Supernova

      В заброшенном бассейне пахло кровью и смертью.       Так было всегда. С той самой ночи двулуния, когда Сефирот впервые увидел Сверхновую во всей её красе через чудом уцелевшие, припорошённые снегом и пылью панорамные стёкла. Её белое сияние, сливавшееся в один поток со светом луны, который из серебристого медленно превращался в красный, словно пропиталось этими запахами насквозь. И один лишь луч, попавший на лицо, заставлял зелёные глаза вспыхнуть голодным огнём, клыки — угрожающе высунуться изо рта, а крепкое, сильное тело — налиться изнутри страшной жаждой, почувствовать на шее крепко сжавшиеся руки.       Двулуние — это время вампиров. Время их жестоких кровавых игр и безумия. И Сверхновая — их богиня, пробуждающая всю тьму, что в обычные ночи тщательно скрыта под бледной холодной кожей и в тускло светящихся кошачьих глазах.       Сефирот всегда был уверен в самом себе, в том, что в любой ситуации сможет удержать свою жестокую натуру хищника под контролем. Она проглядывала из него и в обыденное время, как ни пытался он прикинуться обычным человеком, его холодность и высокомерие сочились наружу через тонкие трещинки в коже. Да и сам его вид — высоченная мускулистая фигура, серебристые волосы ниже пояса, бледная кожа и зелёные глаза с вертикальными зрачками — давал людям возможность заподозрить, что перед ними существо не из этого мира. Но по-настоящему Сефирот выпускал своё нутро наружу лишь один раз в году — в эту длинную и безумно тёмную ночь. Вампирам было свойственно сходить во время неё с ума, погружаться с головой в кровь и жертвы, рождать себеподобных. И, зная, что может сорваться, Сефирот накануне, прихватив по пути симпатичного мальчика или девочку, попросту сбегал в эту маленькую гостиницу — затерянная далеко в горах, она явно даже в период своей работы была напрочь отрезана от окружающего мира. Здесь никто не мог его побеспокоить. С медленным садистским наслаждением высасывая из шеи очередного пленника кровь и наглаживая себя, Сефирот любовался породившей его яркой звездой на чёрно-багровом небе.       Сегодняшняя ночь начиналась так же, как и обычно. Вода поблёскивала множеством белых искорок, сияние Сверхновой наполняло огромный зал с разрушенными фонтанами, горло держали пальцы жажды, а на руках у Сефирота снова холодело почти неподвижное тело. Но впервые за вечность Сефирот остро чувствовал нарастающее безумие и то, как опьяняет его запах крови из ран. Это был не просто запах крови. Это был запах секса.       Кожа под его губами ещё хранила тепло, как и кровь, вытекавшая из рваных укусов на шее; жалкие, но такие ценные при этом его остатки. Дженесис был жив. Молодой человек едва-едва дышал через приоткрытый рот и мелко трясся от холода, его грудная клетка то и дело судорожно вздрагивала. Бескровное лицо казалось синеватым, чудесные рыжие волосы разом потускнели и висели мокрыми спутанными верёвками, пушистые ресницы дрожали на скулах, а глаза ни разу не открылись с того момента, как Сефирот с присущим ему коварством укусил его, размякшего от страстных поцелуев, на заднем сиденье своего лимузина.       Дженесис наверняка рассчитывал на что-то другое, когда за ужином в ресторане намекал Сефироту, что вечер следует завершить не быстрым поцелуем на прощание, как обычно, а чем-то более серьёзным… Каждый раз. Они встречались год. И всё это время их отношения плотно держались на уровне подростковой влюбленности, глуповатой и наивной, со страхом лишний раз прикасаться к партнеру, чтобы не засмущать его. Хотя засмущать Дженесиса, как думал Сефирот, было невозможным достижением, слишком уж гордым и самовлюблённым он был. Дженесис весьма негодовал по поводу того, что его любовник не хочет заходить дальше поцелуев. Яркий, красивый и какой-то по-животному страстный, он хотел секса, наверняка согласился бы на это прямо на первом свидании.       Год — для человека большой срок, для вампира же — капля в море, точка в бесконечности. Сефирот не хотел раньше времени раскрывать свою сущность вампира и соблюдал осторожность. Он не касался Дженесиса без перчаток. Целовал его так, чтобы у него кружилась голова и он не обращал внимания на холод губ и маленькие, тщательно спрятанные в дёсны, но всё же острые клыки. Сефирот присматривался к нему, раздумывал, хочется ли ему удержать возле себя Дженесиса настолько, чтобы превратить его в вампира, разделить с ним вечность. И со временем понял — да, хочется. Дженесис был совершенно прекрасным созданием, упустить такого было бы громадной ошибкой даже для Сефирота. Но Дженесис, разумеется, даже не подозревал о его мыслях. Он считал себя тем, за кем всегда остаётся последнее слово. И это должно было его погубить. Сефироту оставалось только дождаться ночи двулуния и не выдать себя раньше времени.       Привезя его в гостиницу, подальше от посторонних глаз, Сефирот не спешил превращать его. Он пил кровь Дженесиса медленно, на протяжении нескольких часов. Посасывал то шею, то запястье, то кончики тонких пальцев, смаковал. В сладковатой, тёплой крови растекался привкус дорогого шампанского, напоминавший о проведённом вечере, и Сефирот жадно облизывал клыки, чтобы не упустить ни одной капли. Не позволял он любовнику и умереть раньше времени: останавливался, придерживал его, укачивал, подставляя почти обескровленное тело белому свету. Сефирот сам появился здесь, в этой мерцающей воде, переродился в слившемся сиянии. Теперь Дженесису предстояло то же самое.       — Ты когда-нибудь видел Сверхновую, Дженесис? — Сефирот убрал пальцами мокрые рыжие прядки с его лба. Собственные волосы серебристыми струйками липли к пояснице, но он не обращал на это никакого внимания. — Не видел, знаю. Или видел только на картинках, — зелёные глаза вспыхнули ярче, зрачки в них сузились, превратившись в тонкие щёлки, а губы сами собой скривились в лёгкой усмешке. — Её видно только тогда, когда смотришь на неё из тьмы собственного сердца. Я покажу её тебе.       Дженесис тихо захрипел, когда Сефирот жадно приник к его рту. Губы казались омертвевшими и холодными, как у мраморной статуи. И всё же они чуть сжались в ответ на поцелуй, подтолкнув Сефирота резко углубить его, скользнуть языком внутрь, по идеально ровным зубам и нёбу.       Дженесису оставалось пробыть на этом свете не больше получаса — потеря крови и холод медленно, но верно делали своё дело. А Сефироту так хотелось подержать его еще немного, чтобы помнить, каким тёплым и нежным он был. И какой горячей и дурманящей была его кровь. Ведь, обратив Дженесиса, он потеряет эти ощущения навсегда.       Вновь покусывая его за шею, Сефирот прислушивался к редким и глухим ударам сердца. Они гремели в этой тишине и плеске воды почти как выстрелы. Тук. Тук. Тук. Всё тише и медленнее. Главное — не упустить момент, когда оно почти перестанет биться.       — …Тебе придётся умереть, чтобы мы могли остаться вместе, — тихий выдох сорвался с губ, и Сефирот погладил его по щеке кончиками пальцев. Холодная кожа, казалось, вот-вот потрескается под ними и рассыплется в ледяную пыль. — Может, мне следовало предупредить тебя… Но согласился бы ты пойти на это?.. Неважно. Ничего не бойся. Я здесь, с тобой.       Ресницы Дженесиса легонько дрогнули, словно крылышки диковинных чёрных бабочек. Наверняка он слышал голос любовника — через густую пелену, через собственный пульс в голове. Сефирот почти видел, как тонкие светящиеся нити слабо дрожат у него в висках — последние признаки утекающей из тела жизни.       Он слегка вздохнул и поднёс к губам руку. Клыки с тихим звоном вспороли твёрдую холодную кожу, мелкие осколки посыпались в воду, и рубиновая кровь потекла по тонкой кисти. Сефирот прихватил кожу, набирая густое склизкое месиво в рот. Никакого сравнения с человеческой… Опустив окровавленную руку в воду, он приподнял Дженесиса и прижался к его губам. Настойчиво раздвинул их языком, позволяя крови течь внутрь и по коже, по подбородку. Дрожь Дженесиса усилилась, его глаза зашевелились под закрытыми веками. Процедуру пришлось повторить несколько раз: полный крови рот — поцелуй — полный крови рот. Сефирот кусал его губы, чтобы кровь затекала в раны и проникала в него, слизывал алые подтёки и слюну с острого подбородка. С трудом оторвавшись наконец от губ, он с пытливой внимательностью уставился на своего любовника. Только бы получилось. Сефироту ведь ни разу не приходилось никого обращать, это желание накатило на него впервые за всю вечность. Такое сильное, что определённо стоило риска. Но в глубине себя Сефирот всё-таки чувствовал тревогу: потерять Дженесиса вот так ему очень не хотелось бы.       Нервное, чуть слышное дыхание стихло совсем, а приложенная к его груди ладонь перестала чувствовать биение сердца. Красивое лицо Дженесиса заострилось. Ранки на его губах затянулись, с кожи начал уходить противный сизый оттенок, который она приобрела из-за холода, оставляя лишь фарфоровую сверкающую белизну. А его тёмно-рыжие волосы словно напитались кровью; на потускневших прядях заиграли блики, и они стали быстро-быстро наливаться краснотой от корней, пока не превратились в алые. Разомкнув пухлые губы, Дженесис глубоко вдохнул холодный воздух и распахнул веки. В ту же секунду на Сефирота глянули одновременно знакомые и чужие глаза. Явно ярко-голубые, как у Дженесиса при жизни, они подобно зеркалам отражали свет Сверхновой и казались почти белыми, лишь с лёгким синеватым оттенком. Но вертикальные, похожие на щели зрачки и бледное свечение делали взгляд холодным и жестоким.       — Дженесис, — Сефирот наклонился к нему. Открыл глаза, значит, получилось. — Дженесис, посмотри на меня.       Дженесис приподнял голову и сощурился. В глазах ничего нельзя было прочитать, ни одной мысли из тех, что наверняка сейчас жужжали роем в голове у их обладателя. Мысли всегда слишком путанные первые несколько минут, Сефирот слишком хорошо помнил, как сам, очнувшись, едва видел лицо своего создателя и пытался собрать в кучу расползающиеся воспоминания и ощущения.       Они молча смотрели друг на друга. Пустота этих глаз начинала пугать; Сефирот с тревогой думал о том, что хорошо бы Дженесису не отшибло память. Он слышал от других вампиров мельком, что такое иногда случается…       Но Дженесис пошевелился в его объятиях и медленно поднял руку. Тонкая, аристократичная кисть, покрывшаяся мелкими трещинками над синеватыми венами, прикоснулась к его щеке.       — Сефирот… — низкий голос звучал непривычно хрипловато и от этого казался еще красивее, чем обычно. Голос у Дженесиса всегда был такой, что им только петь или читать вслух стихи — глубокий и бархатный, мягкий, но со сквозящими в нём нотками какой-то женской капризности и жестокости. И сейчас он пошёл куда-то прямо в мозг, заставив вздрогнуть и прочувствовать его на себе всей кожей.       Сефирот повторил его жест, прикладывая ладонь к похолодевшей впалой щеке. Дженесис прикрыл глаза.       — Что со мной?.. — бормотнул он и пошевелился. — Тело как чужое…       Сефирот слегка приподнял его, чтобы поудобнее уложить к себе на колени.       — Противное ощущение, знаю. Оно сейчас пройдёт. Не шевелись пока.       Дженесису нельзя было приказывать чего-то не делать — он мигом назло поступал наоборот, как капризный ребёнок. Сефирот вспомнил об этом и скрипнул зубами, когда Дженесис уже упрямо скользнул рукой по его щеке вниз, по крепкой шее и к плечу. Задел пальцами мягкие серебристые волосы, пропустил пряди сквозь них, будто струи водопада.       — Не только тело. Всё такое… Другое. Даже ты, Сефирот… — Дженесис вдруг улыбнулся, за приоткрытыми губами мелькнули острые длинные клыки. — Я знал, что глаза и волосы у тебя светятся, но чтобы настолько… — И его взгляд зацепился за собственную руку на плече. — А я тоже свечусь… Что ты сделал?       — Это не я, — бросил Сефирот и небрежно облизнул клыки. — Это Сверхновая.       Дженесис хлопнул ресницами. Моргать было незачем, как и дышать, только старые рефлексы не сразу уйдут из тела. Он запрокинул назад голову и повернул её в сторону огромного панорамного окна.       — Сверхновая… — медленно повторил он. — А разве её видят не только вампиры?..       Сефирот усмехнулся краем рта. Услышавший это Дженесис медленно перевёл взгляд на любовника. Протянув вторую руку, провёл кончиком пальца по губам, тронув им торчащие зубы.       — Ты кровопийца, — прошептал он скорее утвердительно, чем вопросительно, и облизнул собственные пересохшие губы, царапнув язык о клыки. — И я теперь тоже…       — Ты против? — спокойно спросил Сефирот.       Он ожидал от вспыльчивого Дженесиса куда более яркой и агрессивной реакции, даже представлял себе, как обнимает колотящегося в истерике любовника и обцеловывает его, успокаивая. Но Дженесис в очередной раз сумел его удивить. На его красивом лице не отразилось ни малейшего страха или даже замешательства. Словно он ждал, что всё произойдёт именно так.       — Нет. Я подозревал насчёт тебя, просто не хотел верить. Впрочем, если это обращение означает страстный секс с тобой в перспективе, то я даже двумя руками за, — Дженесис хмыкнул. — Но ты мог бы спросить меня об этом пораньше. Хотя бы для приличия.       — Времени не было. Ночь длинная, но не бесконечная, — пояснил Сефирот, — а мне ещё надо было привезти тебя сюда.       — А… — Дженесис растерянно моргнул. — Что это за место?       Сефирот слегка нахмурился.       — Неважно. Главное, что мы очень далеко от всех. И здесь никто не сможет нас побеспокоить.       Дженесис хитро улыбнулся.       — Сама таинственность… Ты не меняешься, — и он, протянув руки, обвил ими шею любовника. — Ты боялся себя выдать, поэтому и не хотел сближаться со мной, да? И поэтому мы встречались только по вечерам… Ха, а я ведь верил, что ты просто из тех чокнутых фанатов старых правил вроде «никакой постели до свадьбы».       — Я этого вроде бы и не скрывал, — Сефирот на мгновение поднял задумчивый взгляд к багровому небу за прозрачным потолком. — Хотя «никакой постели до свадьбы» — это всё же перебор.       Дженесис ухмыльнулся в ответ и погладил его по щеке ладонью. А когда Сефирот прижался губами к его уху, слегка отвернул в сторону голову и вновь уставился на вспышку в небе.       — Такая яркая… Луна как свечка на её фоне. Она светит ради меня?       Сефирот не сдержал усмешки. Даже в таком состоянии в чём-то Дженесис оставался собой — он и раньше любил говорить, что солнце и луна над Гайей светят только ради него одного.       — Даже если я скажу «нет», ты ведь не поверишь, — шепнул Сефирот в ухо. — Считай, что ради тебя. Сегодня ночью она точно принадлежит только нам с тобой.       — М-м-м, я это и так понял… Разве может быть по-другому, — почти мурлыкнул Дженесис и резко повернул голову, уткнувшись ему в щёку носом. — Иди сюда. Поцелуй меня.       Сефироту не требовалось говорить дважды. Он послушно наклонился с привычным изяществом и приложился к призывно приоткрытым губам. Легонько и почти нежно, но Дженесис надавил ладонью на его затылок и жадно углубил поцелуй. Длинный язык теперь доставал почти до самого нёбного язычка, и Дженесис мог вволю лазить им во рту любовника. Да и Сефирот больше не скрывался, поэтому и сам целовал его с непривычной жадностью. Два длинных, почти змеиных языка то и дело сталкивались, облизывали и ласкали друг друга, даже сплетались кончиками… Очень хотелось куснуть его губы и попробовать, как изменилась его кровь. Но Сефирот хотел еще немного посмаковать этот момент. Целовать это прекрасное рыжее существо и чувствовать, что оно принадлежит ему, что невидимые границы наконец исчезли и теперь они могут полностью раствориться друг в друге.       Дженесис, опередив Сефирота, первым вонзил в его губы острые клыки. Тягучая и холодная рубиновая кровь хлынула прямо в рот, потекла по подбородкам, с мягким звуком падая в воду бассейна и растворяясь в ней. Сефирот дёрнулся, скорее от неожиданности, чем от боли, но не отстранился. А Дженесис уже жадно тянул кровь из получившихся ранок, сжимал нижнюю губу своими, его язык облизывал всё вокруг рта, чтобы ничего не упустить. Первые капли для вампира самые сладкие, да и жажду новообращённый чувствует намного сильнее, чем древние. Сефирот подавил очередную усмешку и нанёс ответный удар, вонзив зубы в его нижнюю губу. Он целовал любовника, как одержимый, выпустив наконец наружу все свои желания. Привкус смешавшейся крови опьянял, кружил голову, и из горла снова начинала подниматься безумная жажда.       Поцелуй становился болезненным и откровенно жестоким. И всё равно прерывать его не хотелось ни самому Сефироту, ни Дженесису. Они ждали слишком долго. И просто не могли теперь отлепиться друг от друга так быстро. Целовались, захлёбывались смешавшейся на языках кровью. Ладони Дженесиса ползали по мускулистой спине Сефирота; гладили, ласкали, пальцы в нетерпении скребли кожу. Под длинными и твёрдыми, будто стеклянными, ногтями наверняка оставались её частички, розоватые от крови.       — Ах… — Дженесис кое-как разорвал кровавый сплав губ. Его глаза горели настоящим бешенством; любовно пропустив сквозь пальцы длинные серебряные волосы, он слегка потянул за них. И Сефирот почему-то подчинился, запрокинув назад голову. Дженесис приподнялся из холодной воды и принялся целовать его подбородок, а потом и шею, носом потираясь о выступающий кадык. — …Мне нравится твоя кожа. Ты не представляешь, как долго я мечтал… Касаться тебя вот так.       Сефирот улыбнулся — почти незаметно, самым краешком припухшего от поцелуев рта.       — Скорее уж ты хотел владеть мной. Просто касаться для такого, как ты, слишком мало.       — Я жадный, да, — мурлыкнул Дженесис, проведя языком по его шее от ключиц до самого подбородка. — Очень жадный. И теперь ты никуда от меня не денешься. Буду трогать тебя сколько захочу.       Скажи Дженесис такое во время поцелуя пару месяцев назад, Сефирот бы поморщился и коротко ответил: «Не наглей, Рапсодос». Но сейчас он не имел ничего против такой наглости, может, потому, что ему и самому хотелось произнести те же слова. Он только коротко хмыкнул и медленно опустил ресницы на горящие ярким зелёным огнём глаза.       Дженесис тем временем прикоснулся губами к его уху; острые клыки легонько впились сначала в краешек раковины, а потом и в мочку, и Сефирот тихо зашипел. Уши были одной из его эрогенных зон, Дженесис наугад попал прямо в точку. Не обращая внимания на звуки, Дженесис едва заметными прохладными касаниями прошёлся по его шее вниз. Поцеловал плечо, погладил чуть дрожащей ладонью мускулистую грудь и отстранился, уставившись на кадык. На его лице явно отобразилось замешательство, красные пряди волос прилипли ко лбу, на котором выступило несколько капель кровавого пота.       — Кусай, — хрипло приказал Сефирот, он сразу понял, что случилось — жажда почему-то не напала на Дженесиса сразу, заметно припоздала. — Это не простая жажда, тебе нужна моя кровь.       Дженесис жадно и шумно сглотнул слюну. Длинный язык скользнул по пересохшим губам. В сиянии Сверхновой за ними сверкнули удлинившиеся клыки; и в следующую секунду он уже с силой впил их в твёрдую кожу под ухом.       Сефирот стиснул зубы и машинально сжал пальцами его волосы. Укус был болезненным, на секунду у него в голове мелькнула запоздалая мысль, что надо было припасти для Дженесиса какого-нибудь мальчика с тёплой кровью, а не подставлять себя в качестве кормушки. Но Дженесис, похоже, не испытывал никаких неудобств. Он всё сильнее сжимал зубы и при этом совершенно по-кошачьи урчал, едва не мурлыкал, тёрся носом о холодную кожу любовника. И от этих звуков у Сефирота начинало судорожно тянуть где-то под животом. А боль быстро отступила, сменившись непривычным ощущением расслабленности, которое приятным теплом растекалось под кожей.       Сефирот слышал от немногочисленных знакомых рассказы о том, что питьё крови вампиром вызывает у жертвы эйфорию, некое подобие наркотического опьянения. И только сейчас, пока Дженесис высасывал из рваных ран кровь, он осознал, что это было правдой.       — Дженесис… — выдохнул он и потянул за волосы. Дженесис довольно легко оторвался от его шеи. Кровь залила ему весь подбородок, он судорожно лизал губы и тяжело дышал. Сефирот поддел его лицо пальцами и усмехнулся. — Пить надо аккуратней. У меня крови много, а вот с человеком такой фокус не пройдёт.       Дженесис сощурился.       — Ты правда думаешь, что я такой неаккуратный? — обиженно протянул он и облизнулся. — Я нарочно.       Он опять прижался губами к плечу, оставляя на белой коже кровавый отпечаток губ. Рваная рана на шее потихоньку затягивалась, но Сефирот всё ещё чувствовал текущие по ней струи крови. Дженесис нехорошо улыбнулся, пальцами размазал её подтёки по горлу и, с силой придавив подушечками край, продолжил движение по телу вниз. Быстро прикоснувшись губами к затвердевшим соскам и выпачкав их в крови, он лизнул бугристый от мышц живот, медленно и широко, оставляя рубиновую полосу, и поднял на любовника слегка замутнённый взгляд.       Молча смотреть на эти залитые кровью губы и то, как пронзительные голубые глаза заволакивает густым туманом страсти и желания, было невыносимо. Сефирот ухватил его лицо в ладони, рывком дёрнул к себе, поднимая его на ноги, и вцепился в губы. Дженесис ухватился за его шею и почти повис на нём, отвечая с той же жадностью. Холодное обнажённое тело прильнуло к его груди, и Сефирот, уже не опасаясь, стал оглаживать его ладонями, изучать. И с каждым прикосновением это тело нравилось ему всё больше. Он столько раз фантазировал себе, как оно могло бы выглядеть без одежды; конечно, Дженесис никогда особо и не прятал свою фигуру, но всё же ткань скрадывала её очертания. И сейчас, поглаживая его, изучая изгибы, Сефирот осознавал, что реальность превзошла все его ожидания. Изящный, но совсем не ломкий. Скорее гибкий, сильный. Рост под два метра, чуть меньше, чем у самого Сефирота, довольно широкие плечи, крепкий накачанный живот, при этом тонкая мальчишеская талия и мягкие, округлые, словно у женщины, бёдра. Прибавить к этому ещё изящные руки, вытянутую шею, бесконечно длинные ноги и идеальный подтянутый зад — и становилось очевидно: Дженесис и вправду необыкновенно прекрасен, он сложен словно бог.       Сефирот усмехнулся. До сегодняшней ночи он был уверен, что может сказать такое только про себя самого.       — Знаешь, чего я сейчас хочу? — мурчал Дженесис ему в губы. Он нарочно сделал плавное движение всем телом, Сефирот глухо охнул, чувствуя, как уже возбуждённые члены потёрлись друг о друга; от этого касания вместе с его голосом по телу как токовый разряд прошёл. — …Чтобы мы оба были по уши в этой крови.       Сефирот фыркнул и сильнее притиснул его к себе.       — И я хочу, Дженесис. Море крови, секс и безумие — это обязательные атрибуты ночи двулуния, — плотоядно шепнул он и вновь со всей силы вцепился в губы.       Сефирот больше не сдерживался. Казалось, вся ярость и жажда, копившиеся в нём долгие годы, наконец вырвались на свободу. Длинные серебристые волосы колыхались, как от ветра, зрачки в зелёных глаза сузились, превратившись в щёлки. Опрокинув трясущегося Дженесиса в ледяную воду и подняв фонтан брызг, Сефирот вновь накинулся на него, жадно целуя и кусая всё, что попадало ему под губы. Дженесис более чем охотно подставлял ему шею и грудь, порыкивал и в отместку с силой царапал ногтями спину, впивая их глубоко в кожу и расчерчивая её кровавыми полосами. Они долго валялись по воде, которой им тут было по колено, пытались перебороть друг друга, ни один не желал уступать лидирующее место сверху. Пару раз Дженесис заваливал любовника на лопатки, но всё равно спустя буквально минуту снова оказывался под ним, прижатым к кафельному полу — всё же Сефирот был сильнее его.       Лежащий в мерцающей воде, расслабленный, весь перемазанный собственной густой липкой кровью, с кровожадной улыбкой и сверкающими глазами, Дженесис одним видом заставлял кровь заклокотать в остекленевших венах. Сефирот глухо выдохнул, облизнув губы, вскинул голову, и Дженесис с нажимом провёл окровавленной рукой по его горлу, слегка сжал пальцы, чтобы оставить багровые отпечатки. Сефирот рывком впился в его рот, раздирая губы клыками, и застонал, когда его пальцы крепко сжались на основании члена — он давно уже стоял колом, почти с того самого момента, как Сефирот опустил бессознательного Дженесиса в воду.       — Ух, какой… — выдохнул Дженесис, мерно поглаживая ствол и наощупь оценивая размер. — С таким членом мне общаться ещё не приходилось. Моей заднице будет очень весело…       — Ещё бы, — довольно улыбнулся Сефирот, с силой стиснул ладонями его ягодицы и почувствовал, как Дженесис дёрнулся. — Что, испугался? Не бойся, не порву.       — Будешь трахать страстно и нежно? — ядовито протянул Дженесис и наморщил нос. — Не интересует. И потом, что-то подсказывает мне, что ты и нежность — понятия несовместимые.       Сефирот ухмыльнулся и поддел его окровавленный подбородок длинным ногтем.       — Как хорошо ты меня изучил, Дженесис.       — У меня было достаточно времени, пока ты играл в старомодного придурка, — рыкнул Дженесис, сверкнув глазами. — Я уже понял, что для тебя год — это ерунда. Но для меня — нет!       Сефирот с силой дёрнул его за волосы.       — Умолкни. Лучше займи свой рот чем-то более полезным.       Дженесис понял намёк, хмыкнул и, сбросив с себя его руки, улёгся обратно в воду, на живот. Ладонью он погладил бедро любовника и, недолго думая, прижался губами к набухшей головке. Приоткрыв пошире рот, он стал медленно погружать в него член, понемногу заглатывая с громким похабным хлюпаньем. Сефирот прикусил губу и накрыл ладонью его затылок, сжал пальцами пряди волос, чтобы слегка направлять в случае чего. Но Дженесис явно и сам хорошо знал, что и как надо делать — начав медленно и мучительно, он вскоре уже двигал головой в размеренном ритме, ухитряясь заглатывать член почти целиком. Теперь к крови на подбородке добавились ещё и ниточки слюны с мелкими капельками. Клыки то и дело задевали нежную кожу, а Сефирот почти не обращал на это внимания. В противовес коже рот был таким горячим и нежным… И ритмичные движения языка словно ударяли током. Сефирот настолько увлёкся этими новыми непривычными ощущениями, что, когда Дженесис с силой вонзил ногти в его бедро и процарапал ими вниз, громко вскрикнул и вцепился в его волосы. Дженесис с громким «чмок» выпустил его член и, нехорошо улыбнувшись, принялся размазывать по нему растёкшуюся по пальцам кровь из ранок.       — Эти игры с кровью начинают мне нравиться, — прошептал он всё с той же улыбкой и медленно лизнул ствол по всей длине самым кончиком языка. — Так заводит…       Его жажда усиливалась. Это чувствовалось в каждом его движении, в каждом судорожном выдохе, в каждом пылающем взгляде, который он бросал на любовника. Дженесис дразнил его, причём делал это с откровенно садистским удовольствием — он уже освоил свой удлинившийся язык и жадно скользил им по члену, собирал капли смешавшейся со смазкой крови, щекотал уздечку, очерчивая её, ловко пролезая под тонкую кожу. Пухлые губы сжимались вокруг члена, они были такими влажными и обжигающе холодными. А свободной рукой, длинными, чуть дрожащими пальцами Дженесис поглаживал собственный член.       Сефирот не мог отвести от него взгляда, а глубокие гортанные стоны уже сами собой вырывались из горла. Он то и дело вздрагивал от ложного ощущения долгожданной разрядки напряжённого тела. В затуманенной голове проскакивали мысли, что его самого Дженесис сейчас одним своим обезумевшим видом заводит и подстёгивает похлеще любой крови и минета. И от этого Сефирот терял последние остатки своего драгоценного хладнокровия.       Он не хотел доводить дело до конца так быстро. Это было бы слишком просто. Почти грубо ухватив покрасневшие пряди волос, он едва не силой оторвал от себя присосавшегося Дженесиса. Тот обиженно рыкнул и поднял глаза.       — Что? Тебе не нравится, дорогой? — Он сделал акцент на последнем слове, по губам мигом расползлась ядовитая улыбка. — Странно, все, кому я так делал, были в восторге. Ты особенный.       Сефирот предпочёл пропустить эту фразу мимо ушей. Он и без того прекрасно знал, что не первый у Дженесиса. Его это не особо волновало, но и думать лишний раз о том, сколько членов сосали эти губы, тоже не хотелось. Он рывком сорвал с них очередной болезненный поцелуй, отдающий кровью и горечью смазки, и почти швырнул любовника на остов неработающего фонтана. Дженесис ударился животом о покрытый обколотой плиткой конус и злобно зашипел. Сефирот, хмыкнув, поднялся из воды и прижался грудью к его спине, покусывая длинными острыми клыками за аккуратное ухо и прихватывая модную висячую серёжку. Ладони легонько поглаживали грудь, пощипывали твёрдые пунцовые соски. А когда они, погладив живот, спустились на пах и с силой ухватили стоящий член, Дженесис сдавленно пискнул и вжался в фонтан.       — Тебе следует помнить, кто хозяин положения, Дженесис, — томно прошептал Сефирот ему в ухо. — Ты забываешь об этом слишком легко.       Куснув напоследок ухо, он переместился на затылок. Сефирот ласкал его шею языком, покрывал прохладными поцелуями. Рукой он поглаживал член, и Дженесис со стонами подавался бёдрами в такт его движениям, так грациозно, словно танцевал и пытался втянуть его в этот танец за собой. Собственный напряжённый член то и дело упирался в его зад.       — Я ничего не забываю, — хрипло выдохнул Дженесис и вывернулся, чтобы поймать его губы своими. У него наверняка свело шею от такого движения. — А ты мне не хозяин. И не будешь мне приказывать.       Сефирот хмыкнул и с силой вжался в него бёдрами.       — Ошибаешься. Ты теперь зависишь от моей крови. И никуда не денешься от неё. Даже если ты вздумаешь сбежать, я тебя найду, — он с силой вдохнул аромат красноватых волос. — Скажи мне только одну вещь. Ты… Занимался этим с мужчиной вот так? — Дженесис вскинул брови. — Я не ревную. Просто хочу понять, нужно ли особо нежничать с тобой.       Дженесис слегка потёрся об него бёдрами и прикусил губу.       — Занимался, — с вызовом заявил он и наклонился, выгибаясь. — Но всё-таки постарайся не делать мне больно, — и он похабно облизнул губы, явно дразня, — папочка.       Судя по тому, как его тело прошибла лёгкая дрожь, он смело врал. Да и Сефирот попросту не мог представить себе Дженесиса, такого гордого и важного, лежащим под каким-то мужчиной и стонущим, как распоследняя проститутка в борделе. Вздохнув прямо в ухо Дженесиса, он прошелся поцелуями по спине и медленно присел на колени. Ладони с силой сжались на его ягодицах.       — Эй… — Дженесис резко обернулся, и на его лице явственно промелькнул испуг. Сефирот показал ему язык, и он нервно сглотнул. — Ты… Ты же не собираешься…       — О да, именно собираюсь. Ты сам сказал не причинять тебе боли. Придётся как следует тебя подготовить.       Сефирот медленно провёл большим пальцем между ягодиц, чувствуя напряжение, и приложился губами к нежному местечку. Дженесис чутко отозвался на его касание; дрожь опять волной прокатилась по его телу, и он сильнее вжался грудью в остров фонтана, кусая губу. Сефироту, однако, было не до этого. Закрыв глаза, он почти яростно орудовал длинным языком, вылизывал, пытался протолкнуть его кончик в сжатый сфинктер. Отзеркаливая Дженесиса, наощупь Сефирот легко распорол ногтями его живот, вырвав сдавленный вскрик, и поднес к лицу окровавленную руку. Слизнул пару капель, нарочно с силой сжал её на коже, оставляя ярко-красный отпечаток ладони на заднице, как от удара. Использовать кровь вместо смазки, конечно, не очень удачное решение, вряд ли оно чем-то поможет, но попробовать определённо стоит. И он осторожно протолкнул внутрь палец. Дженесис тихо зашипел, дёрнулся и переступил на месте ногами. А Сефирот игриво куснул его за ягодицу. Теперь его очередь дразнить.       Ладонь сама собой ползала по животу, размазывая по нему кровь — раны от его ногтей уже почти затянулись, но её успело вытечь достаточно, чтобы покрыть весь живот. Толкая внутрь палец на всю немаленькую длину, Сефирот остервенело вылизывал под ним языком. Дженесис тихо постанывал, улёгшись грудью на фонтан, вскидывал голову, закрывал глаза, пряча взгляд за ресницами. Он слегка подёргивал бёдрами, но это не было попытками вырваться, скорее уж нежеланием стоять на месте. А его стоны и вздохи действовали как удары хлыстом, подстёгивая, заставляя желать ещё большего. Сефирот осторожно отвёл в сторону руку и вновь пустил в ход язык, с тем же остервенением раздвигая горячие стеночки. Дженесис от такого действия громко выдохнул и изогнулся всем телом; по такой реакции было очевидно, что такие ласки нравятся ему намного больше, чем пальцами. Ещё бы, Сефирот далеко не всех своих любовников баловал ими. Но и Дженесис не был обычным любовником, одним из множества мешков крови, которых он высасывал длинной мрачной ночью под светом Сверхновой. С ним хотелось особенного. Хотелось укротить это страстное пламя, подержать его в руках. Хотелось свести его с ума, чтобы он мог кричать только имя своего любовника. И судя по его дрожи, он уже был на полпути к этому безумию. Как и сам Сефирот… Он буквально млел, вылизывая холодную влажную кожу, чувствуя, как трепещет окровавленный живот, который он придерживал рукой.       Луна над прозрачным куполом потолка медленно превращалась в багровую. Ночь безумия входила в самую тёмную свою стадию.       — Сефи… рот… — еле пробормотал Дженесис, резко вскинувшись и закинув ногу на фонтан. Было довольно высоко, но он всегда отличался гибкостью и грациозностью. — Сефирот…       Его голос срывался, хрипел одновременно от страсти и сковавшей горло жажды. Проникнувшие в тело уже два измазанных кровью пальца заставили его вскрикнуть и выгнуться; а Сефироту самому становилось всё труднее держать себя в руках. Слишком уж призывно Дженесис трепетал, прямо-таки умолял без слов накинуться на него. Но приходилось проявлять терпение, Сефирот невольно думал о лишней боли и о том, что не хочет причинять её любовнику. Напоминая самому себе об этом, он медленно шевелил пальцами и прислушивался к каждому судорожному вздоху, к каждому нервному движению тела, если они вдруг двигались резче. Дженесис в секунду превратился в натянутую до предела струну, напряжённую, чутко отзывающуюся на каждое прикосновение всё новыми мелодичными стонами и готовую в любой момент порваться. Это заводило, давало почувствовать свою власть над ним. И будь воля Сефирота, он упивался бы этой властью до бесконечности. Мучил, тискал, вылизывал до воспаления на коже.       Но Дженесис уже пошатывался, ему явно становилось всё труднее удерживать равновесие; он млел и закатывал глаза, царапая ногтями плитку, и уже до крови прокусил нижнюю губу в нескольких местах. Лёгкая дрожь прокатилась по его телу, когда Сефирот опять прижался к его спине и с силой упёрся в него бёдрами, пристраиваясь. Головка едва-едва проходила сквозь сжатые мышцы; Дженесис шипел, морщился, но крепко держал за запястье его руку и не давал отстраниться. Продолжая медленно подаваться бёдрами вперед, Сефирот прижался к его шее под ухом. Больно, конечно же, больно, он такой узкий… Точно наврал о своих развлечениях с другими мужчинами. Непонятно только, зачем. Горячая теснота вокруг члена оглушала, лишала всякого разума, даже перед глазами мгновенно поплыл красноватый туман. Принимая хватку Дженесиса на запястье за одобрение и слегка расслабившись, Сефирот плавно вошёл в него до самого конца и глухо выдохнул, упершись лбом в плечо. От непривычных ощущений у него слегка закружилась голова, и полустон-полувскрик Дженесиса полетел куда-то прямиком в череп, с силой врезавшись в висок.       На секунду вслед за ним в голове мелькнуло обещание не делать больно, и Сефирот почувствовал лёгкий укол вины. Но Дженесис, несколько раз коротко вдохнув и выдохнув, уже не показывал, что ему некомфортно. Грациозно выгнув спину, он вновь закинул ногу на остов фонтана, словно делал упражнение на растяжку, и даже слегка нетерпеливо шевельнул бёдрами. Уткнувшись носом ему в затылок, прямо во влажные волосы, Сефирот начал медленно двигаться в его теле. Мучительно медленно.       Он едва держался. Хотелось сорваться. Мгновенно. Забыть обо всём и вбиваться в него со всей мощностью, выбивая дикие крики каждым ударом бёдер. Дженесис, придавленный его грудью к фонтану, стонал, сам двигался под ним податливой волной. Если его и мучила боль, он совершенно не показывал вида. Длинные влажные ресницы дрожали на его скулах, пряди волос липли к струйкам кровавого пота, а распухшие разомкнутые губы так и манили снова прикоснуться к себе. Сефирот даже пожалел, что выбрал подобную позу — в первый раз было бы лучше быть с ним лицом к лицу, нежно целовать его, шептать какую-нибудь успокаивающую ерунду, прекрасно зная, что ему это не нужно. Но так у него было бы меньше контроля над ситуацией и больше возможности причинить ему лишнюю боль. Да и Сефирот сомневался, что им хватит одного раза… Ночь длинная, за неё вполне можно успеть перепробовать половину существующих поз. Эти мысли слегка успокоили его, а потом и вовсе утонули в потоке зарождающегося удовольствия.       Сейчас Дженесис стал ещё сильнее похож на натянутую струну; каждым своим движением Сефирот отыскивал всё новые и новые грани звучания его стонов — они были то низкими и глубокими, то больше походили на вскрики и разлетались под потемневшим куполом. И те, и другие плавили его сознание, подводили всё ближе к той острой грани, за которой лежала пропасть. Всё ещё пытаясь сдержаться, Сефирот ухватил его за волосы и потянул к себе, прижался к уголку рта и сам едва не застонал, когда Дженесис вывернулся и с силой пихнул язык ему в рот. И снова поцелуй превратился в жестокий; Сефирот машинально прикусил его губы, опять пуская из них струйки крови, и впился в них со всей силы, пьянея, чувствуя головокружение. Дженесис резко вскинулся, подался к нему бёдрами, закинув руку ему на спину и царапнув её ногтями. Очередной поцелуй сорвал последние остатки самоконтроля, Сефирот ускорился, стараясь толкаться в него в том же ритме, в котором двигался во рту жадный язык.       — М-м-м… — Дженесис зажмурил глаза, пара мелких слезинок скатились по бледным щекам, и Сефирот машинально смахнул их пальцами.       — Эй, — шепнул он в губы чуть слышно. — Что-то не так?..       — Не так… — эхом отозвался Дженесис и густо сглотнул слюну. — Не та-а-ак…       — Что? — напрягся Сефирот.       — Я хочу видеть тебя!.. — почти всхлипнул Дженесис и куснул его нижнюю губу. — Всё время, Сефирот… Каждую секунду!       Это уже было не похоже на него, раньше Дженесис, казалось, каждую секунду хотел смотреть только на своё отражение… Неужели так быстро изменил своим привычкам, и Сефирот за один только секс стал для него самым желанным существом на планете? Сефирот ухмыльнулся и сжал пальцами его бедро. Он не собирался идти на поводу у любовника. Покидать такую горячую тесноту, даже на секунды, чтобы потом опять проталкиваться в неё с таким трудом и болью, и делать это ровно в тот момент, когда удовольствие начало зашкаливать, не хотелось совершенно.       — Ещё успеешь насмотреться, — хмыкнул он. — Я не отпущу тебя. Хотя бы до первого оргазма.       Глаза Дженесиса округлились, совершенно по-детски обиженно. Ну конечно, он не привык, что ему вот так отказывают, ещё и посмеиваются. Сефирот живо заткнул ему рот языком и притянул к себе поближе. И вправду, успеют ещё насмотреться друг на друга.       Отвлекая любовника от капризов, Сефирот прижался к его спине и закрыл глаза. Под животом уже кололо и тянуло, к коже словно прилила волной накопившаяся кровь; он чувствовал, что не продержится так долго. Хотелось оттянуть этот первый конец до последнего. Всё ещё держа Дженесиса за бедро, Сефирот скользнул рукой по его животу и дотронулся до члена, пальцы с нажимом погладили истекающий смазкой ствол и сжались у его основания.       Дженесис задыхался в его руках; у самого Сефирота, казалось, все внутренние органы скрутились в тугой горячий клубок, который ворочался внутри живота. Но он продолжал двигаться — сильно, почти остервенело, уже отбросив в сторону все остатки осторожности. В какой-то момент Дженесис выгнулся в его руках с диким воплем и тут же обмяк, тяжело дыша. По ладони растеклась вязкая беловатая теплота с кровавыми вкраплениями. Этот крик разбитым стеклом разлетелся в голове, и Сефирот, собиравшийся продержаться подольше, от неожиданности придавил его к себе и сам с глухим стоном кончил в трясущееся после оргазма тело.       Он едва смог податься назад. Колени подогнулись, и он опустился в воду, увлекая за собой и Дженесиса. Тот резким движением развернулся и с остервенением прижался окровавленными губами ко рту. Сефирот и не возражал, обнял его одной рукой, а вторую запустил в намокшие волосы.       Они целовались долго, кровавый пот почти высох на покрытой трещинками коже, а дыхания выровнялись. Еле отлепившись от губ, Дженесис уткнулся носом в щёку любовника и опустил ресницы; голубые глаза мерцали под ними, отражая собой воду, похожие на драгоценные камни. И взгляд их казался непривычным — оставался холодным, но под этой коркой льда проглядывалось удовольствие, даже какая-то сытость… Дженесис был похож на хищника, наконец-то добравшегося до своей жертвы. А шёпот в губы в очередной раз бросил в дрожь:       — Я хочу ещё, Сефирот…

***

      Сефирот чувствовал угасание богини сквозь сон. Как и всегда, она умирала к утру, и её холодный свет сменялся на тусклое и тёплое, какое-то пыльное свечение наступающего рассвета. А вместе с луной и Сверхновой исчезала и зверская жажда — словно растворялись её кровавые руки, крепко державшие горло столько времени.       Сефирот коротко фыркнул и проснулся. Чуть разомкнув веки, из-под длинных ресниц он медленно посмотрел вокруг. Большая комната тонула в серо-розовом тумане, в воздухе мелькали крохотные пылинки, блестевшие, как золотые. Сефирот всегда на рассвете прятался здесь, на втором этаже гостиницы — в бассейне оставаться было нельзя, в этом стеклянном зале солнечный свет мгновенно устроил бы ему несколько страшных ожогов, а здесь хотя бы был потолок и тщательно заколоченные окна, да и мебель осталась на месте, в том числе и огромная кровать, на которой они с Дженесисом совсем недавно занимались любовью…       Сефирот слегка дёрнул головой; в руках тут же зашевелился спящий Дженесис, и он машинально погладил возлюбленного по взъерошенным волосам, успокаивая. Сейчас, высохнув, они уже не казались ярко-красными, как ночью, почти вернули привычный тёмно-рыжий цвет. Но всё же Дженесис изменился, его лицо оставалось острым и бледным, а прикрывавшие скулы ресницы были неподвижны, и он не дышал. Его трансформация полностью завершилась.       Сефирот невольно улыбнулся. Всё-таки первое в вечности обращение, на его счастье, обернулось благополучно, что, учитывая полное отсутствие у него опыта, можно смело назвать чудом.       — М-м-м…       Дженесис сонно заворочался, забормотал и еле-еле разлепил веки. Сефирот быстро дотронулся до них губами, чувствуя, как под тонкой кожей ходят глазные яблоки.       — Ты проснулся?       — Жарко… — бормотнул Дженесис и поднял на него сонный взгляд. — Сколько времени?..       — Понятия не имею, — бросил Сефирот и поморщился. — Какая разница?       Он демонстративно не брал с собой часов, когда приезжал сюда. Сефироту куда больше нравилось ощущать, насколько время относительно, ориентироваться только на своё тело.       — Никакой… Просто я его счёт потерял, — Дженесис вздохнул и прикрыл глаза. — Мы с тобой как собаки в период спаривания… — Сефирот невольно фыркнул на такое сравнение. — И… Нам же скоро всё равно надо будет возвращаться в Мидгар, да?       В низком голосе явственно прозвучало недовольство и даже тоска. Дженесис зафырчал и зарылся носом в его волосы.       — Нескоро, — Сефирот дёрнул плечом. — Мы не сможем отсюда высунуться, пока солнце не сядет. Не забывай об этом, для тебя это теперь тоже важно.       — Помню, — буркнул Дженесис. — Солнце и вправду так опасно?       Сефирот покачал головой.       — Ну, оно сразу до смерти не сожжёт, но будет очень больно. И ожоги противные. Тебе они не пойдут, так что лучше не рискуй.       — Вот как. Я и не собирался, просто так спросил, — зевнул Дженесис и сильнее прижался к нему. — Вообще не хочу возвращаться.       Сефироту показалось, что он ослышался.       — А?       — Хочу остаться здесь, — капризно добавил Дженесис, — с тобой. Навсегда.       Сефирот усмехнулся. Вот теперь он узнавал привычного Дженесиса — капризного, эгоистичного ребёнка. Взяв ставшее острым лицо в ладони, он поднял его и поцеловал в кончик носа.       — Да мы с тобой тут от голода умрём очень быстро. Успокойся, никуда я от тебя больше не денусь. Я уже понял, что ты мне этот год не простишь. А сюда мы ещё вернёмся. Я каждую ночь двулуния провожу здесь. А ты будешь составлять мне компанию.       Дженесис легонько сжал пальцами пряди его волос. А Сефирот, подумав секунду, навалился на него, придавил к подушкам и ухватил ладонями за бёдра, подминая под себя.       — Не думай пока о возвращении. У нас ещё полно времени, — выдохнул он в губы, — и я не собираюсь тратить его впустую. Только, Дженесис… — Зрачки в голубых глазах мигом сузились, Дженесис прикусил губу. А Сефирот уткнулся носом ему в щёку и почти ласково протянул: — Можешь поверить — Мидгар тоже больше никогда не будет для тебя прежним.