Невеста для Мороза

– Коляда, коляда! Ты подай нам пирога, или хлеба ломтину, или денег полтину, или курочку с хохлом, петушка с гребешком! Шумная веселая толпа молодых да детей обходила дворы деревеньки. Солнце на шесте гордо возвышалось над ними, призванное отогнать злых духов. Ночь стояла поздняя, но большие зажженные костры разгоняли темноту. Мира кружилась и танцевала, пела вместе со всеми и счастливо смеялась, когда взгляд ее падал на разрисованных и ряженых колядующих. Маленькие детские руки сжимали кусок свежего, еще хранившего тепло печи, пирога, завернутого в холстину. Хоть они знатно поели вкусностей да выпечки, восхваляя начало нового года и Даждьбога, но кто же откажется от дармового лакомства? Вдруг в чаще леса, окружающего деревню, что-то блеснуло, привлекая ее внимание. Мира вгляделась, щурясь: серебряный огонек гулял меж деревьев. Она дернула за рукав идущую рядом Любицу: – Глянь, что это там, в лесу? Подруга посмотрела в указанном направлении и, пожав плечами, зашептала: – Ничего не вижу. И сама не гляди. Духи злые в лесах сейчас прячутся, зазывают к себе, знаешь же. На свет к кострам не решаются выйти. Вот и манят к себе. И, правда, пропал огонек. Привиделось, решила Мира. Или и впрямь духи попутали. Сейчас их много повылезало… В очередном домишке дядька Горан с улыбкой вручил им с Любицей по мешочку орехов да сладких сушеных яблок. И Мира сразу развязала тесемки да сунула в рот целую горсть орехов, довольно прикрывая глаза. А пляски все продолжались. В центр вышел парень в маске быка, обряженный в полушубок шерстью наружу и замычал. Молодежь подхватила, закричала, ногами затопала. Кто-то из старших подхватил Миру за руку и втянул в хоровод вокруг костра. Закружилось, завертелось все вокруг. Ветер и снежинки так и летели в лицо, щеки раскраснелись от мороза. И вдруг опять блеснула точка среди деревьев впереди. Выдернула руки Мира, отошла от хоровода, посмотрела в чашу леса. Огонек так и звал, так и манил. – Я только одним глазком, – прошептала сама себе девочка, – только гляну и вернусь тут же. Во всеобщем веселье и не заметил никто, как девчушка, ступая по сугробам, пошла к чаще темного негостеприимного леса. Мира шагнула в тень заснеженных деревьев, свет костров и шум толпы остались где-то позади. Девочка вгляделась в темноту леса и, заметив мелькнувший вдалеке уже знакомый огонек, смело побежала за ним. Ноги то и дело увязали в сугробах, но она не останавливалась, стараясь не смотреть по сторонам и не поддаваться страху. Подумаешь, темный лес! Не впервые она здесь, гуляла с подружками, каждую тропинку знает. И не страшны ей духи. Даждьбог убережет, вон как его сегодня все славили. Огонек затерялся меж деревьев, и Мира испуганно заозиралась. Где-то ухнула сова, и она вскрикнула, ускоряя шаг. И сама уже не рада, что пошла сюда. Хотела обратно повернуть, но поняла, что не знает, с какой стороны пришла, где выход из леса? Не дай Боги Светлые, Леший играет, заплутал ее по владениям своим… Долго ли шла, не знала Мира. Валенки были полны снега, и ногам было холодно, мокро, но она упорно заставляла себя идти. Упадет если, замерзнет. Не пощадит ее суровая Зимерзла, царица зимы… И вот выбралась, наконец, на круглую поляну, со всех сторон окруженную могучими дубами и соснами. И огонек тут же нашелся! Мигнул ей и полетел к дальше. – Постой! – крикнула девочка, торопясь следом. Страшно в лесу было, темно. Первые слезы жгли глаза, норовили сбежать по щекам. Свет луны не освещал ничего, потерялся, запутался в макушках вековых деревьев. А серебристый огонек казался единственным источником света и защиты от тьмы, тянущей к Мире свои щупальца. Остановился огонек, завис в воздухе, осветив мужскую фигуру на поваленном дереве. Подошла Мира ближе и застыла. Красив был парень! Так, как не могут быть красивы люди. Кожа белая, как снег вокруг, глаза голубые сверкают, словно льдинки две. А волосы длинные серебряным водопадом спадают ниже плеч. – Кто ты? Человек ли? – зачарованно прошептала девочка, не в силах отвести широко раскрытых глаза от незнакомца. И сама себя одернула мысленно. Какой же это человек? Вон как одет не по погоде. Рубаха белая, тонкая, штаны светлые, сапоги из кожи. Ни полушубка, ни шапки! Любой бы замерз, а не сидел бы на морозе так спокойно. Рассмеялся парень в ответ, блеснули ровные белые зубы. – А сама как думаешь, дитя? – спросил, с интересом глядя на нее. – Человек ли я? А голос у него красивый, завораживающий, чуть хрипловатый. Таким только заблудившихся путников в зимнюю стужу в лес заманивать. Замотала головой Мира, не в силах вымолвить ни слова. Зазвал ее коварный дух, заморозит сейчас. И, собрав всю смелость, спросила прямо: – Ты Карачун? Заморозишь меня теперь? И вновь раздался веселый смех, глаза его задорно блеснули. – Разве похож я на Карачуна? Он старый и страшный, говорят. Такой я? – улыбнулся насмешливо. – Нет, ты красивый… очень, – бесхитростно ответила девочка. – Забавная ты, – протянул дух, как пока окрестила его про себя Мира. –Не бойся меня. Не сделаю я тебе ничего плохого. Как звать-то тебя, бедовая? И как попала сюда? – Мирослава я. Но люди Мирой кличут. Я за ним шла, – кивнула на огонек, который летал вокруг парня. Глянул парень недовольно на огонек. Тот вроде даже потускнел будто под холодным взглядом. – Ох ты ж! Опять людей в чащу заманиваешь? – и снова повернулся к Мире. – Дух это снежный, помощник мой. Незлобный он, но шкодливый бывает. Играть любит. Мира ахнула. Дух все же! Поманил, она и побежала послушно! – А ты кто будешь? Если не человек и не Карачун, то кто тогда? – Смелая девочка, – хмыкнул парень. – Мороз я, сын Зимерзлы. Слышала про нас? Кивнула девочка, побледнела. Как же не слышать? Помогают Морозы холодной Богине стужу и метели насылать на города и села. Корону и серьги дивные, которые она носит, куют ей изо льда и сосулек. И снова слезы к глазам подступили и покатились по щекам, всхлипнула невольно. Сгинет теперь она в лесу темном, не дожив до десяти весен. И не найдут ее матушка с батюшкой! – Говорил же, не бойся, глупенькая, – Мороз вдруг протянул руку и легко коснулся бледной по-детски еще пухлой щеки. А пальцы его оказались почему-то совсем не холодными, а теплыми, вполне человеческими. – Да ты же замерзла вся! Взмахнул рукой, и мигом высохла на ней мокрая тяжелая одежда. И снег из валенок пропал, сухо и тепло вновь стало озябшим ножкам. – Лучезаром меня звать можешь, – мягко проговорил он, усмехнувшись удивлению девчонки уголком тонких губ. Мира так и застыла. И помог он ей, и имя вполне человеческое носит. Чудеса да и только! Рассказать кому – не поверят! – Леденец хочешь? – неожиданно спросил Лучезар. – Слыхал, дети любят сладости. Протянул руку, заискрились рядом снежинки, сплетаясь в причудливый петушок на палочке. Белоснежный, сверкающий. Такой и есть страшно. Лед же! – Ну же, бери смелее, – поторопил ее Мороз. – Вкусный должен быть! Мира приняла угощение, посмотрела недоверчиво, лизнула. И впрямь вкусно! Как-будто и не из снега вовсе, а как леденец обычный, только слаще. – Спасибо, – шепнула удивленно. И даже всхлипывать перестала. – Ой, у меня же пирог есть! – вдруг вспомнила, доставая из-за пазухи кусок остывшего пирога, развернула холстину, протянула парню. – Вот, возьми. Он холодный, правда, уже. – И тебе спасибо, милая, – благодарно кивнул Мороз, забирая выпечку из рук девочки. – Не доводилось мне еще такой еды пробовать. Да и с детьми человеческими общаться тоже… не доводилось. А ты теплая, нежная, как весна. Неизвестно, как долго пробыла Мира с Лучезаром. Время летело незаметно и холод рядом с ним совсем не ощущался. Спокойно ей было и тепло отчего-то. Парень развлекал ее, показывая забавные фокусы. Снежинки, повинуясь легкому взмаху его руки, кружились, белоснежным сверкающим вихрем взвивались вокруг них. И Огонек, весело подмигивая, пытался их догнать. Мира хлопала в ладоши и заливисто смеялась. Лучезар тоже задумчиво улыбался, глядя на свою гостью. – Ой! Батюшка с матушкой, должно быть, ищут меня! – спохватилась вдруг девочка. – Уходишь? – поник головой Мороз, бросая взгляд на начинающее светлеть небо. – И мне пора. Тяжело мне долго в Яви находиться, умаляет она силу мою. Что же, пойдем провожу тебя до выхода из леса. И по волшебству возникла перед ними тропинка, пошли они бок о бок. Весело бежала вприпрыжку Мира – все же не по глубоким сугробам опять пробираться! И не одна, не страшно заблудиться. Дошли они до выхода из леса. Вон и костры, уже потухающие, виднелись, и деревенька. – Все, – сказал Мороз. – Не пойду я дальше. Ну… бывай, Мирослава, до встречи. Грустно стало Мире, тяжесть в груди вдруг разлилась. Бросилась она к Лучезару, обняла его крепко за талию: – Спасибо тебе, Лучезарушка! И что по-доброму со мной обошелся, и порадовал! Век тебя помнить буду! Дрогнул Мороз, и опустил большие ладони на плечи девочки, погладил, наклонился чуть и зашептал: – Дождись меня, девочка. Подрастешь и приду за тобой. Женой мне станешь? Мира даже отскочила и посмотрела на него в изумлении. Мала она была, не думала еще о свадьбе, не гадала на суженого. И тут, не человек даже, а бог почти, сын самой Зимерзлы, речи странные ведет! – Дождись, Мира, – повторил Лучезар. – Не ищи себе другого любого. Моя будешь. И закружился вокруг него снежный вихрь, скрывая могучую фигуру. А как опали снежинки на землю – не было уже Мороза рядом, одна Мирослава стояла. *** Проснулась Мирослава, села в постели, вздохнула тяжко. Снова снился Лучезар ей. И день тот сказочный. А было ли наяву все? На самом ли деле повстречала она Мороза? Или привиделось все? Семь весен с тех пор минуло, и с каждым годом казалось Мире, что придумала она все. И батюшка с матушкой, тогда обыскавшиеся ее и ругавшие сильно, не поверили в ее рассказ. – А ну хватит сказки сказывать! – говорила матушка, как первый страх и гнев схлынули. – Где же это видано, чтобы зимние духи на глаза простому люду показывались да разговоры вели? Леший тебя попутал, видения послал! Поблагодари Богов Светлых, что выбраться смогла, не сгинула в лесу. И забудь обо всем! Стала она забывать почти, как Лучезар выглядел. Помнила только белые длинные волосы и глаза голубые. И слова его напоследок сказанные: «Дождись, Мира… Моя будешь». Точно привиделся он ей. Мог разве подобное мужчина, да еще и дух зимы, девчонке мелкой, несмышленой еще, сказать? А сердце девичье так и билось в груди при воспоминании об улыбке его, так и рвалось к нему. Никто из парней деревенских не люб ей был. А многие сватались уже. Хороша Мирослава выросла! Коса – гордость девичья! – русая, длинная, глаза словно зелень лесная, стан тонкий. Поглядела Мира в окошко горницы: белым-бело во дворе, снежно, аж глаза слепит. Снова коляда пришла. Будут молодые песни петь, хороводы водить, девки – на суженого гадать. Хоть и исполнилось Мирославе шестнадцать весен уже, не гадала она еще с подругами ни разу. А что, может, сейчас попробовать? Возможно, и выйдет чего… А ждать и надеяться каждую новую коляду Мороза вновь встретить – так и до старости одной остаться можно. До вечера помогала она матушке с пирогами да блинами. А перед праздником забежала за ней Любица, позвала гадать с девицами. Вышли они на пересечение дорог, сжимая по сапожку в руках. Первой бросила старшая из всех – Дарина. Потом другие девки, смеясь свои сапожки бросали. Не всем везло. У кого носок на двор указывал, где парни молодые живут – те смущались и радовались. У кого – в сторону дороги или домов, где старики и девицы живут. Значит, не видать им сватов в этом году. У Любицы сапожок на двор Ждана, сына кузнеца указал. Покраснели щечки, отвела взгляд. Давно парень люб ей был. И до Мирославы очередь дошла. – Бросай, Мирушка! – подбадривала Любица. – Смелее. Размахнулась Мира и кинула сапожок через плечо. Повернулась посмотреть, куда носок указывает, и застыла. Прямиком в сторону леса смотрел. – Эх, и тебе, Мира, видать, в этом году не свезет с женихом, – вздохнула одна из девиц. И только Любица молча смотрела на подругу. Ей Мирослава поведала как-то, что с ней в детстве приключилось. – Не думай о том, Мира, – шепнула на ухо, как девицы расходиться начали. – Совпадение это. Не боле. Глянула Мирослава в чащу леса – и почудился ей огонек, среди деревьев мелькнувший. Помотала головой, исчез тот тут же. И верно, почудилось, видать. Весело прошло празднество, шумно. Пелись громко колядки, костры горели, взвиваясь к самому звездному небу. Но нет-нет, да и всплывали в голове Миры мысли о Лучезаре и гадании. Так и тянуло в чащу зайти, поискать Мороза. Но строго-настрого с тех пор запретили ей родичи одной по лесу, особенно ночами, разгуливать. Да еще и в ночь разгула нечистой силы! Не приведи Боги Светлые, опять Леший не на ту тропку заведет, запутает. Минул месяц снежник, пришел просинец. И не сбылись слова девушек в день гадания, что не видать Мире свадьбы. Просватался к ней Богдан, парень видный, всем хороший. Да из семьи зажиточной и всеми в деревне почитаемой. И сдалась Мирослава на уговоры матушки с батюшкой, согласилась на свадьбу, всем подружкам на зависть. Прошли приготовления и настал день свадьбы. – Ох, хороша ты, Мирослава! – улыбнулась матушка, прижимая руки к груди и оглядывая дочь. Тяжелый красный сарафан, расшитый золотыми нитями и украшенный кружевами и речным жемчугом, на голове – накосник с нарядными жемчужными ряснами – таков был наряд невесты. Накинув поверх душегрейку, вышла Мира из отчего дома навстречу своей новой судьбе. Жених уже ожидал ее на капище, где волхв проведет свадебный обряд. С восторгом на лице встретил Богдан невесту, улыбнулся весело, подмигнул. А у Миры колени дрожали, когда шла она к огню, разожженному у идола Велеса – верховного среди Светлых Богов. Неспокойно на душе было, тяжко. Поклонились низко молодые Божеству, огню и волхву поочередно. Нагнулся волхв к пламени, зашептал заветные слова, к Ладе Светлой обращаясь, подложил сухие веточки в огонь. Взметнулось пламя всем на радость и… вдруг заметалось и погасло. Повеяло стужей, взметнулся снег, запорошив место для священного огня. И зашептались гости: плохой знак, не признают Боги обряд свадебный, отказываются союз скреплять. Нахмурил соболиные брови Богдан и обратился к волхву: – Продолжай, ветер всего лишь. Мне Мирослава предназначена. Разводи огонь заново. Покачал головой волхв, заглядывая в чашу с водой, тут же стоящую. – Нельзя никак, молодец. Не твоя она невеста. Обещана она уже, другому. Видишь, противятся Боги Светлые. Лада благословение свое не дает. Ахнули гости, покачали головой с осуждением. – То есть как – другому обещана? – разозлился Богдан, сверкая темными глазами. Глянул на побледневшую Миру, на родителей ее. – Кому вы дочь сосватали да промолчали? Отец жениха тоже тяжело смотрел из-под кустистых нахмуренных бровей. – Велес мне свидетель, никому из сватов согласия, кроме вас, не давали! – воскликнул батюшка Мирославы. – Тогда как же объясните… – начал было жених, но не успел договорить, как взметнулся рядом с капищем вихрь снежный, опал и явил взору людей мужчину высокого, красивого. Одежда на нем была белоснежная, серебряными нитями да камнями самоцветными сверкающая, голову венчал обруч золотой, длинные белые, точно снег, волосы спадали по спине и плечам. Вскрикнули гости испуганно, попятились. – А мне и не надобно согласия ничьего, – раздался голос. Холодный, властный. Сверкнули голубые глаза, повернулся незваный гость к невесте: – Говорил же тебе, меня дождись. Моя будешь. Мира стояла, не в силах слова молвить. И испуг, и радость в ней боролись. Не привиделся ей тогда Мороз ее. На самом деле он существует! И слова те заветные не послышались! – Лучезар, – прошептала. – Ты ли это? – Я, Мира, я, – кивнул мужчина, беря ее руки в свои и сжимая. – Иль забыла ты обо мне? Понимаю, ребенком была… Может, и не ждала новой встречи, как я. Замотала Мирослава головой. – Не забыла, Лучезарушка, что ты! Только сомневаться начала, на самом ли деле повстречался ты мне или привиделся. Прости меня за это! И за свадьбу эту прости! Что не дождалась тебя… Прижалась к нему, чувствуя, как обнимают ее сильные руки в ответ. Первым опомнился батюшка Миры, подошел, схватил дочь за руку, оттащил от Мороза. – Ты кто таков будешь? Нечисть или дух? Что тебе от дочери моей надобно? Лучезар усмехнулся, прищурившись. – Не нечисть и не дух я, – ответил, прямо глядя в испуганные глаза старика. – Но и не человек, как видишь. Мороз я, сын богини Зимерзлы. И Мирославу вашу я еще семь весен назад для себя приметил. Ждал, лишь когда в возраст войдет. В месяц лютень хотел свататься прийти. Да кто же знал, что раньше вы ее сосватаете. Спасибо помощнику моему, – хмыкнул он, кивая на кружащий рядом серебристый огонек, – предупредил вовремя. Снова зашептались гости испуганно, но не разбегались. Страх страхом, а любопытство никому не чуждо оказалось. – Вот значит, как, – поник головой Богдан, отходя. – Ну что ж, куда мне с сыном богини зимней тягаться. Глянул на него недобро Лучезар, глазами-льдинками. – Уходи подобру-поздорову, молодец, пока не заморозил тебя. Не отдам я тебе невесту мою! – Не надо, Лучезар, – испугалась Мира, бледнея. – Не при чем он здесь! Напрягся Мороз, и ощутила Мирослава исходящий от него холод. –Люб он тебе стал, Мирославушка? Скажи, не бойся, – а сам по щеке ее гладил и в лицо вглядывался, словно ответ разглядеть хотел. – Только, даже, если люб, все равно тебя не отпущу. Моя ты. Долго ждал тебя, томился. Не приходил, чтобы не пугать и не выкрасть раньше времени. Улыбнулась Мира тепло, и дрогнуло, растаяло сердце Мороза. – Ты мне люб только. А Богдан… он хороший, и, правда, не виноват ни в чем. Не трогай его. И… никого не трогай. Нельзя людей морозить. – Повтори еще раз, – попросил Лучезар, вздыхая облегченно и довольно. – Что люб я тебе. – Люб! – засмеялась Мирослава, снова обнимая его за шею. Теперь выросла она и могла дотянуться до него, в глаза смотреть. – Только ты мне и мил! Никто больше не нужен. Простите меня, батюшка, матушка, – выпуталась из любимых объятий и поклонилась родичам. – И ты, Богдан, прости. Но только его я люблю. И только его женой хочу быть. Молчали родичи, смотрели удивленно, не веря. Отдавали дочь в хорошую семью, а теперь неизвестно куда ее забирают. Хотя, как же неизвестно. В Навь уведет ее полубог! – Не обижу я Мирославу, – громко сказал Лучезар, заметив сомнения и испуг в глазах родителей суженой своей, и поклонился им в пояс. – Счастлива она со мной будет. Жизнь ей дарую долгую, как избраннице своей, матери детей будущей. Будет вечно молода и прекрасна, как сейчас. – А как же… – всхлипнула матушка. – Не увидим мы ее больше, значит? – В гости приходить будет Мира к вам, – успокоил ее Мороз и добавил, усмехнувшись: – Успеете и внуков понянчить. – Пусть будет, как решило твое сердце, – сказал батюшка, легко целуя дочь в лоб. – А мы счастливы, если ты счастлива будешь. Состоялся обряд свадебный. Только жених другой был. Богдан и его семья покинули капище. А другие гости остались на диво дивное полюбоваться. Улыбалась счастливо Любица, радуясь за подругу и украдкой вытирая слезы. Зажег костер волхв и снова произнес слова нужные. В этот раз взметнулось пламя высоко, ярко! Одобряли Боги союз. Связал волхв руки жениха и невесты лентой и обошли они вокруг огня посолонь. – Жена ты мне теперь, – улыбнулся Лучезар и поцеловал сладко Мирославу в уста. – Теперь и с моей матерью знакомиться пойдем. Давно она знает про тебя, ждет. Обняла Мира родных, Любицу, поклонилась гостям и повернулась к мужу. Взял ее за руку Мороз, взметнулся вокруг них снежный вихрь. И исчезли они, словно и не было их. Открыла Мирослава глаза. И увидела большой деревянный терем, стоящий посреди заснеженного леса. Если это Навь, то ничем от Яви на вид не отличалась она. Только снег казался белее, сверкал ярче. Да зверье лесное, не боясь, выглядывало на поляну на жену Мороза посмотреть. – Красиво здесь! – весело закружилась Мира. – А весна и лето здесь бывают? Или только зима всегда? Лучезар засмеялся, заприметив ее беспокойство. – Все, как у вас, – заверил он. – Времена года сменяют друг друга. А будь по-другому, пожалела бы, что меня выбрала? – Нет, никогда бы не пожалела, даже не думай так, – обняла мужа за шею, потянулась и коснулась ласково губами его губ. – Даже среди вечной лютой зимы с тобой счастлива буду. Подхватил счастливый Мороз свою суженую на руки и занес в терем. Его она теперь. На веки вечные.