложив под голову руки. Рыжеватые волосы заскользили со лба на виски, легли на голубое покрывало. И Алиса подумала:       — Как красиво.       Она впилась глазами в лицо Бена, которое теперь выглядело совсем юным, будто и не было тех семи лет. Будто им снова по восемь, они дети, и впереди их ждет только хорошее.       — Не подумай, что я эгоистка, но когда ты уехал, мне было очень плохо. Я знала, что это из-за того… — она запнулась. — Из-за твоего отца. Но ты запретил мне говорить. Понимаешь? Мне нельзя было говорить. И это очень тяжело, Бен.       Он не пошевелился, продолжая пялиться в потолок. Но его грудь, казалось, задышала глубже и быстрее.       — Я много думала о тебе. Пару раз я уже готова была поговорить с папой и мамой. Не знаю, почему я не сделала этого. Честно говоря, я жалею. Надо было все рассказать! Надо было! Может, все бы изменилось? Может…       — Хватит! — прервал ее Бен.       Его брови налезли на веки, и те закрылись. Плотно и с силой.       — А потом умер папа, и…       — И тебе стало не до меня, — закончил за нее Бен.       — Прости…       Стул рядом с кроватью был заполнен рубашками и футболками, свисающими со спинки брюками, поэтому оставалось только сесть на кровать. На самые ее краешек.       — Знаешь, мы не сразу приехали сюда. В Мемфис. Сначала папа отвез меня в другой город. К тете.       — То есть тетя — это правда? — Алиса улыбнулась, но Бен, со все еще закрытыми глазам, не мог этого видеть. И, как оказалось, хорошо.       — Да, тетя Миранда. Она была. И есть, к сожалению.       — К сожалению? — улыбку сползла по уголкам рта, вниз, к подбородку.       — Да. Она была ужасной. Я не преувеличиваю. У нее я почти ничего не ел. Не могу вспомнить точно, как мало, но я постоянно чувствовал голод. Все десять дней я просидел в вонючей комнате. А один раз она поймала меня ночью, когда я пытался украсть из холодильника еду. Ублюдок. Так она меня назвала. Я помню, как она схватила с полки банку с арахисовой пастой и намазал ею мое лицо. Потом еще добавила джема.       Бен прокашлялся, изменив голос на тонкий и писклявый.       — Жри, Бенни, жри. Знаешь, сейчас даже забавно это вспоминать. Будто, это не моя жизнь, а просто старый комедийный сериал из детства.       — Бен… — выдохнула Алиса.       Каждое его слово подкладывало на сердце по тяжелому кирпичу. Но она продолжала слушать. Ради него.       — Я так и пошел спать — с перемазанным лицом. А на следующий день тетя Миранда отлупила меня за испачканное белье. Она схватила мои волосы и потянула их вверх, чтобы я не смог отвертеться от пощечин. Я помню, что ее руки тоже испачкались в джеме, и в конце она вытерла их о мои волосы.       «Пожалуйста, хватит», — кричала про себя Алиса.       Она тихо плакала, не издавая ни звука, и чтобы не всхлипывать, ей приходилось дышать маленькими глотками.       — На шестой или седьмой день я уже скучал по отцу. Можешь такое представить? Не знаю почему. Я как будто позабыл о том, что было. Это как с физической болью — ты не помнишь, насколько сильной она была. А может, я просто хотел поскорее удрать от тети Миранды. Может, поэтому я начал убеждать себя, что отец больше не станет… Ты знаешь.       «Знаю», — Алиса стиснула в ладони кусочек покрывала.       — Но это было на шестой день. До этого я злился на него. Я его ненавидел. За все. И один раз я решился. На кухне, когда тетя кормила меня поганой едой, я рассказал ей. Вот так вот просто. Как пластырь содрал. Не помню точно, о чем я думал.       — И что она?       Бен глубоко вздохнул, будто набирая воздух перед погружением в смердящие воды.       — Она сказала, что я маленький сученыш. Что я врун и бесстыдник. Маленький извращенец, который все придумал. Вот что она сказала. Но самое худшее не это. Она передала все отцу. Он приехал забрать меня через десять дней. Когда мы были на полпути до Мемфиса, он остановил машину и начал говорить. Он сказал, что мама отказалась от меня, что у нее больше нет на меня прав. И единственный человек после отца, кто мог бы стать моим опекуном, была тетя Миранда.       Он вновь покашлял, теперь сделав голос грубым и шершавым:       — Хочешь обратно, Бенни? Хочешь жить с тетей Мирандой? Нет? Тогда держи свой грёбанный язык за своими гребенными зубами!       — Бен… — всхлипнула Алиса.       Не удержалась на этот раз.       — Да. Мне казалось тогда, что я точно, абсолютно точно, должен жить с отцом. Что нет другого выхода. Какой идиот! Так что, твоей вины в этом нет. Никто бы все равно не поверил тебе. А если бы даже и поверил, я бы поехал проживать радостные деньки у тети Миранды. До сих пор не знаю, что хуже. Тогда казалось, что она. Но я не знал, что с отцом может быть… еще хуже.       — Что ты имеешь в виду?       — Неважно. Просто знай, что я не сержусь на тебя, Алиса.       Прощение. Она не ждала его сейчас, и получив, не стала чувствовать себя лучше. Наоборот, оно легло на сердце самым тяжелым камнем.       — Но, Бен, твой отец, он уже обманывал тебя. Что, если он обманул тебя и в этот раз? Я имею в виду маму. Что, если она все еще твоя мама.       — Нет, — замотал головой Бен.       Сквозь улыбку пробился нервный смешок.       — Нет, это точно.       — А что, если нет? Ты разговаривал с ней хоть раз?       — Нет, — произнес Бен тихо и уже без смеха. — Отец сказал, что они с Лорой переехали, и он не знает их нового номера.       — Бен! — подпрыгнула Алиса. — Бен! Но ведь это тоже может быть ложью!       — Нет… — он поднялся.       — Помнишь, ты рассказывал мне в детстве, что Лансинге у вас был большой и красивый дом. Ну и зачем им из него переезжать? Ты пробовал звонить по старому номеру?       — Нет… — он встал на ноги.       — Ты помнишь номер?       — Конечно, — Бен повернулся к Алисе лицом, показав смесь ужаса и надежды.       — Тогда давай позвоним! Глава 12       Мика рассказывал однажды, что у него есть дальний родственник. Кажется, его звали Фред. Дядя Фредди, если быть точнее.       — Ему лет сорок, — говорил Мика. — Потому и дядя.       Дядя Фредди ходил с тонкой тростью и в черных очках. Еще он носил наколенники, так как часто падал, и шлем — по той же причине. Все потому, что дядя Фредди был слепым.       — У него это с рождения, — объяснял Мика.       Слепых от рождения Бен никогда не встречал. Никогда не думал о них, не знал, что такие бедняги есть на свете. Но после рассказа Мики он не был уверен точно, кто же больший неудачник: такие, как дядя Фредди, или те другие, потерявшие зрение.       Да, дядя Фредди никогда не видел закатов, не видел высоких облаков в июльском небе, свежей листвы по весне и моря. Он не знал, какие птицы поют у него за окном, какие перышки у них на крыльях. Огонь и янтарные язычки ему тоже были неизвестны.       Но также он не был знаком с той утратой, которую потерпели ослепшие. Им остались лишь бледные снимки на памяти, их расплывчатые силуэты. Дразнящие картинки, ускользающие в темноте век, так что на их место непременно приходило сожаление.       Сейчас, оглянувшись в прошлое, Бен вдруг прозрел. Он был как дядя Фредди, он тоже не видел. Не знал, с самого рождения, что обманут.       Когда Алиса набрала на телефоне сказанный им номер, Бен повесил трубку.       — Бен? Почему? — спросила она.       — Я не знаю… — соврал он.       Страх — вот что заставило его отступить. Не того, что ничего не получится, и там, на другом конце телефонного звонка, ему ответит вовсе не мама. Наоборот, именно этого он боялся.       Семь лет! Семь лет, которые он принял как неизбежное, окажутся шуткой. Маленьким розыгрышем, которого так легко можно было бы избежать. Сейчас, когда их не вернуть и не переписать, может, сто́ит оставить все так, как есть?       — Нужно попробовать, Бен, — Алиса сняла трубку с телефона.       Набрала ноль, набрала единицу. Посмотрела на Бена в ожидании подсказки.       — Семь, — сказал он.       Когда последняя цифра была набрана вновь, Алиса поднесла трубку к своему уху. Тихие гудки раздавались по кухне. Бен слушал, как за последним следует пауза, и надеялся, что вот-вот, и звонок оборвется. Завтрашний день будет таким же, как сегодня, и перемены не ворвутся в его жизнь.       Ведь все, что его заботило, было прошлое. Которое нельзя изменить.       — Мама… — беззвучно прошептал Бен.       Он попытался вспомнить ее голос, и, к своему удивлению, обнаружил, что забыл. Забыл!       — Бен, иди ужинать! — раньше она звала его к столу почти каждый вечер.       — Бен, иди ужинать! — теперь это был рандомный женский голос, придуманный мозгом.       Как же так? Как он мог забыть?       — Алло? — произнес кто-то в трубке.       Алиса вцепилась глазами в Бена. Широко распахнула веки.       — Алло? Кто это?       — Добрый день! — дрожащим голосом сказала Алиса.       Женщина в трубке начала нервничать:       — Добрый, добрый. Так кто это?       Бен подошел к Алисе поближе и приложился ухом к тыльной стороне трубки. Он попытался вспомнить, мамин ли это голос, но тот казался таким чужим.       — Могу я поговорить с Мэри, — спросила Алиса.       — А кто спрашивает? У меня мало времени, так что давайте побыстрее.       Она поморщилась от напряжения и почесала нос суетливыми руками.       — Мне нужно узнать, живет ли в вашем доме женщина по имени Мэри?       — Так, а кто спрашивает? Что за шутки такие?       — Извините, но это связано с ее сыном.       Бен вздрогнул. Он заглянул Алисе в глаза и отрицательно замотал головой. Замахал руками, чтобы она замолчала.       — Мем? — позвала Алиса.       Но женщина в трубке не отвечала. Наконец, спустя секунд пятнадцать, она нарушила возникшую тишину:       — Но у Мэри есть только дочь, — ее голос звучал сконфуженно. — Лора.       Бен открыл рот. Он тяжело задышал, продолжая впиваться взглядом Алисе в глаза. Но губы, которые он не контролировал, вдруг сложились в улыбку.       — Да, Лора. Ей семь, верно? — Алиса тоже просветлела.       — Восемь… — сказала женщина. — Я ее няня, так что точно знаю.       Она все еще была смущена и отвечала на вопросы словно под гипнозом.       — Так кто спрашивает? — раздраженно воскликнула женщина, когда, наконец, очнулась.       — Большое вам спасибо! — Алиса повесила трубку.       Ее щеки пылали красным, а глаза блестели. Не от слез, а просто. Сами по себе.       — Бен! — Алиса затрясла перед собой руками. — Ты слышал? Твоя мама живет все там же!       Она приложила ладонь ко лбу и выдохнула тонкую струйку воздуха из сложенных в трубочку губ.       — И что? — Бен отвернулся.       Не хотел смотреть на радость в ее лице. Не хотел заражаться ею.       — Мечты нужно держать в узде, — говорил кто-то когда-то по телевизору.       За спиной Алиса переступала из стороны в сторону, разнося по гостиной скрип половиц.       — Ты можешь поговорить с ней. По-настоящему! Если ты ей все расскажешь, она заберет тебя.       — Представляешь, Лоре уже восемь, — Бен поднял перед собой ладони. — Я помню, она была такой маленькой, что даже у меня на руках помещалась. Наверное, уже в школу пошла. Восемь лет — это так много.       Ему тоже было восемь, когда жизнь вдруг закончилась. Он представил, что где-то на севере, в далеком Лансинге, живет Лора, маленькая девочка. Как беззаботны ее деньки?       — Наш дом. Я помню его. Интересно, кто живет сейчас в моей комнате?       — Может, и никто. Может, мама все еще бережет ее для тебя.       — Хватит!       Бен резко развернулся, широко махнув рукой.       — Я хочу, чтобы ты ушла! — заорал он на Алису.       — Нет, Бен, я тебя не оставлю, — скрип половиц зазвучал ближе.       — Я сказал, — произнес Бен, выделяя согласные, — Пошла прочь!       Она остановилась. Прищурила взгляд со сдвинутыми бровями. И тоже закричала:       — Не ори на меня! Если тебе не нужна я, не нужна моя помощь, зачем ты пришел ко мне? Я знаю, Бен, это сложно, но нужно пытаться. Нужно все изменить! Ты не можешь жить так дальше. Ты умрешь. Когда-нибудь, Бен, ты не выдержишь и умрешь.       — Хват…       Алиса не дала вставить ни слова.       — Все эти перечеркнутые птицы. Твоя злость. Я же вижу, как ты страдаешь. Просто ты привык. Но жизнь можно изменить. Я понимаю, я не могу исправить твое детство, как бы ни хотела. Но я могу помочь тебе сейчас. Давай попробуем, Бен. Что ты теряешь?       Бен дрожал, обхватив себя за плечи. В голове крутились мысли, слова, сожаления. И надежды. Все стало таким сложным. Таким запутанным. И главное, а какое решение? Где оно? В чем состоит?       — Поехали в Лансинг, — подсказала Алиса. Глава 13       — Поехали в Лансинг.       Слова сорвались с губ быстрее, чем она успела их осмыслить. Алиса перевела взгляд с Бена на пустоту перед собой и медленно заморгала. Поехать в Лансинг? Штат Мичиган.       — То, чего хочешь, обдумывать не нужно, — так когда-то говорил папа.       Так случилось и сейчас.       — Что? — спросил Бен с такой интонацией, будто задавался вопросом: Ты с ума сошла?       Может быть, думала Алиса. Может, и сошла.       — Поехали в Лансинг! Сразу к твоей маме.       Бен шумно выдохнул воздух.       — Вот так вот просто? — усмехнулся он.       — Да, вот так вот просто, — ответила она твердым голосом.       В голове же проносились мысли: а как далеко до этого места? Как туда добраться и на чем? И что, в конце концов, наврать бабушке?       — И что потом? Ну, приеду я к маме, и что дальше? Если бы она хотела меня забрать, то давно бы сделала это. Она мне даже не звонила ни разу.       — Наверное, она не знала твоего номера. Я не верю, Бен, что ей все равно. И потом, она ведь не догадывалась, что твой отец тебя… Что он с тобой делает.       — Я в этом не уверен.       Бен нервно почесал шею у затылка и, расслабив левую ногу, принялся настукивать стопой по скрипучему полу.       — Я уверена. Она твоя мама. Если бы она знала, она бы обязательно…       — Знаешь, это началось еще при ней. Когда мы жили в Лансинге. Я, отец, мама и Лора. Все под одной крышей. Было лето, поэтому я почти все время проводил дома. И мама тоже. Она не работала из-за Лоры.       Он подошел к раковине и набрал в рядом стоя́щий стакан воду из-под крана. Сделал пару глотков.       — Я не всегда был таким, Алиса. Когда мы встретились, это был уже не я прежний. До этого я был… я любил свою жизнь. Я был просто ребенком, который любит свою жизнь. Я очень изменился. Я перестал смеяться, разучился радоваться. А если меня что-то и смешило, я сразу вспоминал обо всем, и мне уже не хотелось начинать смеяться. Понимаешь?       Она понимала. Слово в слово это были ее мысли, после того, как умер папа.       — Как думаешь, могла ли моя мама не заметить, что я изменился? Что ее веселый сын вдруг стал унылой кучкой дерема? Особенно после поездок с отцом. В то лето мы катались с ним за город почти каждую неделю. Как думаешь, Алиса, могла ли она не заметить?       — Я не знаю, Бен. Это… Это сложно представить. Что такое возможно.       — Но это случилось! — Бен стукнул кулаком по столу.       В раковине зазвенели вилки.       — Иногда я думаю, — продолжил он, оперевшись руками в стол, — мама догадалась. Поэтому она решила развестись с отцом.       — Она?       — Да, она. Отец просто нашел в этом свою выгоду. Иногда я думаю, она просто хотела защитить Лору. А на меня ей было плевать.       — Нет, Бен. Это неправда.       — Да, может и неправда. Может, она решила, что я уже пропал. Порченый продукт, знаешь. Как прокисшее молоко. Остается только выбросить.       — Бен…       Алиса думала. Она искала слова. Хотя бы какие-нибудь, чтобы перебить его. Заставить замолчать.       — Ты так говоришь, потому что хочешь сдаться. Вот только, а ты не думал, с чего это твой отец так старательно мешал тебе поговорить с мамой? Если она все знала, чего ему было бояться. Наоборот, он мог бы дать тебе с ней поговорить, чтобы ты услышал, насколько ей все равно. Но он не сделал этого. Потому что она не знала. И он боялся, что это изменится.       Бен, который стоял, опрокинув вниз голову, теперь посмотрел на нее.       — Правда так считаешь? — спросил он тихим голосом.       — Да, правда. И еще. Разве тебе неинтересно, как они поживают? Какой выросла Лора? И мама, как она?       На его лице появилась улыбка.       — Давай подумаем об этой поездке, как о приключении. Просто поездка к старым знакомым, — Алиса сдвинулась с места.       Подошла к столу, за которым стоял Бен, и положила ладонь ему на плечо.       — Когда умер папа, я провела много ночей без сна, думая о машине времени. Я мечтала, что у меня появится возможность путешествовать в прошлое. Что я смогу вернуться за год, за два до его смерти и все исправить. Что я заставлю его пойти к врачу. Думать об этом очень приятно, Бен. Хоть и знаешь, что ничего из этого невозможно. Но на самом деле, это жрет тебя изнутри. Это не дает тебе жить дальше. И еще — это больно. Ты засыпаешь в бесполезных мечтах, они снятся тебе ночью, а наутро ничего из этого не остается. Только реальная жизнь.       Вечернее солнце садилось быстро, поэтому в гостиную перестали падать его оранжевые лучи. Только красный закат делился сумерками. Тусклыми и синеватыми.       — Поэтому я перестала. Есть только сейчас. Сегодня. Исходная точка, в которой ты находишься. От нее и нужно двигаться. Вперед.       Алиса смотрела Бену в лицо, проводя взглядом по очертаниям его профиля.       — Я думаю, мой папа хотел бы, чтобы я просто жила дальше. Чтобы я была счастлива. И я буду.       Он повернулся к ней с опущенными в пол глазами. Медленно поднял их, встретившись с Алисой взглядом.       — И ты тоже будешь, Бен. Всем назло. Но нужно действовать. Пока не стало слишком поздно.       В темной гостиной его голубые радужки казались зелеными. Наполовину их поглотил зрачок, который вдруг уменьшился, превратившись в маленькую точку.       — Сколько времени? — воскликнул Бен.       Он забегал глазами по стенам, остановившись на часах, висевших над телевизором.       — Уже очень поздно! Он скоро вернется, — успел сказать Бен, прежде чем они оба услышали из замочной скважины хрустящий звук вставляемого ключа. Глава 14       Дверь резко открылась. Обогнув широкую дугу, она замедлилась перед тем, как остановиться, а затем плавно поплыла назад. У самого проема отец пнул ее ногой еще раз.       — Бен! — крикнул он, продолжая придерживать дверь.       Бен очнулся. Он стрельнул беспокойным взглядом в Алису и быстро подбежал к отцу.       — Возьми! — тот протянул ему два ящика с пивом, по одному на каждую руку.       Третий ящик был зажат у него подмышкой.       — В холодильник, — сказал отец.       Он переступил порог дома и замер, увидев Алису. Бен тоже перестал двигаться, переводя взгляд с нее на отца и сглатывая быстро набирающуюся слюну.       — Добрый вечер? — произнес отец вопросительно.       Сейчас, когда рядом стояла Алиса, Бен глядел на него ее глазами. После развода, с каждым следующим годом отец выглядел все хуже и хуже. Он все больше походил на белый мусор, нося засаленные майки и помятые рубашки с короткими рукавами. От некогда статной фигуры остались лишь осанка и рост. Живот тоже раздобрел, щедро взращиваемый пивом и дешевыми бургерами.       Бен поморщился. Он мысленным взором окинул гостиную, где они находились, вспомнил про раковину с кучей посуды, обшарпанный диван и пыль на столах, и начал краснеть. Воздух тоже запах тем, что в нем обитало, просто раньше Бен этого не замечал.       Все, что его окружало — отец и убогое убранство их дома — он принадлежал этому. Он был к месту, и это давно перестало беспокоить. Но теперь, когда рядом стояла Алиса, Бену хотелось провалиться сквозь землю.       — Бен, познакомишь нас? — спросил его отец, в то время как Алиса продолжала смотреть на него молча с сердитыми глазами.       — Это Лиза, — соврал Бен.       Он опустил ящики на стол рядом с холодильником и, открыв дверцу, начал по одному ставить их на полки.       — Она учится со мной в одном классе.       Отец улыбнулся. Он тоже избавился от ящика, уложив его на диван и достав одну из бутылок. Открыв ее о край стола, где уже виднелись зазубрины, забитые грязью, отец отхлебнул два шумных глотка.       — Ну что же, — сказала он, разглядывая Алису, — приятно познакомиться.       Затем отец повернулся к Бену.       — Она немая, что ли?       Алиса тоже посмотрела на него. Презрение в ее глаза сменилось испугом.       — Бенни! — усмехнулся отец. — Ты что, тоже онемел?       Бен промолчал. Он перевел взгляд на дверь, представляя, как открывает ее и уносится прочь. Ноги упрашивали сорваться, но он удерживал их тем, что привык терпеть.       — Я не немая, — наконец заговорила Алиса.       — Это замечательно! — наигранно воскликнул отец. — Правда, Бенни?       Он встретился взглядом с сыном и широко ему улыбнулся.       — Хотите? — спросил отец, достав из ящика две бутылки.       Алиса замотала головой.       — Нет! Нам ведь всего четырнадцать! — возмутилась она.       На что отец засмеялся. Его желтые зубы обрисовывали огромную пасть, желтый налет покрывал язык.       — Четырнадцать — это уже очень много. Очень, очень много, — сказал мужчина, растягивая гласные. — Да, Бенни?       Бен посмотрел ему в глаза. Он коротко потряс головой, упрашивая его: Не нужно. Но отец продолжал:       — Бери! — прикрикнул он и кинул бутылку ему в руки.       Бену пришлось ее поймать.       — Пей! — рявкнул отец.       — Нет, Бен, — попросила Алиса.       Довольно громко и уверенно, но Бен слышал, как дрожал ее голос.       — Пей! — повторил отец.       Он посмотрел на Алису:       — Пусть пьет. Он привык. Наш Бенни пьет уже очень давно.       В его голосе звучало наслаждение. Оно стало еще слаще, когда отец подошел к сыну и положил руку ему на плечи. В воздухе запахло свежеиспользованной пепельницей. Запахло сигаретным душком и кислым ароматом жженой бумаги.       — Напомни, Бенни, когда ты начал пить? Кажется, когда тебе было восемь?       Глубоко согнувшись в пояснице и заглянув Бену в лицо, отец добавил:       — На Рождество? Да, Бенни?       Бен не двигался. Ни рукой не мог пошевелить, ни глазами. Он не видел, куда сейчас смотрит Алиса, и какое у нее выражение лица. Как сильно она зла? Как много напугала? И самое худшее было — он не мог ей помочь.       Это в книгах справедливость торжествует. Это в книгах добро побеждают зло. Будто люди берут реванш в вымышленном мире, рисуя концовки, где все хорошо. Но на самом деле все как раз наоборот. Жизнь — это негатив на пленке, которую нельзя проявить.       — Пожалуйста… — тихо прошептал Бен.       Еще несколько секунд отец стоял рядом, улыбаясь ему в лицо, но после убрал руку и вернулся к дивану.       — Проводи свою гостью, Бенни. На улице скоро станет совсем темно, — кинул он небрежно и плюхнулся всем телом на пыльное кресло.       Получив разрешение уйти, Алиса все еще стояла на месте, широко распахнув веки и глядя перед собой.       «Это всего лишь пять минут моей жизни, Алиса», — подумал Бен. — «И то, не самые худшие».       — Идем, — сказал он ей вслух. — Лиза! Идем!       Она зашагала в сторону двери, не сводя глаз с отца, будто он был невиданным зверем, о которой ей рассказывали лишь в сказках.       — Стой! — вдруг развернулся отец.       Он прищурил взгляд, всматриваясь ей в лицо.       — Я видел тебя раньше? — спросил он, отпивая пиво.       — Нет! — вмешался Бен.       Сердце, которое и так билось, будто после забега, заколотилось еще сильнее. До этого ему было противно, ему было стыдно, но теперь… Теперь стало страшно.       — Ну, может… — он посмотрел на отца умоляюще. — Может, в школе. Или здесь, в городе.       Не меняя выражения лица, подозрительного прищура, который, разве что, стал еще более подозрительным, отец перевел взгляд на сына.       — Ладно, Бенни, — проговорил он медленно. — Хорошо.       Они вышли из дома, тихо прикрыв за собой дверь. Молча дошли до тропинки вдоль дороги и двинулись к реке. Было уже достаточно темно, так что фонарные столбы местами светились желтым. Те, что были разбиты, продолжали оставаться мертвыми.       — Бен, — первой заговорила Алиса. — Это невозможно.       — Да, да, — ответил он на выдохе.       Она приложила ладони к своим щекам, а затем прижала кончики пальцев к закрытым векам.       — Бен, это какой-то ад.       — Я понял тебя, Алиса. Не нужно меня успокаивать.       Бен ускорил шаг, так что ей пришлось открыть глаза и сделать несколько быстрых шагов.       — Прости. Просто я… Я не знаю…       — Больше никогда сюда не приходи, Алиса!       Он резко остановился, перехватив Алису за плечи и тряхнув ее слегка.       — Слышишь меня! — крикнул он еще раз. — Никогда!       — Хорошо, Бен, — выдавила она из себя.       Он отпустил ее, отойдя на шаг назад.       — Я знаю, где ты живешь. Этого достаточно. Я не хочу, чтобы он видел тебя. Чтобы он на тебя смотрел. Обещай, что больше не будешь следить за мной?       — Да, Бен, обещаю.       Они разошлись в разные стороны. Бен поплелся назад, где его ждал тяжелый разговор между отцом и сыном. Алиса тоже пошла домой. Чтобы плакать. Напоследок она развернулась и крикнула:       — Подумай про Лансинг, Бен! Глава 15       Хорошо, что на улице стало темно. Так, прохожие не видели ее слез. А за шумом проезжающих мимо автомобилей не было слышно ее всхлипов. Алиса шла вдоль дороги, не смотря по сторонам и помня лишь примерно, в каком направлении находится ее дом.       Ей бы сесть в автобус, который еще ходил, но спешить домой совсем не хотелось. Как, впрочем, и оставаться на улице, блуждая между фонарей. В этом и состояла проблема — то, чего она хотела, было недоступным. Невозможным, как машина времени. Как магия и волшебство.       Ей бы мечтать о чем-нибудь попроще. О новом платье в белый горошек, или о сережках в виде сердечек. О наручных часах с тонким кожаным ремешком. О хороших оценках в школе или о чистой коже без черных точек. О чем-нибудь, без чего она бы могла жить и дальше, не пребывая в страданиях и безысходности.       Но ее желания находились за красной линией. Они обитали в чужих головах, в сплетении нейронов. В памяти, которую не стереть. Даже машина времени здесь была бы бессильна. Черная плесень, пульсирующая скверна, живущая в голове у отца Бена — как давно она там появилась?       Что, если она была всегда?       Взять бы ее да выжечь! Выдернуть как сорняк и перетереть в пыль. Бедный Бен. Бедный, бедный Бен! Все могло бы быть иначе.       Однажды по телевизору показывали программу. Она была о человеке, получившим Нобелевскую премию. О докторе, чье призвание лечить. Его звали Эгаш Мониш.       — Лоботомия, или лейкотомия — это операция, при которой одна из долей головного мозга отделяется от остальных областей, либо иссекается вовсе, — объяснял ведущий, водя указкой по карте головного мозга. — Считалось, что такая практика позволяет лечить шизофрению.       После шли картинки несчастных испытуемых. Их безразличные взгляды, струйки слюны, капающие с уголков рта.       — Пациенты действительно становились спокойными, однако вместе с этим у них фиксировались нарушение мышления, потеря моторной координации, частичный паралич, большое прибавление в весе, — на этих словах на экране появилось лицо ведущего крупным планом.       Он смотрел на телезрителей строго и немного с укором, будто это была их вина́.       — В итоге этот способ лечения был признан бесчеловечным и запрещен во многих странах мира, — закончил мужчина.       «Вот бы и отцу Бена сделать лоботомию», — подумала Алиса, и на место мокрых глаз пришла жгучая злость.       От нее скрипели зубы, и стискивались кулаки.       «И вообще», — продолжала размышлять Алиса, — «почему бы не делать лоботомию всем тем монстрам, которые портят жизнь другим».       Пусть они будут гадить под себя, пусть им придется есть скользкие супы, чтобы не подавиться. Пусть от настоящей жизни им останется лишь тень. Пусть!       У Бена жизни не было совсем.       Теперь, когда она вспомнила, как выглядит его отец, в голове образы обрели лица. Вот она, взрослая Алиса, в белом халате и с молоточком в руках. А вот и мерзавец, сидящий в кресле. Ремни обвили его руки, его трясущийся от страха живот. В лоб тоже врезается широкая лента.       — Пожалуйста, — стонет урод.       Еще ничего не произошло, но он уже роняет слюни себе на майку. Он боится. Он умоляет.       — Пожалуйста!       Но в глазах по-прежнему нет сожаления. Только страх за свою задницу.       — Этот способ лечения был признан бесчеловечным, — повторяет ему Алиса слова ведущего.       И от себя она добавляет:       — Но ты вовсе не человек. Ты грязное животное, самое мерзкое на Земле. Там, куда не попадает свет, там, где всегда мгла. Там ты был порожден.       В другой руке у нее появляется нож для колки льда. Алиса подносит его к переносице. Смещает чуть влево, так что острый конец касается уголка правого глаза.       — Нет! Я умоляю! — кричит безобра́зный рот.       Алиса не смеется. Она не злорадствует. Это лишь утешительный приз.       — Ты будешь амебой. Ты будешь хуже, чем самое жалкое существо.       Еще немного, и на дюйм нож исчезает в чужой глазнице. К другому концу приставляется молоток.       — Арахахааа, — рыдает приговоренный.       Его зрачки собраны в пучок, они смотрят на ее руки, облаченные в черный латекс. Вдруг они убираются прочь.       — Нет, — говорит Алиса. — Этого слишком мало.       Когда в ее воображении она взяла в руки острый скальпель, в реальной жизни раздался гудок.       — Эй! — крикнул ей водитель пикапа. — Острожнее!       Алиса оглянулась. Она была уже на Берта-роуд, недалеко от дома, и пыталась перейти дорогу, будто то был тротуар.       — Извините, — ответила она мужчине, и тот поехал дальше.       Дул легкий ветерок, но ее щеки уже не обдавало холодом из-за влаги. Пока она грезила ужасными мечтами, слезы успели высохнуть. И хорошо, подумала Алиса. Объяснять сейчас что-либо бабушке было последним, чего она хотела.       Но за ужином бабуля то и дело спрашивала, как прошел ее день.       — Хорошо, — отвечала Алиса. — Нормально.       Спать она ушла рано. Не хотела еще больше расспросов и обеспокоенных взглядом. И, как оказалось, это было правильным решением.       Рано утром, когда даже фонари еще не погасли, ее разбудил тихий стук. Алиса открыла глаза и решила, что ей показалось. Не стала подниматься.       Снова стук.       На этот раз она уловила, откуда он доносился. Из окна. Алиса поднялась с подушки, потирая глаза. Начала всматриваться в тень за стеклом. Тихо прошептала:       — Бен? Глава 16       На то, чтобы вернуться к дому, Бену понадобилось минут пять. Не больше. Но он не стал поворачивать с дорожки, пройдя мимо. Мимо соседского заборчика, а затем еще немного. У дуба, принадлежащего всей улице, Бен остановился и присел, обняв себя за колени.       У отца была своя комната, но он не всегда спал в ней. Иногда он начинал дремать прямо на диване перед включенным телевизором. Обычно на это уходило часа два просмотра телепередач и пять бутылок пива. Нужно было только не показываться ему на виду.       — Поехать в Лансинг, — Бен смаковал на языке предложение Алисы.       Он закрыл глаза, прислонившись затылком к дереву.       — Мама, — произнес он.       В темноте, в его воображении, мама действительно пришла. Та мама, которой он запомнил ее семь лет назад. С густыми черными волосами, собранными в пучок на макушке. С белыми руками и румянцем на щеках. Только глаз ее он не мог вспомнить. Не мог нарисовать их отдельно. Зато Бен не забыл, как обнимал маму, уткнувшись в мягкий живот. И фартук, пахнущей свежей выпечкой.       — А вспомнит ли она? — подумал Бен.       Узнает ли в нем, четырнадцатилетнем, того мальчика, который махал ей на прощание с заднего сидения Бьюика. Вспомнит ли она, как он плакал, дрожа нижней губой? Как продолжал молчать, пытаясь сказать одними лишь глазами: Спаси!       Если бы Бен знал, что пройдет семь лет, и жизнь его станет только хуже! Если бы он знал… Но машины времени не существует. Есть только сейчас, как сказала Алиса.       — А что будет еще через семь лет? — вдруг спросил себя Бен.       Что, если тот Бен, взрослый Бен, которому стукнет двадцать один, все так же будет сидеть у дерева и жалеть, что семь лет назад не сделал важного? Что, если ничего не изменится?       От этих мыслей закололо в груди. Бен поднялся на ноги и зашагал обратно к дому. Окно, через которое они с Алисой обнимались, все еще было открытым. Бен тихо обошел дом справа и заглянул в свою комнату. Дверь в гостиную была чуть приоткрыта, и тонкая полоска света падала на пол. Доносился громкий звук работающего телевизора.       Осторожно подняв ставню, Бен перекинул сначала правую ногу, затем левую, и тихо спрыгнул на пол. Закрыл за собой окно и на цыпочках подошел к кровати. Лег на нее наконец.       В темноте было спокойно. Было безопасно…       — Ты думаешь, я совсем идиот?       Бен вскочил, всматриваясь в темный угол. В тот угол, откуда он услышал отцовский голос.       — Да, Бенни? — отец вышел на середину комнаты.       В одной руке он держал бутылку. Другая была расслаблена, но Бен боялся того, что она может сделать.       — Ты держишь меня за идиота?       — Нет, — ответил Бен тихо.       Он хотел встать с кровати, но как только его ноги опустились на пол, отец рявкнул:       — Сиди, как сидишь!       Бен послушался.       — Бенни, Бенни, Бенни… — отец сделал вперед два шага. — Мой мальчик совсем вырос. Он уже водит девчонок. Да, Бенни?       — Она просто друг.       Бен старался не смотреть на отца. Когда они оставались одни, лучше было не встречаться с ним взглядом. Бен не знал, отчего точно, но он уже выучился на долгом опыте, что так становилось только хуже.       — Посмотри на меня! — так приказывал отец, когда собирался кончить.       И Бен смотрел. Поэтому сейчас, когда его не просили, он прятал глаза за спадающими на лоб волосами.       — Не бойся, сынок. Мы можем поговорить.       Отец сел рядом. Свободной рукой он обхватил Бена за плечи.       — Это нормально. Я имею в виду — это нормально, встречаться с девчонками. В школе у меня их было полно́. Только твою маму я так и не трахнул в школе. Она была горячей. Шикарные рыжие волосы, огромная задница.       Он засмеялся.       — Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Терпение. В конце концов, и твою мамку я оприходовал. Нужно только набраться терпения.       Его рука поднялась с плеч и легла на макушку Бена. Пальцы зарылись в не расчесанные волосы.       — Терпение, и ты сможешь трахнуть кого угодно.       Бен широко открыл глаза. Мельком взглянул на свет, падающий из гостиной. Прислушался к звуку телевизора. Показывали Семейку Брэди, где на фоне смеха персонажей был слышен закадровый смех. А в голове возникла мысль: Я и не знал, что в школе мама была рыжей.       — Я люблю тебя, Бенни, — отец склонился к нему.       Его горячее дыхание обволокло ухо, и Бен поморщился от щекотки и мерзости.       — Но ты испытываешь мое терпение. Если я прошу говорить тебя правду, значит, только ее ты и должен говорить.       — Я не вру, — сказал Бен.       На что отец заорал:       — В твоем классе нет никакой Лизы!       Бен вздрогнул. По затылку пробежались холодные иголки, когда отец продолжил тихо:       — Ни в одном из тех, которые ты посещаешь. О, Бенни, ты думаешь, я идиот. Но я знаю о тебе все. Всех твоих друзей, всех твоих врагов. Я твой отец, я должен это знать. Я твой отец, мы так близки с тобой, но ты продолжаешь врать мне. Не знаю, по какой причине ты не хотел, чтобы я знал настоящее имя этой девчонки, но это очень неприятно. Очень неприятно. А ты знаешь, как я не люблю, когда ты делаешь мне неприятно.       Пальцы в волосах начали сжиматься. Они тянули за собой пряди, те, в свою очередь, потянули голову Бена. Ему пришлось отклониться назад.       — И ты так и не выпил, когда я ясно сказал тебе — пей!       Лицо отца нависало над его лицом, и Бен не мог не смотреть на него. Он тихонько захныкал, кривя рот и брови. Семь лет прошло, Бен сильно вырос, но его плачь в такие моменты звучал точно так же. Как и в восемь лет.       — Теперь пей! — отец поднес бутылку к его открытому рту и наклонил ее, выливая содержимое.       Пойло расплескивалось по лицу, заливало ноздри. Текло по щекам вместе со слезами, наполняя ушные раковины. Бо́льшая часть попадала в рот.       — Пожал… ста… — Бен захлебывался.       Напиток был пивом, он пах пивом, но Бен чувствовал по вкусу, отец подлил туда что-то еще. Что-то крепкое и горькое. Может, это были остатки водки из холодильника. Может, недавно купленные виски.       За дверью вновь засмеялись. Семейка Брэди собирались отужинать. Грэг. Питер и Бобби, счастливые братья. Их отец нашел им маму. Нашел сестричек, Маршу, Джейн и Синди. Отчего бы им не смеяться?       — Пей, Бенни, — приговаривал его отец.       Тот, который увез Бена от мамы. Увез от сестры.       — Ты знаешь, Бенни, лучше тебе выпить это. Ты знаешь, поэтому пей.       И Бен пил. Когда закончилась бутылка, а после то, что было после, отец сказал ему, как делал всегда:       — Ты знаешь, Бенни, это не последний раз.       Слова, которые всегда оказывались правдой. Всегда, но не сегодня.       Дождавшись, пока отец не заснет в своей комнате, громко храпя на весь дом, Бен собрал в рюкзак пару футболок и пару упаковок с крекерами. Подумав, сунул в карман книгу с птицами и свой старый блокнот. В гостиной вытащил из отцовских штанов бумажник и забрал все деньги оттуда. Пятнадцать долларов и семьдесят пять центов — негусто, но что-то.       Последними оставались ключи от Ривьеры. Их отец хранил в тумбочке в своей спальне. Успокоив дыхание, Бен вошел, предварительно выключив свет в гостиной. Он передвигался на ощупь, точно помня, где находится мебель. Он слишком часто бывал в этой комнате. Слишком часто.       Тихо выдвинув ящик, Бен сунул руку в небольшую щель и принялся рыскать по дну, осторожно касаясь пальцами лежащих в нем предметов. Наконец, что-то холодное дотронулось до его кожи. Бен поднял ладонь чуть повыше и медленно положил ее на ключи. Тихо звякнув, они замолчали, сжимаемые его теплой ладонью.       Уже у двери, Бен повернулся к спящему отцу и произнес шепотом:       — Это был последний раз. Глава 17       Бен постучал еще раз. Теперь была его очередь заглядывать в чужие комнаты.       — Бен? — Алиса открыла окно. — Что случилось?       Торшер, который она включила, стоял рядом на тумбочке и светил слабым огоньком. Но из-за темноты, от которой Алиса еще не успела отвыкнуть, он казался ярким. Приходилось щуриться, чтобы разглядеть Бена. За отражением комнаты в стекле его почти не было видно.       — Что с тобой? — спросила Алиса. — Бен!       Его имя она произнесла шепотом, но оно звучало как тихий крик.       Бен не ответил. Он уронил голову себе на плечо и уперся ладонями в деревянный подоконник. Его глаза блестели, но не так, как сверкает роса поутру. Это был стеклянный блеск. Мертвый.       — Что такое, Бен? — Алиса так и не нашла других слов, кроме как: — Что?       Она обхватила его руку, чуть выше локтя. Слегка потрясла ее, словно ветку. Снова спросила:       — Что, Бен?       Он так и молчал. Лишь вдохнул глубоко, затем выдохнул. Алкогольные пары согрели прохладный ночной воздух.       — Ты пьян? — спросила Алиса, но тут же подумала, что слова звучат как упрек.       Она добавила спешно:       — Твой отец тебя заставил?       Бен вздрогнул. Совсем немного, где-то внутри, но Алиса заметила это. Ведь она держала его за руку.       — Нет… — забормотал Бен.       Он закачал головой, иногда бросая ее висеть безвольно на шее.       — Нет. Больш… Больше никогда. Никог… Никогда, — заплетался его язык.       «Зачем ты здесь?» — вопрос остался не заданным.       Раньше Алиса думала, что Бен — это ниточка. Карамельная ниточка, которой он был. Но теперь от нее осталась лишь пыль.       — Все хорошо, Бен. Я рядом, — сказала Алиса.       Она опустила руку ему на кисть. Думала сжать ее и погладить, но Бен накрыл чужую ладонь своею.       — Поехали в Лансинг, — сказал он внезапно.       Глаза смотрели, они умоляли.       — Прямо сейчас. У меня машина. Я украл у отца.       Бен поднял сплетение из их рук и потряс.       — Я хочу поехать в Лансинг, Алиса. И я хочу, чтобы ты поехала со мной.       Он вдруг зажмурился, крепко сжав веки, а когда открыл их вновь, Алиса увидела на краях покрасневших век влагу.       — Я… Я не хочу для тебя проблем. Если ты не можешь, ничего. Просто… я бы очень хотел.       Бен уже не контролировал свое лицо, которое все больше теряло нормальный облик. Он снова закрыл глаза, добавил к ним тихий всхлип.       — Просто, я так устал. Но я не хочу… Не хочу сдаваться сейчас. И я боюсь, если останусь один, я не справлюсь.       — Бен, — Алиса не могла пошевелиться.       Тихие слезы текли по ее щекам, холодили кожу, и только после этого она замечала, что они есть.       — Я еще не говорил тебе этого, Алиса. Но я хочу сказать сейчас. Спасибо. Что ты появилась.       Аккуратно опустив ее руку, Бен вытер свои слезы и подобрал со лба волосы.       — Я еду сейчас. Он скоро проснется и увидит, что я убежал.       Еще несколько секунд они стояли в тишине, пока, наконец, Алиса не сказала:       — Я с тобой.       Она произнесла это еще раз, но про себя. А затем снова и снова, собирая вещи и заплетая волосы. Казалось, сто́ит остановиться на мгновение, и здравый смысл победит. Заставит ее остаться. Уговорит предать.       — Я с тобой, — повторяла Алиса.       Нельзя было оставлять Бена одно. Никогда больше.       Она надела спортивные штаны и футболку. Накинула сверху свитер, голубой — самый красивый по цвету. В рюкзак сложила платье — на всякий случай. Немного денег было в шкатулке. Их когда-то дала мама.       Оставалось сделать последнее.       «Дорогая бабуля», — начала писать Алиса и остановилась, не зная, что дальше.       Для нее не было проблемы соврать. Она не знала, что именно. Какая причина может быть, чтобы убежать среди ночи, оставив лишь записку и не заправленную постель? Может, не стоит писать ничего вовсе? Пусть бабуля сама придумает, что же случилось.       Нет.       “Дорогая бабуля», — продолжила Алиса. — «Прости меня, но мне нужно уехать. Я не могу объяснить тебе сейчас, но если все получится, я обязательно расскажу тебе. Мне нужно помочь другу. Моему очень хорошему другу. Он в большой беде. А после, знаешь, бабуля, я хочу съездить к маме. Не скучай и не беспокойся. Я в полном порядке. Обещаю, что буду в полном порядке. Люблю тебя, твоя Алиса».       Перечитав текст еще раз, она сложила листок пополам и оставила его на подушке. Пора было идти.       — Бен? — позвала она тихо, перегнувшись через окно.       — Я здесь, — он сидел на траве.       Тут же встал и подал руку. Помогая ей перелезть, Бен не переставал оглядываться. А когда вдали показались огоньки от фар, он вздрогнул, с силой сжав ее ладонь.       «Боже», — подумала Алиса. — «Как он его боится».       И уверенность, что она все делает правильно, усилилась. Закрыв за собой окно, Алиса в последний раз взглянула на свою комнату, оставляя ее со спокойным сердцем. Это была не ее комната. Это лишь комната в доме бабушки. И это был не ее дом.       — Идем, — кивнула она Бену.       Вдалеке начинала просыпаться заря, и перед тем как сесть в Ривьеру, Бен остановился. Он посмотрел на желтый свет, который был словно перышки новорожденных цыплят, и улыбнулся. Новому дню, а затем Алисе.       — Все будет хорошо? — спросил он ее.       — Да, Бен. Будет, — ответила она. Глава 18       Дороги были пусты. Они спали, как и люди в теплых постелях. По пути к дому Алисы Бен вел автомобиль как попало, не пытаясь следить за дорожными знаками и светофорами. Сказывался и алкоголь, не успевший выветриться ночной прохладой.       — Ты в порядке? — спросила Алиса.       Бен кивнул. Теперь, когда она сидела рядом, он держал руль крепче, чем раньше. И на дорогу смотрел тоже внимательнее.       — Я думала, эта машина уже не на ходу, — Алиса постучала по панели автомобиля. — Думала, она просто стоит у вас во дворе. Без дела.       Бен скользнул взглядом по приборам, стиснул руль и сквозь зубы ответил:       — Нет. Она еще как на ходу. Отец с нее пылинки сдувал. А в последний год почти перестал на ней ездить. Чтобы не попортить.       Он посмотрел в зеркало заднего вида. Кроме пустых кресел и темноты в нем больше ничего не отражалось, но Бен видел. Видел прошлое. Маленького себя, более молодого отца и то, что происходило так много раз на этих кожаных сидениях. Он отвел взгляд.       — Я не люблю эту машину, — сказал Бен тихо.       Боковым зрением он почувствовал, как Алиса повернулась к нему. Она ничего не спросила, но Бен ответил на ее безмолвный вопрос:       — Я понимаю, что это совпадение, но… Иногда, мне кажется, что это все из-за нее. Когда отец купил эту машину, после этого все стало плохо. Иногда я думаю, она дала ему право.       — Право? — переспросила Алиса.       — Да. Право делать все, что захочешь. Этот Бьюик, он очень дорого́й. Тогда, в 71, он стоил как полугодовая зарплата. Это очень много. Я помню, как плакала мама из-за этих денег. Мне кажется, они копили их всю жизнь, а он просто взял их и спустил на этот Бьюик.       Они двигались уже за городом, по 55-й трассе. Машин навстречу было в разы больше, чем тех, которые иногда обгоняли Бена и его осторожное вождение. Люди спешили на работу. Начинался вторник — не самый трудный день, но все еще суматошный.       «Отец, наверное, тоже уже проснулся», — подумал Бен, и его сердце сжалось.       Он решился, он сделал шаг, но страх все еще держал его за ногу. На секунду в голову пришла безумная мысль:       «Может, я успею вернуться до того, как он заметит?»       — Когда приедем к твоей маме, она сможет его продать, — голос Алиса прогнал эту идею прочь.       — Да. Наверное. Мне кажется, она тоже ненавидит эту машину. Иногда я представляю, как отец покупает ее, и у него в голове что-то щелкает. Как переключатель. И после, это уже не мой отец. Это кто-то другой, кто делает все, что захочет. Кто берет все, что пожелает.       Они ехали довольно быстро, но теперь Бену захотелось по-настоящему разогнаться. Он надавил на педаль газа, почувствовав, как его туловище прижалось к спинке кресла.       — Бен, — Алиса положила руку ему на запястье. — Тише!       Но там, под педалью, еще было место. Он вдавил в пол еще немного, и двигатель заревел.       — Как он мог, Алиса? Как это возможно?!       Проезжающие навстречу автомобили замелькали фарами.       — Бен, пожалуйста. Мне очень жаль, но ты больше не должен страдать из-за него.       Алиса сжала пальцы. Сжала их так туго, что Бен уже и не знал — от страха это, или ей так сильно жаль.       — Ведь я так его любил, Алиса! Больше всего на свете. Даже сейчас я помню, как сильно я его любил.       В чуть приоткрытое окно начал рваться ветер. Он заглушал голоса.       — В этом нет твоей вины. Пожалуйста, Бен, вспомни, что я говорила. Мы не можем менять прошлое. Есть только сейчас. И сейчас тебе нужно подумать о себе. Не позволяй ему снова портить себе жизнь!       Бен услышал каждое ее слово. И свой рассудок — здравый смысл, живущий в нем, он тоже услышал. Вот только прислушиваться к ним оказалось слишком сложно. Его тело просило разрушений, просило боли. Собственной боли.       — Как это возможно? — повторил Бен, но уже тише.       Скорость тоже пошла вниз.       — Это не твоя вина́, — сказала Алиса.       Когда автомобиль замедлился настолько, что его мог бы обогнать атлет, Бен резко нажал на педаль тормоза. Машина послушно остановилась.       — Бен!       Алиса выставила вперед свободную руку и чуть было не ударилась лбом о переднее стекло. Бена от этого спас руль. Он вдавился твердой сердцевиной прямо в грудину, оставляя на коже вмятины и боль.       — Ты в порядке? — Алиса положила руку на плечо Бена.       — Нет, Алиса, я не в порядке! — закричал он в ответ.       Его собственные руки были прижаты к коленям, и когда Бен их поднял, кисти затряслись вокруг запястья. Он метнулся взглядом к Алисе. Посмотрев в ее круглые глаза, Бен честно хотел взять себя в руки и успокоиться, но он снова увидел на переднем сидении картинки из прошлого.       Себя восьмилетнего. Себя в тот день, когда жизнь вдруг закончилась. Он вспомнил, как прыгал по креслу, как обвивал руками отцовскую шею и обнимал его крепко. Как целовал ему щеки, радуясь тому, что он рядом. Что он здесь — его отец.       — Это не твоя вина́, — послышалось из настоящего.       Алиса гладила Бена по спине, пока он смотрел сквозь нее в прошлое. Прошлое, щедрое на воспоминания, но такое жестокое, когда приходило время задавать вопросы:       — А что, если нет? — спросил себя Бен. — Что, если я виноват.       Он и раньше думал об этом. Может, было что-то, что он сделал неправильно? Может, он позволил отцу подумать, что он тоже… Тоже хочет.       — Алиса! — вернулся к ней Бен. — Алиса, почему я позволил ему это?       Она обняла его второй рукой. Тихо сказала:       — Это не твоя вина́.       Снова и снова повторяя:       — Это не твоя вина, Бен. Глава 19       Она знала — легко не будет. Никому.       — Я никогда не сопротивлялся, — Бен положил подбородок ей на плечо.       Он не шмыгал носом, и Алиса не чувствовала, чтобы ей на спину капали его теплые слезы. Бен не плакал, но отчего-то он не хотел показывать ей свои глаза.       — Никогда в полную силу. Что, если мне нужно было пытаться сильнее?       — Ты был совсем маленьким, Бен. Ты не мог, и в этом нет твоей вины.       Алиса гладила его по спине, иногда поднимая руку повыше, чтобы пройтись пальцами по мягким волосам. Сама она тоже не плакала, хоть сердце и обливалось горьким ядом.       — Просто… Я хочу надеяться, что так и было. Вначале, я ничего не понимал. Но я думал, может, это нормально. Может, на самом деле много кто так живет. Наверное, мой мозг пытался притвориться, что все нормально. Чтобы не свихнуться. Я помню, что сравнивал это уколами. Первый раз мне делали укол лет в пять, когда я болел. Я тоже не понимал, зачем. Но мне объяснили, что это нужно для меня самого. И я верил.       За окном проезжали автомобили. В них сидели люди. Разные люди. Взрослые женщины, взрослые мужчины. Старики и дети. У каждого была своя жизнь, свои планы на день и какие-то мысли в голове. И никто не мог знать, о чем сейчас думают они с Беном.       — Это все он. Он заставил тебя поверить, что это нормально, — произнесла Алиса со злостью в голосе.       Во всем мире остались только она и Бен. И на мгновение, на самый миг, ей показалось — она счастлива. Он был ее. Только ее. Ее Бен.       — И я поверил, — его плечи прижались к ней сильнее.       Но счастье это совсем не грело. Оно обжигало, как незаслуженная награда. Как украденный приз.       — Мне очень жаль, Бен.       Алиса тоже обняла его крепче. Наконец, заплакала. Последний вопрос, который все еще блуждал в голове, остался без ответа. Что, если? Что, если бы отец Бена не изувечил бы его душу? Может, тогда она бы не сидела сейчас с ним в обнимку, и не была бы для него единственной? Что, если?       — Но потом, когда я уже понял, что то, что он делает — это неправильно, я не прекратил этого. Я так ничего и не сделал.       На это Алиса не знала, что ответить. Не знала, что спросить. Она продолжила гладить его по волосам и тихо плакать.       — Я… Я как будто привык. Просто немного потерпеть. Как с уколом.       «Ты бы никогда не приехал в Эшвилл», — подумала Алиса. — «Я бы никогда тебя не встретила».       И ее сердце начало разрываться. Оно разделилось на две части, где одна половинка хотела спасти Бена, переписать историю, изменить прошлое, а другая… Другая боялась представить, что все могло бы быть по-другому.       — Мне так жаль, — сказала Алиса, быстро заморгав мокрыми ресницами.       Для нее само́й слова звучали как ложь, как мерзкое вранье. Как правда о том, что она сама ничем не лучше отца Бена.       — Прости, — сорвалось с ее губ.       Совсем тихо, так что Бен даже не заметил.       — А потом, — продолжал он. — Потом, мне казалось, что уже поздно. Каждый раз. Каждый раз, когда я был на грани, мне казалось, что нужно было что-то сделать, но в прошлый раз. А в этот уже поздно. И так день за днем. Это как бежать за автобусом. Когда кажется, что уже не успеешь. Но проходит минута, а он еще стоит на месте. Тогда ты думаешь, что теперь уже точно не успеешь.       — Я понимаю, Бен.       Она выпустила его из объятий и, утерев свои слезы, посмотрела ему в лицо:       — Но сейчас ты закончил это. Теперь все будет хорошо.       Бен вернул руки на руль, легонько кивнул. Разглядывая впереди дорогу — асфальтовое полотно, уходящее за горизонт, он сказал, не сводя глаз с пейзажа:       — Спасибо, Алиса.       И они двинулись дальше. Туда, где края дороги сливались в одну точку и касались неба.       Когда с тех пор, как они покинули Мемфис, прошло часа три езды, и время приближалось к полудню, стрелка уровня топлива начала падать к нулю.       — У меня есть пятнадцать долларов. Я могу заполнить бак на все, — Бен кивнул на приборную панель.       — На сколько этого хватит?       — На галлонов пятнадцать.       — А в милях?       Бен прикусил губу, считая в уме.       — Не знаю. Может, на миль 150.       — А сколько ехать до Лансинга?       Алиса переложила рюкзак к себе на колени и принялась рыться в нем в поисках конверта.       — Мы поедем через Чикаго. Кажется, это около 700 миль от Мемфиса.       Она вырвала взгляд из темноты карманов и посмотрела на Бена. Он тоже повернулся к ней.       — Нам не хватит денег, Бен. У меня есть двадцатка и мелочью долларов пять. Даже на бензин этого не хватит.       В салоне повисла тишина. Единственное, что было слышно — это шумное дыхание Бена. Он внимательно смотрел на дорогу, вцепившись в руль обеими руками, и поджимал губы, выдыхая через нос воздух.       Алиса тоже погрузилась в собственные мысли. Отдаленные мысли о жизни, которой она жила каких-то две недели назад. Тогда в конверте было гораздо больше денег. Целых пятьдесят долларов крупными купюрами.       «Дура», — произнесла Алиса не открывая рта.       Язык бился о стенки зубов и небо. Пытался сказать:       — Дура!       Нужны были ей все эти платья! И туфли. Зачем? Но тогда она еще не знала, что где-то, в нескольких кварталах от ее дома, жил Бен. Ее мальчик.       — Ничего, Алиса, — вдруг сказал он. — Доедем туда, куда хватит денег. А потом автостопом.       Он мельком глянул на нее и улыбнулся.       — Хорошо, — кивнула Алиса.       И зайчики забегали по салону.       — Думаешь, не будет проблем? — спросила она Бена, когда они остановились на ближайшей заправке. — С тем, что мы подростки.       Бен пожал плечами.       — Посмотрим.       Он уже собрался выходи́ть, когда Алиса остановила его рукой.       — Подожди. Я хочу позвонить бабушке. Давай, сначала это, а потом уже бензин. Чтобы, если что, быстро уехать.       Бен кивнул.       У автомата Алиса несколько секунд не решалась снять трубку. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, и поглаживала себя за плечи. В голову лезло много слов, но собрать их в одно предложение никак не получалось. Наконец, закинув в щель монетки, Алиса приложила трубку к правому уху.       — Алло? — выкрикнула бабуля, не прошло и двух гудков.       Ее голос звучал взволнованно. Испугано, так что Алиса почувствовала, как страх тоже окатил ее с головы до ног.       — Бабуля? — произнесла она через силу.       — Алиса! — завопила та. — Алиса! Где ты?! Что с тобой?!       А на что она надеялась, думала теперь Алиса. На то, что бабушка пожелает ей доброго пути?       — Все хорошо, бабуль. Со мной все в порядке. Я тебе как раз и звоню, чтобы сказать, что все нормально. Чтобы ты не волновалась. Поним…       Крик из телефонной трубки перебил ее спокойную интонацию:       — В порядке?! Не волновалась?! ТЫ С УМА СОШЛА? Алиса, сейчас же возвращайся домой.       — Бабуль, послуш…       — Нет, это ты меня послушай! О чем ты думала, Алиса? Сбежать среди ночи? С каким-то парнем? Еще и угнать чужую машину!       — Не волнуй… — Алиса недоговорила.       Никто не перебил ее на этот раз. Она остановилась сама.       — Машину? — переспросила она тихо.       И холодная волна ужаса окатила ее еще раз.       — Да, я все знаю. Отец Бена приходил ко мне. Бедный мужчина. Он себе места не находит. Спасибо ему, что он согласился пока не заявлять о вас в полицию. Но не думайте, что вам это сойдет с рук. Мистер Келли сказал, что найдет вас сам.       Алиса молчала, широко открыв рот.       — Собственный сын угнал машину! И ты тоже хороша! — не останавливалась бабуля. — Ты очень меня расстроила, внучка. И что скаж…       — Он знает, куда мы едем? — быстро вставила Алиса.       — Конечно! — отчего-то голос бабушки звучал гордо. — Мы знаем, что вы едете к друзьям. Как можно было, Алиса?! Неужел…       — К друзьям? — переспросила Алиса.       На секунду ее обволокло облегчение. Лишь на секунду, ведь дальше бабуля сказала, также довольно:       — Да, в Лансинг. Мы знаем. Глава 20       Отрывать от себя кусочки оказалось не так уж и плохо. Больно, трудно, но после, когда пиявки наконец-то отлеплялись от кожи, становилось легче. Они больше не грызли его, не впивались зубами в израненную плоть. И не пили крови.       Те из них, которых удалось отлепить.       Никогда раньше Бен не рассказывал о себе. О себе настоящем. Он и подумать не мог, что способен произнести все те слова, из которых складывались его страхи. Его горе, его муки.       Его незаживающие раны.       Но здесь, рядом с Алисой, Бен чувствовал — они затягиваются. Клетка за клеткой, лоскуток за лоскутком — очень медленно, как побег дуба из засохшего желудя.       — Да уж… — тихо произнес Бен, вспоминая, как вместо благодарности, кричал на Алису и прогонял прочь. Единственного человека, у которого был шанс его спасти.       Позади, за сидением, лежал рюкзак. Бен развернулся и не глядя нащупал во внутреннем кармане книжку. Она попалась первой, и он отложил ее в сторону.       Блокнот — вот что его интересовало.       Его старый блокнот, изрисованный птичками и корявыми надписями. Неровные листы, пропитанные слезами. Бен раскрыл его, позволив страницам самим выбрать любой разворот.       — Эвелина, — прошептал Бен, и уголки его губ дрогнули.       Сначала вверх, а затем вниз. Будто он не знал, что чувствовать. Радость? Или печаль?       Бен положил ладонь на рисунок, погладил перышки, прикоснулся к крыльям. Вспомнил, как делал так раньше. Только пальцы его были намного меньше тогда.       Машина времени. Она существовала на самом деле и лежала сейчас у Бена в руках. Жестокое творение, которое способно только показывать. Оно может заставить тебя сожалеть, почувствовать боль, вновь пережить кошмары, но ни за что на свете оно не позволит тебе исправить прошлое.       Пальцы скользнули к краю, подцепили страничку, а затем еще одну, пока Бен не увидел ее. Самую красивую птицу на Земле! И теперь, смотря на золотистые радужки, он не сомневался в том, что чувствует.       — Алиса, — улыбнулся Бен.       Он поднял голову и повернулся в сторону заправки. Отыскал глазами ее силуэт. Она возвращалась.       Прошлое не исправить и слов назад тоже уже не вернуть. Но пусть хотя бы в будущем он постарается сделать для Алисы хоть что-нибудь приятное. Бен разгладил листки ладонью, еще раз улыбнулся и развернул блокнот в сторону Алисы, чтобы показать ей сразу же, как только она сядет в машину.       — Все хорошо? — спросил он встревоженно, когда Алиса пробежала последние шаги до автомобиля и, тяжело дыша, плюхнулась на переднее сидение.       Вместе с этим Бен закрыл блокнот и спрятал его в пространстве между креслом и дверцей.       — Нет, — Алиса замотала головой.       — Что-то с бабушкой?       — Нет, — снова выдохнула она.       Между его вопросом и ее ответом не прошло и секунды, но Бен успел скрестить невидимые пальцы в надежде, что Алиса скажет: нет. Он успел представить, как она произносит: да, как говорит: мне нужно домой. И он вновь остается один.       — Значит, все в порядке? — переспросил Бен с облегчением.       Но Алиса продолжала выглядеть так, будто ее только что облили водой.       — Бен, — она повернулась к нему. — Твой отец. Он знает, что мы едем в Лансинг.       — Что? — теперь и сам Бен выглядел именно так.       — И он едет за нами, — закончила Алиса.       Секунду, другую, Бен не двигался. Только моргал. В голову же начали лезть картинки. Предположения, что с ним может сделать отец, когда поймает.       — Черт! — Бен стукнул ладонями по рулю. — Твою же мать!       Прошлое — жестоко. Прошлое не хочет тебя отпускать, засев глубоко в извилинах мозга и пустив в них черные корни. А иногда, прошлое гонится за тобой.       — Он, наверное, догадался. Я имею в виду про Лансинг, — заговорила Алиса чуть более живым голосом. — Он же знает, что там твоя мама.       — Наверное, — согласился Бен.       — Но как он про меня узнал? — громко спросила Алиса. — Не понимаю.       Силясь, она перевела взгляд на Бена. Будто боролась сама с собой.       — Может, ты ему что-то сказал?       — Нет! — воскликнул Бен. — Совсем рехнулась?       «Идиот!» — выругался он про себя и спешно добавил вслух:       — Прости. Просто я… Прости, Алиса.       — Ничего, — она пожала плечами.       — Я не говорил ему ничего про тебя. Но он спрашивал, поэтому, я думаю, он что-то подозревал. А когда увидел, что я сбежал, наверное, подумал про тебя. Может… Знаешь, может, он спросил Мику.       — А он то откуда знает? — Алиса сложила на груди руки.       Она больше не выглядела испуганной. Скорее недовольной.       — Не подумай, что я рассказал специально, но так получилось. Мика, он же видел тебя тогда. Потом в школе он меня спрашивал о тебе. Ну я и сказал, что ты друг детства. Что ты из Эшвилла, как и я.       — А адрес? Откуда твой отец узнал, где я живу?       — Я не знаю, — Бен замотал головой. — Но если он вспомнил твою фамилию, то тогда это легко. Он ведь работает в телефонной компании.       — Ясно, — нахмурилась Алиса. — Но бабушка! Бабушка то как могла ему поверить? Ты бы слышал, Бен, как она говорила про него. Будто он самый расчудесный отец на свете!       Она пнула пяткой по обивке сидения.       — Легко, — ответил Бен. — Когда нужно, он умеет притворяться. Помнишь, твоей маме он тоже понравился.       — Это неправда! — Алиса стрельнула в него обиженным взглядом.       — Правда. И в этом нет ее вины. Просто он умеет притворяться. Это тебе и мне он не стал показывать, каким хорошим может казаться. Ты видела его настоящее лицо. Но для нужных ему людей, он может быть самым расчудесным.       — Он… — затрясла головой Алиса. — Он просто… Я его ненавижу! Что нам теперь делать, Бен?       Он не стал отвечать так сразу, и она повернулась к нему:       — Бен?       — Мы поедем дальше, — сказал он твердым голосом. — Я заправлю полный бак, и мы поедем дальше, пока не закончится бензин. Потом я заправлю еще. Пока не закончатся деньги. До Чикаго мы сможем протянуть, а оттуда на попутках останется недалеко.       — Хорошо, — закивала Алиса.       Сначала быстро, но потом все медленнее, пока ее подбородок окончательно не остановился:       — Но, Бен, он ведь все равно приедет в Лансинг. Рано или поздно.       — Тогда пусть приедет рано. Раньше нас. Может, увидит, что нас там нет и уедет.       — Думаешь? — поморщилась Алиса.       — Не знаю. Может, он будет ждать, — ответил Бен.       В груди начал разгораться жар. Он питался страхом, питался гневом. И безысходностью.       — Черт! — Бен снова ударил кулаком по рулю.       Снаружи кипела ярость, но внутри он таял от отчаяния. Ему хотелось заплакать. Хотелось свернуться калачиком где-нибудь в поле. Спрятаться в густой траве, чтобы отец не нашел его там.       — Черт! — барабанил Бен, используя вместо палочек собственные руки. — Черт! Черт! Черт!       — Бен, — Алиса перехватила его гнев мягкой ладонью. — Все хорошо, Бен.       Она погладила его по спине. Так нежно, словно это были не руки, а ветер.       — Давай двигаться дальше. Тебе в любом случае нельзя возвращаться. А я тебя не оставлю. Поэтому давай поедем дальше. Глава 21       Маунт Вернон, возле которого они остановились на заправке, был уже далеко позади, но пейзаж за окном изменился не сильно. Все те же поля с засеянными грядками, местами еще не вспаханная почва. Иногда ее закрывали деревья, высаженные вдоль дороги. Иногда встречались одинокие дома.       — Надо бы остановиться у магазина, — Алиса скинула рюкзак на пол, достав из него бутылку. — Воду я взяла, а насчет еды не подумала.       Она открутила крышку и отпила несколько тихих глотков. Протянула бутылку Бену.       — Нет, — он покачал головой.       — Пей, — Алиса поднесла воду поближе, почти коснувшись горлышком его щеки.       Бен отодвинулся. Нахмурил брови, собрав все внимание на дороге, и снова произнес:       — Нет.       Будь он обычным подростком с обычной жизнью, с такой, как у всех, Алиса подумала бы — он брезгует. Что он не хочет касаться губами того места, где были ее губы. Но назвать Бена обычным она не могла. Так же, как и его жизнь.       — Ладно, — Алиса закрыла бутылку и убрала ее обратно в рюкзак.       Сначала она хотела промолчать. Оставить вопросы без ответов, но дело было не только в любопытстве. Совсем не в любопытстве.       — Бен, ты можешь сказать мне.       Дорога — это не только оставленные позади мили. Это еще и возможность побыть наедине.       — Может, так тебе станет легче, — Алиса развернулась к Бену.       Но он не отвел взгляда от асфальтового полотна. Лишь прочистил горло коротким покашливанием и сказал:       — Бензин вышел дороже, чем я думал. Мне кажется, до Чикаго нам не хватит.       — Ладно, — ответила Алиса слегка раздраженно.       Бен вновь уводил ее в сторону. Подальше от гнилостной ямы, где он так долго пребывал в одиночестве.       — Я бы не стал тратить все деньги на бензин. Если все равно поедем на попутках, лучше оставить немного. На еду.       И сейчас он тоже стоял в разложениях по горло, крича отчаянно: уходи!       — Бен, — Алиса наклонилась к нему, дотронувшись рукой до напряженных пальцев. — Бен, ты замечательный.       Он усмехнулся.       — К чему ты это?       Не зло, не весело. А грустно.       — Ты замечательный, Бен, — продолжала Алиса.       — Это неправда, — проговорил он, еле шевеля губами.       Те вытянулись в тонкую полосочку.       — Правда. Все, что с тобой сделали — не делает тебя плохим. Ты очень хороший, Бен.       — Да? — спросил он сквозь стиснутые зубы. — Что-то я этого не чувствую.       — Зато я это вижу. Ты оч… — успела сказать Алиса, прежде чем Бен скинул ее руку со своего запястья.       — А знаешь, что я чувствую? — он посмотрел на нее. — Что от меня смердит!       Дорога, по которой они ехали, была плоской. Длинной, ровной и прямой. Но Алисе начало казаться, что они мчатся по горкам. Вверх-вниз, вверх-вниз! Секунду назад Бен видел просвет, плача у нее на плече, а уже в следующую он вновь погружался во тьму.       — Ты хочешь, чтобы я попил воды? — закричал Бен. — Правда хочешь, чтобы я коснулся твоей бутылки? Ты точно этого хочешь, Алиса?       Он уже не обращал внимания на дорогу, лишь изредка переводя взгляд на стекло перед собой.       — А может, ты хочешь знать, что я делал сегодня ночью?! Что он делал со мной?       Его глаза все больше начинали блестеть.       — Хочешь, скажу, чего касались мои губы? Хочешь?       — Нет, — Алиса затрясла головой.       Большего она не смогла сказать. Бен продолжал:       — Я воняю, Алиса! Я весь…       Он окинул себя взглядом, в котором читалось неприкрытое отвращение. Верхняя губа приподнялась к носу.       — Я чувствую, будто покрыт слизью. И от этого не отмыться, Алиса. Я урод!       Сейчас, пока Бен кричал, кривя лицо в гримасе гнева и боли — она текла по щекам в виде слез, Алиса видела то, что он называл уродством. Это не были его глаза, его плюющиеся слюной губы. Уродство сидело гораздо глубже.       — Я знаю, что это не так, — она отвернулась, чтобы не смотреть на него больше.       На семя, посаженное отцом. То, что выросло внутри Бена. То, что им управляло.       — Что ты можешь знать? — продолжал Бен.       Его голос стал совсем колючим, как проволока. Он резал уши. Рвал ее сердце.       — Останови машину, — попросила Алиса.       Услышав ее, Бен замолчал. Еще минуту скорость автомобиля оставалась прежней, но после она начала снижаться. Когда колеса Ривьеры перестали вращаться, Алиса, не проронив ни слова, открыла дверь и вышла наружу.       Она знала — легко не будет. Никому. Но это было слишком больно. Пытаться помочь тому, кто не хотел ее помощи. Кто брыкался, толкался, размахивая руками, только чтобы она отошла подальше и не трогала его.       Поле, возле которого они остановились, выглядело ухоженным. Земля имела ровный шоколадный оттенок, темнея в углублениях между рядами. Что вырастет здесь, Алиса не знала. Может, это будет рапс. Может, кукуруза.       Она присела на край дороги. На свежую траву. Впервые за весь путь Алиса не знала, что ей делать дальше. Она не хотела бросать Бена, оставлять его гореть в костре. Но пламя жгло. Оно ранило.       — Я не показывал тебе раньше, — послышался голос Бена.       Тихий голос, и на этот раз не колючий. Он звучал шелестом, какой можно слышать, пересыпая горсть зерна из рук в руки.       — Что? — Алиса не взглянула на него, и Бен присел рядом, оставив между ними совсем небольшое пространство.       — Я нарисовал это очень давно. После того как ты обняла меня первый раз.       Он протянул ей блокнот с развернутой страничкой.       — Это… — Алиса подняла ладони, подхватив обложку с обеих сторон. — Что это за птица?       И вместе с Беном она прочитала:       — Алиса. Самая красивая птица на Земле.       — Бен, — она не отводила взгляд от рисунка.       Всматривалась в каждую деталь, каждый штрих, когда-то оставленный маленьким Беном. Уже тогда израненным, но все еще живым внутри.       — Это прекрасно, — прошептала Алиса, почувствовав в следующую секунду прикосновение на своей коже.       — Прости меня, Алиса, — Бен гладил ее руку кончиками пальцев. — Я не хотел обидеть тебя. Просто… Иногда я себя совсем не контролирую. Совсем.       — Я понимаю, — она повернулась к нему, хотела заглянуть в глаза, но Бен спрятал их за упавшей на лоб челкой. — Но, пожалуйста, Бен, прислушайся ко мне. Я говорю честно. Я правда, правда-правда думаю, что ты замечательный.       Еле заметно, но он кивнул.       — Ты не грязный. Не позволяй себе так думать. Твой отец — это он урод! Это он, кто должен страдать. Не ты! Ты справишься, Бен. Ты будешь жить, а он сгниет в своем жирном теле. Один, как самая жалкая тварь. А когда он будет умирать, его загрызут страхи. Ведь единственная ему дорога — это в ад!       Алиса говорила медленно, четко произнося каждое слово. Она глядела вдаль, в конец бесконечного поля, и не заметила, что теперь Бен смотрит на нее.       — Да, — сказала Алиса ему в лицо. — Все так и случится.       И он улыбнулся. Глава 22 Вечер догнал их быстро. Быстрее, чем закончился бензин. Но и его, судя по стрелке на приборной панели, тоже оставалось совсем немного.       — Я хочу свернуть с дороги, — сказал Бен, повернувшись к Алисе.       Он посмотрел на нее, заметив только в тот момент, что она задремала.       — Алиса? — позвал ее Бен.       Но она продолжала спать, чуть приоткрыв тонкие губы. Будить ее в третий раз он не стал. Свернул с дороги, как и планировал, через две мили, куда вела шумная насыпь из гравия.       От звука разъезжающихся под колесами камней проснулась и Алиса.       — Бен? — она выпрямилась и начала озираться по сторонам. — Мы где?       Становилось темно. Деревья вдалеке превратились в сплошные силуэты, будто вырезанные из картона. На фоне желто-фиолетового заката они казались особенно черными.       — Бензина осталось мало, — ответил Бен. — И скоро ночь. Не хочу заглохнуть на трассе.       — А где мы? — переспросила она.       — Проехали Шампейн. Уже недалеко до Чикаго, завтра на попутках доберемся до города.       — Хорошо, — закивала Алиса, потирая глаза. — Тебе нужно поспать.       Они остановились под деревом. Старым кленом, уже покрытым мелкими листочками. Он возвышался над полем и зеленой травой как призрак из прошлого. Последний выживший из своих собратьев, вместе с которыми они когда-то образовывали лес.       — Ты можешь занять задние сидения. А я посплю здесь, — указал ей Бен.       По дороге от места, где Алиса увидела, как же выглядит самая красивая птица на свете, до клена, под которым нашелся ночлег, они заскочили в магазин. Потратили два с половиной доллара на напитки и мягкие булочки. Не удержались и от пары шоколадок.       — Еще вот крекеры, — достал из рюкзака Бен. — Забыл про них.       На мягкой траве, где можно было вытянуть ноги, сидеть оказалось намного приятнее. И лежать тоже, хоть и прохладно. Бен подложил ладони под голову и разглядывал небо. Несколько звездочек уже подмигивали ему с бездонной высоты.       — Алиса? — позвал он. — А помнишь тот ужин у вас дома?       — Помню, — она легла рядом, облокотившись на руку.       — А помнишь, мы ели мясные шарики. И пюре.       Алиса замотала головой.       — Нет. Что именно мы ели, я не помню.       Бен прикрыл глаза и улыбнулся.       — А я помню, — он тихо сглотнул, причмокнув в конце. — Еда была такой вкусной. Мне кажется, я и сейчас могу почувствовать на языке тот вкус.       — Здорово. Здорово, что ты так хорошо это запомнил. У меня, почему-то, это стерлось из памяти.       Бен пожал плечами. Он усмехнулся, но после перестал улыбаться.       — Это нормально, Алиса. Ты не запоминаешь того, чего было много. Ты помнишь то, чего тебе не хватало. Тот вечер — он был волшебным. На фоне всего остального — так вообще. Наверное, поэтому я запомнил его так хорошо.       — Как небо, — добавила Алиса.       — Как небо? — переспросил Бен.       — Да. Как ночное небо. Звезды светят и днем, но из-за Солнца их не видно. И только ночью они заметны. На фоне темного космоса.       Алиса тоже посмотрела на звезды. Подняла руку, указывая пальцем на одну из них.       — Это Сириус, — сказала она. — Самая яркая звезда на небе.       — Я не знал, — улыбнулся ей Бен.       Но она не ответила ему тем же. Опустила руку, опустила голову.       — Я очень скучала по тебе, Бен. После того как ты уехал. Это было плохое время. Очень. И вот его я помню хорошо. Было Рождество. Папа принес домой большую ель. Мама напекла имбирного печенья. Обычно, Рождество — мое любимое время года, но в тот год я не могла разрешить себе веселиться. Я думала о тебе.       «Рождество», — подумал Бен.       Он тоже перенесся в тот день. День, когда небо упало во второй раз.       — Я думала, что где-то далеко, но ты есть. Где-то далеко от меня. Что ты один. Я очень надеялась, что, может… Может, у тебя все не так плохо.       Алиса медленно подняла взгляд с травы на Бена. Поморщилась от сомнений и спросила:       — Что случилось, Бен? На Рождество. Он говорил, что-то про Рождество. Что случилось в тот день?       Звезд на небе становилось все больше. Его края заканчивались далеко за границами обзора, и Бену казалось, что есть только он, небо и тяжелый, как вся Вселенная, вопрос.       — Я помню день, когда все началось. Озеро и палатку. А еще я помню день, когда все стало намного хуже.       — На Рождество?       — Да. Тот день, когда ты все увидела. Что ты видела, Алиса?       Он подождал, пока она разомкнет губы и вновь вернет их на место, так в итоге ничего не сказав.       — Да, это сложно произнести. Но поверь, это не самое худшее. То, что ты видела, я еще мог объяснить себе. Что это как поцелуи, только не в губы. Я мог… Хоть как-то это осознать. А потом было Рождество.       Бен поднялся, чтобы она не видела его лица. Сорвал клочок травы и начал крошить ворсинки на зеленое конфетти.       — Все начиналось хорошо. Мы въехали в наш дом. Тот самый, где мы живем и сейчас. После тети Миранды он не трогал меня. Совсем. И я думал, что так будет всегда. Думал, что он исправился.       Когда рука осталась пуста, он сорвал еще.       — На Рождество отец сварил какао. Мне оно сразу показалось каким-то горьким. Но я думал, что он старается, просто не получилось на этот раз. И я пил. А потом все стало плыть перед глазами. Ноги тоже не слушались. И хотелось смеяться.       Бен не сдвинулся и на дюйм, но сердце забилось, словно он бежал.       — Было… Очень больно, — сказал Бен.       Не оборачиваясь, он спросил:       — Пожалуйста, Алиса, скажи, что ты понимаешь, о чем я? Я не смогу произнести это вслух.       И за спиной она ответила, скрепя голосом:       — Понимаю.       Бен зажмурился, не зная, что чувствовать. Облегчение или стыд?       — Было очень страшно. И этого я уже не мог осознать. Я понятия не имел, что такое вообще возможно. Как это возможно, Алиса?       Он схватился за голову и, зажав ее между ладонями, тяжело задышал.       — Как такое возможно?!       Колени поджались к груди, и Бен закачался, все повторяя и повторяя:       — Как это возможно?! Алиса? Как?       — Пожалуйста, Бен, — она подползла к нему, не вставая с земли.       Положила руки поверх его скрюченных ладоней. Потихоньку, но Бен остановился. Отнял свои руки от висков и тихо продолжил:       — Но самое худшее было даже не это. От того, что он сделал, я заболел. Я помню, что из-за жара я был в бреду. Помню, что видел маму. Мне казалось, она пришла. Помню, что я просил его мне помочь. Но он ничего не сделал. Просто ждал, пока я либо оклемаюсь, либо умру.       Расслабленные ладони сжались в кулаки, и Бен ударил ими себя по лбу.       — Идиот! Я был таким идиотом! Все, что я вытащил для себя тогда, был только… Только страх. После этого я был уверен, что он может убить меня, если захочет. И я боялся, Алиса. Я просто жил и боялся.       Он повернулся к ней, стоя́щей позади на коленях, и увидел, что ее лицо стало совсем мокрым.       — Почему я такой идиот, Алиса? — спросил Бен, разведя перед собой руками.       Она закачала головой.       — Это неправда. Ты не виноват. Ни тогда, ни сейчас.       — За что тогда мне все это?       — Просто… — Алиса подбирала слова. — Просто тебе не повезло.       Нервный смех вырвался из губ Бена.       — Значит, я гребанный неудачник!       — Бен, — она посмотрела на него умоляюще. — Бен.       — Вот так не повезло, так не повезло, — он наигранно покрутил головой.       — Бен! — закричала Алиса. — Послушай меня!       И он замолчал.       — Хватит! Хватит себя винить. Ты не заслужил ничего из того, что случилось. И ты не должен страдать из-за этого и дальше. Мы не можем исправить твое прошлое. Мы НЕ-МО-ЖЕМ! Мы не можем сделать ничего, что облегчит твои воспоминания. Прости, что я заставляю тебя об этом говорить. Я думала, так тебе станет легче. Но теперь я не буду! Прошу, Бен, послушай меня. Все, что еще можно сделать — это изменить будущее. И мы уже это делаем! Мы сейчас здесь…       Она окинула взглядом пространство вокруг.       — Где-то в поле. Далеко от твоего отца. А ведь ты бы мог быть сейчас все еще дома. Рядом с ним. Представляешь, Бен? Но ты здесь, со мной. Видишь? Мы уже сделали многое. А дальше все будет только лучше. Ты будешь жить с мамой, с Лорой. Ты будешь счастлив.       И перед тем, как сказать следующие слова, Алиса зажмурилась, будто достать их было слишком сложно:       — Я обещаю.       Когда трафареты из деревьев вдали слились с черным небом, Алиса с Беном вернулись в Ривьеру. Там, на передних сидениях Бен быстро заснул, надеясь, что ему приснится что-то хорошее. Но сон показался мгновением между закрытыми веками и зарей, которая попала на зрачки, когда глаза вновь открылись. Голос Алисы тоже пробивался сквозь просыпающееся сознание.       — Вставай, Бен!       Она толкала его в плечо. Быстро, но с осторожностью.       — Что?! — вскочил Бен. — Что случилось?       Догадка, что их все-таки нашел отец, вспыхнула в голове и взбодрила мозг получше ледяной воды.       — Ничего, — Алиса высунулась между сидениями. — Почти утро.       Он оглянулся. Утренние сумерки были в самом разгаре.       — Я подумала, раз мы не довезем машину твоей маме, то зачем ее оставлять.       — Что? — переспросил Бен.       — Зачем нам оставлять ее этому ублюдку. Говоришь, он ее очень любит, да?       — Да, — губы начали заворачиваться концами в хитрую улыбку.       В ответ Алиса тоже улыбнулась. Тоже хитро.       — Отгони ее в поле, — указала она кивком. — Подальше от дерева.       Зажигалку они нашли в бардачке. Немного старых тряпок в багажнике. И самую малость бензина в баке.       — Возьми, Бен, — Алиса протянула ему смоченную бензином тряпку.       Вложила в другую ладонь зажигалку.       — Ты сделаешь это.       Огонь вспыхнул мгновенно. На водительском кресле, куда Бен бросил зажженный клубок ткани, он сначала слегка погас, но после разгорелся еще сильнее. Кожа морщилась от огня, сжималась и двигалась, будто живая. А вот наполнитель под ней воспламенялся красными вспышками, словно то были опилки.       — Красиво, — прошептал Бен, в то время как на поверхности его голубых радужек плясали алые язычки.       Он посмотрел на Алису, и они, почти одновременно, засмеялись. Глава 23 Дым за их спинам был виден еще пару миль неспешного пути. Иногда Бен оборачивался, смотрел на черные клубки в небе, похожие на грязную вату, и снова шел вперед.       — О чем ты думаешь? — спросила его Алиса, когда он в очередной раз остановился.       Она ждала, что же он скажет, но слова были не так уж и важны. Гораздо большее значило выражение у него на лице. Будет ли это ухмылка или тихая радость? Печаль? А может, на секунду глаза блеснут еле сдерживаемым страхом.       — Я не знаю, — ответил Бен. — Мне просто нравится.       Он чуть приоткрыл губы, показав ей кончики верхних зубов. Поднял взгляд повыше, на небо, и глубоко вздохнул, улыбаясь.       — Мне стало легче, — добавил Бен.       А дым все поднимался и поднимался. Совсем угольный внизу, он становился белым у самых облаков. Казалось, он превращался в них там, высоко. Обивка сидений, краска с капота, резиновые коврики — все улетало подальше от земли. Случайно упавшие на пол волосы, кусочки кожи, которые Бен сдирал с незаживающих пальцев и капельки ее слез, пролитые на заднем сидении.       Все оказалось среди облаков.       Туда же с дымом уносилась часть ноши, которую Бен таскал на сердце долгие годы.       «Небольшая часть, но хоть что-то», — думала Алиса.       Ей само́й тоже хотелось почувствовать облегчение, но тяжесть на ее плечах не стала меньше. Слишком многое взвалилось на них прошлой ночью. То, что не позволило ей уснуть.       — А Сириус днем не видно? — спросил Бен, задрав голову.       — Иногда видно, когда небо чистое, — Алиса посмотрела в точку, куда был направлен его взгляд.       Потом вновь на Бена. Увидела, как он поднял над собой руки и громко произнес:       — Да пребудет с тобой сила!       — Что? — усмехнулась Алиса.       — Да пребудет с тобой сила, — повторил Бен.       Внезапно, на его лице появилось недоумение. Легкое и с улыбкой.       — Ты не смотрела?       Глаза округлились, будто за спиной у Алисы выросли крылья.       — Что не смотрела? — переспросила она сконфуженно.       — Звездные войны! — Бен развел ладонями, все больше расплываясь в улыбке.       Он осуждающе замотал головой, наигранно цыкая и складывая на груди руки.       — А… Это, — Алиса закатила глаза. — Слышала, да. Но как-то не было времени, знаешь.       — Не было времени?! — закричал Бен.       Его нижняя челюсть отвисла, плечи тоже опустились, бросив руки висеть вдоль тела, но улыбка так и не пропала с лица.       — Ну и что? — сказала Алиса, смеясь. — Он так хорош?       — Хорош? — возмущался Бен. — Да это лучший фильм на всей планете!       Какое-то время после этого он продолжал размахивать ладонями, рассказывая ей, как прекрасен Хан Соло. А Лея, так вообще, мечта.       — И чем она тебе так нравится? — будто невзначай спросила Алиса.       Ее рука же начала жить собственной жизнью. Поднялась к голове, завела за ухо прядь волос.       — Ну она, — Бен обрисовал в воздухе силуэт, похожий на скрипку. — Такая…       — Какая? — захохотала Алиса.       — Ну, — выдавил он, пытаясь отыскать слова. — Ну ты понимаешь!       Его рот распахнулся в звонком смехе, и в этот раз она увидела все его зубы. Зажмуренные глаза и морщинки на носу. Она услышала солнечных синичек, которые теперь отряхнулись и наконец запели. Может, крылья их все еще сломаны, может, в хвостах не хватает перьев, но они пытались, они так старались полететь.       — Посмотрим вместе? — спросила Алиса, пряча грусть в глазах за улыбкой. — Как-нибудь потом?       — Конечно, — кивнул ей Бен.       С гравийной дороги они свернули на трассу. Шли по обочине, в двадцати футах от асфальта.       — Попробуем найти машину на заправке, — решил Бен. — Надеюсь, отец уже проехал вперед, но все же. Не сто́ит шляться на виду.       Идти по полям оказалось нелегко. Кроссовки проваливались в рыхлую землю, и вскоре белыми остались лишь носки, спрятанные под штанами. Иногда, Бен подавал Алисе руку, если ей случалось потерять равновесия на особо бугристом участке. И она тоже придерживала его.       Как и раньше, пейзажи не радовали разнообразием. Но скучно не было, ни на секунду.       — Да нет же, — возмущалась Алиса, когда Бен спросил ее в третий раз:       — Ну признайся, что нравится! Все девчонки обожают Траволту.       А когда никто из них ничего не говорил, они смеялись. Как обычные дети. Как подростки, у которых не было проблем.       Никаких.       — Тихо, — оборвал ее смех Бен.       Он резко остановился, вглядываясь в дорогу. Там впереди, в шестидесяти футах от них, стояла машина. Голубой Ван с широкой желтой полосой вдоль бампера.       — Я видел, она проехала, — тихо сказал Бен. — А теперь остановилась.       — Думаешь, это… ?       — Не знаю. Не должен.       Он вновь помрачнел. И дело было не только в улыбке, которая пропала, как по щелчку пальцев. Его глаза — в них тоже выключили свет.       — Мы можем обойти, — Алиса обвела пальцем возможный путь. — Вот так.       — А что потом? Если это отец, то, значит, он нас уже видел.       Бен начал оглядываться. Начал паниковать, покусывая кожу на большом пальце.       — Нет, — Алиса отрицательно покачала головой. — Это не он. Он бы уже бежал за нами. Наверное, просто кто-то решил остановиться.       — Ты уверена?       — Да, — ответила она, отведя взгляд в сторону.       Но когда из машины на обочину вышел высокий и тонкий силуэт, Алиса и сама готова была поверила в то, что сказала.       — Смотри! — воскликнула она. — Это не он!       — Не он…       — Может, нас и подвезти смогут?       — Может, — согласился Бен, в то время как складки у него на лбу разгладились.       — Идем, — Алиса двинулась вперед.       Но через несколько шагов она остановилась. Обернулась назад, чтобы проверить, идет ли за ней Бен, и что за выражение у него на лице.       — Хочешь, я схожу одна? — спросила Алиса, когда увидела сомнение в нахмуренных бровях.       — Нет… — ответил он. — Просто…       Бен завел руку за голову, нервно почесав затылок.       — Просто все всегда заканчивается плохо. Мы еще так далеко от Лансинга. От мамы… Я не знаю. Еще так долго…       — Бен, — прервала его Алиса.       Она вернулась к нему, так что теперь достаточно было протянуть ладонь, чтобы коснуться его плеча.       — Знаешь, в детстве, мы с папой любили собирать пазлы. И один раз он купил набор на две тысячи деталей. Две тысячи — на самом деле это даже больше, чем кажется. Еще и сюжет был такой… сложный. Море, небо, все синее, и ничего не понятно. И вот мы начали его собирать. Мы собирали, собирали и собирали. Мне тогда было лет шесть, я быстро устала. Особенно после того, как прошли часы, а я сложила одну маленькую пальму. Мне тоже казалось, что конца края нет этому пазлу. Я уже хотела бросить, но папа сказал, что не нужно думать обо всем пути сразу. Нужно идти маленькими шагами. Шаг за шагом, деталька за деталькой.       Алиса кивнула в сторону машины.       — Давай, Бен. Нужно идти, пока они не уехали.       — Думаешь, все будет хорошо? — он посмотрел ей в глаза.       Его были такими чистыми. Такими ясными, будто в них никогда не отражалась мерзость. И никогда грязь.       — Да, — сказала Алиса. — Будет.       Они пошли вместе на этот раз. Шаг за шагом.       Вперед.       Когда до Вана оставалось не больше двадцати футов, мужчина, стоявший рядом с ним, помахал им рукой. К тому времени как раз стало видно его лицо.       — Знаешь его? — спросила Алиса. — Встречал раньше?       Бен вглядывался. Не только в усы, торчащие щеткой над губами, и не в полулысую шевелюру, блестящую у висков. Он пытался отыскать эти черты и в памяти.        — Нет, — наконец произнес Бен. — Не помню его.       Алиса заулыбалась.       — Но отец редко приводил кого-то домой. Почти никогда. Поэтому… Я не знаю… — разуверил ее Бен.       — В любом случае, мы уже здесь, — ответила она, и ему послышались нотки усталости в ее уже невеселом голосе.       Мысленно Бен обернулся. Вновь увидел себя за последние двое суток, которые они провели вместе. Там, на кадрах, он ничем не отличался от тушки спящего зверька, которого Алиса тащила за собой, изнывая от напряжения. Она так старалась его спасти, а он даже не пытался помочь.       Но пора было просыпаться.       — Да, ты права, — закивал Бен. — Зря я. Все нормально, идем.       Он ускорил шаг.       — Привет, детишки, — мужчина тоже двинулся к ним. — Вы что тут делаете?       Он выглядел вполне обычно, в том смысле, что никакая деталь его внешнего вида не привлекала внимания. Обычная фланелевая рубашка, обычные джинсы. И глаза, не вызывающие подозрения. Обычные карие.       — Нам нужно в Чикаго, — ответил Бен. — Можете подвезти?       — В Чикаго? — мужчина потер подбородок. — Могу и в Чикаго.       — Спасибо! — послышалось из-за спины.       Алиса сделала еще несколько шагов, и теперь все втроем они стояли позади Вана.       — Буду рад подвезти такую милую леди, — подмигнул ей незнакомец.       Он обвел ее взглядом с головы до пят, а затем обратно, и Бен почувствовал то, что он решил назвать «неладным». Ревность в списке возможных эмоций он быстро пропустил.       — А как вас зовут? — спросил Бен.       Мужчина улыбнулся краешком рта, переведя взгляд на его внимательное лицо.       — Винсент, — ответил он. — Ну давайте, садитесь. Только не спереди. Повезу вас в заднем салоне.       Не сговариваясь, Бен с Алисой переглянулись.       — Ну же, — поторапливал их Винсент.       Он уже положил ладонь на ручку двери и теперь тянул ее на себя.       — Хорошо, спасибо, — Бен подошел к нему поближе. — Я только…       Он обогнул Винсента за спиной и начал медленно подходить к передней двери. Медленно. Шаг за шагом.       — Я только…, — бормотал Бен себе под нос. — Хочу проверить.       Он уже мог видеть деревянные панели вдоль лобового стекла. Пустое пространство на пассажирском сидении. Игральные кубики, висящие под зеркалом…       — Бен! — крик заставил его обернуться.       — Что, в Мемфисе совсем скучно? — проговорил Винсент, держа Алису за руку.       Его пальцы сжимали ее над локтем. Она брыкалась, как рыбка, выброшенная на берег, в то время как мужчина почти не двигался. Только губы все шире расплывались в улыбке.       — Пусти! — отбивалась Алиса.       Бен тоже хотел кинуться к нему, закричать, но мысль, рожденная секунду назад, сковала его по ногам. Он приоткрыл рот, выпуская все нарастающий страх. Не тот испуг, который возник от крика Алисы, очевидный и понятный. Это было что-то первобытное.       Медленно, но его пятки заскользили по гладкому асфальту. Назад, к двери. Медленно, но Бен повернул голову. Посмотрел на водительское сидение.       — Здравствуй, Бенни, — сказал отец. Глава 24       — Убегай, Бен, — прокричала Алиса.       Она повторила просьбу еще раз:       — Беги! Но слова эти ничего не значили. Ни для нее, прекрасно понимающей, что бежать нет смысла. Ни для Бена, который, казалось, перестал что-либо слышать.       — Тихо, — одернул ее Винсент.       Он поднял руку так высоко, что Алисе пришлось встать на цыпочки.       — Бен! — она продолжала звать его, но он так и стоял, не шевелясь и повернув голову в сторону окна. — Бен, ну Бен!       Только когда дверь со стороны водительского сидения громко хлопнула, Бен, все так же не сходя с места, посмотрел на Алису. И от страха, который излучали его глаза, она тоже замолчала. А потом Алиса увидела. Тень на асфальте, длинную и темную.       — Бенни, Бенни, — ее обладатель обошел машину и появился позади Бена.       Приблизился к нему вплотную, положив руки на подрагивающие плечи.       — Ты очень расстроил меня, сынок, — сказал он склонившись.       Алиса поморщилась. Она не стояла там, где ее уха могло бы коснуться теплое дыхание, она не чувствовала тяжести под потными ладонями, но от одного только вида ей стало мерзко.       — Едем домой, Бенни? — продолжал говорить мужчина. — Мы поговорим с тобой дома.       Он оглядел поля, дорогу, на секунду сцепился взглядом с Алисой и, вновь наклонившись к Бену, сказал:       — Нас ждет очень серьезный разговор, Бенни. Но не здесь. Поэтому садись в машину вместе со своей подружкой, и мы спокойно поедем домой. Хорошо?       Бен ничего не ответил. Он не переставал смотреть Алисе в глаза, будто пытаясь одним только взглядом передать ей свои мысли. Но по его пульсирующим зрачкам она могла лишь догадываться, о чем же он думает.       Может, он тоже упрашивал ее бежать? Может, он умолял спасти его? А может, глаза Бена блестели от злости, ведь она говорила, она обещала, что… все будет хорошо. Но хорошо ускользало сквозь пальцы.       — Нет, Бен, — упрашивала Алиса. — Не слушай его! Мы поедем дальше, Бен, в Лансинг!       Она начала вырываться. Начала плакать, но Бен продолжал стоять как вкопанный. И даже это было не самое худшее.       — Никуда он поедет, — усмехнулся отец, положив ладонь Бену на шею. — Он послушный мальчик, мой Бенни.       — Бен… — прошептала Алиса.       Может, думала она, где-нибудь в сердце еще осталась лазейка, через которую он услышит ее.       — Бен, пожал…       — Кстати, — громко перебил ее отец. — А где моя Ривьера?       Он по очереди заглянул сначала в ее лицо, а потом в лицо Бена. Наклонился к нему, будто без этого не было бы слышно его слов.       — Где тачка, Бенни? — прорычал мужчина.       Пальцы на шее вдавились еще сильнее, скрылись кончиками в бледной плоти.       — ГДЕ! ТАЧКА! — он затряс рукой, так что Бен, наконец, сдвинулся с места, пусть и не по своей воле.       — А нет ее больше, — тихим, но твердым голосом сказала Алиса.       Ее губы были еще мокрыми, но из глаз больше не текли слезы.       — Что ты сказала? — спросил отец.       Он перевел взгляд на сына.       — Бенни? — другая ладонь подцепила подбородок, потянула его вверх. — Что ты сделал с машиной?       Отец приблизил свое лицо вплотную к Бену.       — ЧТО! ТЫ! СДЕЛАЛ?!       Он выглядел как огромная птица, нависающая над маленьким птенцом. И если обычно родители кормят своих детенышей, подкладывая пищи в их распахнутые рты, то отец Бена, наоборот, отворил свой, роняя слюну и громкие слова.        — ОТВЕЧАЙ МНЕ!       Его руки схватили Бена за плечи и потрясли их со всей силы. Но он уже не выглядел таким уж уверенным в себе, каким был минуту назад.       — Где моя машина, Бенни? Скажи мне, где она? — прошипел отец.       Его брови нахмурились, но не от злости или наигранной строгости. Это был испуг. Настоящий испуг.       — Бенни, — внезапно отец смягчился в голосе. — Бенни, где моя тачка?       Он заискивающе улыбнулся, мало контролируя мимику и собственные руки, которые прохаживались пальцами по плечам Бена.       — Хочешь знать? — Бен поднял на отца взгляд, и медленно, как восходящее солнце, на его лице начала рождаться улыбка.       — Не играй со мной, Бенни, — отец вернул свой шершавый голос.       Но по его бегающим зрачкам и быстрому дыханию было видно, как сильно он запаниковал.       — Смотри, — Бен, не отводя взгляда от отцовского лица, поднял правую руку и указал пальцем куда-то в небо.       И отец посмотрел.       — Какого хрена? — сказал он выпрямившись.       Винсент с Алисой тоже уставились в сторону высоких облаков. Там, наверху, виднелся уже умирающий столб дыма.       — Это Ривьера, — не скрывая веселья, ответил Бен. — Я сжег ее, папа. Огонь был такой сильный. Ты бы видел.       Он улыбался, глядя на отца исподлобья.       — Ах ты гавнюк, — замотал головой Винсент. — Билл, твой сын настоящий гавнюк. Тебе бы его проучить.       Но отец не обращал на него внимания. Ни на кого, кроме Бена. Он опустил правую руку висеть вдоль тела, в то время как левая продолжала сжимать плечо сына.       — Бенни, — сказал отец тихо. — Ты знаешь, я никогда тебя не бил. Я не…       Казалось, он хочет сказать что-то еще, но оборвав свои же слова, отец резко замахнулся свободной рукой. Кулак угодил прямо Бену в лицо.       — Нет! — Алиса дернулась к нему, но Винсент не дал ей приблизиться.       — Стой! — сказал он, добавив с усладой в голосе: — Это называется воспитание.       И Алиса оставалось только кричать:       — Не трогайте его! Пожалуйста!       Бен удержался на ногах. Не упал на асфальт, только потому, что отец сжимал его другой рукой. Но когда кулак ударил в висок второй раз, отец позволил ему согнуться в коленях и обрушиться вниз.       — Бен! — Алиса извивалась в крепкой хватке Винсента, протягивая к Бену ладонь.       Ее вновь одолело бессилие. Невыносимый жар от невозможности помочь. Вот только в этот раз к нему добавилось чувство вины. И вопрос: это конец?       — Проучи его, Билл, — подсказывал Винсент.       Но отец едва ли его слышал. Он тоже опустился на землю, зажав Бена между ног. Его правая ладонь собрала чужие запястья вместе и придавила их к асфальту.       — Это будет очень неприятно, Бенни.       Третий удар попал в то же самое место. Как и четвертый. Пятый…       — Вода точит камень, — так когда-то говорил Алисе отец. — Если капли будут падать в одно и то же место очень долго, со временем там появится вмятина.       Теперь же, казалось, достаточно было и одного раза.       — Не трогайте его, ну пожалуйста! — Алиса перекрикивала Винсента, который не переставал поддакивать.       — Так его, Билл. Будет знать…       И лишь Бен не проронил ни слова. Только когда отец опустил кулак с покрасневшими костяшками ему на грудь, он сказал сквозь покашливание:       — Как же она полыхала, ты бы видел.       — Пожалуйста! — воскликнула Алиса, и на сей раз она обращалась к Бену.       Но было уже поздно. Отец вновь поднял кулак повыше. Занес его над головой, дрожа мышцами от напряжения, и готов был ударить снова, когда рядом раздался звук тормозящих покрышек.       — Гости, Билл, — прохрипел Винсент.       Все еще держа Алису за руку, он открыл дверь заднего салона.       — Садись! — скомандовал мужчина, пытаясь затолкать ее внутрь.       — Нет, ни за что! — она уперлась ногами в высокий порог, закричала: — Помогите!       Мельком взглянув на Бена, Алиса увидела, что он продолжает лежать на земле, пристально всматриваясь отцу в глаза. Тот тоже не отрывал взгляда от сына.       — Что у вас происходит? — спросил мужчина, появившись перед ними.       Если бы не могучие плечи и густая шевелюра, его смело можно было бы назвать стариком. В основном из-за седых волос и такой же серой бороды.       — Ничего, — махнул рукой Винсент. — Все в порядке, сэр.       В ответ мужчина обвел взглядом его пальцы, заключенные вокруг руки Алисы. Посмотрел на Бена, лежащего на асфальте с красным лицом. И вновь вернулся к Винсенту:       — Я так не думаю. Нужна помощь, девочка? — спросил он у Алисы. — Кем вам приходятся эти люди?       — Никем! — выпалила она. — Мы их не знаем. Мы не хотим с ними никуда ехать.       На этих словах она дернула рукой, к удивлению обнаружив, что Винсент с легкостью ее отпустил.       — Сэр, нам не нужны проблемы, — запел тот. — Вы же знаете этих детишек. Врут, как срут.       Мужчина подозвал Алису ладонью.       — Иди сюда, девочка.       И она послушалась.       — Эй, мистер? — теперь он обращался к отцу. — Слезьте с мальчика.       Не поворачиваясь и все еще впиваясь глазами в Бена, отец произнес:       — Это мой сын.       — Неважно. Слезь с него, — повторил мужчина.       — Я сказал, это мой сын! Мой!       — А я сказал, это неважно. Вставай, мальчик.       Но ничего не произошло. Как будто бы ни Бен, ни его отец не могли пошевелиться.       — Пожалуйста, помогите ему, — упрашивала за спиной Алиса.       Она готова была кинуться мерзавцу на шею, вцепиться ногтями в его небритые щеки. Теперь, ведь она больше не была одна. Но ее остановил Бен, начавший говорить:       — Я все равно убегу, — прошептал он отцу. — Я больше не буду с тобой жить.       — И куда же ты пойдешь, Бенни? — спросил тот. — К мамочке?       — К ней. Она ждет меня.       — Ты думаешь, что она… — он резко засмеялся, задрав голову. — О, Бенни…       Встав сначала на правую ступню, а затем на левую, отец поднялся, продолжая смотреть на сына сверху вниз.       — Хорошо, Бенни. Если ты так хочешь к мамочке, то можешь ехать.       Он отошёл в сторону, перешагнув через Бена. Позволил ему отползти поближе к их спасителю. Но улыбка на его лице не дала почувствовать, что они победили.       Что-то было не так.       — Иди, Бенни. Езжай к мамочке. Но я буду ждать тебя обратно.       — Вставай, Бен, — Алиса помогла Бену подняться.       Вблизи ссадина на виске выглядела еще хуже. Она начала наливаться синевой.       — Залезайте в машину, — мужчина кивнул на свой Пикап. — Я отвезу вас подальше от них.       И они зашагали, стараясь не оглядываться. Но когда голубой Ван остался позади на десяток шагов, им в спину донеслись слова:       — И не забывай, Бенни. То был не последний раз! Глава 25       Красный Датсун, куда они забрались на переднее сидение, громыхал по гладкому асфальту, словно под колесами у него был гравий да камни.       — Купил ее еще в 66, — говорил мистер Риверс, поглаживая руль. — Моему внуку столько нет, сколько этой машине.       К тому моменту они ехали по дороге уже тридцать шумных минут, но только в последние пятнадцать у них завязалась беседа. Бен прикладывал к виску бутылочку холодной колы, а Алиса больше не плакала. Совсем иная картина, нежели полчаса назад.       — Ты в порядке, Бен? — спросила она, как только машина выехала с обочины на дорогу.       Ему досталось место у окна, в то время как Алиса села по середине. Не считая мистера Риверса, который мало походил на ее маму, Бен словно в прошлое перенесся. В тот день, когда его впервые подвезли до дома.       — В порядке, — ответил Бен, продолжая смотреть в окно.       Тогда, семь лет назад, он тоже старался не заплакать. Чтобы не было стыдно. Сейчас же ему мешало совсем не это.       Сначала был страх. Он исходил от отцовского голоса, его прикосновений. Проникал под кожу, вызывая паралич. А после заплакать Бену не дал возникший в голове вопрос. Зачем же плакать? Зачем себя жалеть, если существо, тебя обидевшее, самое ничтожное на Земле?       — Мне очень жаль, — сказала Алиса, тихо всхлипывая.       Но если бы все было так просто! Просто понять свои чувства, приложить к ним подорожник. В носу засвербило, и боль от виска спустилась к уголкам глаз. Бен сжал веки, сопротивляясь, но нижняя губа, как капризный ребенок, полезла вверх и вывернулась наизнанку. Задрожала вслед за плечами.       — Бен, — выдохнула Алиса.       Еще секунду они сидели, не касаясь друг друга, но после Бен не выдержал и кинулся в ее объятия. Сквозь водную пелену он увидел, как мистер Риверс (тогда еще не представившийся) мельком взглянул на них и отвернулся. Зажми мужчина еще и уши, Бен был бы благодарен вдвойне.       — А-а-а-лиса, — вырывалось из его горла.       Он рыдал, захлебываясь в обиде. В боли, оставленное на лице, в боли, хранящейся на сердце. Легкие содрогались, и от этого тоже становилось больно.       — Я знаю, — Алиса вцепилась напряженными пальцами ему в спину, прижимала к себе. — Я знаю, Бен.       На самом пике, когда дыхание превратилось в лихорадочные рывки, Бен не мог сказать ни слова. Лишь воздух выходи́л изо рта, задевая колючее горло. Но все когда-нибудь заканчивается. Даже самое плохое.       Минуту спустя он почувствовал, что плачет уже по инерции. Что мечущийся в клетке зверь ушел в темноту, и больше не нужно было его сдерживать. Бен начал успокаиваться.       — Я в порядке, — сказал он, расслабив объятия.       И на сей раз это была… если не правда, то хотя бы меньшая ложь.       — Прости меня, Бен, — Алиса замотала головой, быстро моргая. — Не нужно было идти к ним. Я… Я такая дура!       — Все нормально, — Бен заглянул ей в глаза. — Хорошо?       И она поняла его, тихонько закивав.       — Спасибо, сэр, — Бен слегка наклонился вперед. — Извините, что мы…       — Мистер Риверс, — перебил его мужчина. — Можете звать меня мистер Риверс.       Так они и познакомились. Мистер Риверс и впрямь оказался стариком. С фермой, внуками, и с загрубевшей на руках кожей.       — И куда вы направляетесь? — спросил он их, протягивая Бену стеклянную бутылку.       — Нам нужно в Лансинг, — ответила Алиса.       Она посмотрела на Бена, и тот продолжил:       — У нас там дела. Некоторые…       На что мистер Риверс оторвал руку от руля и поднял вверх ладонь.       — Не беспокойся, я не стану допрашивать вас зачем да почему. Это ваши дела, в чужие я не лезу. Но в Лансинг подбросить не смогу.       — Ничего, — пожал плечами Бен. — Вы в Чикаго?       Мистер Риверс покачал головой, вернув руку на руль.       — Смотря что называть Чикаго, — улыбнулся он. — Моя ферма недалеко от Бичера.       Он мельком взглянул на ребят и, не увидев в их глазах понимания, добавил:       — А, вы все равно не знаете этого захолустья. Это под Чикаго. В общем, сейчас я домой. Но могу подбросить и до Чикаго. А оттуда можно взять автобус, раз уж такое дело. Деньги-то у вас есть?       — Есть немного, — Бен приложил бутылку к горячему виску. — Двадцатки должно хватить?       — Ох, ребята, — Мистер Риверс тяжело вздохнул. — Разве что на одного.       Он снова посмотрел на них, сдвинув брови на лоб.       — Ну тогда на попутках, — улыбнувшись, ответил Бен.       — Ох, ребята, — повторил мужчина.       С минуту он молчал, поджимая губы, и, наконец, прочистив горло, сказал:       — Можете передохну́ть у меня на ферме. А днем отвезу вас в город. И на автобус, так уж и быть, добавлю.       Бен не знал, что ответить. Он глядел на дорогу перед собой, на кусты, ускользающие из поля зрения, и не мог найти правильных слов. Не только из-за нахлынувшей на него благодарности. Он не знал, стоит ли соглашаться. Стоит ли вновь кому-то поверить.       — Спасибо, сэр, — послышалось сбоку.       Алиса улыбнулась мистеру Риверсу и тут же посмотрела на Бена. Тот коротко ей кивнул. Будь что будет. Покрайней мере ничего хуже уже не случится.       С асфальтового полотна они свернули на утоптанную шинами узкую дорогу. Чуть после повернули еще раз — на еле различимую среди травы полосу. Ехали, то и дело подпрыгивая на кочках и ямках. Как долго, Бен не мог сказать точно. За разговорами время летело незаметно.       — Кукуруза и свиньи, — делился с ними мистер Риверс. — Производство практически безотходное.       Может, в чужие дела он и не лез, но про свои рассказывал весьма охотно.       — Поля уже готовы, но сеять будем в мае. В этом году весна прохладная. Питти, мой внук, все ждет не дождется, когда сможет помочь. Первое его лето будет на ферме. Мамка его в городе. Говорит, что работает, а там уж и не знаю. Вот и взял его к себе, чтоб не бегал беспризорным. Сейчас учим буквы, осенью в школу пойдем.       На этих словах мистер Риверс стрельнул взглядом в Бена и снова прокашлялся.       — Папка у него неизвестно где. Может, даже и не знает, что сын у него растет. Питти ведь поначалу меня папой называл. Еле отучил его. Теперь только деда да дедуля.       Он коротко усмехнулся, проглотив зарождающийся смех.       — Но я вот думаю, а может, так даже лучше. Без отца. Без такого вот.       — Может, — отозвался Бен.       Через час их общего пути они наконец подъехали к ферме. Среди полей виднелись амбары, чуть подальше от них — выкрашенный в те же красно-коричневые цвета дом. Только ставни были белыми, и заборы.       — Ну идем, — позвал их мистер Риверс.       Когда до крыльца дома оставалось еще пара десятков шагов, к ним навстречу выбежал мальчик. В высоких резиновых сапогах и расстегнутой куртке.       — Де-е-е-да-а-а! — вытягивал он.       — Тише, — махал ему рукой мистер Риверс. — Язык прикусишь!       — А это кто? — остановился Питти, указывая пальцев на Бена с Алисой.       — Это наши гости.       Питти, как и его деда, оказался весьма болтливым. Чуть более болтливым, чем это ожидалось от ребенка его возраста.       — А почему твои волосы синие? — спрашивал он у Алисы.       Все четверо, они сидели за старым массивным столом и ели густое рагу, приготовленное соседкой, миссис Лэйк.       — Прошу ее с Питти посидеть, пока меня нет. А она берет и готовит! — рассказывал мистер Риверс.       Он задумчиво улыбнулся, вглядываясь в свою тарелку. Будто видел в ней саму миссис Лэйк.       — Я их крашу, — ответила мальчику Алиса.       — А зачем? — не унимался тот.       — Чтобы было красиво, — она улыбнулась ему.       Улыбнулась Бену. Щеки ее покраснели, но может быть, в этом была виновата похлебка, слишком уж острая для начала дня. А может, и нет.       — А это что? — чуть позже спросил Питти, обращаясь к Бену.       В одной руке он держал его рюкзак, открытый и болтающийся по полу. А в другой — книгу с птицами.       — Питти! — прикрикнул на него мистер Риверс. — Что я говорил про чужое? Не брать!       Мальчик посмотрел на деда виновато, вздохнул и повернулся назад, но Бен остановил его.       — Ничего, — кивнул он мужчине и подозвал Питти к себе. — А ты прочитай.       — П, — начал мальчик. — Т.       Он старался, минуту-другую, хмуря брови и наверняка уже жалея, что вообще спросил. Наконец, Питти произнес, громко и радостно:       — Птицы Америки!       И только после Бен открыл книгу, поглаживая пальцами желтые страницы.       — А эту мы ели, — указал мальчик на индейку. — А этого я видел в лесу.       — Это дятел, — подсказывал Бен.       Он зачитывал вслух почти каждое название, пока, наконец, не остановился на многоголосом пересмешнике. Питти тоже замер, тихо выдохнув:       — Ой.       На картинке были не только птицы. Огромная змея залезла в гнездо. Она распахнула пасть, она готова была убить. Все так и случилось, думал Бен. Там за кадром. Будто кто-то сделал снимок за секунду до кровавой сцены.       — А зачем она? — спросил Питти. — Что она хочет?       Бен захлопнул книжку.       — Это ничего. Это просто рисунок, — сказал он поспешно. — На самом деле все хорошо. Просто художник решил так нарисовать.       — Джон Джеймс Одюбон, — добавил мистер Риверс.       Когда все три лица повернулись к нему, он продолжил:       — Не думайте, раз я деревенщина, то не знаю таких вещей, — засмеялся он. — Между прочим, в Филдовском музее есть оригинал.       — Правда? — удивился Бен, и интонация его голоса стала совсем как у Питти, когда тот задавался вопросами.       — Конечно. Огромный труд был проделан, чтобы создать эти книги. Даже один рисунок — уже уйма работы, а в книге их около четырехсот. Можете себе представить? — мистер Риверс потряс головой будто от шока. — Даже представить сложно.       — И можно просто прийти и посмотреть? — светился Бен.       — Можно, — кивнул мужчина. — Не уверен, что получится посмотреть прям все, но какие-то точно. Они хранят их под стеклом и иногда меняют.       — Вау, — произнес Бен отрешенно.       Он перевел взгляд на книгу в своих руках. Вспомнил про плакаты в своей комнате. Вспомнил про комнату, подумав с горечью и наслаждением, что никогда уже туда не вернется.       Наверное…       — Мы могли бы успеть, — Алиса вырвала его из глубоких мыслей.       — В музей? — переспросил Бен.       — Ага.       Он отрицательно замотал головой.       — Нет. Нет на это времени.       Посмотрел на часы, висящие на стене.       — Нам, наверное, уже пора, — обратился Бен к мистеру Риверсу.       — Ну хорошо, — ответил тот, вставая со стула.       Улыбка на его лице сменилась тонкой чертой, проглядывающей сквозь бороду. И Питти тоже заметно погрустнел.       — А можно с вами? — он подбежал к деду.       Подергал его за край свитера.       — Ну Питти, — улыбнулся ему мужчина, — А места-то и нет.       — А назад? Когда назад будешь ехать, появится?       — Появится, — он потрепал внука по голове. — И чего ты?       — Ну вот! Тогда и мне можно поехать, — подпрыгнул на месте мальчик.       Когда через пятнадцать минут к дому подошла миссис Лэйк, Бен с Алисой уселись в Пикап. Питти уже не обижался, но все еще был расстроен. Хоть это и не мешало ему махать изо всех сил. На прощанье.       «И я был таким? — думал Бен, разглядывая в боковом зеркале удаляющуюся фигуру. — Таким маленьким». Глава 26       Мистер Риверс остановился на Мелтон-роуд, немного не доезжая до аэропорта Гэри. По обе стороны от дороги стояли редкие магазины, закусочные, пара офисов непонятного назначения. И здесь же располагалась автобусная остановка.       — Отсюда будет поближе, — сказал мужчина, вытаскивая из кармана бумажник.       Алиса, сидевшая к нему поближе, отвернулась от смущения. Все же мистер Риверс был для них незнакомцем, чужим человеком, и принимать от него помощь оказалось нелегко. Она опустила взгляд себе на колени, надеясь, что Бен догадается взять протянутые им деньги.       — Держите, — все так и случилось.       — Спасибо, сэр, — ответил Бен. — Не знаю, получится ли у нас их вернуть, но мы…       — Не беспокойтесь, — перебил его мистер Риверс. — И вот еще что.       Он нагнулся в сторону бардачка и, открыв его, достал бумажный пакет, а затем, чуть поискав, огрызок карандаша. На самом краю мистер Риверс написал номер. Оторвав клочок, он протянул его Бену.       — Не знаю, что за проблемы у тебя с отцом, парень, но если нужна будет помощь, можешь звонить мне. Надеюсь, что ты доберешься до матери, и все наладится, но на всякий случай — возьми.       На этот раз Бен медлил. Он переводил взгляд с Алисы на листок, с листка на мистера Риверса, но все никак не решался взять номер.       — Бери, — поторопил его мистер Риверс.       И Бен протянул руку.       — Спасибо, сэр, — сказал он тихо.       Когда Пикап, развернувшись на перекрестке, посигналил им пару раз и уехал обратно, Бен все еще держал обрывок бумаги, зажатой в ладони.       — Сохрани его, — кивнула Алиса на его руку. — Я думаю, он хороший человек.       — Думаю, да, — согласился Бен и, наконец, убрал листок в карман брюк.       Она подошла к нему поближе, чтобы за шумом проезжающих мимо машин ее голос было хорошо слышно.       — Я знаю, тебе сложно в это поверить, но я думаю, в мире много хороших людей, Бен. Не отворачивайся от них.       — Я постараюсь, — улыбнулся он и зашагал к остановке.       Табличка с расписанием, прибитой к столбу, содержала множество городов, но Лансинга среди них не было.       — Нет, не едет, — подсказал им прохожий, когда они спросили, добирается ли туда какой-нибудь автобус. — Но можете сесть до Гранд-Рапидса. Он рядом. Только нужно будет выйти чуть пораньше. Но это лучше уже у водителя спросить.       Так они и поступили. На сей раз Алисе досталось место у окна, и она с предвкушением припала лбом к мутному от капель дождя стеклу. Первый час они ехали вдоль озера Мичиган. За деревьями его не было видно, но иногда появлялись лысые участки, и тогда водная гладь открывалась им во всей красе. Бесконечная, уходящая за горизонт.       — Вот это оно огромное, — на выдохе восхищалась Алиса. — Ты это видишь, Бен!       — Вижу, — говорил он без улыбки. — Огромное, как море.       Но его безрадостного лица Алиса не заметила. Она откинулась головой на спинку кресла и мечтательно закатила глаза.       — Я думала раньше, что Эшвилл большой город. Потом, когда я переехала в Мемфис, он уже не казался таким. Понимаешь? Сам Эшвилл не изменился, но в моей голове он будто уменьшился. Стал крохотным и неинтересным.       Она подняла ладонь и указала ею в сторону озера.       — А теперь и Мемфис кажется маленьким. Я никогда не думала, что мир такой большой. И красивый.       Снова повернулась к окну.       — И это ведь все еще маленький кусочек от него. Еще столько всего, чего мы не видели. С ума сойти, Бен!       Не услышав ответа, Алиса обернулась к Бену, надеясь увидеть, как он кивает или улыбается задумчиво. Но он не делал ни того ни другого. Его веки были опущены, так что между ресницами оставался лишь еле различимый зазор, зубы прикусывали нижнюю губу.       — Бен, — позвала его Алиса.       — Все нормально, — ответил он. — Я просто…       Он замотал головой, выпуская их щек воздух.       — Я понимаю, — перехватила его слова Алиса.       Она мельком взглянула на озеро, совсем быстро, буквально на секунду. Увидела солнечные блики, увидела бриллианты, переливающиеся на свету. Почувствовала свежесть далекой воды. И попыталась представить, что же видит Бен. Маленький Бен, который так боялся палаток, а теперь, как оказалось, и озер.       — Но это нужно закончить, Бен. Он отнял у тебя уже слишком много. Нельзя, чтобы это продолжалось и дальше. Нельзя, чтобы из-за него ты не мог жить. По-настоящему жить и наслаждаться жизнь.       — Я постараюсь, — ответил Бен. — Но я не могу просто взять и забыть.       — Тогда давай все перепишем! Пожалуйста, посмотри еще раз.       Алиса вжалась в спинку кресла, позволяя Бену увидеть как можно больше за окном.       — Это красиво. Это озеро — оно здесь уже так давно. Много-много тысяч лет. И будет здесь еще долго. Может, и людей не останется на планете, а это озеро все еще будет блестеть на солнце. И это не просто огромная яма с водой. Там живут рыбы. И птицы. Может, там водится какое-нибудь существо, о котором люди пока не знают. Может, на самом его дне таятся страшные секреты.       Совсем немного, уголком рта, но Бен ухмыльнулся.       — Наверное, если доплыть до его середины, не будет видно берегов. Совсем. И тогда можно представить, что вся Земля — это один сплошной водяной шар. И что наша планета — это просто капля воды в космосе.       — Тогда она должна быть соленой, — добавил Бен, улыбаясь явно и открыто.       — Может, и соленой, — кивнула Алиса. — Тогда это будет чья-то слеза. И тогда окажется, что есть создание, размером со Вселенную. И что там, за ее краями, мир настолько бесконечный, что ты не сможешь этого представить.       Она увидела, как его глаза прищурились от улыбки. Как на радужках отразилась сверкающая синева. И как он повернул к ней голову, сказав тихо:       — Спасибо.       Второй час пути начиная от Бертор Харбор прошел по однообразным полям, где-то зеленым, где-то еще коричневым. Вместе с бессонной ночью и равномерным потряхиванием автобуса они возымели усыпляющий эффект, и Алиса быстро заснула. Проснуться ей помог уже Бен.       — Алиса, — он толкал ее в плечо. — Алиса, нам выходи́ть.       Она открыла глаза, увидела его лицо.       «Первое, когда проснешься», — вспомнилось ей из прошлого.       — Хорошо, — сказал Алиса, убирая налипшие в уголках глаз сонные корочки.       — Я спросил, где нам лучше выйти, чтобы поближе к Лансингу. Водитель сказал, он остановится.       Через минут пять автобус и вправду затормозил.       — Кому Лансинг? — крикнул мужчина вглубь салона.       И Алиса с Беном поспешили на выход.       Снаружи их ждал одинокий перекресток с уходящей на восток доро́гой. Немного подальше располагалась заправочная станция, куда они и направились. Никаких автобусов здесь уже не ходило, поэтому и остановок не было видно.       — Совсем немного осталось, — подбадривала Бена Алиса, хоть в этих местах она сама была впервые.       В магазине они купили одну пачку чипсов на двоих и пару бутылок с газировкой. Ели быстро, пока заправка пустовала. Но как только с дороги в их сторону завернул новенький Форд, Бен, обтерев пальцы о брюки, двинулся к нему. Бутылку он также передал Алисе.       Из машины вышла женщина. Про таких папа раньше говорил «неопределенного возраста». Ее прическа и глаза казались принадлежащими молодой особе, но подбородок и кожа, провисшая под ним, позволял с этим поспорить. Ноги были стройными и длинными, обтянутыми тугими джинсами, в то время как массивный живот не оставлял ни намека на талию.       Женщина улыбнулась Бену, как только он подошел. Выслушала, все так же демонстрируя ему свои зубы, и в конце закивала, пожимая плечами. Затем вместе с Беном они посмотрели на Алису, и она помахала им, продолжая держать бутылки в руках.       — Отличная работа, Бен, — прошептала она.       Женщину звали Кэтрин. Фамилии своей она им не назвала, настаивая на том, чтобы к ней обращались по имени.       — Просто Кэтрин, — не убирая с лица улыбки, напевала она.       И если мистер Риверс любил поговорить о себе, Кэтрин, наоборот, больше интересовали подробности о ее новых знакомых.       — И зачем же вам в Лансинг? — спрашивала она у Бена, который имел неосторожность сесть спереди. — Что такого интересного в нашем городишке.       Алиса не могла видеть, что же за выражение у него на лице, и он тоже не спешил к ней повернуться.       — Я жил там раньше. Хочу навестить старых друзей.       — Старых? — засмеялась Кэтрин. — В вашем возрасте не бывает старых знакомых.       Она шумно вздохнула, немного сладко в самом конце.       — В вашем возрасте еще все впереди. Вы, можно сказать, не жили еще.       Женщина посмотрела на Бена, мельком обернулась к Алисе.       — У вас же только-только заканчивается детство. Начинается юность. Эх…       Некоторое время они ехали молча, пока Кэтрин вспоминала свою молодость, иногда тихо посмеиваясь и вздыхая. Наконец, она вновь заговорила:       — Так вы парочка?       Никто не видел, никто не мог сказать, насколько сильно покраснели ее щеки, но Алиса почувствовала, как они воспламенились под кожей. Она открыла рот, чтобы ответить, но мозг все никак не мог выбрать, что: да или нет?       — Мы друзья, — сказал Бен твердо, по-прежнему не поворачиваясь назад.       — Ну конечно, — заулыбалась женщина.       Она обернулась правой стороной лица и подмигнула Алисе.       — Просто друзья, — хитро повторила Кэтрин.       «Просто друзья», — подумала про себя Алиса.       Она никогда не размышляла об этом серьезно. Не планировала и не гадала, что же будет в обозримом будущем. Были только чувства, мимолетные порывы и желания, вспыхивающие и угасающие, не просуществовав и минуты. И уж тем более она не могла знать, что же думает Бен. Но теперь, когда он ответил, может, и хорошо, что этот сложный вопрос был задан. Может, к этому ей и нужно стремиться — быть просто друзьями.       Когда Кэтрин открыла было рот, чтобы сказать что-то еще, мимо, обгоняя их сбоку, пролетел грузовик, наполненный чем-то пыльным и рассыпчатым. Воздух перед Фордом замело серой пеленой.       — Да сколько можно, — возмутилась женщина, спешно поднимая стекло со своей стороны. — Бесконечная стройка.       Она ткнула пальцев в сторону Бена, чуть вперед.       — Строят новый поселок. Дома и все такое. Весь северный берег заняли.       — Какой берег? — переспросил Бен. — Берег чего?       — Озера Ган, — ответила Кэтрин.       И на этих словах Бен обернулся к Алисе. Его глаза казались стеклянными блюдцами с голубой сердцевиной ровно по центру. Он забегал зрачками по ее лицу, и после, вернулся к дороге.       — Столько места, и на тебе, начать строиться прямо у озера.       — А мы можем остановиться у него ненадолго? — обратился Бен к женщине.       Она уставилась на него внимательно, прищурила взгляд, так что гусиные лапки показались прожитые в смехе и радости года.       — Ну хорошо, — согласилась Кэтрин.       Через пару сотен футов она повернула направо, туда же, куда направился грузовик. Проехала за его пыльным шлейфом и, не доезжая до бурной стройки, притормозила у свободного берега. Здесь виднелась редкая весенняя трава, еще не выкорчеванные деревья. И, конечно же, само озеро.       — Вот, — сказала женщина, заглушив машину.       Потянув на себя ручку, Бен помедлил несколько секунд, но после быстро покинул салон.       — Ну, иди с ним, — кивнула Алисе Кэтрин.       Она улыбнулась, подмигивая, и не дожидаясь, пока Алиса захлопнет за собой дверь, начала напевать незнакомую мелодию.       — Ты сказала, нужно переписать, — заговорил Бен, не оборачиваясь, когда Алиса подошла к нему сбоку. — Я хочу переписать.       Он посмотрел на строящиеся дома, на рабочих в клетчатых рубашках и указал в их сторону рукой.       — Здесь будут жить люди. Наверное, здесь появятся дети. Я думаю, это очень хорошо. Никто не будет знать, что случилось на этом месте. От него не останется и следа. Да? — обратился к Алисе Бен.       Она кивнула.       — Здесь будут жить люди. Надеюсь, они будут много смеяться. А рассветы здесь и вправду красивые. И вот что еще…       Он опустил взгляд на ее руку и обвил своими пальцами ее ладонь.       — Я хочу запомнить это место. Запомнить его с тобой. Глава 27       Своего номера Кэтрин не оставила, но пожелала им хорошо провести время.       — Пока, голубки, — улыбнулась она, будто зная о них какой-то секрет.       Уезжать женщина тоже не спешила, так что, подождав одну неловкую минуту, Бен с Алисой двинулись вдоль тротуара, оставляя за спиной серебристый Форд.       — Думаешь, она будет дома? — спросила Алиса. — Твоя мама.       — Сейчас около пяти. Пока доберемся, думаю, будет.       Бен оглянулся. Налево, направо, повертел головой во все стороны.       — Кажется, сюда, — он указал направление пальцем. — Пирс-роуд. Там мой дом.       Все выглядело таким знакомым, и в то же время нет. Будто Бен встретил старого приятеля, которого не видел очень давно. Местами друг изменился. Где-то у него появились морщинки и седые волосы, где-то он приоделся и теперь выглядел более солидно.       — Ты в порядке? — Алиса подняла руку и указала на свой висок. — Болит?       У Бена то же самое место закрывали волосы, и за ними не было видно шишки, размером с половинку грецкого ореха. Зато боль, которую она источала, Бен не мог не заметить.       — Нормально, — он махнул рукой. — А ты? Устала, наверное?       Алиса тут же замотала головой.       — Нет, совсем нет.       И Бен подумал, что она, как и он сам, врет.       — А здесь раньше не было ничего, — он кивнул в сторону ухоженного парка. — Только, может, деревья те же остались.       Когда они подошли к реке, узкому Гранду, протекающему почти через весь город, Бен вспомнил кое-что еще. Но он не стал говорить об этом вслух. Просто увидел перед глазами, как рыбачил на берегу, еле удерживая в руках удочку. И как отец помогал ему подсаживать желтых окуньков.       Эти картинки казались такими далекими, будто из чужой жизни. Из какого-то фильма, который Бен смотрел в детстве. И на самом деле до той ночи в палатке не было ничего. Только тьма, которую он придумал заполнить украденными кадрами.       — Мы совсем близко, Бен, — с улыбкой сказала Алиса. — И двух дней не прошло, а мы уже здесь. Представляешь?       — Да, — Бен тоже постарался состроить довольное лицо.       — Волнуешь? — спросила она с осторожностью в голосе.       — Да, — повторил он.       Потерев зачем-то шишку, Бен продолжил:       — Еще, я не знаю, что сказать. Я еще даже и не думал, что именно. Что я хочу жить с ней? А почему? Если мама спросит, а почему я не хочу быть с отцом, что мне ей ответить?       — Правду?       Бен усмехнулся.       — Ну нет! Это исключено.       В груди неприятно потяжелело, и злость начала лезть в голову. Бен стиснул зубы, чтобы не сорваться на Алису в очередной раз. Но про себя он подумал: что за бред!       — То есть ты не собираешь никому ничего рассказывать? — она нахмурила брови.       — А был такой план? — Бен посмотрел на нее сердито, уже не скрывая своих эмоций.       — Я не знаю, — Алиса расслабила лицо, теперь уставшее на вид и замученное. — Это сложно.       — Да, Алиса. Это непросто. Думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? — он остановился, повернувшись к ней.       — Как? — вновь напряглась она.       — Вся эта жалость, — Бен поводил распахнутой ладонью перед ее глазами. — И, и…       Он запнулся, проглотив застрявшее в горле слово.       — Ты видишь меня не таким, какой я есть сейчас. Ты все еще смотришь в окно, Алиса. В тот день.       — Это неправда! — закричала она.       Резко и громко, так что Бен отшатнулся.       — Так и есть, Алиса, — он подошел к ней вплотную. — И последнее, что я хочу — это чтобы остальные тоже смотрели на меня так. Поэтому никто не должен об этом узнать. Никто!       — Но Бен, это неправда, — сказала она, на сей раз тихо. — Единственный, кто видит в тебе жертву — это ты сам.       Ну это уже было слишком!       — Заткнись! — Бен толкнул ее в плечо. — Ты ничего не знаешь!       Он сделал два шага назад и, развернувшись, быстро пошел вперед вдоль дороги.       — Ничего ты не знаешь, — шептал Бен сквозь подрагивающие губы. — Дура.       В мышцах уже кипела злость, и будь рядом почтовый ящик, он бы разбил его на мелкие щепки. Но ящика не было, и этой участи Бен удостоил ветки на деревьях и рекламные листовки.       Его ярости хватило на полмили быстрого пути. И ни разу за это время Бен не обернулся. Только когда сожаление наполнило свинцом его ноги, он остановился и посмотрел назад. Алисы не оказалось рядом. И вдалеке тоже не был виден ее силуэт.       — Идиот!       Злость снова пробралась в кулак, подняла его резко и стукнула в больной висок.       — Конченый придурок! — бил себя Бен.       И с каждым новым ударом он чувствовал, что ему становится легче. Что боль физическая избавляет его от душевной. Что корить себя и растекаться в своем бессилии — лучше для него лекарство.       Что быть слабым — его решение.       — Нет, — сказал он себе же. — Ты не будешь.       Второй кулак тоже сжался. Но не для того, чтобы ударить.       Это был кулак борьбы.       — Я исправлю. Я все исправлю.       Бен двинулся вперед, подгоняемый собственной решимостью. И ее хватило на большее, чем жалкие полмили. Ее было достаточно, чтобы дойти до самого дома. Глава 28       Если бы он обернулся. Если бы посмотрел на нее хоть раз, она побежала бы за ним. Простила бы. Но Бен уходил все дальше и дальше, не показывая своего лица.       — Ну и проваливай, — говорила за Алису обида.       Та детская и непослушная, которая часто возникала в начальной школе.       — Иди, Бен. Конечно! Брось меня здесь.       Голос звучал громко. Звучал нескромно. Звучал так, чтобы его могли слышать — хоть кто-нибудь, и вскоре на Алису начали оглядываться прохожие. Они смотрели, как она обнимала себя за плечи, озираясь по сторонам. И чувство, что она осталась совершенно одна, усилилось от этих любопытных глаз.       Тот парк, которого не было в детстве Бена, приютил ее на время. Под ивой Алиса нашла лавочку и села на нее, поджав ноги. Обняла себя за колени, в то время как прохладный ветер путался в прядях. Гладил их небрежно.       — Мама, — прошептала Алиса.       Она знала — это невозможно, но ей так хотелось, чтобы мама пришла. Чтобы в следующую секунду ей на голову легла ласковая ладонь. Чтобы погладила ее, как это было всегда.       — Прости меня, мама, — губы двигались сами. Сами знали, что сказать.       Где-то в Эшвилле жила сейчас мама. Мама, которая ждала свою дочь, которая ее любила. И где-то в Эшвилле, на холодном кладбище, лежал ее папа. Пусть мертвый, но все еще самый лучший.       Нет, она не была одна. Их любовь текла по ее венам, их любовь всегда была рядом. Та любовь, которой был лишен Бен.       Одни руки его отдали, разжав ладони и позволив увести за много миль. Забыли про Бена, будто его и не было вовсе. Другие — сделали вещи намного хуже. И ему, в отличие от Алисы, некого было звать.       Один. Вот что значит быть одиноким.       Целый час она просидела в парке. О многом успела подумать, о многом пожалеть. Уже и сумерки начали опускаться на город. И если раньше чужой Лансинг не пугал ее своей неизвестностью, то теперь, с темнотой, пришел и страх.       Куда идти? Что ей делать? Она вскочила на ноги, будто только опомнившись, и быстром шагом вышла из парка. Искала глазами телефонную будку. Наконец, нашла ее у почтового пункта.       В кармане рюкзака позвякивала пара монеток по двадцать центов. Секунда, и они опустились в щель. Зазвучали гудки. Длинные и долгие.       — Алло, — услышала Алиса.       Она не медлила. Тихо произнесла:       — Мама.       — Алиса? Алиса, это ты? — голос казался встревоженным, и в то же время радостным. — Где ты, доченька?       — Ты можешь забрать меня? — спросила Алиса.       Она не старалась звучать виновато, но именно так это и было.       — Конечно. Бабушка сказала, что ты… Где ты?       — Я в Лансинге. Это в Мичигане.       И до того, как позволить маме спрашивать ее и дальше, Алиса добавила:       — Прости меня.       — Значит, это правда? Я думала, бабушка преувеличивает.       — Прости.       — Ничего страшного, Алиса. Наверное, эта поездка была тебе нужна.       На несколько секунд мама замолчала. И Алиса тоже ничего не стала говорить.       — Я доверяю тебе. И очень тебя люблю. Надеюсь, ты сделала то, что хотела. Я имею в виду, в Лансинге.       «Сделала, что хотела», — записалось в голове, как на пленку. — «Сделала, что хотела».       — Почти, — ответила Алиса.       Когда все слова были сказаны, когда она пообещала ждать маму на главном вокзале, Алиса вернулась к парку. Прошла мимо него, в ту же сторону, где последний раз видела Бена. Несколько раз спросила у прохожих, как ей выйти на Пирс-роуд. Истоптала кроссовками почти две мили. Наконец, она нашла нужную улицу.       Домов здесь было предостаточно. Во многих горел свет, и через белые занавески виднелись силуэты людей. Алиса вглядывалась, надеясь, что один из них вдруг окажется Беном. Иногда она останавливалась, чтобы присмотреться получше, но каждый раз шла дальше.       Пройдя три четверти улицы, Алиса почувствовала, что волнение начало сменяться тревогой.       — Бен, — звала она тихо. — Где же ты, Бен?       Она готова была закричать его имя, но этого не понадобилось. Его рюкзак валялся на другой стороне дороги. И сам Бен стоял неподалеку. Стоял не один.       — Бен? — все так же шепотом произнесла Алиса.       Но он ее не слышал. Слишком громкими были его рыдания. И видеть ее Бен тоже не мог. Слишком широкоплечим оказался его отец, которого он обнимал. Глава 29       Бен не мог вспомнить, когда был здесь последний раз. Точный день и точный час, когда он шел мимо домов, хорошо знакомых и привычных. Все стерлось в одну серую массу, как карандашный рисунок небрежной ладонью.       На почтовых ящиках виднелись цифры, они же принадлежали и домам. Но раньше Бен не использовал номера, ведь дома назывались по фамилиям. В этом жили… Бен не мог вспомнить, кто. А в этом… Тоже. Только соседский остался на памяти — дом старухи Торрес.       А вот и он. Дом семейства Келли.       Стоя к нему так близко, Бен захотел убежать. Захотел нажать на кнопку, чтобы отмотать время назад, начав идти смешной походкой — задом наперед. Но возвращаться было некуда, и он шагнул на лужайку.       Сам дом изменился несильно. Кажется, его перекрасили в немного другой оттенок серого. Тонкий клен, росший перед окнами, и вовсе остался прежним. А может, он просто вырос вместе с Беном.       Наверное.       У самой двери Бен остановился. Он не гадал, есть ли кто дома — в окнах горел свет. Он не раздумывал, стоит ли постучать — конечно. Ему просто хотелось немного повременить. Ведь скоро все измениться. Все будет по-другому.       Пора.       Бен поднял сжатый кулак и постучал костяшками по двери. Дерево отозвалось звонким звуком. А следом за ним донеслись шаги. Глухие и приближающиеся. Но громче всех было слышно биение испуганного сердца.       Круглая ручка дрогнула снаружи, кто-то повернул ее изнутри. Еще секунда, и дверь открылась.       — Да? — успела сказать женщина, прежде чем увидела Бена.       И когда это произошло, носогубные складки на ее лице разгладились. Нет, она не помолодела от радости. Просто у нее отвисла челюсть.       «Привет, мам. Привет, мама. Привет», — прокручивалось в голове у Бена.       Но до языка доходили лишь неразборчивые звуки.       — Бен? — наконец, позвала его женщина.       И ему так хотелось, чтобы она продолжила говорить. Чтобы она подсказала ему своим голосом, что же у нее на душе, ведь лицо выражало лишь удивление. Испуг. Не было на нем ни радости, не было недовольства.       — Да, это я, — ответил Бен.       Сам он постарался улыбнуться, но в глазах защипало. И слезы быстро соскользнули по прохладным щекам.       — Ты так вырос, — сказала мама.       Они стояли совсем близко друг другу. И солнце еще не село, так что не видеть его покрасневшего от тихого плача носа она не могла. Но почему-то мама не спешила обнять своего сына.       — Да, — превозмогая комок в горле, ответил Бен.       Женщина наклонила вбок голову, сложила домиком брови. Ее плечо прислонилось к приоткрытой двери.       — Я знаю, ты звонил пару дней назад. Но я не думала, что ты…       — Ты знаешь? — спросил Бен.       Он и сам позабыл, как диктовал Алисе номер, и как ждал, когда же гудки сменятся маминым голосом.       — Да. Эшли, наша няня, передала мне… Я сначала не поняла ничего, решила перезвонить. И твой отец взял трубку. Сказал, что, может быть, ты скоро появишься.       Женщина развела ладонями перед собой.       — И вот ты здесь…       — Я так скучал, — перебил ее Бен.       Он больше не мог ждать и шагнул к ней с опущенной головой. Подошел вплотную, так что его макушка почти касалась ее плеча.       — Мама, почему ты никогда мне не звонила?       Помедлив секунду, она завела руки ему за спину. Замерла еще на одну, не касаясь Бена, и, наконец, обняла его. Неловко, словно он был случайным прохожим, к которому она лишь старалась быть добрее.       — Мама! — Бен же вцепился в нее со всей силы. — Я так скучал.       — Ну все, все, — она хлопала его по спине. — Тише…       Бен простоял бы так и дальше, пока не иссякли бы слезы, но через минуту их объятий он почувствовал, что мама больше не обнимает его. Что одна ее рука повисла, в то время как другая приложилась ладонью к его груди, неуверенно отталкиваясь.       — Идем в дом, — тихо сказала мама, окончательно прекратив их объятия.       До этого момента, всю долгую дорогу, Бен ни разу не пытался нарисовать в голове сцену их встречи. Не было ожиданий и сладкого предвкушения, и поэтому сейчас ему не с чем было сравнить. Но от чего-то разочарование навязчиво дышало над ухом.       Он прошел в открытую мамой дверь, в свой когда-то дом. Увидел кухню, увидел коридор. Если пройти по нему дальше и повернуть направо, можно найти его комнату. То, что когда-то было ею.       — Проходи, — мама кивнула на диван в гостиной. — Я сделаю нам чай.       — Спасибо, — улыбнулся ей Бен все еще мокрыми губами.       В ответ мама поджала свои, изобразив на лице подобие улыбки, и зашагала на кухню.       Внутри дом и вовсе не изменился. Даже диван, на который Бен присел на краешек, остался прежним. И фикус у окна — тоже. Коврик, стол, голубые занавески. Все походило на сон, в котором он вернулся в детство.       «Я здесь. Я пришел», — говорил про себя Бен, здороваясь с вещами. — «Это я, Бен».       Но тишина и молчавшая на кухне мама отвечали ему: ты чужак!       «Но ведь это я», — Бен пытался прогнать это чувство.       Он оглянулся по сторонам, зацепил глазами зеркало, висящее на стене у входа. Посмотрел на себя и захотел отвернуться.       Да, он был чужим. Он был посторонним в их доме. Зашуганным бродягой в помятой одежде. С грязными волосами и уставшим лицом. Как пожухлый капустный лист на фоне свежих.       «Это ничего», — Бен принялся приглаживать пряди, не обращая внимание на боль у виска. — «Это ерунда. Я все исправлю».       Он вытащил рубашку из рюкзака, тоже мятую, но чистую. Переоделся, заправив в брюки края. Снова посмотрелся в зеркало — стало лучше.       «Все будет хорошо, все будет хорошо», — повторял про себя Бен.       Он начал причитать в два раза быстрее, когда из кухни вернулась мама. Она несла в руках две чашки на блюдцах. Те чашки, что были для гостей. Красивые, с позолотой, но это была посуда для гостей!       — Ну, — мама присела в кресло напротив. — Как ты поживаешь?       — Мам? — Бен пытался поймать ее взгляд.       Но она припала глазами к чашке в своих руках, медленно помешивая чай.       — Твой отец сказал, что у тебя сейчас могут быть эмоциональные проблемы. Я понимаю, такой возраст…       — Почему ты не звонила мне, мам?       — В этом возрасте бывает трудно.       Казалось, между ними стена, и каждый говорит сам с собой.       — Мам, ты слышишь меня? — Бен продолжал пробиваться сквозь невидимый барьер.       В суматохе непослушного тела он вновь поймал себя в зеркале. Там, в отражении, картинка рассыпа́лась мелкими осколками.       — Я слышу, — тяжело кивнула женщина, словно ее шею схватил внезапный спазм.       — Так ответь мне, пожалуйста. Это все из-за отца? Это он не оставил тебе нашего номера? — с надеждой спросил Бен.       Мама пожала плечами.       — И да, и нет.       Она посмотрела на него, прямо в глаза, но, не продержавшись и секунды, перевела взгляд в сторону.       — Не подумай, что мне было все равно. Я очень переживала за тебя, Бен. Но твой отец просил меня оставить тебя, чтобы тебе не было так больно. Но я не забывала о тебе. Иногда он звонил мне и рассказывал, что у тебя все хорошо.       Она улыбнулась.       — Что ты молодец.       — И ты просто верила ему?       Мама нахмурилась. Она затрясла головой, будто отвергая плохую весть.       — Конечно. Я же помню, как сильно он тебя любит. Вы же были не разлей вода и…       — Заткнись! — Бен оттолкнул лежащую на столе чашку.       Блюдце съехало на десять дюймов, чашка опрокинулась, как назло, выливая содержимое на ажурную салфетку. И та начала желтеть.       — Бен! — воскликнула мама. — Да что с тобой?       Она поставила свою посуду на стол и поднялась на ноги.       — Прости! — опомнился Бен.       Не скрывая страха, он посмотрел на нее снизу вверх.       — Прости, мама! Я не хотел! Прости меня, пожалуйста!       Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо!       Он сцепил ладони в замок, подняв их и приложив к губам.       — Тише, Бен, — мама тоже выглядела напуганной. — Тише.       Она боялась его. Ее сына, ее Бена. Мальчика, которому она раньше напевала перед сном.       — Да, да, — быстро закивал Бен. — Все хорошо. Прости. Пожалуйста, поговори со мной.       Но мама не спешила сесть обратно. Оно подняла руку и взглянула на запястье. На часы, обернутые вокруг.       — Скоро с прогулки придет Эшли с Лорой. Тебе есть где остановиться?       Бен не верил своим ушам. Он перестал дышать, словно сердце и легкие вдруг исчезли из груди.       — Я могу дать тебе денег на мотель, — так и не дождавшись ответа, продолжила мама.       — Мне не нужны деньги, — тихо отозвался Бен. — Я хочу жить с тобой.       Не было похоже, что она удивилась его словам. Скорее, ее лицо изобразило разочарование, какое бывает, когда проигрываешь на ставках.       — Бен, ты не можешь.       — Почему? — он вскочил на ноги. — Если это из-за отца, то с ним я разберусь. Он не станет нам мешать. Мама, ну пожалуйста! Я больше не могу с ним жить!       — Нет, Бен, так нельзя, — мама затрясла головой. — Он твой отец.       — А ты моя мама! — Бен протянул к ней руку. — Неужели тебе совсем на меня плевать!       И теперь мама вновь нахмурилась.       — Нет, это неправда. Конечно, мне не все равно. Я желаю тебе только хорошее. Я каждую неделю ходила в церковь и молилась за тебя, Бен. Чтобы у тебя все было хорошо, и чтобы…       — Молилась? — сквозь истеричную улыбку переспросил ее Бен.       — Ничего смешного, — строго сказала мама. — Я просила у Господа, чтобы он берег тебя. Чтобы ты был счастлив. Чтобы…       Пока она говорила, Бен уже вовсю смеялся.       — Я очень сильно просила, чтобы с тобой не случилось ничего плохо.       — Ну так знай, — он резко оборвал свой смех, произнеся со злостью: — Все было зря!       Его голос походил на шипение убегающего из-под крышки молока.       — Все зря! Твой Господь не помог мне ничуточки. Посмотри мне в глаза, мама. Я похож на человека, у которого все хорошо? Посмотри на меня, мама!       Но женщина не шевельнулась, продолжая пялиться на разлитый чай.       — Просто… — шептала она себе под нос. — У тебя сейчас такой возраст.       Бен не стал говорить ничего больше, хоть мысль рассказать обо всем, как и советовала Алиса, настойчиво стучалась в голову. Да и стоит ли, Бен сильно сомневался. Если его слезы не значили для мамы ничего, то многое ли измениться, поведай он ей об ужасах внутри его сердца? Даже на одну ночь она не позволила ему остаться.       Он прижал подбородок к груди и, стиснув зубы, бесшумно поливал рубашку слезами.       — Все наладиться, Бен, — сказала мама. — Тебе нужно вернуться домой. Твой отец ждет тебя. Он, наверное, сильно волнуется.       Казалось, вот-вот, и она подтолкнет его к выходу. Вышвырнет на улицу как помойного пса. Захлопнет за его спиной дверь. Но пока они стояли в гостиной, шанс, пусть и небольшой, все еще был.       Шанс, что все действительно наладится.       В два шага Бен подскочил к матери. Он упал коленями на ворсистый ковер, чуть не задев угол стола. Вцепился руками в подол ее длинного платья.       — Помнишь, ты пела мне мама? Сверкай-сверкай, малышка звезда…       Он старался смягчить голос, сделать его мелодичным, но рыдания портили всякие попытки.       — Хватит, Бен, — мама нагнулась, положив ладони ему на плечи.       Не чтобы обнять. Она снова отталкивала его прочь.       — Как странно, что кто-то создал тебя, — продолжал Бен, сильнее прижимаясь к ее коленям.       Он начал напевать песенку чуть быстрее.       — Над миром, над нами, так высоко…       Казалось, это и не песня вовсе. Это заклинание, которое нужно успеть произнести, и в сердце к маме вернется любовь.       — Брильянтом сверкаешь ты мне в окно.       Бен замолчал. Тяжело дыша, он поднял голову и посмотрел на маму. Может, волшебство сработало? Может…       — Тебе нельзя остаться здесь, Бен, — говорила она, отвернувшись.       — Пожалуйста, мам, — Бен обвил руками ее ноги.       Прижался мокрыми щеками к широким бедрам.       — Мам! Ну пожалуйста, мам! Мам, мама.       Он боялся останавливаться, чтобы она не сказала что-то еще. Но поверх его беспрерывной мольбы он услышал.       — Я не твоя мама, Бен. Я тебе не мама.       — Что?       Широко распахнув веки, он убрал руки за спину и облокотился на них.       — Я не твоя мама. Ты был слишком маленьким, чтобы запомнить, — она говорила твердым голосом. — Вы с отцом появились, когда тебе было три года. Ты начал звать меня мамой, а я начала быть ее. Но я не твоя настоящая мама. И я не имею никаких прав на то, чтобы ты жил со мной.       Мама пожала плечами. Ее глаза покраснели.       — По сути, мы чужие друг другу люди.       — Но ведь ты любила меня? — то ли вопрос, то ли утверждение вырвалось из его рта. — Ты пела…       — Любила. И пела. Ты был славным малышом, Бен. А я просто любила детей. Но я никогда не чувствовала, что ты мой сын. Что ты мой родной. Пойми меня, Бен. Но я была бы твоей мамой и дальше, но твой отец… Он так изменился. А потом родилась Лора. И это, это совсем другое. Прости меня, Бен, что мы с твоим отцом расстались. Но я больше не видела смысла жить вместе. Это как жить с чужими людьми.       — Почему ты мне не сказала? — от шока Бен перестал плакать.       А женщина, наоборот, начала вытирать щеки длинным рукавом.       — Я не хотела тебя расстраивать.       Она сделала несколько глубоких вздохов, каждый раз шумно выдыхая воздух сквозь сложенные в трубочку губы. Поправила упавшие на лоб пряди и, окончательно осушив лицо, снова посмотрела на часы.       — Прости, Бен, но тебе пора идти. Я могу дать тебе денег, если нужно.       Бен поднялся. Он не сводил с нее глаз, пытаясь увидеть в маме чужого человека. Но ничего не получалось. Она по-прежнему была его мама. И это было самым худшим.       — Не нужно, — ответил он.       Подошел к дивану, подобрал рюкзак. Уже перед дверью Бен обернулся.       — Могу я увидеть Лору? — спросил он у женщины.       Она поморщилась.       — Не думаю, что это хорошая идея. Я бы не хотела, чтобы она переживала.       — Ясно.       Спокойно открыв дверь и выйдя на улицу, Бен зашагал по тротуару. Ноги несли его вперед, ускоряясь с каждой следующей секундой. Через минуту он уже бежал, задыхаясь от вернувшихся рыданий. Легкие обжигались прохладным ветром, и вскоре Бен остановился. Он бросил рюкзак на землю, и сам тоже опустился вниз. Прислонился к дереву, поджав колени к голове и спрятав лицо в ладонях.       — Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, — шептал он, выпуская горячий воздух.       Он падал в темноте. Теперь окончательно. Но затем ему на волосы легла ладонь.       «Мама!» — подумал Бен, и сердце кольнуло от надежды.       — Бедный мой мальчик, — тихо и ласково произнес отец.       Бен отшатнулся, сильнее вдавливаясь в кору старого дерева.       — Мне очень жаль, Бенни. Она рассказала тебя, да?       Но отступать было некуда. Да и нужно ли, думал Бен. Куда ему теперь?       — Я… — выдавливал из себя Бен. — Я один.       Отец затряс головой.       — Нет же, Бенни, — он поднял сына на ноги. — Я с тобой.       И обнял его. Крепко. Глава 30       Это не могло быть правдой. Нет! Но Бен прижимал свои руки к отцовской спине, уткнувшись ему в грудь. И не было ни малейшего намека на то, что он пытается вырваться.       Медленно перейдя дорогу, по которой не ездили машины, Алиса подошла к ним, остановившись в семи шагах за спиной мужчины. Она разомкнула губы, не знаю, что и сказать. Что чувствовать, Алиса тоже не понимала. Будто пустота осталась на месте эмоций.       — Я люблю тебя… — доносился до нее мужской голос в промежутках, когда Бен набирал в легкие воздух. — Только я тебя люблю.       Голос шептал, не переставая:       — Только я, Бенни. Нет никого больше. И я буду любить тебя всегда. Я всегда буду с тобой. Я позабочусь о тебе.       Алиса замотала головой.       “Не верь ему. Не верь, Бен”, — слова крутились на языке.       Наполняли собой рот, пока, наконец, не вырвались наружу:       — Не верь ему, Бен!       Мужчина резко обернулся. Он отпустил Бена и встал к нему спиной, загораживая от Алисы.       — Хватит, — сказал он ей. — Хватить пудрить ему мозги.       — В самом деле, хватит! — она выставила вперед указательный палец, тыча им в его сторону. — Ты, больной ублюдок! Отойди от него!       И к ее удивлению он так и поступил. Отошел поближе к небольшой роще, так что теперь расстояние от Бена до них обоих было почти одинаковым.       — Можешь объясниться, Бен. Я подожду.       Он сложил на груди руки и, широко расставив ноги, выглядел так, будто заранее знал, что победил. И от этого Алиса еще больше начала терять надежду. Она перевела взгляд с его довольного лица на Бена, и свет погас окончательно.       — Прости, Алиса, — сказал он, не поднимая глаз.       Его нос и щеки были красными, плечи опущены как марионетки, подвешенной на одной-единственной ниточке где-то за спиной. Казалось, ее вот-вот перережут, и Бен рухнет прямиком на землю.       — Я не понимаю, Бен, как ты можешь стоять с ним рядом? Идем к твоей маме. Мы уже здесь. Совсем близко.       И Бен поднял голову. Посмотрел на нее алыми глазами.       — Я был у нее, Алиса. Только что.       Он громко сглотнул и сильнее задрожал губами.       — Был? — переспросила Алиса.       Она переступила с ноги на ногу, боясь, что иначе земля уплывет из-под нее. Что-то страшное, сейчас случится что-то ужасное.       — Она не моя мама, — быстро проговорил Бен. — Она сказала мне об этом сама.       — Что?       — Я для нее чужой. Никто. Я не ее сын.       Алиса затрясла головой, зажмурив глаза.       — Что за бред?!       Она подняла руку и указала на отца Бена. Стрельнула в того презрительным взглядом.       — Это он! Наверняка, это он заставил ее так сказать! Бен, не верь ему! Она твоя мама, тебе нужно…       — Хватит! — на сей раз это слово произнес Бен. — Она не хочет, чтобы я с ней жил. Она против, она меня не любит. И точка!       — Но, Бен, почем…       — Алиса, хватит! — он разрезал ладонью воздух. — Я устал. Я хочу домой. Зачем я вообще послушал тебя?       Бен скривил лицо, передразнивая ее сломанным голосом:       — Все будет хорошо, все будет хорошо! Ты обещала, и что теперь? Лучше бы я не знал!       Его взгляд был уставшим, но Бен нашел в себе силы, чтобы показать ей свою злость.       — Что ты смотришь на меня? Что ты хочешь? Предложишь что-нибудь еще?       Да, он стоял одинаково далеко от нее и отца, но Алисе казалось — они вместе, а она одна.       — Мы можем… Мы можем… Ты можешь жить у меня.       Бен отмахнулся рукой.       — Не нужно, Алиса! У кого мы будем жить? У твоей бабушки? Вот она обрадуется? Или у твоей мамы, от которой ты сбежала?       — Она скоро приедет, моя мама. И она сможет забрать нас обоих. Я обещ…       — Хватит! — закричал Бен. — Не нужно мне больше ничего обещать!       Он дышал, высоко поднимая грудь. Затем спросил, на сей раз спокойно:       — То есть она сможет приехать за тобой?       — Да, — ответила Алиса, зная заранее, для чего он интересуется. — Я позвонила ей.       — Хорошо. Езжай домой, Алиса. И забудь про меня.       Сбоку послышалось хриплое покашливание.       — Ну все, нам пора, Бенни.       Мужчина разомкнул руки и двинулся к сыну. Приложил ладонь ему за спину, подталкивая к тротуару.       — И что?! — Алиса тоже подбежала к Бену.       Схватила его за руки, крепко сжимая дрожащие пальцы.       — Ты пойдешь с ним? После всего? Снова будешь терпеть и строить из себя жертву? Это, по-твоему, лучшее решение, Бен?       — Этого больше не случится, — тихо сказал он. — Мы договорились.       — С какой такой стати? — Алиса заглядывала ему в глаза, которые он так старательно пытался спрятать. — Ты с ума сошел, Бен? Тебе нельзя с ним оставаться? Еще не поздно все…       — Поздно! — Бен выдернул руки из ее хватки. — Поздно!       Отец тоже отошел от него на шаг.       — Что ты хочешь от меня, Алиса? Помочь? Спасти?       Бен сложил в пучок пальцы на правой руке и сильно ткнул себя в грудь. Много-много раз.       — НЕЧЕГО ЗДЕСЬ СПАСАТЬ! Я мертв внутри! Здесь…       Он продолжал стучать в области сердца:       — Ничего больше не осталось.       — И кто же в этом виноват? — тихо спросила Алиса.       Бен посмотрел на нее. Безразлично, устало.       — Это не важно. Я обещаю тебе, что больше меня никто не тронет.       Он перевел взгляд на отца, и тот кивнул. Затем они обошли Алису с разных сторон и вышли на тротуар.       — Сюда, — указал отец Бену. — Винс ждет нас.       И Бен послушно зашагал за ним. Он уходил, не оглядываясь. Исчезал в синих сумерках.       — Я расскажу обо всем! — крикнула им вслед Алиса.       Ее последний козырь в рукаве. Последний шанс не дать ему сгинуть.       Бен повернулся. Не стал переглядываться с отцом, не стал медлить. Быстро подошел к Алисе, совсем близко, так что его губы оказались над ее левым ухом.       — Тогда я убью себя, — прошептал Бен.       Он слегка отодвинулся назад, чтобы ей было видно, как он кивает.       — Я сделаю это, Алиса. Мне нечего терять.       Через три минуты, когда голубой ван проехал мимо, она все еще стояла на прежнем месте. Ноги пустили корни, приросли к сырой земле. И стоило больших усилий, чтобы оторвать их и тоже уйти.       Главный вокзал Алиса нашла легко. И на какой автобус до него нужно сесть, ей также подсказали люди. Может, в Лансинге все такие отзывчивые? А может, им помогло быть добрее ее заплаканное лицо.       Сидя на лавочке в зале ожидания, Алиса уже не вытирала слезы. Они высохли, испарились, впитались обратно в кожу. Но новых она не лила. Ее взгляд стал стеклянным, как у куклы, не умеющей моргать. Куклы, которая не могла двигаться.       Ночью людей на вокзале было немного, так что постепенно лавочка под ней опустела, и Алиса, свернувшись калачиком, уснула на жестких перекладинах. Рюкзак превратился в подушку, а свитер в никчемное одеяло.       — Алиса? — позвал ее знакомый голос.       Она вздрогнула от прикосновения к своему плечу. Посмотрела на маму круглыми глазами. И быстро вскочив на ноги, бросилась к ней на шею.       — Мамочка, — теперь слезы, накопленные за ночь, щедро полились из заспанных глаз.       — Ох, доченька, — вздыхала женщина. — Что случилось?       И Алиса сильнее сдавила объятия.       “Я не могу рассказать тебе, я не могу”, — говорила она про себя. Глава 31       Они ехали уже три часа, и Лансинг остался далеко позади. Весь путь Бен спал в заднем салоне Вана, на прикрученной к стене тахте. Винс с отцом сидели за занавеской на передних сидениях. Иногда Бен слышал сквозь сон, что они смеялись. Он не пытался прислушиваться, слишком уж хотелось спать. Темнота убаюкивала.       Единственное, что мешало глубоко уснуть, была головная боль. Она начиналась позади глазниц, измученных недавним плачем. Отдавала постукиванием в больной висок. Бен ворочался на пыльном матрасе, пытаясь занять удобное положение, но боль не уходила.       Не то, чтобы он не мог потерпеть ее немного. Она не давала ему забыться. Убежать от реальности, хотя бы на пару часов. Поверх кругов и чёрно-белых пятен Бен видел Алису. Видел маму, которая теперь была и не мама вовсе.       «А был ли выбор»? — спрашивал он себя.       Казалось, что нет. Там, на перепутье, где должна была быть развилка, дорога просто-напросто обрывалась. Заканчивалась пропастью, куда можно было только упасть.       «Нет, Алиса. Не было», — отвечал Бен во сне.       Он вернется домой, назад по дороге. И он постарается все забыть. Жизнь начнется заново, и она будет лучше.       — Обещаю, Бенни, — так говорил отец. — Просто поехали домой.       Он больше не тронет его. Он так сказал…       Машина плавно остановилась, и Бен съехал вперед, уткнувшись макушкой в спинку сидения. Разлепив пересохшие губы, он поднялся, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-нибудь. За занавеской горел слабый свет.       — Подъем! — дверь открыл Винсент.       Быстрым прыжком он вскочил внутрь салона и встал, согнувшись над Беном.       — Не завидую тебе, парень, — сказал мужчина улыбаясь. — Тебя ждет тяжелый разговор.       — Винс! — оборвал его отец сквозь занавеску. — Закрой свой рот!       Бен потер глаза, постепенно привыкая к свету. Не решался подняться, не зная, что от него ждут.       — Ну давай, давай. Моя очередь спать, — поторопил его Винсент.       Он уже начал опускаться на матрас, так что Бен поспешно встал на босые ноги, прихватив валяющиеся на полу кроссовки. Надев их не завязывая, он вышел из салона и захлопнул за собой дверь.       — Садись ко мне, Бен, — позвал его отец.       Бен огляделся. Они ехали где-то в пригороде. Наверное, это был Чикаго. Дорога освещалась желтыми фонарями и одинокой вывеской, указывающей на закусочную неподалеку.       — Бенни! — прикрикнул на него отец.       Он посигналил, заставив сына вздрогнуть от неожиданности. И Бен, торопясь, забрался на переднее сидение.       — Все в порядке? — спросил его отец. — Поспал немного?       — Да.       Когда дверь закрылась, свет внутри тоже погас. Ван тронулся с места, и под фонарями по салону забегали тени.       — Я очень рад, что мы едем домой, сынок. Думаю, мы все уяснили уроки из этой поездки.       Отец заглянул Бену в лицо, и тот кивнул.       — Все будет хорошо, Бенни. Все будет хорошо.       Мужчина еще несколько раз поворачивал к нему голову, отрывая руку от руля и почесывая собственный висок.       — Так что, твоя подружка… — наконец, спросил он. — Думаешь, умеет молчать.       Про себя Бен усмехнулся с горечью.       — Умеет, — ответил он.       — Это хорошо. Хорошо…       Оранжевые огни скользили по приборной панели, перепрыгивали на отцовские руки, его лицо. Затем их сменяла тьма.       — Так бывает, сынок, когда попадаешь под чужое влияние. Надеюсь, ты понял, что ничего хорошего из этого не выходит.       Отец подождал пару секунд, но так и не получив ответа, добавил:       — Я с тобой говорю, Бенни. Отвечай мне.       — Я понял, — тихо произнес Бен.       От света головная боль усилилась, и он приложил к виску ладонь.       — Болит? — спросил отец.       И в этот раз он не стал дожидаться, что же скажет сын.       — Ты должен понимать, Бенни, ты это заслужил. Я очень люблю тебя, поэтому я не стал наказывать тебя по-настоящему. Это…       Он указал больши́м пальцем ему на висок:       — Ты должен понимать, что у меня были причины немного тебя проучить.       Бен вновь промолчал, и отец вновь рявкнул:       — Отвечай!       «Все будет иначе, все будет по-другому», — успокаивал себя Бен. — «Скажи ему! Скажи ему, что нет»!       — Наверное…       — Наверное? — отец засмеялся.       Покачал головой.       — Нет, Бенни. Не наверное. Ты, мать твою, сжег мою Ривьеру! Мою тачку! Ты хоть знаешь, что сколько она стоила?       — Знаю, — Бен посмотрел на него. — Но пойми, папа, у меня были причины немного тебя проучить.       Свет как раз упал на сжатые от злости отцовские губы.       — Так, значит? — прошипел тот.       Мельком глядя на дорогу, он протянул к сыну правую руку и схватил его за шею под затылком. Бен резко откинул ее прочь.       — Не трожь меня! — он вжался в угол между спинкой кресла и дверью. — Ты обещал.       — Обещал, — отец вернул руку на руль.       Он усмехнулся.       — Хорошо, Бенни. Доедем до дома. Там мы поговорим об это снова.       — Нет, — коротко потряс головой Бен. — Здесь не о чем говорить. Ты больше не тронешь меня. Я тебе не позволю.       Отец стиснул зубы, громко цокнув.       — Ну это уж не тебе решать, Бенни. Не помню, чтобы я спрашивал твоего разрешения до этого.       — Больше никогда, — сказал Бен. — Иначе я убегу снова. Навсегда.       — О, Бенни, — улыбнулся отец. — И куда же ты побежишь? К маме?       Ручка двери упиралась в локоть. Отвлекала Бена, пока он искал слова. Пока он пытался верить и дальше в то, что все будет иначе.       — Кто она? — задал он вопрос, о котором ещё не думал. — Моя мама. Где она?       Отец медленно закивал, поджимая подбородок к нижней губе.       — Молодец, Бенни. Я думал, ты и не спросишь.       — Так кто она? Она жива?       Отец вскинул бровями.       — О да, Бенни. Еще как жива.       Он облизал губы, будто готовясь сообщить хорошую весть. Хорошую для него.       — Кто она? Скажи мне! — Бен поддался вперед.       — Ты встречался с ней, Бенни. Однажды. Я тебе про нее рассказывал.       В памяти начали крутиться картинки. Их последний разговор у него в комнате. Люди, которых отец приводил в его жизнь.       — Н-н-н… — замычал Бен, тряся головой. — Н-н-ет.       Он смотрел на отцовские губы. Как в замедленной съемке они выкладывали имя. Самое страшное на Земле.       — Тетя, — улыбался отец, — Тетя Миранда.       — ТЫ ВРЕШЬ! — закричал Бен. — ВРЕШЬ!       Он выставил вперед руки и, навалившись на них всем весом, толкнул отца в плечо. Машину резко повело в сторону. Из салона послышался недовольный Винсент.       — Билл, что за нахрен!       Отец выпрямил руль, озираясь на Бена. Он начал бить его свободной рукой.       — Успокойся, — прорычал он.       Не было в его голосе заботы. Не было ни капли любви. Ничего, что он так старался изобразить, стоя под деревом и обнимая сына. И Бен вспомнил, как говорил Алисе:       — Он умеет притворяться. Казаться хорошим.       «Идиот», — думал он теперь, отбиваясь от размашистых кулаков. Затем машина остановилась.       — Все, — как приговор, произнес отец.       Он быстро вылез из вана, громко хлопнув дверью, и до того, как Бен понял, куда же он идет, успел обогнуть ее спереди. Бен кинулся к двери со своей стороны. Потянул на себя ручку, открыл дверь и соскочил со все еще развязанными шнурками на землю. Рванул, сколько было сил, прямиком в темное поле.       — Стой, — отец успел схватить его за край рубашки.       Подтащил к себе и сгреб в охапку волосы сына.       — Да, Бенни. Так и есть. Эта женщина — твоя мама. Ну что, хочешь сбежать к ней? Не нужно. Я могу отвезти тебя сам. Она будет рада видеть тебя, Бенни.       Бен брыкался, не жалея своей головы. Но волосы не спешили вырываться. Он начал было пинаться ногами, но отец надавил на него сверху, опустив на колени.       — За что? — спросил его Бен.       Он снова плакал, закрыв лицо ладонями.       — За что ты так со мной?       — Потому что я могу, — донесся сверху голос отца. — Если бы не я, ты бы вообще не родился. Тебя бы не существовало, Бенни.       Послышалось, как позади открылась дверь.       — Оставайся в машине, Винс, — сказал отец. — Нам нужно немного поговорить.       — Ну и сын у тебя, — ответил тот. — Прямо заноза в заднице.       Секунда, и за спиной раздался хлопо́к.       — Не слушай его, — ласково произнес отец. — Ты самый лучший мальчик, Бенни. Я и мечтать не мог о таком сыне. Просто, видимо, иногда тебя следует немного проучить.       Бен почувствовал, как его волосы перестали натягиваться, и как отец опустился перед ним, дыша совсем рядом.       — Люди просто не понимают, что это такое — делать то, что хочешь. Это ни с чем не сравнится, Бенни. И когда-нибудь ты это поймешь.       Он начал гладить его по голове.       — Ты станешь, как я.       — НЕТ!       Бен отбросил руки от своего лица. Оттолкнулся ногами.       — Я не буду! Я никогда не стану таким!       Отец не спешил вновь накинуться на него. Он выглядел так же уверенно, как и в их последний разговор с Алисой.       — Ты жалкий! — шипел на него Бен. — Ты ничтожество. Мерзкий ублюдок.       Он мельком взглянул на дверь вана.       — Твои дружки знают, чем ты занимаешься?       И после этих слов отец нахмурился.       — Ну попробуй, Бенни. Расскажи.       Бен уже стоял на ногах и смотрел на него сверху вниз.       — Почему бы и нет. Интересно, сколько тебе дадут пожизненных?       Отец тоже поднялся. Он выглядел сердитым, но все еще спокойным.       — Неважно сколько, я буду жив. О, Бенни, журналисты любят такие влажные истории. И я расскажу им. Все подробности, ничего не скрою. А где-то и приукрашу. Вся страна будет знать, кто такой Бен Келли. И если ты думаешь, что в первую очередь тебя будут жалеть, то ты сильно ошибаешься. Все будут видеть в тебе неудачника, которого поимел собственный отец. Будут смаковать подробности. О, Бенни. Это будет нечто.       Бен не знал, что ответить. Казалось, отец залез к нему в голову и прочитал все худшие страхи. Именно этого он боялся.       — Ну что, позвать Винса? Начнем с него.       Отец шагнул к Бену, и Бен тоже отошел на шаг назад.       — Нет? — наигранно спросил отец. — Тогда садись в машину, Бенни. Мы договоримся с тобой. Мне кажется, мы поняли друг друга. Обещаю, все будет иначе.       Ближе он не стал приближаться, но Бен продолжил медленно отходить к полю.       — Бенни, — отец протянул к нему руку. — Заканчивай с этим. Тебе больше некуда идти. И никому ты не нужен, кроме меня.       Подошвы скользили и дальше, иногда натыкаясь на мелкие камушки.       — Бенни! У тебя есть три секунды. Это твой последний шанс.       Последний шанс…       Бен резко развернулся и побежал по мягкой земле. Чудом, но он не споткнулся ни о шнурки, болтающиеся внизу, ни о выступающие борозды.       — Бен! — отец кричал ему вслед.       Бен не оборачивался, уносясь подальше от своего имени. Он не знал, гонится ли за ним отец, но по голосу, который звучал все тише, казалось, что нет.       — И куда ты пойдешь? Подумай, Бенни! Даю тебе последний шанс!       Последний шанс.       Бен запустил ладонь в карман брюк и нащупал смятую бумажку.       Последний шанс!       Ему было куда идти.