Эмоции ящерицы. Оторванный хвост

Минори Яманака почти не изменилась. Со вчерашнего дня она стала улыбаться ещё немного ярче, говорить ещё немного быстрее и громче, подходить для профессии ниндзя ещё немного меньше. Со вчерашнего дня Минори Яманака изменилась слишком сильно. Ей не шесть, она не наивна, она больше не мечтает о большой карьере. Ах да. Она не Минори. Когда-то давно, во сне, её звали другим именем, приглашали в другие дома и обсуждали другие новости. «Когда-то давно» вспоминается легче чем то, что случилось в жизни Минори вчера. В жизни Минори. Не в её жизни. Она не слишком-то и сожалеет. Да, она многое потеряла: друзей, быть может не вечных и верных, но вполне её устраивающих, родителей, не идеальных, но далеко не плохих, учёбу, почти уже завершившуюся, и скромные планы на карьеру. Ей всё равно. Здесь она сможет добиться не меньшего. Здесь у неё тоже есть неплохие родители и вскоре, она на это надеется, появятся друзья. Это не много. Этого достаточно, чтобы не грустить и не расстраиваться. В конце концов, она не слишком-то привязывается к людям. Академия ниндзя встречает Минори неласково. Ино – дочь достопочтеннейшего, как говорит новообретённая ка-сан, главы клана презрительно хмурит свои тонкие бровки и кидает в воздух вопрос о том, что забыла в лучшем классе такая бездарность. Мальчик-Учиха, рядом с которым девочка села, презрительно фыркает и отсаживается за другую парту. Мальчик-Лис, историю которого она сочла достойной сочувствия, кидает в неё грязную тряпку и весь день громко смеётся и тычет пальцем в белое меловое пятно на спине. Учитель Ирука задаёт заумные вопросы о истории какого-то уже совсем исчезнувшего клана и гневно выговаривает ей лекцию о недопустимости безалаберности и её последствиях для ниндзя. Маленькой девочке хочется плакать и уже почти не хочется быть ниндзя. У большой девочки щёки уже болят от улыбки. Проходит два месяца, прежде чем ка-сан – что бы она не говорила, но она никогда не назовёт эту женщину мамой – начинает задавать вопросы. К этому времени ответы уже готовы и много раз отрепетированы, кунаи стали лететь в мишень гораздо точнее, иллюзорные клоны идеальны настолько, что даже Умино – она никак не может признать его сенсеем, ей кажется, что этот парень до такого звания ещё не дорос – не может сказать была ли она на очередной абсолютно бесполезной экскурсии к головам Хокаге, а табель ожидаемо демонстрирует почти идеальные оценки. Минори гордо объявляет себя лучшим ниндзя столетия и просит обучить её дзюцу переноса разума. Мать заявляет о слишком раннем возрасте и успокаивается. Минори заявляет о своей невероятной обиде и продолжает учиться смешивать яды у старика Иошинори. Ей восемь, когда девочка узнаёт, что деду-саму – шутливое прозвище оказалось удивительно метким – на самом деле зовут Иношинори. О том, что он отец нынешнего главы клана. О том, что он всё ещё удивительно хорош в клановом дзюцу, Минори узнаёт через неделю опытным путём. Тренировки становятся тяжелее. С ладоней не сходят мозоли и на тыльной стороне появляются тонкие царапины – боль хорошо помогает абстрагироваться от чужой ки – за что её ругает напыщенная женщина, ведущая курсы куноичи. Девочка улыбается ярко-солнечно и обещает исправиться. Она уже знает, что деда-сама договорился с Ибики Морино. Завтра у неё уже будет доступ в самые верхние уровни Отдела Допроса и Пыток. Человеческий разум оказывается совершенно удивительной штукой. Он словно бурная река, расходящаяся на множество потоков и соединяющаяся обратно, способная в любой момент сменить направление. Ниточка, ведущая к нужному воспоминанию, вьётся в руке, ускользает и истончается. Минори точно знает одно – если нить есть, нужно лишь отсеять лишнее и следовать абсурдным путям ассоциаций. Пока воспоминание существует, она не порвётся. После этого становится как-то до неловкого легко вышибать из головы чужой разум грубой силой. Иношинори что-то ласково-довольно шепчет о её таланте и перспективах развития клана, но девочка отмахивается. Ей не даёт спать совсем другой вопрос. Почему чёткие, словно выжженные в голове, сцены жестокости и насилия не слишком-то беспокоят людей, а неясные звуки, взгляды, секундные картинки, состоящие скорее из догадок, чем из реальности, заставляют плакать матёрых убийц? Быть может, дело в подсознании? Воспитание шиноби, особенно старого поколения, довольно прозаично и неприкрыто готовит их убивать и умирать. Задвигает на задний план чувства к своей семье, товарищам, дому. Их одобряют, но советуют тщательно прятать, скрывать от врагов, а может и от друзей. Эти чувства не афишируются, но от этого не исчезают, сохраняются в голове. И зачастую запах, похожий на выпечку соседской бабули, заставляет шиноби, выдержавшего сутки у лучшего палача, расколоться. Иноичи оказывается слишком занят, чтобы слушать «глупую, несносную и совершенно бесполезную» девчонку из своего клана. Он возвращает её выкладки, заботливо перенесённые в новый блокнот, даже не посмотрев их, лишь посоветовав для начала закончить Академию. Минори понимает, что мужчина доверяет своей дочери слишком сильно для того, чтобы быть хорошим главой клана. Она не позволяет себе презрительно скривиться и с улыбкой выслушивает очередные патетичные речи Ино о незначительности её достижений и невероятной значимости самой наследницы. Химе упоминает своего отца, подругу-вишенку и почему-то мальчика-Учиху. Его клан был вырезан не так давно, и Минори интересно, как Хокаге замял такой скандал и не спровоцировал нападения других деревень на Коноху в момент её слабости. Но важно не это – в глазах Ямянака-химе загораются яркие звёздочки. Она почти нежно тянет имя последыша великого клана и говорит с не очень-то подходящим ей взрослым придыханием. Это продолжается довольно долго по меркам Минори – три с половиной недели. Когда на очередном условно-полезном предмете Наследница почти падает в обморок от презрительного пфыка-хмыка мальчишки, она не выдерживает. Пальцы сами складываются в знакомую печать. Главным фактором становится незаметность. Девочка с трудом удерживает рвущуюся чакру, пропуская только тонкий стебелёк. Случайно. Минори жмурится, готовая оказаться в теле малышки-химе и получить за это нагоняй. Открыв глаза она с удивлением обнаруживает перед лицом собственные исцарапанные ладони. Зажимает уши ладонями. В голове сладко-восторженно – совсем не похоже на её мысли – крутятся планы как привлечь внимание очаровательного Саске. Саске! Она никогда не называла Учиху по имени. Рука же уже тянется к чёлке, чтобы кокетливо накрутить прядь на палец. Минори задыхается, сумев прервать технику. Она вылетает из класса никак не потрудившись объяснить своё поведение. Останавливается, только пробежав пару улиц. На центральном рынке её толкает какой-то прохожий. Её. Её, а не Ино, не Яманака-химе. Толпа вокруг шумит, торгуется, переругивается. Толпа вокруг не знает, кто она такая, но точно знает, что она не наследница известного клана. Не Ино Яманака. Вернувшись домой через час, Минори тщательно записывает результат неожиданного эксперимента. Стандартная печать кланового дзюцу. Примерно одна двадцатая положенной чакры. Тонкий, равномерный поток. Безумное буйство чужих эмоций! Кисть выпадает из руки, Минори трясёт. Почему так сильно? Почему так ярко и бессмысленно? Чувства другого человека оказываются ошеломляющими. Слишком не похожими на её. Она легко стала Минори именно потому, что все воспоминания малышки были заботливо обесцвеченными. Информацией без капли личных чувств и привязанностей. Её химе оказалась кладезем эмоций. Ярких, безудержных, ставящих в ступор. Совершенно бесполезных. Вот почему она так испугалась. Неизвестное пугает. Неизвестное притягивает просто невероятно. На следующий день, сразу после уроков, Минори садится в оживлённом парке. Вокруг снуют мамаши с маленькими детьми, шалят вырвавшиеся из-под присмотра родителей везунчики, дразнят прохожих прогульщики-хулиганы. Девочка позволяет себе глубоко вздохнуть и зажмуриться. Путешествие началось. Шумный продавец искренне веселится. Оказывается, что он имеет собственную лавочку, в которой заправляет его дочь, и выходит на улицу чтобы поднимать настроение прохожим. Он смотрит на мир глазами, прищуренными от улыбки, и все краски кажутся ярче: трава уже не жёлтая и пожухлая, а ослепительно зелёная, сочная, сверкающая на солнце как драгоценные камни. Солнце больше не припекает, заставляя струиться по спине противный пот, а мягко греет затылок. Жители деревни внезапно оказываются её лучшими друзьями. Она улыбается во весь рот и вскидывает руку в приветствии. Внезапно замечает девочку, сидящую прямо на тротуаре. На лице у неё играет блаженная расслабленность и она машет всем, кого видит. Надо бы с ней познакомиться – наверное очередной фрик из этих ниндзя вроде Майто Гая. Такие бывают полезны. Их нетрудно обмануть, неверно составив контракт, а после сослаться на недостаточную информированность. С ними такое работает. День внезапно стал ещё прекраснее – хотя куда сильнее? – и словно в ответ на его мысли девчушка заулыбалась сильнее, как-то по-идиотски торжествующе. Она казалась смутно знакомой. Светлые волосы, отливающие на солнце рыжиной, вызывали безотчётную нежность. Или не вызывали? Она не может разобраться. Он не замечает ничего подобного и подходит ближе. Длинные тонкие пальцы с тонкими царапинами почти не привлекают внимание, но она смотрит на них не отрываясь. Нет, он их не замечает. Пустые голубые глаза без зрачков кажутся ему смешными – уснула что ли? Пустые глаза жуткие – они не должны быть пустыми, там ведь была Минори она. Осознание вышибает дух из крепкого пожилого тела. Лицо девочки снова наполняется смыслом и в тот же миг искажается в страхе и отвращении. Маленькая ниндзя вскакивает, проносится мимо, задевая плечом торговца. Она зарывается руками в волосы, тянет пряди до боли. Она ведь даже не была в его теле. Минори оставалась в этом. Но память подкидывает ощущение потных ладоней и множества весёлых взглядов на коже. Это слишком сильно. Она не может себя контролировать. Стоит оставить эксперименты на потом? Слишком предсказуемо... Минори примет меры. Конечно, она продолжит. Минори двенадцать и на носу выпуск из Академии Шиноби. Школьные дзюцу отточены до бесполезного совершенства: девочка могла бы воспроизвести любое из них даже не прекращая спать. Кунаи летят в мишени с большой точностью. Настолько, что она решается иногда повторять фокусы Учих с леской и изменением траектории полёта с помощью другого куная. Это интересно, полезно – этому уделяется немного времени. Гораздо больше уходит на небольшое «хобби». Она говорит ка-чан, что наблюдает за поведением людей, но последний год та каждый вечер требует «не слоняться» больше впустую по улицам. Ясу-сан – это смешно, но имя матери она узнала только через три года после перерождения, до этого прекрасно справлялась и без него – сокрушается, заламывая руки, что её дочь – ленивая бездарность. Что всё ещё не выучила даже базовое дзюцу переноса разума. Что в её семье родился позор великого клана Яманака. Её речи не могут заставить подёргиваться уголки губ. Это совсем не смешно: во время очередной материнской истерики Минори проникает краешком сознания в её разум. Узнаёт, что она – бастард господина Иноичи. Что её ка-сан всё ещё сильно – до кровавого безумия перед глазами – любит этого ублюдка. Что обещала ему сильного наследника или никакого ребёнка вообще. Что поклялась убить её в день пятнадцатилетия, если та не оправдает ожиданий главы клана. Что Ясу Яманака чувствует по этому поводу только смутное раздражение из-за потраченного времени. Ни горя, ни тоски, ни попыток исправить ситуацию хотя бы побегом. Немногим позже, до выпускного экзамена ещё остаётся три недели, что Ясу – это попытка Иноичи – Иношинори, на самом-то деле – воссоздать легендарных в некоторых, весьма узких, кругах бойцов Данзо. Неудачная. Эмоции матери теперь – когда она поняла, что искать – ощутимо шелушатся под пальцами. Идея – восторг. Минори замирает в предвкушении. Убегает через окно, пока в спину ей летит ненужный – никому, на самом-то деле – крик не-матери. Она хочет себе такую же маску. Чтобы не улыбка до ушей в любой ситуации, а тонкие грани эмоций, которые собеседник сможет раскалывать с каждым разом всё сильнее, погружаясь в неё всё глубже, пока наконец не увязнет настолько, что никогда не сможет выбраться. Её верные друзья: торговцы, прохожие, праздные зеваки и неприкаянные дети с радостью – пусть и не зная об этом – помогают ей. Химе тоже. В последние дни перед выпуском наследница выпускает невероятное количество совершенно разнообразных эмоций. Они наполняют территорию клана настолько, что Минори порой кажется, что волнение горчит на языке. «Грим» ложится ровно и гладко. Теперь девочка умеет щуриться, прищёлкивать в нетерпении языком, вскидывать руку – всегда левую, но это исправится со временем – в победном жесте. Юная шиноби перенимает у каждого понемногу. Позу у не-матери: теперь часто говорят о том, как они похожи. Мелкая месть принесла небольшое – настоящее! – удовольствие. Поднятые брови у Ируки сенсея – теперь в упрямстве она также некрасиво морщит высокий лоб. Хвататься рукой за подбородок в неудобной ситуации у продавца-из-третьей-молочной-лавки-сана – это выглядело комично у тоненькой девочки с пухлыми ещё щеками. Постукивать пяткой в нетерпений – о, ради этого она ждала Потеряшку-чан. Этот мужчина появлялся стабильно раз в две-три недели и смешил своим походам по лавкам всю площадь. Некоторые специально приходили ради такого представления. В этот раз он нёсся в сторону мясника, пока из пакета выпадали и катились крупные орехи. Минори присела чтобы собрать их – использовать технику – и крикнула вслед дяденьке. Тот остановился, схватившись за голову, бросил пакет с продуктами прямо там где и стоял, и побежал обратно, попутно зацепившись об прилавок с косметикой длинным шарфом. Девочка уже «подключилась» и начала неторопливо наклоняться за каждым из орехов, осматривая и отряхивая их от пыли. По её расчётам, примерно тридцать секунд, и она получит желаемую привычку в её первоначальном виде. Минори разжимает ладони и скорлупа глухо разбивается о камень перед ногами. В голове у Потеряшки-чан, обычного-такого-как-все человека, неровности. Шероховатости, прилизанные лучше чем у Ясу-сан. Потеряшка-чан оказывается совсем не Потеряшкой-чан. Грим слетает, обнажая предательски невовремя вспыхнувшее удивление. Не-милый-знакомец щебечет что-то беспечно о передаче рассеянности воздушно-капельным путём, а его рука твёрдо – совсем не по-граждански – сжимает хрупкий девичий локоть. Минори почти чувствует как трещит кость под железной хваткой, но спешно натягивает «грим» обратно. От Не-Потеряшки-чан это уже не поможет, но совсем не стоит привлекать внимание других людей. Лишних. Мужчина рядом тысячу раз извиняется и предлагает искупить вину парочкой данго. Тащит её в кафе – не то, что прямо напротив, со свободными столиками и восхитительным удоном – а в следующее, битком набитое людьми, с высокими ценами и мешающим анализировать ситуацию представлением. Сажает за удивительно свободный столик с видом на зал и приятно-безопасной стеной за спиной. Смотрит в глаза. – Итак. Минори-чан, верно? – собеседник уточняет из вежливости, не прерываясь чтобы выслушать ответ, – Что так удивило тебя на площади? Девочка знает, что он знает, что она знает, и ей не нравится эта игра. К тому же, если её привели в предназначенное для таких разговоров место, можно не сомневаться по поводу прослушки. – Вы АНБУ. Всё дело в ваших эмоциях, – маленькая собеседница откидывается на спинку стула и расслабляется, прикрывая глаза. – они как бы... шероховатые. Отслаиваются, стоит чуть надавить. Если бы я смогла дольше вас читать, сказала бы точнее, но резко изменившаяся ситуация требовала всего моего внимания, пришлось прервать технику. – Какой-то неизвестный мне способ сенсорики? – мужчина напротив хмурится, пытаясь сопоставить речь девочки и известную ему информацию. – Нет. Я – Яманака, вы, наверное, знаете. Это случайно получившаяся разновидность клановой техники. Не переноса разума, – уточняет Минори прежде чем прозвучал вопрос, – а чтения мыслей. Та, которую используют в Отделе Дознания. – Для её исполнения требуются... – Я же сказала: разновидность. Я немного изменила печати под себя – это стандартная практика для индивидуальных менталистов – из-за этого, вероятно, при спонтанном применении техники получилось то, что получилось. – Ты не теряешь контроль над собственным телом? – Дело практики. Первое время меня оглушали чужие чувства. Я была... наблюдателем?.. могла как бы смотреть и незначительно менять чужие поступки, при этом «хозяин» оставался на месте. И сразу: с ниндзя менять поведение и даже мимолётные движения не получается. Слишком хорошо они знают своё тело, его возможности и рефлексы. Представитель АНБУ напротив внезапно ухмыляется. – Мне нравится твоя речь. – М? – Ты... Взрослая. Нет, не так. Сознательная. Не хочешь к нам? Стоп. Пустота внезапно оказалась дразняще звенящей. Звуки вокруг словно отражались внутри черепной коробки и бились о её стенки. Снова и снова. Минори закрывает лицо руками, вдыхает глубоко-глубоко и даёт себе время подумать. Сначала отойти, а потом подумать. Шиноби съедает принесённое ему блюдо, отходит к барной стойке и возращается через тринадцать минут и сорок шесть секунд. Он не видит смысла ждать дальше. Его действительно нет: она уже всё решила. Техника оказывается пустышкой. Вернее будет сказать по-другому: её применять может лишь сама Минори. Другой Яманака, пытавшийся её повторить потерпел полный крах: вместо мыслей собеседника он слышал собственные, раз за разом оказываясь в собственном сознании. Дело в редком психологическом заболевании: девушка одинаково легко воспринимает себя собой и другим человеком. Это странно звучит и над необычной загадкой неделями ломают головы специалисты. Пациентка знает в чём дело, но позволяет докторам строчить теории одну за другой, соревнуясь ради премии. Ей не особенно хотелось что-то с этим делать. Не-Потеряшка-чан, ставший её сопровождающим в мир теней и корней, пробормотал что-то в духе: «не психов в АНБУ не берут» и стребовал обязательство раз в триместр посещать психолога. Форма оказывается в пору: девочка-девушка, застрявшая в переходном состоянии на ближайшие два года, ещё не выделяется формами или клановыми особенностями, требовавшими бы заказа на форму. На недоумённый взгляд на собственный размер и несколько меньших мужчина снисходительно улыбнулся. Почти половина нынешних лучших бойцов попала в их – наши – ряды в подростковом и младше возрасте. Почти все гении и нынешние успешные ниндзя прошли муштру тайной службы. Их существование давно – всегда наверное – было секретом Полишинеля, но никто не старался копать глубже. Страшно что-то выкопать этакое – смеются оперативники. Минори тоже смеётся. Шутки этих людей ей гораздо ближе – мрачный юмор щедро разбавляется едким сарказмом и никто не тратит времени на бессмысленные обиды – его и так слишком мало. Ей вообще нравится такая атмосфера. И когда она, ценившая превыше всего собственную безопасность, оказывается на волосок от смерти её всю колотит. Руки крупно трясутся. Дыхание перехватывает. От восторга. Минори редко позволяет себе такие адреналиновые приходы. Чаще в списке заданий мелькает слежка и внедрение. Всё на короткий срок. Блестящая оценка от нанимателей. И «грим», кстати, не слетает ни в какой уже ситуации. А самое странное – именно здесь девушку научили его снимать. Отпускать поводья постоянного напряжения в безопасности холодных серых стен. Доверять напарникам не только спину и жизнь, но и редкую искреннюю улыбку. Гражданский ещё может прожить без настоящего искреннего общения. Генин – скорее всего. Чунин – с трудом. Джонин – не очень хорошо и не слишком долго. А ты умрёшь на следующей миссии. Так в её жизни появились напарники. Люди, работающие вместе, шутливо называли себя товарищами по вызову и друзьями на час. «Потом из таких они превращаются в собутыльников на всю жизнь» – сказал как-то командир одного из её внедрений. Минори было четырнадцать лет, когда в клане Яманака прогремели её похороны. Неудачное стечение обстоятельств: токубецу-джонин, ставший «её сенсеем», на одном задании ранга С, выполняемом ради прикрытия, не смог защитить генинов от ниндзя-отступников. Вся команда погибла. Через две недели девушка была распределена в одно из постоянных подразделений. «Можешь считать себя элитой» – заверил Потеряшка-чан, с течением времени превратившийся в Хорька-сана. Он и познакомил её с новым командиром. Пёс-сан. Он же Лис-сан, когда желает остаться неузнанным. Он Хатаке Какаши, он же Шаринган Какаши и один из немногих ниндзя ранга S, способных претендовать на титул Каге. Вопросов было много. Во-первых, что он тут забыл? Во-вторых, а как же его генины? «В-третьих» она задать не успела, остановленная взмахом руки наставника. Он возвращается к нам. Из собранных команд мы никого ему отдавать не хотим, а новички рядом с ним мрут как мухи. Остаются такие как ты неудачники, которых сразу в пекло. Остальное спросишь у командира сама. Если сможешь. Хорёк-сан пестрил шутками и сарказмом так, что Минори почти не верила, что в его словах есть хотя бы доля шутки. Это будет интересно. Иношинори-сама умирает. Об этом гремит весь отдел Дознания, когда Минори возвращается с одной из несложных миссий, выполняемых в одиночку, чтобы убить время. Она просит разрешения попрощаться с дедушкой, оказавшимся родным, но ответственный за раскрытие АНБУ человек лишь качает головой. «Он тебя не вспомнит. В день выпуска твоего класса наш агент заблокировал воспоминания о времени, проведённом с тобой. Иначе Иношинори бы потребовал освободить тебя от службы с тайном подразделении. Блок можно сломать, но... это лишь приблизит его смерть и сделает её более болезненной». Спустя четыре дня отец главы клана Яманака отошёл в мир иной. Его похороны не идут ни в какое сравнение с проводами самой Минори – а больше ей и не с чем сравнивать. Когда роскошный гроб из сандалового дерева погружается в землю, девушка прячется в пышной листве. Молодая наследница кидает последнюю горсть земли на могилу в знак уважения. Иноичи-сама почему-то не приходит. Ясу-сан держится за молодого парнишку-гражданского и она очевидно беременна. Даже не слишком интересно, как её заставили забыть прошлого любовника. На этом жизнь в клане Яманака можно считать завершённой. Гештальт закрыт. Следующая после похорон миссия – первая, на которой командир одевает маску Пса. Значит, никаких проникновений, краж и переговоров. Только быстрое устранение. Сам Хатаке Какаши превращается в Адскую гончую. Он взвинчивает темп, отдаёт приказы короткими, рубленными фразами и лепит тяжёлую пощёчину маленькому Воробью-сану за болтовню во время дежурства. Когда отряд наконец нагоняет предателя, командир велит всем держаться подальше и не сметь встревать в сражение сильнее броска куная. Тёмная фигура срывается вперёд, пикирует прямо на выставленный в защите блок. Отталкивается от него, взлетает потревоженной птицей. Развивает какую-то ненормальную скорость: Минори, натренированная годами сражений, видит лишь размытые контуры, концентрирующиеся на миг в момент нанесения удара. Стиль Пса неуловимо меняется: теперь в нём меньше плавных линий и хитрых решений, он пропускает кончик меча у горла на грани опыта и попытки самоубийства. Рядом поражённо вздыхает Воробей. Его немая обида сменяется жгучим восхищением. Псих. Не такой, как Хатаке, конечно, но и близко не адекватен. Минори перестаёт видеть рисунок боя, когда командир резко припадает к земле, а потом так же резко оказывается у врага за спиной. Мгновения, когда Пёс принимает лезвие меча на жёсткий блок, хватает, чтобы сложить печати фирменной техники. Понятнее не становится. В голове этого человека – грёбаного гения, если честно – мелькают десятки планов в секунду. Он складывает и отбрасывает их один за другим так, что Минори не успевает понять каждый. Беглый анализ прерывается, когда сознание выхватывает интересный вариант. Какаши-сан уже почти забыл и его, когда Минори срывается с ветки. Сильный удар в спину, так, что враг отлетает на несколько метров, хотя и успевает приземлиться на ноги. Он отбивает связку кунаев и успешно избегает лески с сюрикенами. Оказывается ровно между ними. В руке Пса зажигается сверхновая. В тёмном сыром лесу яркий свет тысячи молний почти ослепляет. Слышится клёкот несуществующих птиц. Мощный бросок вперёд. Мужчина проваливается под землю. Командир заносит руку со смертельной техникой прямо над грудью Минори. Она успевает заметить, как маска слетает, обнажая серый глаз, прищуривающийся в улыбке. Взмах. Тонкий темноволосый мужчина оказывается нанизан на руку Какаши. Девушка выбирается из подземного туннеля. Глаза командира расширяются. Кажется, он только начал отходить и осознавать происходящее. - Какого чёрта... Что ты вообще делала? Запечатывающий свиток оказывается в нагрудном кармане воробья, когда Минори наконец отвечает на вопрос. - Читали моё дело? Там указано... - Техника? Да, я уже учёл такую возможность. Я спрашиваю, какого чёрта ты нарушила прямой приказ? Девушка замолкает, наклонив голову. Путь обратно проходит в полнейшей тишине. Когда спустя три дня её вызывает на ковёр Глава, Минори готовится вылететь из подразделения. Из команды Какаши так точно. Её подозрения подтверждаются: – Твой командир, Пёс-сан, Хатаке Какаши потребовал удалить тебя из его подчинения. Он сказал, цитирую: «Мне некогда вытаскивать из петли самоубийц. Я обращусь, если мне нечем будет заняться.» Я не люблю приказывать этому человеку: знаю, что он набьёт мне потом морду. Но поздравляю: с этого дня вы с ним сформированная боевая двойка. Надеюсь на вашу дальнейшую продуктивность. За Волю Огня, Ящерица-сан! Проходит два года, прежде чем Хатаке наконец признаёт её целесообразность. Минори осознаёт, что это происходит тогда, когда она может поддерживать задаваемый им темп и не рискует попасть под шальной кунай, а следовательно не нуждается в защите. Девушка почти поселяется в его голове. В какой-то момент они синхронизируются достаточно, чтобы Какаши мог слышать специально направленные ему мысли. Примерно в это же время Минори с удивлением обнаруживает в его мыслях себя. Когда Хатаке целует её, она уже достаточно свыклась с мыслью об отношениях, чтобы задать только один вопрос: - А как же самотерзание? «Я слишком стар для неё» и что-то в этом роде. Тридцатилетний Какаши недоумённо поднимает бровь. - Ты, конечно, слишком молода для меня, но для всех остальных ты вообще мертва. Мужчина получает удар локтем по рёбрам и поцелуй. Не факт, что у них что-то получится, с их-то общей отмороженностью во всём, что касается чувств и эмоций. Но попробовать определённо стоит.