Терпение

      Что ж, терпел он долго. Казалось, он всю жизнь только это и делал. Все вокруг постоянно твердили: «потерпи немного, потом станет лучше»; «сейчас ты должен потерпеть, это ненадолго». И все в таком духе. Даже родные и близкие вроде бы люди частенько злоупотребляли этими словами.       Но чаще произносили все же иное. «Ты должен». А уж что он там оказывался должен, уже зависело от каких-то своих обстоятельств, но абсолютно всегда это оказывалось чем-то невероятно веским, чтоб вот прям здесь и сейчас. (Но почему-то никого и никогда не волновало его состояние. Моральное или физическое – не столь важно.)       С годами он понял, что, наверное, сам во всем и виноват. Слишком часто позволял перекладывать на себя чужую ответственность, слишком часто действовал по шаблону типичного «пай-мальчика». Возможно, действительно когда-то им был, а возможно, скрывался за маской (а возможно просто пытался убедить себя самого). Очень много «слишком»…

***

      Когда он, совсем ещё мальчишка, отчаянно жаждущий хотя бы крохи тепла, получал только нелестные высказывания и пока еще легкие тычки в свой адрес, он терпел.       Когда по мере взросления стало больше упреков и неприкрытой ненависти, за которыми пришло осознание страшного: его никогда не полюбят, сколько бы ни старался, он терпел.       Когда Дадли, его кузен, начал «охоту на Гарри», так понравившуюся друзьям этой свиньи, и из-за которой стало еще больше проблем, превращая итак нелегкую жизнь в полноценный ад, он терпел.       Когда за странности, происходящие вокруг него, стали наказывать сильнее, чем раньше, дольше оставляя без еды и воды, он терпел.       Лежа на полу в старой ветхой сырой лачуге на островке, вокруг которого бушевал шторм, промерзший до костей и стучащий зубами от холода, пока его кузен мирно храпел на софе, он терпел. (Даже когда заявился неизвестный великан, почти ничего не изменилось. Разве что стало теплее из-за шубы.)       Он думал, что с приездом в этот загадочный Хогвартс все поменяется. Что больше ему не нужно будет возвращаться в старый тесный чулан, знакомый уже до каждой пылинки. Что можно будет просто побыть обычным ребенком, которых каждый день видел на улице (если, конечно, его не наказывали): беззаботным, немного капризным, но обязательно счастливым. Ха-ха, три раза.       Гораздо позже он понял, что с ним просто не могло случиться чего-то хорошего просто так. Почему-то даже за самые маленькие радости всегда приходилось расплачиваться. Причем гораздо большим.       Поэтому уже на первом курсе пришло осознание, что ничего не поменяется. Что он так и останется тем «мерзким мальчишкой из чулана», который терпит. Терпит пренебрежение, ненависть, зависть, безразличие, и – о, вот и новенькое! – желание убить, да поскорее.       Он терпел излишнее внимание, доходящее до фанатизма, ненависть впервые встреченного преподавателя, зависть и пренебрежение со стороны «друзей», надеясь, что с возрастом это пройдет, попытки втянуть в самоубийственную авантюру (в которую его все же буквально толкнули, грудью на амбразуру так сказать) и даже то, что в конце года ему пришлось собственными руками оборвать жизнь пусть уже не совсем человека, но профессора.       Улыбался на прощальном пиру и терпел, пока остальные праздновали их несправедливую победу и наслаждались освобождением от экзаменов.       Он терпел еще более суровое (куда еще-то?) отношение к себе родственников перед вторым курсом, позже невыносимый шум Норы, в которую его неожиданно «пригласили» на оставшееся время до конца каникул (кстати, не такое уж и большое).       А еще позже, уже во время обучения, косые взгляды и обвинения в преступлениях, недоверие друзей, которые все же оставались рядом, голос чего-то из стен замка, которое грозилось его убить. И встречу с молодым Реддлом, невыносимо умным и опасным одновременно, (мальчиком, который просто где-то свернул не туда) и «догонялки» с василиском, чуть не лишившие его жизни, и даже невыносимую тупость директора, который вместо отправки в больничное крыло еще несколько минут говорил ему какую-то ерунду (а может он просто хотел, чтобы «герой» скорее скопытился?).       Когда Мардж, эта невыносимая стерва, оскорбляла его родителей при нем, а Дурсли заливисто смеялись или с неодобрением на него поглядывали, он терпел.       Только когда оскорбления перешли всякие границы, чуть приотпустил невидимый поводок внутри, ослабил давление, позволил немного размотаться, и сбежал. Чуть позже, когда встретился с Министром, пытаясь не нагрубить ему, терпел.       Когда никто не удосужился рассказать ему про крестного, когда в купе поезда на него напал дементор, а Малфой донимал его весь год, когда учил заклинание патронуса, только чтобы банально выжить, а все остальные развлекались, когда в конце года правда раскрылась-таки, но желание хотя бы покалечить крестного никуда не исчезло, он терпел. И даже когда смотрел на себя самого, отчаянно пытающегося не отдать дементорам душу, терпел.       Четвертый курс даже для него стал тем еще испытанием на прочность. Ненависть, неодобрение, недоверие, презрение, зависть, насмешка – вот коктейль эмоций, льющийся на него со всех сторон. Предательство друга и почти равнодушие подруги не стали неожиданностью.       Опасность испытаний, моральное унижение со стороны других учеников, постоянное нервное напряжение и развивающаяся паранойя не давали нормально спать и иногда даже не было сил встать с кровати, но он терпел. Смерть Седрика, с которым успел совсем немного подружиться, почти заставила сломаться.       А возрождение неназываемого добавило темных красок и без того мрачной картине. Вытерпел, но в цельной ранее защите появились едва видимые трещины, расходящиеся паутиной прямиком от сердца.       Дальше события проносились калейдоскопом случайных узоров, за которыми не было никакой возможности уследить.       Вот нападение дементоров, заседание Визенгамота, новый преподаватель, ужасные отработки, со временем перешедшие в разряд рутины и уже не приносящие столько боли, Отряд Дамблдора, непонятно как сформированный, ночные кошмары, ставшие явью и повторяющиеся почти каждую ночь, постоянные недомолвки, и, как эпичное завершение, битва в Отделе Тайн Министерства Магии и… падение Сириуса в арку.       Тогда сломалась первая стена. Погоня за Беллатрис и пущенное в нее Круцио не сильно помогли в восстановлении самоконтроля. Битва сознаний с Волдемортом истощила окончательно.       Последние два курса запомнились вспышками. Преподаватель-коллекционер, странный учебник, не менее странное поведение Малфоя, стычка с ним в туалете, едва не закончившаяся его смертью, обычные будни, включающие разговоры с директором и вытягивание информации про крестражи, за которыми внезапная смерть старца от руки того, кому тот доверял больше всего.       Поиск крестражей, скитание по лесам, уход Рона, Малфой-мэнор и крики Гермионы, побег и смерть Добби, кража из хранилища Лестрейнж артефакта с частицей души и побег на драконе, возвращение в школу, поток бесконечных «должен» и, наконец, битва.       Осознание, что он крестраж, неприятно потопталось по руинам доверия и ошметкам разрушенных стен.       Зато в голове наконец сложилась картинка, почему каждый год случалось то или иное событие. Как потрясающе сыграно, господин директор! Был бы в восхищении, если бы меня не касалось. Тогда он, думая, что идет на верную смерть в соответствии с давно составленным планом (интересно, кстати, насколько давно?), поклялся сам себе: это в последний раз. Как ни странно, решение далось даже легче, чем ожидалось.       И вот он стоит посреди поляны в Запретном Лесу в окружении Пожирателей на прицеле лордовой палочки, даже не попрощавшись с «друзьями» (уж очень не хотелось видеть фальшивое сочувствие и радость в глубине зрачков), и как в замедленной съемке наблюдает за летящим в него зеленым лучом, закрывая глаза (с облегчением – сказал бы он сам).       И просыпается на руках Хагрида с полным осознанием того, что все. Хватит, достаточно, он устал. Надоело.       Жизнь, конечно, штука замечательная, но не тогда, когда твой мир лежит в руинах где-то на границах сознания, в груди не хватает чего-то жизненно важного, по ощущениям очень похожего на сердце, а сам ты никому никогда не был нужен. Можно как-нибудь обратно?       Больше всего бесит даже не то, что ты ненужный винтик в давно отлаженной системе – так, запасная деталька - , а то, что всем что-то нужно от тебя. Кому-то деньги, кому-то слава, статус, или все сразу. Не столь важно, главное, что скорее, оторвать кусок, да побольше.       Однако (тут Гарри усмехнулся), он не собирается делать так, как хотят все. Собственная клятва не позволит (не то, чтобы очень хотелось).       И вот, стоя посреди полуразрушенного замка, на месте некогда Большого Зала и смотря на людей, что с каждым годом своими руками подтачивали в нем то немногое светлое, что еще оставалось, видя, как люди, еще вчера обвиняющие его во всем происходящем, смотрят на него с фальшивыми признательностью, благодарностью и лучатся дружелюбием, он ощущал липкое отвращение напополам с ненавистью, накатывающие волнами. Руины стен рассыпались в мельчайшее крошево и испарились в небытие.