Thought I almost died in my dream again Fightin' for my life, I couldn't breathe again I'm fallin' in too deep
Утренний туман окутывает его, как будто хочет запутать. Но Чонин хорошо знает маршрут, по которому идет. Он даже не ложился обратно в кровать, не говоря о попытках заснуть. Сразу было понятно, что это тщетное дело. Когда паническая атака прошла, оставив его опустошенным, Чонин не придумал ничего лучше, кроме как пойти туда, где ему можно без натягивания улыбок или приукрашивания речи признаться самому себе в своих страхах. Побыть слабым. Небо только начинает приобретать пурпурные оттенки, которые скоро вытеснят всю темную синеву. Вокруг ни души. Даже если это не так, мантия полупрозрачного тумана, распространяющегося минимум на пару десятков метров вперед, не дает полной видимости, и так даже лучше. Если бы у него была кнопка, которая может остановить ход времени, Чонин бы нажал на нее прямо сейчас. Не для того, чтобы что-то украсть или куда-то пробраться, хотя тогда их дела с Сынмином пошли бы в гору быстрее. Нет, ему просто хочется побыть одному, чтобы никто не видел и не слышал. Ладно, или не совсем одному. Тут уж кто во что верит. Чонин доходит до конечной цели, оставляет обувь у порога и проходит по ковролину внутрь храма. В руках у него свеча и благовонные палочки. На автомате Чонин зажимает все предметы между ладоней и с прижатыми к телу локтями поднимает руки к лицу так, чтобы большие пальцы касались носа, а все остальные — лба. Мысленно поблагодарив, он подходит к курильнице, чтобы зажечь благовония и свечу от уже стоящих в песке чужих свечей. В такой ранний час их немного. Наблюдая, как от палочки теперь исходят вихри дыма, Чонин выдыхает. Даже Сынмин не знает о его привычке приходить сюда. Это просто… случилось. Чонин хотел найти тихое место, где можно помолчать. Успокоиться на каком-то душевном уровне. Не то чтобы они с мамой были особо религиозны. Она привела его в храм всего лишь пару раз за всю жизнь. Чонин помнит это все смутно. И это должно быть странно, что в месте, которое никак не относится к ней, по крайней мере, не в его воспоминаниях, он ощущает тонкую нить связи, как будто может достучаться до нее. В храме ощущение, что ты и правда один во всем мире хотя бы на полчаса. В колумбарии же слишком много чужих оборванных судеб рядом. Такие же жизни, которые кто-то или что-то отняло. Он не может знать за других, как они переживают утрату родных и близких. Может быть, они, узнав, что смерть их любимого произошла неслучайно, только погрязли бы еще больше в стадии депрессии. Может, как добропорядочные граждане, пошли в полицию. Или попытались, но сдались бы после первых попыток, поняв, что хотят съесть кусок пирога гораздо больше, чем могут проглотить. Но эти истории не для него. Чонин не хочет снова быть в том темном месте, состоящем только из боли утраты, которую невозможно выносить ежеминутно. Полиция, которая подозрительно быстро закрыла дело и не хотела расследовать его дальше, не смогла бы ему помочь. Сдаваться не вариант, потому что ребенком ему было нечего терять. Еще вся жизнь впереди. Он может позволить себе часть ее потратить на то, чтобы наконец-то спать спокойно, чтобы все его теплые воспоминания не были порушены из-за кошмаров. Как кассета, которая упала и повредилась, и теперь на пол экрана глитч. Чонин садится, поджимая ноги под себя. Взгляд, ранее движущийся за завитками дыма, теперь расфокусирован. — Мам, — говорит он немного дрожащим голосом. Меньше часа назад он выплакал, кажется, целое озеро слез. И по логике, им больше неоткуда взяться, тем более, не так скоро. Существует же круговорот воды в природе, значит, что-то похожее должно быть и у организма человека. Восстановление водного баланса и все такое. Но каждый раз, когда он решается прийти в храм, вся выдержка трескается, игнорируя любые правила. Еще более странная вещь — говорить с ней, как будто она может услышать. Нигде больше, наверное, он бы так не поступил. Как минимум, это глупо. Умом Чонин прекрасно понимает, что мама мертва и не услышит его, закричи он хоть на весь мир. Но весь скепсис прячется на задворки сознания, когда он проходит через ворота храма. — В этот раз мне нечем тебя порадовать. Чонин говорит ей это далеко не в первый раз. Можно было бы и привыкнуть. И все равно, всегда это ощущается как нож, прокрученный на сто восемьдесят градусов прямо в сердце. Он знает, что она бы не одобрила его выбор. Первое время с их побега с Сынмином не проходило и дня, чтобы он не представлял ее поджатые губы, нахмуренные брови и глаза, такие холодные, какими она никогда на него не смотрела. Но он знает, какой она может быть с другими. Чонин отчетливо помнит, как ребенком пытался незаметно подложить в их корзинку еще две шоколадки, спрятав их на самое дно, чтобы пачка с листьями салата все скрыла до того момента, когда они подойдут к кассе. Мама на него не смотрела, и это был отличный шанс. — Положи туда, где только что взял, — говорит она непривычно низким и строгим голосом. Сердце со всей силы ударило по стенкам грудной клетки. Чонин так сильно вздрогнул, что сладости выпали из рук прямо в корзинку. Он резко поворачивает голову в сторону мамы и понимает, что она все еще смотрит не на него. Прослеживая за направлением ее взгляда, он видит незнакомца. Видно только его профиль, по которому можно сделать вывод, что это какой-то юный парень. Он стоит в ступоре, видимо, не понимая, что ему делать. Кажется, он не ожидал, что его действия заметят, что на него вообще обращают внимание. В руке у него стопка шоколадок, которые, судя по направлению его руки, должны были отправиться под толстовку, а не в корзинку. — Я же сказала, положи на место, — голос мамы не то что не стал мягче, наоборот, в него добавили еще несколько кубиков льда. Чонин не знает, как этот парень еще стоит, не дрожа всем телом. Если бы мама хоть раз приказала таким тоном ему, то он бы сделал все, чтобы не услышать его снова. Незнакомец медленно кладет еду обратно на полку, а на его лице сильнее выделяются скулы из-за злости. — И все остальное, что у тебя там есть. Парень поворачивает голову в ее сторону и теперь чуть ли не испепеляет ее взглядом, но достает из-под толстовки две пачки креверов, а затем и горсть чупа-чупсов из карманов своих штанов, которые ему на пару размеров больше, и быстро уходит. Мама поворачивается к Чонину, и ее взгляд смягчается. Она присаживается, теперь их глаза на одном уровне. — Никогда не делай так, как этот мальчик, хорошо, Чонин-а? Так делать плохо. В его голове возникают иные мысли. Может, у того парня не было денег? Чонин видел, как в фильмах люди говорят, что им нечем было кормить семью, поэтому они решили что-то украсть. Ему всегда было жаль, что у кого-то может не быть еды дома, кто-то может сильно голодать. Он решается это озвучить. — Может, ему было очень нужно, мам? — Если бы ему было нужно, он бы взял нормальной еды, а не шоколадки и крекеры, — она говорит поучительным тоном, приподнимая брови. — Он — хулиган. И если так продолжит, то спустя несколько лет окажется в тюрьме. И тогда его родные будут очень несчастны. Ты же не хочешь этого, верно? — Конечно, мамочка, — он активно кивает головой несколько раз для пущей убедительности. Чонин не знает, есть ли Бог, один он или их несколько, существует ли рай или ад, в который они все попадут после смерти. Но он точно знает, что если бы его мама могла наблюдать за ним сейчас, может, в виде фантома или призрака, она бы плакала от острого разочарования. Он ее подвел. Он стал тем, против кого она работала всю жизнь. Преступником. И теперь он еще на шаг ближе к тому, чтобы раскромсать ее мертвое сердце на несколько дополнительных частей. Он же, правда, старался. Старался, чтобы до этого не дошло. Сотрудничать с теми, по чьей вине, хоть и косвенной, погиб его самый близкий человек было соизмеримо тому, как если бы он воткнул себе пару остро заточенных ножей в грудь и пытался после этого дышать, ходить, делать привычные дела и как-то функционировать. Сынмин его понимал, но при этом и нет. Чонин от него и никогда не ждал. Сложно понять, когда нечего было терять, когда детский дом стал местом лучше родительского дома. Но шли годы, и начинало казаться, что его цель — мираж посреди пустыни, к которому он будет идти и идти, теряя молодость, чтобы в конце упасть на пески разочарования в себе и умереть, так и не выпив живительной воды, которой мог бы стать факт наказания всех виновных. И когда они впервые поссорились, Чонин впервые понял, что все это время искал не с той стороны. Может, дело не во всей мафии этого мира, а всего лишь в одном клане, который и ответственен за взрыв? Он все еще в этом не уверен, хотя и знает больше. Нужно ли считать виновными только тех, кто устроил взрыв? Или и тех, из-за кого он был? Вокруг начинает светлеть, от светлых стен теперь исходит будто розоватое свечение. Чонин, даже не оборачиваясь к открытым дверям входа, знает, что еще чуть-чуть и этот день оживет благодаря свету и людям, которые пойдут по своим утренним делам. У него осталось немного времени, чтобы побыть наедине с собой. Больше нигде не получается почувствовать спокойствие, хоть и приходится за него платить новой волной скорби, прошедшей по всему телу. Когда Чонин отсюда выйдет, жизнь снова ускорится, мысли будут подгонять его, напоминая, что не время отдыхать, раз он еще не достиг своей цели. Поэтому пока он позволит себе еще несколько минут блаженной тишины снаружи и внутри. Такие походы в храм, когда он может очистить голову от повседневности, всегда напоминают, зачем он делает все, что делает, и почему нужно продолжать. Особенно сейчас. Он сделал всего один шаг вперед, а дальше еще минимум несколько сотен. Нужно немного мотивации, чтобы решиться двинуться вперед, а не отвернуться и убежать назад. — Ты знаешь, ради чего я все это делаю. Хотя ты все равно была бы недовольна, — тихо хмыкает Чонин. Теперь он хотя бы может над этим смеяться, как над неудачной шуткой. — Просто пожелай мне успехов, ладно? И тогда у меня точно все получится, — говорит он в тишину, кивая себе несколько раз. — Тогда я точно смогу. Теперь можно идти дальше.***
Поддевая лопаточкой смешанную с овощами яичную массу на сковороде, Сынмин пытается перевернуть ее, чтобы прожарить с другой стороны. Не получилось. Неудивительно. Он искренне не понимает, как Чонин умудряется сделать так, что у него все не рвется на несколько неравных частей. Он переворачивает второй из мелких оторвавшихся кусочков и говорит себе, что это была последняя попытка приготовить что-то сложнее варёного риса или рамена. Хотя, казалось бы, что может быть проще яичного сэндвича, который так любит Чонин? Поэтому Сынмин попытался, хоть и понимал, что с большой долей вероятности затея обречена на провал. По крайней мере, не нужно отдельно разрезать омлет на две порции, чтобы сделать два сэндвича. Он кладет единственную ровную и самую большую часть на тост для Чонина, выдавливает кетчуп и накрывает сверху вторым куском тостового хлеба. В любой иной ситуации Сынмин бы так не сделал. Потому что он не готовит им двоим завтрак сложнее быстрого рамена или заказа доставки. Сегодня же он не смог придумать ничего другого, чтобы почувствовать себя лучше. Сколько раз Чонин говорил ему, что не будет соглашаться на заказы от кланов, даже если они будут, столько же Сынмин отвечал, что тот принимает все слишком близко к сердцу, чему не место в их деле. Как они собираются найти ответственного за смерть его матери, если игнорируют возможность, которая приведет их к цели быстрее всего? Это просто глупо. Но он все равно соглашался с принципами друга, хоть и по своим причинам. Не ввязываться в высшие преступные круги — значит, меньше головной боли, хоть и меньше денег соответственно. Первые годы с их побега из детского дома важно было не привлекать к себе много внимания и медленно создавать репутацию надежных исполнителей. Это была правильная и, главное, рабочая стратегия, учитывая, как мало у них было опыта и понимания, по каким законам работает мир, в который они решились слепо пойти. Сынмин уверен, многих в их криминальном мире губит уверенность в собственном величии и непобедимости, когда надо бы не высовываться и адекватно оценивать свои возможности. До решения пропасть без вести они подготовились настолько, насколько смогли, но общедоступные сайты полезны также, как и бесплатные антивирусы. Подключиться к VPN в детском доме было невозможно, а за скаченный браузер Tor или поставленный на компьютер Linux их могли бы лишить доступа в принципе. Не потому что кто-то бы догадался, чем они занимаются, а потому что никто больше не смог бы пользоваться компьютером с другой операционной системой, для работы с которой нужно хотя бы просто знать, что такое командная строка. Ни Сынмин, ни Чонин не охотились за большими деньгами, поэтому они не торговались, чтобы завысить цену, что поначалу и обеспечило их потоком мелких заказов, на которых можно было получать то, что в тот момент было важнее бумажек — репутацию, опыт и, самое главное, связи. И если кому-то не нравился их демпинг, у конкурентов, таких же юных и зеленых, было недостаточно мозгов, чтобы заставить их уйти с рынка. Правда, у них были кулаки и нездоровая страсть к решению проблем насилием. Тогда стало понятно, что без базовых навыков борьбы Чонину, которого единственного и знали заказчики и конкуренты, долго не протянуть, несмотря на свою скорость и ловкость. Пришлось учиться защищать себя, купить пистолет на всякий случай и почаще менять место жительства. Заказы постепенно становились дороже, опаснее и интереснее. Но они все еще со всем справлялись. Хоть и не без ошибок, которые могли казаться неважной мелочью в начале, а после превратились в то, что могло лишить их жизни. Стоило им занять свое небольшое место в криминальном Пусане, и скоро стало ясно, что мафию избегать попросту невозможно. Их преступный мир крутится вокруг кланов также, как Земля вокруг Солнца. Глупее было бы только пойти в это дело с боязнью вида крови и непереносимостью физического насилия. В любом случае, они рано или поздно привлекли бы внимание кланов. Мимо них мало что проходит. Не говоря о том, что большинство их заказчиков так или иначе были с ней в итоге связаны. “Если ты не занимаешься политикой, то политика займется тобой” — то же самое можно сказать про их криминальную сферу деятельности, заменив "политику" на "мафию". Сынмин понял это еще спустя три года с момента, как они покинули стены его второго самого ненавистного места, в котором он провел большую часть жизни. Иногда он думал, что им вообще стоило бы присоединиться к одному из кланов. Самый надежный способ добыть информацию — изнутри, влившись в группировку. Но сделать это не так уж и просто. А потом еще придется несколько лет карабкаться по лестнице, выполнять грязные дела, работая на чужого господина, когда они могли бы спокойно прокормить себя сами. Главное, сделать свою работу до того, как тебя поймают. Тогда мстить будут не тебе, а тому, кто у тебя заказывал. В общем, он был уверен, что рано или поздно они начнут смотреть в сторону работы с кланами. Это было бы логичным продолжением их дел, главное, привлечь внимание не пешек, а кого-то покрупнее, способного им помочь. И дождаться момента, когда предложат сделку. Или, на крайний случай, организовать все так, чтобы к ним пришли сами. Донести это же понимание до друга оказалось более сложной задачей, чем Сынмин изначально рассчитывал. С тех пор, как он рассказал Чонину обо всем, что нашел в интернете про взрыв, довольно скоро стало понятно, что им нравится компания друг друга и, более того, они во многом похожи. Сложно представить человека, с которым Сынмин мог бы и работать и жить вместе с таким же комфортом. Чонин не надоедает ему, потому что тоже любит проводить много времени наедине с собой. Он не лезет в душу и не нагружает личными подробностями, но иногда, когда они оба в настроении, может поддержать душевный разговор. Он не заходит в его комнату без стука, не пытается что-то сказать, когда видит Сынмина в наушниках, а ждет, когда тот их снимет. И если этого не происходит, то понимает намек и молча ждет или совсем уходит, не тая обиды. С Чонином он впервые понял, как люди могут уживаться друг с другом в одном помещении без скандалов и ненужного шума. Именно поэтому Сынмин не рассчитывал, что его поначалу ненавязчивые и редкие намеки о возможности поработать с кланами постепенно превратятся в споры и в конце концов обернутся тем, что Чонин впервые поднимет на него голос. И не потому что он чему-то сильно рад, а потому что его одолевает злоба на грани ярости. Сынмин даже представить не мог, что они способны поссориться. Да так, что Чонин будет избегать его все следующие три дня. И тем более он не ожидал того, как плохо ему будет все эти дни. Друг не перешел на личности и не сказал ничего оскорбительного в его адрес. И все равно Сынмина не покидало чувство, что Чонин забрал тогда с собой кусок его сердца, болезненную пустоту которого он не мог игнорировать даже закопавшись в самые скрупулезные дела. И если раньше он был уверен, что самой большой роскошью в его жизни будет возможность жить в одиночестве, то за те дни ему пришлось признать, что тихая компания человека, который тебя понимает без слов, гораздо лучше. На четвертый день он впервые приготовил на завтрак яичные тосты и оставил их перед дверью в комнату Чонина. Сынмин не придумал ничего лучше, но это, к его большому облегчению, сработало. Причем неожиданным образом. — Я все это время думал о твоих словах, — тихо и немного заторможено сказал Чонин, рассматривая что-то на чистом белом столе, когда присоединился к нему за обедом. Сынмин специально все дни ел только на кухне, надеясь, что друг поймет его намек. Так и получилось. — Может, ты был прав. Сынмин чуть не выронил ложку с рисом. Благодаря схожести с характером Чонина он понимал, что это равносильно самому искреннему извинению. Даже прямолинейное “прости” в сравнении слабее. Он был удивлен, но не чувствовал и доли удовлетворения от услышанного. Более того, он сам собирался сказать, что если Чонину так невыносима мысль работать с кланами, то он готов терпеть заказы, масштаб которых больше не ставит перед ними интересной головоломки. Ничего страшного. Как говорится, всему свое время. И если бы дело было только в простом выживании, это бы вообще не было проблемой. Но у Чонина была цель, а Сынмин не мог смотреть, как он активно ее саботирует, предпочитая идти по пути, в котором вероятность успеха лишь чуть превышает вероятность того, что высшие силы закинут им все нужное прямо в оконную форточку, если они помолятся в церкви, ожидая чуда. Ему просто интересно, Чонин искренне верил, что без контактов с мафией им удастся узнать, кто был причастен к взрыву, или одна часть его все понимала, а другая была очень против и выигрывала битву? В любом случае, он не хотел чего-либо говорить, чтобы не разрушить этот хрупкий момент примирения между ними. Поэтому он молчал, не зная, что люди говорят друг другу после ссор, но друг сам продолжил разговор. — Я кое-что узнал, — сказал он, переводя внимательный взгляд на Сынмина. Воспоминание растворяется перед глазами, когда за кухонный стол садится Чонин из настоящего. Сынмин невольно вздрагивает. Шаги из комнаты до кухни он, как обычно, не слышал. Погруженный не в самые приятные мысли, тяжесть на его сердце только увеличивается, когда он смотрит на друга. Разглядывая его, Сынмин не может не думать о том, что Чонин мог быть прав в своих принципах не сотрудничать с мафией. Хотя бы из-за того, что для него это эмоционально тяжелее, чем все остальные задания вместе взятые. Чонин выглядит немного лучше, чем вчера, но изможденный вид все еще остался. Последний раз он был таким полгода назад, когда переохладился на одном из заданий и после пролежал три дня больным в постели. Сынмин в таких ситуациях не может отделаться от воспоминания о первых днях Чонина в детском доме. Снова этот расфокусированный взгляд и слегка опущенные веки, как если бы он смотрел на все сквозь и был немного не здесь. Линии на лице сильнее заострились за вчерашний день, сделав скулы еще более выразительными, чем обычно. К несчастью Чонина, он никогда не мог скрывать факт того, что плакал, даже если очень этого хотел. Генетика сделала это невозможным. Из-за тонкой кожи он легко краснел, а припухлость вокруг глаз уходила гораздо дольше, чем у большинства людей. Даже если бы Сынмин не проснулся посреди ночи, чтобы сходить в туалет, и не услышал, как в душе шум воды смешан со звуком всхлипов, он бы все равно понял, что произошло. Вчера днем он успешно подавил мысли о том, что виноват в ужасном состоянии друга, потому что Чонин согласился сам и его никто не заставлял, но в три ночи эту битву с самим собой он проиграл, в итоге так и не заснув. Что и привело его к очередной неудачной попытке сделать красивый яичный сэндвич. Сынмин всегда был уверен в своем решении в вопросе сотрудничества с кланами, когда они бы обратились к ним. У Чонина в этом вопросе слишком много личных чувств. Высокая эмоциональная вовлеченность мешает оценивать ситуацию здраво. Поэтому роль рацио Сынмин с легкостью взял на себя. И хотя он все еще уверен, что так правильно и оно того стоит, но это не ему давят на незажившие раны на сердце, открывая их снова, сдирая корку и выпуская кровь. Он напоминает себе, что это их самый быстрый и надежный способ помочь Чонину промыть раны, убрав загрязнения, оставленные прошлым, остановить кровь, наложить бинт и наконец-то вылечить так, чтобы они окончательно затянулись, оставив после себя только незаметную белую линию. Возможно, в обозримом будущем ему снова придется побыть кулинаром. По крайней мере, тогда есть вероятность наконец научиться переворачивать омлет одним разом и полностью. Чонин смотрит на тарелку на столе, сдвигая брови у переносицы. Как только его взгляд с еды начинает перемещаться на Сынмина, тот находит пейзаж за окном слишком красивым, чтобы обращать внимание на что-либо еще. Чистое и светлое небо сегодня и правда прекрасно. — За что ты извиняешься? Если бы Чонин сейчас приставил к его виску дуло пистолета, Сынмин все равно не смог бы ответить. Наверное, потому что знал бы, что звук выстрела не прозвучит, молчи он хоть час. — Мини, тебе не за что извиняться, — мягким голосом продолжает Чонин. — Если кто-то из нас и должен это делать, то только я, — тихо продолжает он, а шум улицы делает последние слова едва слышимыми. Очередь Сынмина посмотреть на того, кто теперь находит содержимое тарелки перед ним гораздо интереснее всего остального. — Что? У него есть подозрения, почему друг так сказал, но он уже давно понял, что сначала надо добиться слов от самого человека, прежде чем придумывать за него. Чонин на секунду закусывает внутреннюю поверхность щеки и снова ее отпускает, чтобы ответить. — Даже с первыми заказчиками я не вел переговоры так ужасно. Значит, Сынмин угадал верно. Чонин рассказал ему, что произошло вчера, как только он убедился, что с телефоном все в порядке и никакой прослушки или передачи геолокации не установлено. И это удивительно. Зачем преступникам вести себя так по-джентельменски? Может, этот Хенджин понимал, что Чонин не дурак и проверит телефон, или хочет завоевать его доверие. Тогда Сынмин не понимает, почему они не встретились в более приятном месте, чем склад, и тем более, не вели переговоры на равных, без веревок. По крайней мере, из всего рассказанного и их преследования последний месяц, Сынмин хорошо понял, что это дело для Осонг Па и правда важное. И это чуть ли не подарок с небес. Он и не надеялся, что им в ближайшие, как минимум, пару лет смогут заказать что-то достаточно важное, чтобы они вместо оплаты попросили найти информацию. Поэтому они даже не сразу догадались, что преследуют их не для того, чтобы завербовать или отомстить за недавнюю кражу по заказу, как выяснилось, их же господина. Чонин был уверен, что причины именно такие, и сразу сбегал. Тогда Сынмин снова стал голосом разума. Для мести за какие-то часы попытки поговорить были слишком цивилизованные. Не попытались убить на месте, значит, дело не в этом. Для вербовки Чонин с его репутацией им совсем не подходил. Значит, это что-то третье. К счастью, предложили им, по мнению Сынмина, джекпот. Убить двух зайцев одновременно. И он верит, что Чонин это тоже прекрасно понимает. Но Сынмин также понимает, каким изматывающим был вчерашний день для друга. — Знаешь, я ни разу не общался с ними, но уверен, что и я бы не смог адекватно разговаривать, если бы просидел связанным несколько часов, — голос Сынмина становится все более возмущенным. — Честно говоря, на твоем месте я бы даже не сказал, что подумаю, а просто плюнул бы ему в лицо. Чонин из-за смеха давится сэндвичем, который он уже успел надкусить и начал пережевывать. — Я хотел так сделать, но он далеко стоял, — наигранно сердито говорит он, как только проглатывает еду. — Хороший повод, чтобы встретиться снова и в этот раз довести дело до конца. Сынмин старается говорить как бы в шутку, потому что он не знает точно, готов ли Чонин сейчас обсудить с ним, что они будут делать. Хенджин сказал, что будет ждать три дня, поэтому им можно не спешить. Лучше пусть его друг отойдет от пережитых эмоций, чтобы их разговоры не обернулись в итоге чем-то неприятным. Сынмин не представляет, как сильно его задело произошедшее, поэтому не будет давить. Точно не сейчас. — Тоже так думаю, — улыбается Чонин, немного показывая ямочки. — Ты столько раз говорил, что нужно попробовать, и я согласен. Но вчера все пошло не по плану, и из-за этого он вылетел из головы. Я как будто вернулся к изначальной точке, наговорил лишнего, — уголки его губ опускаются в разочаровании. Чонин вздыхает. — Не ожидал, что будет так тяжело. — Ты знаешь мою позицию, но мы всегда можем пойти по другому пути, Йенни. Или попробовать позже снова. Честно говоря, Сынмин не уверен, что вариант не сотрудничать с кланами им доступен после всех попыток найти информацию иными способами. Но они пробовали всего четыре года, три из которых больше были сосредоточены на том, чтобы занять свое место и обзавестись деньгами и связями. Так что один год активных поисков, которые в итоге завели их в тупик собственных принципов, вряд ли сравнится с еще десятками лет жизни. — Нет, я… — Чонин прерывает речь, обдумывая следующие слова. — Хенджин сказал, что может помочь, и я не могу больше ждать. Со временем станет легче, и я привыкну к нему и ко всему этому. Мы столько раз обсуждали и, наконец, приступили к делу, так что глупо останавливаться после первого шага. — Сынмину хочется обнять Чонина за эти слова, но он не будет этого делать. — Тем более, нужно еще раз поговорить с Хенджином, уже нормально. Точно узнать, сможет ли он вообще помочь. Если не он, то кто еще? Но я ему все равно не доверяю. — Ты и не должен. Он проверял тебя, теперь твоя очередь проверить его. — Вот именно. Поэтому подождем, что скажет Джисон, а потом я отвечу. — Мне интересно узнать, что Джи скажет про наркотик. Мне не очень нравится перспектива появления нового товара на рынке. Сынмину вообще не нравится, что наркотики существуют, но это правда жизни, с которой он с трудом, но мирится. Новость о возможном более сильном товаре ударила ему по ребрам так, что он до сих пор пытается рваным дыханием добрать воздух. Непонятно, как новый наркотик будет действовать в долгосрочной перспективе на человека, не говоря уже о способах лечения зависимости. Они все привыкли, что на их рынке в ходу мет, героин и кокаин. Сынмин знает о них от и до: как действуют, психологические и физические последствия, что делать при передозе, как возможно вылечиться от зависимости. Эта информация успокаивала его, а теперь он снова ощущает себя маленьким мальчиком, который не понимает, как устроен этот мир, и почему взрослым так нравится принимать то, что доставляет им боли больше, чем удовольствия. И не только им, но и их близким. — С трудом верю, что Хянкум Па могли бы это сделать, — говорит Чонин и снова кусает сэндвич. — Им нужна пара хороших мозгов, а на разработку сил и денег хватит, — пытается как можно более равнодушно сказать Сынмин. Аппетит пропал, поэтому он двигает свою тарелку в сторону друга, который почти закончил есть. — Кто знает, может, они пытались создать его уже десятилетиями и наконец-то получилось. Чонин берет второй сэндвич без вопросов. — Надо будет спросить, с чего Хенджин решил, что он существует. Может, вероятность невысока, раз он взял на это дело кого-то не из своего клана. — Я тоже об этом думал. Надеюсь, так и будет. В лучшем случае, никакого наркотика они в итоге не найдут, зато получат всю нужную информацию. Сынмин привык рассматривать все варианты, особое внимание уделяя тем, которые могут обернуться самыми большими проблемами. Но в этот раз ему отчаянно не хочется думать о том, что будет в худшем случае. Даже если это правда, то тогда у него есть еще одна причина, по которой он будет рад, когда Чонин согласится на эту работу. Если хочешь сделать все хорошо — сделай сам, а не надейся на других.***
Силуэты людей меняют цвет с пурпурного на фиолетовый, а затем на синий и зеленый. Кто-то поднял руки вверх, отдаваясь музыке полностью, кто-то танцует настолько неуемно и развязно, что задевает других. Правда, стоит лишь попытаться передвинуть тело на пару сантиметров, и уже с кем-то столкнешься. Места мало, но никому нет до этого дела. Чонин смотрит на происходящее с нахмуренным лицом. Он не любит прикосновения, особенно от незнакомых людей, но в клубах эта нелюбовь отходит на второй план, скрывается в темноте помещения, ослабляя свою хватку. Чтобы потом снова вернуться, как только он поднимется наверх, на улицу, возвращаясь в привычный мир. Обычно он присоединился бы, затерялся в потоке людей, став одним из обезличенных тел. Отпускать себя так, забывая об ответственности, приятно. Найти такое же тело, лицо которого он не вспомнит, и уединиться, чтобы снять напряжение. Но не сегодня. Сегодня он ощущает себя здесь чужаком. Тем самым непьющим другом, который испортит все веселье на празднике. И хотя на его столе мартини, выпитый наполовину, пока он ждет Джисона, расслабленность и веселье все равно не приходят. Он не думает, что это возможно, пока не услышит все, что расскажет ему Джи. Что-то внутри подсказывает, что от новостей электрическая проводка его нервной системы еще сильнее заискрит от напряжения. Чонин был так погружен в мрачные мысли, что не заметил, как рядом с ним появился человек, пока тот не плюхнулся рядом с ним на кожаный диван, немного просевший под новым весом. — Йенни, — приветствует его Джисон ухмылкой и напитком в поднятой на уровне головы руке, вторая в это время сжимает спинку дивана. Он сидит, развернув тело к Чонину. Одна нога на диване, согнута в колене, другая стоит на полу. Джисон салютует бокалом в сторону Чонина, который только-только выходит из головы и возвращается обратно в тело, из-за чего он медленнее обычного берет свой бокал и чокается с парнем. Они вместе делают глоток, Чонин — совсем немного, только чтобы поддержать, но Джисон выпивает треть джин тоника залпом и выдыхает в наслаждении. — Как давно я тебя не видел, — говорит он, пока улыбка на его лице становится еще больше, создавая морщинки у глаз. Чонин молится, чтобы он сейчас не начал его обнимать, или, что еще более вероятно, лезть с поцелуем. У Джисона какая-то странная мания. Парень уверен, что когда-нибудь у него получится застать его врасплох, чтобы оставить смачный влажный след на щеке. При мысли об этом Чонин немного отклоняет спину назад, но второго это не смущает. — Так сильно по мне соскучился, что пришел в клуб? — Джисон действительно начинает наклоняться вперед и кладет ладонь на грудь, в область сердца. Чонин хочет напомнить, что это он сам позвал его поговорить лично. — Я глубоко тронут. — Эй-эй, — повышает голос Чонин и выставляет руку, чтобы остановить тело, которое неумолимо приближается. Но ее перехватывают, переплетая пальцы, и начинают приближать к чужим губам. — Отпусти! Прикладывая все силы, чтобы вырвать ладонь из хватки, Чонину удается освободить ее и опустить обратно на гладкую кожу дивана. Он смотрит на руку так, будто вырвал ее из капкана, который еще чуть-чуть и закрылся бы, поймав его. Сначала он слышит смех, который по громкости сравнялся с музыкой, что заставляет его повернуть голову обратно в сторону собеседника. Затем он видит, как вместо глаз у Джисона теперь только две щелочки, а улыбка занимает пол-лица. Бокал в его руке шатается, но алкоголь не расплескивается по полу. Чонин не выдерживает и тоже начинает смеяться. Не так громко, но достаточно, чтобы веселье расслабило его, сняв часть невидимой тяжести с плеч. Он никогда не видел, как Джисон ведет дела с другими, но почему-то Чонин уверен, что тот к каждому умеет подобрать ключик, чтобы втереться в доверие. Достаточно, чтобы не показать себя угрозой, но не настолько, чтобы перейти черту между работой и чем-то более личным, оставляя уважение во главе. Не сделай он так, его бы просто использовали. Чонин уверен, в этом и весь невероятный секрет того, как молодому парню так быстро удалось занять прочное положение и обрести хорошую репутацию. Кто-то скажет, что за это нужно еще сказать спасибо деньгам его родителей. Но будь дело только в них, любой богатенький отпрыск мог бы быть информатором, однако это не так. Как минимум, потому что гордость не позволила бы терпеть порой не самое лучшее отношение к себе. Джисон не просто чувствует настроение собеседника или атмосферу помещения с группой людей, но и знает, как действовать так, чтобы в этом положении вызвать нужную реакцию. Когда быть незаметным, а когда уверенно появиться. С кем сойтись ближе, потому что человек позволит, а с кем лучше держать отношения холодными ради обоюдного удобства. Иногда Чонин думает, нужно ли ему принимать за оскорбление то, как быстро Джисон решил, что он выглядит недостаточно серьезно, чтобы держать их отношения на уровне рукопожатия. Вместо этого его атакуют шутками и признаниями в якобы чувствах со дня их знакомства. Взвинченный тем, что Сынмин постоянно поднимал тему того, что им стоит всерьез рассмотреть работу с кланами, и в равной степени обремененный чувством вины из-за того, что поднял голос на друга, Чонин решил, что ему пора кое-что сделать. Эти мысли уже были, но в каком-то охлажденном состоянии. Как вода в кастрюле, поставленной на плиту, температура конфорки которой на слишком низком уровне, чтобы хоть что-то нагреть. Намеки Сынмина стали повышать градус, подогревая воду, а их последний спор стал тем, что наконец смогло ее вскипятить. Так и эти мысли забурлили в голове и поднялись на поверхность достаточно, чтобы он хоть что-то с ними сделал. В их стране существует далеко не один десяток кланов. Не ошибкой ли тогда будет проецировать свою трагедию на всю мафию, когда в подрыве здания виноват только один клан? Да, это не отменяет чувств Чонина к организованным преступным группировкам в целом. Но неприязнь не так туманит разум, как праведный гнев. И когда с ходом времени становилось понятно, что они никогда не найдут виновных без помощи главных фигур в их криминальном мире, пришлось начать мыслить более рационально. Для начала нужно было узнать, над каким кланом следует занести дамоклов меч, а с какими можно, хотя бы в теории, рассмотреть вариант будущего сотрудничества. Потребность в более глубокой информации, которая касалась еще и прошлого, привела Чонина к поиску хорошего информатора. Не говоря о том, что им когда-то пришлось бы перестать полагаться только на навык Сынмина узнавать все нужное с помощью ноутбука. Особенно в отношении мафии, в которой действуют консервативные правила обсуждать все лично и хранить информацию в бумажном виде в архиве. А также у крупных кланов достаточно денег, чтобы нанять тех, кто обеспечит хорошую техническую безопасность. Так несколько разговоров с заказчиками в конце концов дали ему имя и место: “J.One”, клуб “Starboy”. Чонину понадобилось пять часов, чтобы остыть после накаленного разговора с Сынмином, чтобы наконец-то дойти до клуба вечером. Подсвеченная неоновыми синими лентами лестница вниз. Стены, где друг на друге слоев граффити и рисунков, явно оставленных посетителями, столько, что все давно превратилось в один узор, который сложно понять еще и из-за слабого освещения. Стоит спуститься, как над темной металлической дверью ярко красным горит вывеска: “we don’t pray for love, we just pray for cars”. Когда толкаешь дверь, взгляд сразу натыкается на неоновый алый крест, занимающий четверть стены напротив от входа. А на его фоне видны силуэты диджея и толпы людей, танцующих под его треки, как змея под звуки флейты своего очарователя. Чонин и правда был очарован, но цель визита была иной. Ему сказали, что нужно найти бармена и через пару минут разговора сказать: “Сто шестьдесят на спидометре приближает меня к богу”. После этого, если повезет, Джи Ван встретится с тобой через какое-то время, останется только ждать за одним из столиков на втором этаже, откуда откроется вид на весь танцпол. Если же нет, то бармен скажет прийти завтра или в другой конкретный день. Ему повезло. Но понял Чонин это не сразу. Сначала показалось, что на его несчастье к нему прилепился какой-то странный парень. Пушистые кудрявые волосы каштанового цвета, лоб открыт, но по бокам челка залезает на уровень глаз. Облегающая черная водолазка и свободные темные брюки с ремнем, на котором крупными буквами написано “VERSACE” несколько раз. На шее цепь с крестом, который висит чуть ниже солнечного сплетения. Чонину он бы даже понравился, если бы его вид он успел внимательно оценить до того, как парень открыл рот. — Эй, чего такой грустный? Хуй сосал невкусный? Тогда Чонин подумал, что его заказчики решили над ним коллективно приколоться. Маловероятно, но как иначе это назвать? Может, им было смешно, что какой-то юный парень с улицы, да еще и с небольшим, хоть и похвальным опытом в криминале, пытается лезть туда, куда не нужно. Поэтому они решили уберечь его от потенциального вреда, сказав имя какого-то шута, а не крутого информатора. К сожалению, этот парень оказался именно тем, кто ему был нужен. После пятиминутного стендапа, включавшего в себя еще пару таких же ужасных панчлайнов с закосом на флирт, который Чонин даже не мог прокомментировать (он был ошеломлен раз, рот комика не закрывался два), Джисон резко сменил тактику и перешел к делу, объясняя, кто он, и спрашивая, какая информация нужна. Из-за контраста смены настроения Чонин первое время все еще молчал, а затем торопливо объяснял ситуацию: что ему уже известно, а что как раз и нужно узнать. Джи внимательно слушал его, не перебивая. — Интересно, но задача не из легких. Что ты можешь предложить взамен? — Я… — Чонин сглатывает от волнения. — Я не знаю, какие у тебя расценки. — Скажу честно. Ты не выглядишь как тот, чей кошелек меня может заинтересовать. Придумай что-нибудь другое. — Я могу попасть туда, куда многим закрыт доступ. Могу украсть что-то важное, — Чонин торопливо перечисляет, боясь, что ему откажут. — Ты можешь дать мне задание, заплатив информацией. — Нет, — он даже качает головой из стороны в сторону. Внутри Чонина все обрывается. — Нет? Но… — Это невыгодно. Если ты правда сумел выкрасть информацию из полицейского архива, то мне не хочется отпускать тебя после одного раза. Понимаешь, о чем я? Чонин, если честно, не понимает. Он уверен, у этого парня достаточно связей в полиции. — Ты хочешь, чтобы я на тебя работал? Тогда нет. — Не совсем работал, — он смотрит Чонину прямо в глаза и говорит, понижая тон. — Я не буду давать тебе заказы. Ты просто будет продолжать делать свое дело, а когда узнаешь что-то интересное, то расскажешь мне. Так они и договорились. И сразу после он попался ловушку. Почему-то Джисон решил, что Чонин — именно тот человек, кому нужны советы для успеха в личной жизни. — На сколько я выгляжу? — спрашивает Джисон, выпрямляя спину и поворачивая голову, показывая лицо с разных сторон. Чонин не знает, зачем ему это, но удачная договоренность расслабила его достаточно, чтобы поддержать беседу дальше. Как будто бы ему бы дали выбор поступить иначе. — Двадцать, — он прикидывает в голове разные цифры и в итоге решает, — три? — Нет, я имел ввиду другое. — Джисон отвечает наигранно возмущенно. А может, он и правда возмущен. — По десятибалльной шкале, на сколько я выгляжу? — Семь? — неуверенно говорит Чонин и надеется, что никого не оскорбил. Этот парень выглядит как тот, кто за такое может и разорвать их сделку. Но семь и правда достаточно высоко. И дело не столько во внешности, сколько в характере и шутках Джисона. Его слишком… много для Чонина. Такое не в его вкусе. — Тебе нужно снизить стандарты, — Джисон не выглядит обиженным. — Если я выгляжу на семь, то ты так никогда никого не найдешь. — Почему это? — Потому что спать можно с теми, кто выше семи. А влюбляться только в тех, кто выше восьми с половиной. Это правило. Если мы будем с тобой теперь дружить, значит, ты должен следовать этому правилу, понял? Чонин по-детски хотел возразить, что дружить он ни с кем не собирается, но что-то ему тогда подсказало, что такого парня как Джи это вообще не волнует. С таким характером его бы хватило на то, чтобы дружить за них двоих. Так и получилось. Джисон стал вторым после Сынмина, кто смог пробраться в его сердце после смерти матери. Получилось у него это не только благодаря природному обаянию, но и тому, что он действительно сдержал свое слово и узнал все необходимое. Причем достаточно быстро. Сынмин тогда сказал, что Джисон откровенно блефовал, чтобы набить себе цену. И что, возможно, он давно хотел кого-то вроде Чонина в свой капитал связей. Может, так и есть. Для Чонина это неважно. Важно то, что Джисон смог помочь. Проблема изначально была не только в том, что полиция подозрительно быстро закрыла дело. Все, кто был причастен из правоохранительных органов, исчезли. Кто-то умер, кто-то подал в отставку и пропал. Скорее всего, тоже мертвы. Если бы Чонин раньше сомневался, что утечка была липовой, то после того, как они с Сынмином обнаружили, что им не с кем встретиться из полиции, чтобы собрать информацию, все стало яснее чистого летнего неба. Попытки выкрасть информацию из полицейского архива тоже ни к чему не привели. Чонин тогда был так опустошен, что не мог нормально есть пару недель. Ему казалось, что хоть что-то они найдут благодаря полиции. Тогда он понял, что слишком верил в честность и доблесть тех, кто поклялся служить закону. Ошибочное умозаключение, доставшее в наследство от мамы. Именно после этого Сынмин впервые озвучил мысль о том, что информация будет только у кланов. Чонин не хотел в это верить, поэтому его последней надеждой были информаторы вроде Джисона, которые смогли бы рассказать больше. В их случае, больше чем ничего считалось уже весомым. В идеале, чтобы он узнал достаточно, и месть в его голове обрела более четкий облик, превратилась из эфемерного образа в реальное имя. На второй встрече с Джи он узнал нужное слово. Хянкум Па. Именно этот клан был виновен в подрыве здания. Но Чонин узнал еще больше. В тот день должны были судить людей из верхушки Осонг Па, которые были слишком важны, чтобы Хван Минхек позволил им сесть за решетку. Их главный конкурент это понимал. Для одних это было лучшее время добиться свободы для своих людей, поскольку забрать их из тюрьмы стало бы уже гораздо более сложной задачей. Для других это была замечательная возможность ударить врага в уязвимое место, которой нельзя пренебречь. Чонин до сих пор не знает, что тогда бы сделали Осонг Па. Может, они бы тоже убили его маму, а может, нет. Наверное, так никогда и не узнает. Скорее всего Хенджин не сможет помочь, вряд ли его посвящали тогда в дела, а его отец, который мог бы ответить, мертв. И времени прошло достаточно, ответственные за операцию могут быть уже в могиле. Чонин не хочет думать о том, что и ответственные за взрыв из Хянкум Па давно мертвы. Прошло не так много, семь лет, кто-то точно выжил. Как минимум, действующий тогда господин клана продолжает жить и управлять своими людьми до сих пор. И хотя Джисон не смог сказать ему конкретных имен, он помог ослабить паранойю Чонина из-за того, что он не может даже подумать о сотрудничестве с мафией, пока не знает, какой из кланов стоит за случившимся. После полученной информации можно было сказать Сынмину, что он с ним согласен. Сам об этом думал, особенно, когда поиски в полиции не дали даже ниточки, за которую можно было потянуть, чтобы размотать узел неизвестности, который мучал его с тринадцати лет. Знакомство с Джисоном помогло Чонину в итоге нащупать эту крепкую нить, которая поможет выбраться из лабиринта обратно. И теперь он надеется, что друг поможет ему пройти еще дальше. Чонин смотрит на Джисона, который только-только отсмеялся и успокоился после очередной попытки его поцеловать. Можно переходить к делу, на "приятную беседу до..." сегодня нет ни желания, ни терпения, ни настроения. — Ну как? Получилось что-то узнать? Что ему всегда импонировало в друге, так это то, как быстро он умеет переключиться. Никогда не скажешь, что меньше минуты назад Джисон заливался смехом, потому что теперь его лицо стало чем-то между серьезностью и сочувствием, как будто он должен сообщить, что Чонину осталось жить не больше полугода. Теперь сердце бьется еще сильнее и тревожнее. — Времени было немного, но я кое-что нашел, — вздыхает Джисон. — Я… даже говорить не хочу. У меня есть фотографии, но это зрелище не из приятных, сразу предупреждаю. Он достает из кармана брюк телефон. Загоревшийся экран освещает его нахмуренные брови и поджатые губы. Чонин внутренне готовиться к тому, что не будет сегодня ужинать. Он не любит смотреть на торчков и на мертвецов, и, тем более, на комбо этих двух. Ему сразу кажется, что все происходит в этот же момент и с его телом. Гнилые зубы, ужасная сухая кожа, покрытая язвами, сильная худоба. Если то, что сейчас он увидит, будет хуже… Телефон поворачивают в его сторону, и Чонину хочется куда-нибудь убежать. Закрыть глаза руками и выкинуть из голову то, что он увидел. Это не выглядит как последствия от наркотиков. Больше похоже на то, что в мире появились монстры-паразиты, которые поедают человека изнутри, делая из него что-то похожее на зомби. Самая близкая ассоциация, что пронеслась у него в голове. Но зомби существуют только в книгах или фильмах, а фотографии, которые показывает Джисон, не выглядят как фотошоп. К сожалению. На фото что-то похожее на крупного мужчину средних лет. Его лица не разглядеть, но это и не так важно. Главное здесь — его предплечье, которое лишено кожи. Вместо нее что-то красного цвета с темными пятнами, которые выели весь эпидермис, открыв вид на мышцу. Как будто его покусало очень злое животное, оторвав несколько кусков ткани кожи, из-за чего со временем еще пошла и инфекция, которая вызвала гноение. Чонин даже не замечает, как задержал дыхание, как будто запах разложившейся плоти передается через экран. Джисон убирает телефон обратно в карман. Можно выдохнуть. Чонин берет свой бокал и делает глоток мартини, чтобы запить послевкусие от увиденного. — Это не наркотик, а орудие убийства. Даже если это он, Осонг Па может не переживать, никто никогда такое не купит. — Сложно сказать. Если эффект будет круче мета, то всем будет глубоко посрать на последствия, — пожимает плечами Джисон, наклоняя голову вбок в задумчивости. — Может, они пока не очень удачно тестируют его и соответственно корректируют, чтобы таких проблем не было. — И оставляют своих подопытных крыс прямо на улице? — Не на улице. Я узнал об этом, только потому что нашел убитого горем человека, который сказал, что его друг за месяц стал похож на ходячий труп, а потом его люди обнаружили этого друга мертвым. — Может, наркотики здесь вообще ни при чем? Чонин, конечно, совсем не эксперт в вопросах болезней и медицины, но гангрены бывают не только от, предположительно, новых наркотиков. — Не существует такой болезни, которая за месяц превратит человека в это. Проводили экспертизу, в крови обнаружены опиаты, но это точно не мет или что-то известное. И есть еще кое-что. Угадаешь, из какого клана мужчина? — Осонг Па? — Бинго. Не удалось узнать больше, но мое предположение, что это послание от Хянкум Па. Но лучше спроси у своего Хенджина, как такое могло произойти, — если раньше Джисон звучал ровно, то теперь в его голосе возмущение с нотками осуждения. — Мне не нравится то, что он не сказал тебе об этом. Еще бы Хенджин успел хоть что-то сказать, когда Чонин сразу взъелся на него. Заслуженно. — В тот день мы оба не были настроены на диалог, — говорит он и кривится от воспоминания. — Я ему сразу отказал. — И тогда он решил, что не надо рассказывать ту информацию, что может тебя отпугнуть? — язвительно отвечает Джисон и делает глоток из бокала. — Звучит отчаянно. Чонин не будет говорить, что он тоже отчаянный. И уже давно. Отчаяние Хенджина ему даже на руку. Может, это единственное время, когда он будет готов сделать все, чтобы потом ему помочь. Хенджин и в первый раз не дал ему особо много информации. Теперь Чонин знает, что это была проверка. Может, он все еще на каком-то испытательном сроке. Чонин понимает, он бы тоже никому не доверял. Он много раз прокручивал их разговор в голове, смотрел на него теперь без грозящей прорваться наружу паники. Хенджин был слишком нетерпеливым, хоть и не подавал вида. Чонин бы даже не понял, если бы не знал его до этого. Может, дело вообще в другом, и он раздражен делами в клане. Или просто встал не с той ноги. И все же сам факт того, что он резко перешел на ответное предложение о помощи сразу после того, как дал ему минимальную информацию о деле, настораживает. — Не буду его оправдывать, но спрошу об этом. — Йенни, — голос Джисона становится более серьезным, таким, каким друзья пытаются донести, что возвращаться к бывшему — плохая идея. — Это, конечно, не мое дело, но, учитывая это и обстановку в Осонг Па, может, тебе стоит поискать помощи в другом месте? — Да? — с придыханием из-за раздражения риторически спрашивает Чонин. — Есть варианты? — Дай мне время, и я бы мог что-то… — Джисон, — Чонин обрывает его, не давая договорить, потому что это все глупости. — Прошел год. Я сомневаюсь, что ты еще не сделал все, что мог. — Всегда есть другой выход. Из всех людей, Чонин меньше всего ожидал, что именно Джи будет его отговаривать. Хотя из каких всех, если у него только два друга. Они как ангел и демон на его плечах, и каждый хочет утянуть на свою сторону. Один — активно пропагандирует идею, что без помощи клана им не обойтись, другой же считает, что и без них можно справиться. — Может, ты прав. Да, можно подождать еще годик, и еще несколько. Но я боюсь, что, если мы вообще найден виновных, к тому времени их убьет кто-то или что-то другое. Враги, болезнь, найдет полиция, без разницы. И что тогда? — Тогда, может быть, ты заживешь более радостной жизнью, — на пол тона тише говорит Джисон, как будто хочет и не хочет одновременно, чтобы его услышали. — Это не твое дело, — цедит Чонин ледяным голосом. Скулы сжались, став каменными, а глаза сузились. Он отворачивает голову в сторону толпы силуэтов. Никто не будет указывать ему, как жить. — Прости, Йенни, — мягким голосом говорит Джисон и кладет руку на его плечо. Не хочется признавать, но это действует, и Чонин как можно менее заметно выдыхает, поворачивая голову обратно. — Я просто, — на секунду друг замолкает. — Не хотел бы увидеть на месте этого мужчины тебя. — Ты в меня так веришь, — язвительным тоном говорит Чонин, покачивая головой в стороны. — Дело не в моей вере, — убеждает его Джисон, делая глаза больше и приподнимая брови. Чонин из-за щек друга всегда думает, что в такие моменты тот еще больше похож на хомячка. — Я верю в тебя, ты это знаешь. И всегда буду. Но любой может просчитаться. — Я не просчитаюсь. Чонин не знает почему, но уверен в этом как никогда. Не потому что он за последние дни поднял самооценку, скорее, наоборот. Просто у него нет выбора, кроме как сделать эту работу хорошо. Даже если она будет последней.***
Чонин не может найти себе места. Прошло почти три дня, и ему надо уже просто взять и написать Хенджину. Все очевидно. Конечно, он согласится с ним встретиться снова. Как будто это не было решено еще до их прошлой встречи. Он знал, что скажет Сынмин. Трудно было представить, как друг отговаривает его от сделки, когда сам раньше убеждал: сотрудничать с кланом, который напрямую не причастен к смерти его матери, но при этом был там, а значит, у них и нужно искать информацию — это их самый быстрый, удобный и легкий способ добиться возмездия. Чонин фыркает, вспоминая это. Да уж. Очень легко и удобно. Если бы можно было на время отключить все чувства, так бы и было. Увы, этого переключателя у него нет. Было бы хорошо, потому что ему очень хочется убрать это назойливое чувство, которое он гонит от себя последние дни. Получалось хорошо, пока на первом месте была шоковая боль вспоротой живьем травмы. Он хотя бы привык к горечи этого чувства, изучил его вдоль и поперек. А вот от стыда Чонин отвык. Все их заказчики были для него безликими. Все их лица в итоге соединяются в одно, как если бы на каждую из сотен фотографий поставить прозрачность в пять процентов и наслоить все картинки друг на друга. Получится среднее арифметическое. Базовый портрет. То, что он привык ожидать. Никакой личной связи. Вот это действительно удобно и легко. Хенджин из этого портрета выбивается так же, как выбивается пазл, который по ошибке производителя попал в набор с совершенно другой картинкой и не подходит ни одному другому, как ты ни пытайся их соединить. И это не только из-за внешности. Его слова, интонация, поведение и вся его суть вызывали в Чонине то, что теперь не дает ему спокойно лежать в кровати, заставляя ходить по комнате кругами. Даже вспоминать не хочется, но, раз они снова встретятся, надо как-то переступить через эти чувства. Чонин бьет себя по щекам. Это же надо было, так обосраться на встрече. Уму не постижимо. Он и не думал, что может так плохо работать. Казалось, чем дальше, тем лучше все будет. В свете скверного едкого чувства, которое фоново раздирает все тело эти три дня, из-за чего хотелось вылезти из кожи, кажется, что так непрофессионально он не вел себя даже когда брал первые заказы. Чонин просто не ожидал. Это было настолько личное, глубоко запрятанное, что агрессия заткнула все планы и логику, вырвавшись изо рта. Все же отдернут руку, когда на кровоточащий порез насыпать соли и еще нажать пальцем сверху? Да, Сынмин сказал ему, что в его положении это была естественная реакция. Чонин понимает это, но лишь на поверхности. Если заглянуть чуть поглубже, то сначала будет мысль “зачем я тогда повелся, и сам первый поцеловал”, затем “надо было сдержаться и ответить по плану, а не посылать его как какой-то подросток”, и в конце концов, раскроется главное “а если я не смогу?”. Дело никогда не было в том, что ему нужно подумать. Стоило Хенджину сказать волшебное “я могу тебе помочь”, как положительный ответ на его предложение был автоматически сформирован нейронами мозга и запущен, чтобы дойти словами через рот. Не говоря о том, что до этого он действительно предложил ему работу мечты: разобраться с ненавистным кланом. Может, это не прямая месть, которую он жаждет, но что-то максимально близкое. Все его главные желания сразу в одной сделке. Даже звучало слишком хорошо, чтобы не быть каким-то влажным сном. Все мысли о том, сможет ли он согласиться наконец работать с кланом, были пережеваны в голове сотни раз с тех пор, как Сынмин поднял эту тему. Не говоря уже о последнем месяце, когда нужно было решиться согласиться поговорить с Осонг Па, плюнув на то, что у них сменился господин. Никакое время не будет идеальным. Может, молодая кровь будет более податливой и готовой помочь в их личных целях. Менее опытный, тогда вроде как меньше шанс, что их предадут. Так они с Сынмином и решили, что игра стоит свеч. Чонину сложно признаться, что он просто себя переоценил. Подумал, что это дело не будет отличаться от любого другого заказа. Договорился, сделал, получил деньги. Он серьезно споткнулся уже на первом из трех шагов алгоритма. И это дерьмово. Надо отпустить. Сказать себе, что, да, это задание будет одним из самых сложных, потому что таких серьезных дел им еще не предлагали. Но еще это будет сложно потому, что ему нужно будет еще сильнее давить свои чувства. И надеяться, что в какой-то момент дамбу не прорвет. Хотя бы пусть это будет уже после завершения второго шага алгоритма, где он все сделал. И все же. Зря он тогда первым поцеловал Хенджина. Один приятный, ладно, очень приятный вечер, но теперь цена за него — постоянные муки совести. А им еще придется встретиться не раз. Чонин глубоко вдыхает, раскрывая грудную клетку настолько, насколько возможно и шумно выдыхает. Надо просто взять и сделать. Это как сорвать пластырь. Медлить — делать себе только хуже. Телефон для связи с Хенджином лежит на столе и забирает на себя все внимание. Чем больше Чонин смотрит на него, тем больше кажется, что черный железный прямоугольник увеличивается в размерах, становясь все ближе к нему. Это просто смешно. Он ведет себя, как закомплексованная девочка, которая боится написать своему объекту любви, потому что он самый популярный парень в школе и точно ее пошлет. Но она, конечно же, в глубине души все равно надеется на ответное признание. Только Хван Хенджин — не его объект любви. Новоиспеченный господин Осонг Па — его лазейка в мир мафии. Чонин узнает все, что ему нужно, найдет и накажет виновных в смерти матери, и уйдет. С этими мыслями в два быстрых шага он сокращает расстояние между собой и письменным столом, берет телефон и замирает. И что писать? “Давай встретимся”. Стирает. Слишком неформально, как будто они друзья и хотят прогуляться вместе. “Нам нужно встретиться”. И этот текст исчезает. Как будто он здесь в положении просящего на коленях, но при этом пытается указывать. Нет. “Я готов встретиться”. Да. Он готов, он изъявил свое желание. Этого Хенджин и ждет. Нормально. Чонин отправляет сообщение, ждет, когда доставка подтвердится и только сейчас слышит, с какой высокой скоростью стучит сердце. Почему-то это ощущается как один из самых сюрреалистичных моментов в его жизни.