Мне доверься, лишь мне, Растворись в сладком сне, Спи спокойно со мной, Слушай лишь голос мой.
Голос наложницы султана был низким и надтреснутым, она почти шептала слова своей колдовской песни и неотрывно следила за Азирафелем, за его реакцией. Ангел мог бы поклясться, что её глаза под вуалью сверкали диким, необузданным огнём, но гнал от себя эту мысль. Столетия спустя в подобном стиле будут петь роковые красотки в заставках к фильмам про Джеймса Бонда. И, возможно, сейчас Азирафель мог бы вообразить себя агентом оо7, если бы романы о нём уже были написаны. Но тогда это была бы совсем другая история. Ангела бросило в жар. Он почувствовал, как его щёки вспыхнули. Не то от вина, не то от духоты. Красавица пела не по-арабски — по-английски. Это было удивительно и почти интимно. Саладин не понимал северного наречия, хотя, как отметил про себя Азирафель, вполне сносно для сарацина изъяснялся на лингва франка. Выходит, песня предназначалась ему одному.В серебристом тумане Исчезает испуг, Чувствам навстречу Плыви в этот вечер, мой друг.
И ангел поплыл. Чувственный шёпот и гибкое тело приковывали к себе внимание, завладевали разумом и лишали воли. Азирафелю стало казаться, что его сердце стучит в такт барабанам, то ускоряясь, то пропуская удары.Просто будь сам собой, Примиряясь с судьбой: Соблазнять, искушать, Стану я не спеша.
Танцовщица приблизилась вплотную к ангелу и, хищно улыбнувшись, протянула ему появившееся из ниоткуда… яблоко. Спелое, краснобокое, отливающее в неярком свете фонарей кровавым. Азирафель протянул было руку, но красавица легонько ударила его по кисти и поднесла плод ближе к его губам. Азирафель против своей воли приоткрыл рот и надкусил плод. Совсем как Адам когда-то. Кисло-сладкий сок брызнул во все стороны, и крошечная капля потекла по его подбородку и вниз.Мне доверься, лишь мне, Растворись в сладком сне…
Наложница пристально следила за дорожкой, которую прокладывала себе злополучная капля, и Азирафель ещё больше смутился и неловко смахнул её рукой. Танцовщица поиграла бровями и, кажется, усмехнулась. И эта усмешка отозвалась в сознании ангела знакомыми нотами. Он узнал бы её из миллионов других на всём белом свете. Азирафель открыл было рот, чтобы позвать её по имени, но Саладин снова хлопнул в ладоши, — и наваждение исчезло, уступив место усердным слугам с новой сменой блюд. — Сэр Азирафель, Вам нездоровится? — насмешливо поинтересовался султан. Только теперь ангел осознал, насколько сильно горит его лицо. Должно быть, оно сейчас алеет, как кресты на плащах тамплиеров. Отчего так настойчиво хочется нырнуть с головой в море, чтобы остыть хотя бы самую малость? — Возможно, это из-за яблок. С местными поставщиками нужно держать ухо востро, — словно в ответ на его мысли, сказал Саладин, сощурился и, кажется, подмигнул? — Пожалуй, я устал с дороги, — попытался оправдаться Азирафель. — В таком случае Вас проводят в Ваши покои. Шевар, — Саладин подозвал к себе евнуха, обменялся с ним несколькими мимолётными жестами и продолжил: — Проводи нашего гостя. И евнух покорно склонился перед Азирафелем в ожидании, когда господин изволит встать и проследовать за ним.***
«В пустыне нельзя встретить друга», — гласит арабская пословица. Ах, как порой ошибается мудрость, даже восточная, даже многовековая. Пока слуга вёл его к месту его ночлега, Азирафель всё пытался понять, не показалось ли ему. Что, если он ошибся? Возможно, действительно перегрелся на солнце, с этими человеческими оболочками постоянно случаются какие-то недоразумения. Неделей ранее он вообще чуть не потерял своё бренное тело из-за досадной неосмотрительности. Кто же мог предположить, что рыцари Ордена Храма принимают «ванны» практически в полном облачении да ещё и у всех на виду, окунаясь в реку среди бела дня? Кажется, в последний раз ангел занимался подобным в термах Каракаллы приблизительно тысячу лет назад, и тогда его обрезанный пенис никого не удивлял и уж тем более не приводил в бешенство. Но Азирафель не был бы Азирафелем, если бы стал следовать моде, пусть даже это никогда не будет выставлено напоказ. Раз и навсегда заведённое правило он ценил выше любых преимуществ, которые сулило следование меняющимся нормам. Людские предпочтения скоротечны — ангел же постоянен в своих привычках и привязанностях. Это несколько пугало. Пугало то, что Азирафель не был в состоянии отказать демону ни в одной просьбе. Для себя он объяснял это действием соглашения. Да, именно так, со строчной буквы, ведь оно ничего не значит, верно? Никаких документов, никаких подписей, никаких свидетелей, только устная договорённость, которой всего-то около полутора столетий. Ещё неизвестно, сколько она продержится. Демоны, в отличие от ангелов, постоянством не отличаются. Тогда что заставляло Азирафеля раз за разом бежать по первому зову, протягивать руку помощи и, что самое неприятное, включаться в каждую историю эмоционально? — Мы пришли, господин, — обратился к нему провожатый, пропуская гостя вперёд. — Благодарю, Шевар, — ангел сдержанно улыбнулся и вошёл внутрь. Посреди отведённых ему покоев располагалось широкое ложе со множеством пёстрых подушек и покрывал, а у изножья стояла огромная чаша с фруктами и кувшин вина. Оставшись в одиночестве, Азирафель подошёл к вороху одеял, приподнял одно и обратился к тому, кто под ним скрывался: — Может, теперь объяснишь, что происходит? Перед ним самым нахальным образом (хорошо, хорошо, в самой соблазнительной позе) развалился демон. Теперь на нём не было накидки, и медные локоны водопадом рассыпались по постели. Брови вразлёт, тонкий хищный нос и широкая улыбка — всё это было и знакомо, и одновременно совершенно ново. А бесстыдная одежда из газа совсем не оставляла простора воображению, хотя тысячу лет назад ангел имел возможность (и удовольствие, давайте будем честны хотя бы сами с собой) наблюдать его совсем без одежды в тех же термах, но только в мужском обличии. — Я тоже рад тебя видеть, — Кроули сверкнул зубами и приподнялся на локте. — Присоединяйся. Ангел присел на край ложа и чинно сложил руки на коленях. Он изо всех сил старался не смотреть на Кроули, переводя взгляд с переплетённых пальцев на фрукты и обратно. — Ну? Что произошло? И почему ты выглядишь… так? — Наконец он решился бросить мимолётный взгляд на демона и тут же пожалел об этом: безрукавка сползла с одного плеча Кроули, и ранее хотя бы формально прикрытая грудь обнажилась. — Не нравится? — На лице Кроули отобразилась сложная эмоция, Азирафель не смог её разобрать. — Нет, я этого не говорил. Привыкну. Но ты теперь, ты всегда будешь… таким? Кроули подобрался к нему поближе, переползая через подушки, словно змея, готовая к нападению, и прошипел прямо в лицо: — Послушай, ангел. Если ты не понял, я тут для твоего удовольс-ствия. Видишь ли, всё лучш-шее — гос-стю. Не пали меня, договорились? Хотя бы из вежливости прояви хоть немного заинтерес-сованности. — О, — Азирафель вздрогнул, когда Кроули взял его руку и положил на свою грудь. Под горячей ладонью сосок мгновенно затвердел. Уши ангела вспыхнули по новой, а сердце вспомнило, что оно должно лихорадочно биться в грудной клетке в надежде однажды из неё вырваться. — У меня здесь миссия. Искушаю Саладина. Сейчас ты искушаешь меня, Кроули. Меня, а не султана! Но вместо этого Азирафель спросил: — Разве он, — как это правильно сформулировать? — не вне нашей юрисдикции? — Возможно, вне вашей, но моих это точно не касается. Вернее, как раз наоборот. Поэтому я здесь. Чего только не пробовал. Но он слишком, СЛИШКОМ порядочный ублюдок, ангел. Его даже к прелюбодеянию не склонить. У него в гареме три десятка красоток со всего света. И все, представляешь, ВСЕ — его жёны! — И совсем неслышно добавил: — За нами наблюдают. Хоть и не понимают ни слова, но глаза у них есть. Давай, не будь чурбаном, делай уже что-нибудь. Голос Азирафеля предательски дрогнул: — Что? — Я объяснить тебе должен? — раздражённо выплюнул Кроули. — Желательно. Ты же не думаешь, что я каждый день занимаюсь… чем-нибудь. Ах, чёрт! Ну, конечно, он же ангел, откуда ему знать! Он ведь до сих пор, наверное, полагает, что дети выпиливаются из рёбер умельцами в мастерских. — Ну… Например, обними меня для начала, — настал черёд алеть ушам Кроули. — Ох… обнять… Да, конечно. Азирафель нервно завозился, и его руки неуверенно обхватили Кроули за шею и за талию. Их моментально обдало жаром, будто они коснулись горячего камня в пустыне или раскалённого на солнце металла. Тонкий и изящный Кроули выглядел теперь ещё тоньше и изящнее, как лиана или тростник, но хрупкость эта была обманчива. Ангел и глазом моргнуть не успел, как оказался поваленным навзничь на постель, звонко бряцая всей своей экипировкой, — Кроули над ним лишь неловко хмыкнул, крепко держа его за плечи. Азирафель посмотрел наверх и увидел, что демон смущён не меньше него самого. То, как горели его щёки, было заметно даже в тусклом свете единственной медной лампы, подвешенной к балке на потолке. — Всё в порядке? Не ушибся? Ангел сначала кивнул, потом отрицательно помотал головой, — он и сам не понял, на какой вопрос отвечал. Может, он действительно сильно приложился головой, если по доброй воле оказался в подобном положении. Хотя, согласитесь, сложно удариться головой о десяток подушек. Но что ещё остаётся предполагать, если вы ангел, а прямо на ваших бёдрах в данный момент сидит полуголый демон. — Хорошо, теперь слушай. — Кроули наклонился низко-низко, к самому лицу ангела и продолжил: — Султан послал меня к тебе в качестве развлечения. Знаешь, чего мне стоило добиться этого? — Не представляю, — через силу улыбнулся ангел. — Зря ухмыляешься. Я пообещал сделать доброе дело. — О, ты очень хотел попасть сюда, я вижу. — Улыбка Азирафеля стала чуть шире. Кроули закатил глаза и зло выдохнул прямо ему в лицо: — Чтобы всё получилось, нам нужно… нам придётся заставить их поверить, что ты меня… что я тебе понравился… вилась. — В каком смысле? — В том самом, — отчего-то Кроули вмиг растерял всю свою раздражительность и решимость и теперь выглядел до смешного нелепо и мило. Он упорно отводил глаза, не желая встречаться с Азирафелем взглядом. Ангел постарался унять неуместное сердцебиение и тихим (на самом деле вдруг севшим) голосом ответил: — В таком случае мне, наверное, следует избавиться от всего этого? — Он указал взглядом на свою одежду. — И пока я буду раздеваться, ты мне всё объяснишь, хорошо? И уж тогда я решу, так ли это необходимо. Тебе, кстати, тоже нужно снять лишнее. Азирафель осторожно усадил Кроули рядом, а сам перекатился на край ложа, поднялся и стал снимать с себя плащ, котту, кольчугу. Металл позвякивал — и это страшно нервировало. Кроули не мигая наблюдал за ангелом. По его мнению, особенно восхитительно Азирафель выглядел, когда стягивал с себя кольчужные шоссы. Это было непросто, учитывая особенности конструкции и тот факт, что ангел упрямо отказывался сесть обратно: он снимал облачение, стоя к Кроули вполоборота и аппетитно отставив зад. В голове крутилась одна лишь фраза: «Пошлость, звенящая пошлость». Раздеться тому, кто изначально был почти нагим, не составляло особенного труда. Но внезапно охватившее Кроули смущение сделало его щёки цветом ярче местных яблок. Пожалуй, это был первый раз, когда им приходилось обнажаться друг перед другом наедине в такой интимной обстановке. И от этого кружилась голова и путались мысли. — Видишь ли, здесь так принято. Гостю отдают то, что пришлось ему по душе, — сбивчиво начал свой рассказ Кроули. — И в данный момент за нами шпионят слуги султана. Тебе меня отдадут, если мы сумеем всех убедить в… я не знаю… во внезапно вспыхнувшей страсти. — О! Страсти… разумеется, — Азирафель чуть не упал, пытаясь выпутаться из гамбизона. — Так это ты подменил верительные грамоты? — Да. Я предполагал, что ни Саладин, ни Ричард не согласятся на обмен, поэтому выдумал историю с лихорадкой. — Умно. А как ты узнал, что я в Палестине? — Где же тебе ещё быть? Не у индейцев же. — Действительно. Но почему ты не можешь сам выбраться отсюда? — Перечислить? — Кроули стал загибать пальцы. — У меня не работают чудеса. И я женщина! — Понимаю, — ответил Азирафель, пряча неловкую улыбку. — Теперь ты Прекрасная Дама, заточённая в башню, и тебя должен спасти Рыцарь на белом коне. — Послушай, ангел, — в голосе Кроули прорезались металлические нотки, — я просил тебя не ржать? Начитался своих дурацких романов, добавил он про себя. И кого в этом винить? Сам же и подсунул ему сначала Гальфрида, а после Альберика и Васа. Азирафель долго потешался над псевдоисторическими сюжетами, но, видно, рыцарская тема его захватила. — Извини, даже не думал, — тихо ответил ангел. — То-то. Я застрял в этом чёртовом теле и в этом чёртовом гареме. — Так ты одна… один из его жён? — Азирафель, казалось, сам удивился тому, что произнёс. — Ну, технически это не совсем так. У нас с ним… ничего такого, о чём ты подумал. На несколько мгновений повисла тишина. — Очередь не дошла? — ангел попытался подпустить ехидства в голос, чтобы хоть как-то скрыть своё волнение и то ликование, которое нежданно-негаданно обрушилось на него, когда он осознал, что у Кроули и Саладина не было близости. Да о чём он вообще думает? Какое его дело? Кроули одарил его таким взглядом, от которого смертный сразу отправился бы в Ад. — Слушай, тебя это не касается. Я только хочу выбраться отсюда поскорее. Думаешь, легко отбиваться от распускающих руки евнухов, когда ты человеческая женщина? Кроули вскинул голову и дерзко посмотрел на ангела, но тут же пожалел об этом: Азирафель стоял перед ним в одной белоснежной камизе, даже подштанники снял. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке и в нерешительности кусал губы. — Так что, поможешь? Ангел мельком взглянул на Кроули — и понял, что пропал. В золотистых глазах плескалось бескрайнее песчаное море Палестины. Алые губы манили сильнее родника в оазисе посреди пустыни. Азирафель задушенно хихикнул, глядя себе под ноги: — По всей видимости, ситуация действительно патовая. У Кроули пересохло в горле: — Определённо. — И другого выхода просто нет? — Нет. — Тогда начнём? — Пожалуй. Азирафель вернулся в гнездо из подушек и одеял и замер. Кроули метнул взгляд в сторону кувшина с вином, а потом вопросительно посмотрел на ангела. Тот утвердительно кивнул. Кроули взял кувшин и отхлебнул из него, а потом передал Азирафелю: — Для храбрости. — Для храбрости. Надо ли говорить, что вкуса вина ни один из них не разобрал. Демон подсел ближе, накрыл руку ангела своей и поспешил успокоить: — Это всё понарошку, ангел, не волнуйся. Но подрагивающие пальцы выдавали его с головой. — Ложись. Так будет удобнее. Азирафель послушно опустился в мягкие объятия постели… и Кроули. И лежал неподвижно, ожидая того, что будет дальше, позволяя демону вести за собой. Кроули забрался на ангела верхом, провёл горячими ладонями по его телу, подцепив и развязав тесьму на горловине камизы, задевая ногтями волоски на груди, и прошептал в губы: — Ну же, сэр Азирафель, сделайте над собой хоть одно крохотное усилие! Ангел хотел было уточнить, почему же крохотное, но тихий изумлённый возглас Кроули опередил его: — Ангел, ты серьёзно? Камиза недвусмысленно топорщилась чуть ниже пояса, отчётливо демонстрируя намерения Азирафеля. По чистой ткани расползалось пятно. Кроули завозился на его бёдрах, пытаясь устроиться так, чтобы не испытывать мучительной неловкости и не выдать реакции собственного тела, которое буквально пылало и жаждало прикосновений. — Ты же сам просил. Если хочешь, я сейчас уберу… Но, кажется, Кроули совершенно не собирался над ним иронизировать или подшучивать. Этот факт только придал демону уверенности: — Ничего, я не возражаю. Просто немного… удивлён. Кроули схватил его широкие ладони и безапелляционно положил их на свои голые ягодицы — «Держи крепче!» Он сделал глубокий вдох, стараясь взять себя в руки (хотя взять хотелось совершенно не себя и не в руки), закатил глаза и застонал. — Что-то не так? — забеспокоился ангел, бессознательно впиваясь пальцами в гладкую кожу, отчего стоны только усилились. — Нгк… эм… отвлекающий манёвр. Ах, сэр Азирафель, у Вас поистине несгибаемый дух! Щёки Азирафеля приобрели цвет бёдер испуганной нимфы. — Это обязательно? — Что? — Прозвучало чуть более раздражённо, чем планировалось. — Говорить такое. — Ну, извини. Мне придётся изображать удовольствие, иначе никто не поверит. Вы обладаете невероятно огромными достоинствами, сэр Азирафель! — И Кроули как-то особенно резво принялся скакать на нём, как наездник… или наездница? Он упёрся руками в плечи Азирафеля, и аккуратная грудь с набухшими сосками, как две спелых гранатины, теперь колыхалась прямо перед носом ангела. — Изображать. Ладно, — Азирафель смиренно прикрыл глаза и постарался не думать о том, что происходит с его телом в данный момент. Слишком провокационные вещи они творили. А ещё ангел с ужасом осознал, что его чудеса тоже перестали работать. Глаза его распахнулись и стали по пять дирхемов, когда он понял, что нынешний размер его усилия никак не связан с чудесами. Оставалось только надеяться, что Кроули не слишком сведущ в анатомии и физиологии человека, а сам он наскоро вспомнит инструкцию по применению усилия в целях деторождения, чтобы этого самого деторождения не допустить. И зачем он прогуливал лекции? Люди размножаются как люди. Но как именно? А камиза? О Боже! Ведь она будет безнадёжно испорчена этими человеческими выделениями. В отсутствие чудес снова придётся лезть в реку и… Нет, такого безответственного отношения Азирафель допустить просто не мог. А посему решительно задрал подол рубахи, — и перед изумлённым взором Кроули предстало достойное командира ангельского взвода орудие. Демон как заворожённый смотрел то на Азирафеля, то на его член в полной боевой готовности с блестящей головкой, сочащейся смазкой. Чистое искушение. Чистое и неприкрытое в буквальном смысле. — Это чтобы не испачкать одежду, — со смущением пояснил ангел и шумно сглотнул. Кроули проследил за движением его кадыка и чуть не задохнулся от охватившего его вожделения. — А, аргх… — согласился демон и прикрыл глаза. От греха подальше (если это, конечно, возможно при данном положении вещей). Он постарался как можно сильнее втянуть и без того впалый живот, только чтобы не соприкасаться кожей с нежной чувствительной головкой. Но это было невозможно. Почти при каждом движении член Азирафеля касался его тела, оставляя на нём влажные следы и заставляя дрожать от возбуждения. Ангел отчаянно кусал губы, тяжело дышал и только сильнее сжимал его бёдра. Он будто боролся сам с собой, стараясь ни на секунду не потерять контроль над собственным телом. А демон извивался и запрокидывал голову в экстазе так натурально, что со стороны можно было подумать, что он действительно получает удовольствие. Его роскошные кудри растрепались, несколько прядей на лбу намокли от пота и свились особенно тугими кольцами, но ангелу казалось, что никого красивее на свете он никогда не видел. Они оба настолько отдались процессу, что задели и опрокинули чашу с фруктами, и те рассыпались по полу. А ещё Кроули стал выкрикивать совсем уж непристойные вещи, посылая воззвания к Всевышней одно за другим. — Ты можешь взывать к кому угодно и говорить что угодно. Они всё равно ничего не понимают. Но не мог бы ты быть чуточку потише? — пролепетал ангел, уже не в силах делать вид, будто ничего не происходит, и беспокоясь, как бы Наверху их не заметили. В животе зарождался огонь, он стремительно разгорался и посылал искры по всему телу, до самых кончиков пальцев. Кроули наклонился ещё ближе и посмотрел на него совершенно безумными глазами: — Я замолчу. Только, ради кого угодно, не останавливай меня. Азирафель, сэр! Демон оскалился, но было в его улыбке что-то не демоническое или самодовольное, а будто радостное и искреннее. Он сделал ещё несколько движений и, сильнее вцепившись пальцами в плечи Азирафеля, вздрогнул, словно его ударило молнией, а после обессиленно опустился на подушки рядом и замер, блаженно прикрыв глаза. Только по его лицу пробегали отголоски разнообразных эмоций, и ангел всё пытался их расшифровать, понять, что они означают. И вдруг почувствовал, что огонь внутри отступил, и даже испытал некоторое разочарование от этого. — Ты в порядке? — спросил Азирафель, разглядывая полусонного демона рядом. — Это было грандиозно, — мечтательно произнёс Кроули, приходя в себя, и тут же, словно спохватившись, испуганно добавил: — Я про спектакль. Думаю, у нас получилось. — Утром узнаем, — ответил ангел. — Ага, — Кроули зевнул, осоловело улыбнулся и провалился в сон. А Азирафель как самый настоящий Рыцарь на белом коне оберегал его покой.***
— Как спалось, сэр Азирафель? — поинтересовался за завтраком Саладин, усмехаясь себе в усы. — Превосходно, мудрый султан. Чувствую себя бодрым и готовым к обратной дороге. — Удалось ли Вам встретить истинно верующую христианскую душу в Акре? — Как ни странно, удалось. Наложница великого султана, та, что вчера танцевала для нас, оказалась крайне набожной и попросила отвезти её на мессу. Вероятно, она не из здешних мест. Саладин ухмыльнулся и подозвал к себе Шевара: — Скажи мне, Шевар, ты знаешь всех наложниц в гареме. Действительно ли она так набожна, как утверждает сэр Азирафель? Шевар склонился перед султаном в почтительном поклоне и ответил: — Так и есть, мой повелитель. Вчера я слышал, как она многократно взывала к Аллаху на своём языке. Очевидно, она очень горячо молилась. — Что ж, — Саладин хитро поглядел на Азирафеля, а потом хлопнул в ладоши, — Шевар, собери её вещи и приготовь всё необходимое для путешествия через пустыню. Она отправится вместе с сэром Азирафелем в ставку короля Ричарда. Азирафель не верил своим ушам. Вот так просто султан дарует свободу своей наложнице? Без каких-либо условий? — Благодарю, мудрый султан! Истину говорят, что Саладин велик не только своим военным гением, но и душой. И тут султан снова его поразил: — Сэр Азирафель, я вижу, у Вас доброе и чистое сердце. А эта рыжая плутовка хитрее пятерых фенеков вместе взятых. Но меня она не проведёт. — Саладин наклонился к гостю и тише добавил: — Признаться, давно хотел от неё избавиться. Но не выгонять же её одну в пустыню. Такой поступок недостоин правоверного. Однако будьте начеку, она ведьма. Знаете, что она пообещала Шевару? Что он снова станет мужчиной. И султан расхохотался в голос. А Азирафель в очередной раз подивился человеческой природе, сообразно которой мудрость и великодушие легко могут соседствовать с дремучестью и жестокостью.***
Два путника: один на белом, другой на вороном коне — пересекали пустыню. Один из них был похож на рыцаря Ордена Храма, а другой олицетворял собой легенду о Чёрном рыцаре. Сейчас они остановились у источника напоить коней и сидели в тени пальмы, ведя неспешный разговор. — Как думаешь, что это было? И почему Акра? — Вероятно, снова кто-то из наших. А Акра — просто удобное место, чтобы досадить мне. — У тебя много недоброжелателей Внизу? — А кто ещё Внизу у меня может быть? — Верно. А как же твоя миссия? — Искушение здесь, искушение там — с него хватит. Конечно, хотелось бы наверняка, но, с другой стороны, я не знаю ни одного правителя, который по итогу не отправился бы к нам. — На мой взгляд, у него есть шанс. — Брось. С его-то образом жизни? — Кстати, а что Шевар? — А что Шевар? Буквально в эти самые минуты он бежит из Акры с одной из наложниц, в которую был влюблён много лет. Только не смотри на меня так. Это обязательно плохо закончится. Я уверен. Рыцарь Ордена Храма светло рассмеялся: — Хорошо, будь по-твоему. И куда ты теперь? — К ацтекам. Явлю им Кетцалькоатля, соскучились, поди. А ты? — Вернусь к Ричарду. Попробую наставить его на путь истинный. — По-моему, это всё пустое. Посмотри, Ричард и Саладин — непримиримые враги. Но враждуют ли они на самом деле? — Что ты хочешь этим сказать? — Разве мы не можем… — Нет. Нет, даже не произноси этого вслух. — Ты отвергаешь любую мою попытку стать для тебя… — Опасные слова обожгли рот. — Кем? — Кем-то… значимым. — Ты не прав, дорогой, — с сожалением произнёс рыцарь Ордена Храма и, грустно улыбнувшись, поцеловал его в лоб. Тёплые губы нежно и влажно коснулись кожи — и по позвоночнику Чёрного рыцаря пробежал ток. «Кто я для тебя? Значу ли я для тебя хотя бы что-то?» — вопросы так и остались незаданными. Чёрный рыцарь хорошо знал, что слишком дорого порой они обходятся любопытствующему. И словно бы в ответ на эти мысли рыцарь Ордена Храма печально взглянул на него и подумал: «Земля моя Обетованная».