Когда Руслан, сидя на кухне, тянется к опустевшей пачке, чтобы скурить очередную дозу никотинового яда, в замочной скважине слышится поворот ключа. Входная дверь открывается, пропуская слабый свет с лестничной клетки во мрак однокомнатной квартиры, и в помещение заходит Екатеринбург.
— Ты сегодня долго, — недовольно фыркает Красноярск, беря последнюю сигарету и чиркая зажигалкой.
— Возникли некоторые проблемы с отчётами… Надо было за кое-кем доделать. — Уже чуть тише бормочет Уралов.
Но Руслан слышит. Более того, ему даже не нужно спрашивать, за кем же именно Костик делает дополнительную работу, потому что всё и так предельно ясно как день.
В ответ он просто хмыкает.
Сняв обувь и верхнюю одежду, Константин идёт на кухню, останавливаясь в дверном проёме. Он осуждающе смотрит на переполненную пепельницу и уже совсем пустую пачку сигарет.
— Слушай, переставал бы ты курить.
— Но тебе же
нравится.
Енисейский давит смешок.
— Да и к тому же…
Не отрывая своего взгляда от Уралова, Руслан медленно затягивается. Свободной рукой он хватает Костю за галстук и тянет на себя, выдыхая сладкий дым тому прямо в губы.
— Не тебе
мне говорить об этом.
Красноярск проводит языком по чужим губам и, самодовольно усмехнувшись, отпускает импровизированную удавку, позволяя своему партнёру отстраниться. Но Костя, напротив, подходит ещё ближе и мажет лёгким поцелуем его щёку. Отбираяя у Енисейского подожжённую сигарету, он затягивается сам и тут же морщится от непривычного табака и приторного послевкусия.
Руслан не упускает возможность мгновенно съязвить.
— Извини, что не такие, как у твоего Татищева.
— Прости, что не разделяю твои вкусы, как Ангарский, — не растерявшись, парирует Уралов в ответ.
Чужие имена сразу же отрезвляют, напоминая, зачем именно они приходят сюда, в эту квартиру, каждый вечер пятницы.
Чтобы просто поебаться.
Поебаться, представляя на месте своего партнёра – другого. Того, кто им
действительно нужен.
Началось это всё весьма спонтанно: от редких приятельских бесед по работе до дружеских попоек в ближайшем баре, сопровождающихся откровениями обоих.
И как-то однажды Руслан ловит себя на мысли, что ему нравится смотреть в Костины янтарные глаза. Смотреть и находить в них золотистые отблески Иркутска. А перебирая разноцветные пряди, он понимает, что невзначай больше внимания уделяет именно тёмным локонам.
Красноярску смешно.
Осталось только в шутку попросить полностью перекраситься и татуировку набить. Вот это будет анекдот! Обычно Крас ненавидит обманываться, но такая забава звучит до ужаса привлекательно.
Костя же в обществе Енисейского может позволить себе перестать притворяться
нормальным. Вскоре он признаётся, что любит проводить своими пальцами по такой тонкой и бледной коже Красноярска, представляя, что это Юра.
Его Юра, который не проронит тех обидных слов, сквозящих ярым отвращением и презрением к таким как он.
Уралов любовно оглаживает угольно-чёрные синяки под глазами, пока не поднимает взгляд выше и не натыкается на ядовитые зелёные омуты.
Одно Екатеринбург знает точно, хоть цвет их различен, но эффект один: и те, и те утягивают на дно, словно болото. Только вот чувства при этом… Совсем разные.
Поэкспериментировать предлагает Руслан, аргументируя это тем, что комплекция обоих и типаж соответствует предпочтениям другого, а пьяный на свою голову Костя вроде как совсем и не против.
Никто из них уже даже не помнит, когда это вошло в привычку. Застревая в этом порочном круге, каждый из них понимает, что фактически они являются лишь фальшивками, эфемерной заменой другого.
Но благодаря такой мучительно сладкой лжи, на какое-то время им обоим становится легче.
Как там говорится... Ложь во благо, да?
В качестве постоянного места для встреч они выбирают Тюменскую область, якобы некую условную границу между Сибирью и Уралом. А за своё хорошее общение с Татьяной Енисейский выбивает им небольшую квартирку и пару ключиков.
Истлевающий окурок летит в пепельницу к остальным, и Красноярск поднимается со своего места, обхватывая чужую руку.
— Идём в душ, я тебя только и ждал.
— Но ты мог бы и без…
— Тш… Так не интересно. Или ты куда-то торопишься, Костик? — Как бы с издёвкой спрашивает Руслан, вопросительно приподнимая бровь.
Получив отрицательное покачивание головой, Енисейский удовлетворённо растягивает губы в ухмылке.
— Тем более. Расслабься. Эта ночь только
наша.
***
Ступая на холодный кафель, Костя выходит из душевой кабины первым. Не вытираясь, он быстро обматывает полотенце вокруг бёдер, позволяя мелким каплям задержаться на обнажённом теле чуть подольше. Следом выглядывает и Руслан, который тут же морщится от резкого перепада температур. Его обдаёт липким холодом, и он поскорее накидывает полотенце себе на плечи. В поисках желанного тепла Красноярск тут же прижимается к Уралову сзади, обнимая того со спины и предвигаясь как можно ближе.
В отражении Енисейского не видно, но Уралов наблюдает, как бледные руки
Юры обхватывают его поперёк груди. И ему в этот момент почти что
плохорошо. Он аккуратно берёт в свою ладонь чужую кисть и невесомо прижимается губами к острым костяшкам.
Руслан в этот момент кончиками пальцев выводит самые причудливые и незамысловатые узоры на его спине, покрывая ту лёгкими поцелуями. Костя мускулистый и широкоплечий, красивый. Такой…
свой. Совсем
как Дугар. Красноярск улыбается и утыкается лицом в левую лопатку, непроизвольно щекоча ту своим носом.
Постояв так ещё немного, Екатеринбург наконец поворачивается, смотря прямо на Енисейского. От воды волосы Руслана потемнели, приобретая насыщенный бордовый оттенок. И в приглушённом свете, плохо освещаемой душевой, они кажутся ещё темнее. Чернее.
Костя почти что не дышит.
А Руслан тонет в родном
Ангарском тёплом янтаре, красиво переливающемся в отблеске тусклой лампы. Ему больше не холодно.
Сплетая языки в диком танце, они целуются, полностью отдаваясь моменту.
Не отрываясь друг от друга ни на секунду, они кое-как добираются до спальни, попутно сбрасывая с себя влажные полотенца. Руслан падает на небольшую кровать, утягивая за собой Уралова. Одной рукой он зарывается в мокрые разноцветные пряди, другой нашаривает под подушкой, подготовленные заранее, презервативы и смазку. Костя проводит носом по красивой шее, с наслаждением вдыхая яркий цветочный аромат геля для душа.
В голове сразу проносится мысль, что Юра пользуется чем-то похожим, но только для волос. Всё-таки любовь Татищева к цветам никуда не делась, просто теперь она выражалась в слегка иной форме, и Екатеринбург считал это очень милым. Только вот Челябинск каждый раз упорно доказывал, мол:
"Костян, не неси хуйни. Кажется тебе это всё, у меня даже наборов таких нет. Я ж не пидор".
Но Уралов знал, что всё намного проще, и на самом деле Татищев просто пользовался шампунями дочери.
Почему Костя в этом так уверен? Да потому что он — именно тот, кто дарит Кате всякие разные наборы, по типу "Маленькой феи", и знает уже все эти запахи наизусть.
Теперь же Константин сомневался: покупает ли он их для Кати или уже всё-таки для Юры… Но сейчас не об этом.
Спускаясь ниже, Уралов доходит до яремной ямки и проводит по ней языком, слегка прикусывая молочную кожу и сразу же зализывая. Руслан блаженно прикрывает глаза, вырисовывая в голове любимый образ. Он тонет в шёлке простыней, полностью растворяясь в этих чувствах. Обычно Енисейский терпеть не может всю эту нежную прелюдию, но если это готов делать
он, то эта приторность ему нравится уже автоматом.
Ох, как бы ему хотелось вернуть то время, когда Дугар смотрел на него совсем по-другому.
Иначе.
Красноярску всегда казалось, что вместе со смертью
того Руслана, в Иркутске тоже что-то изменилось. Они никогда не говорили об этом. Но то, что Дугар почувствовал неладное, как только увидел своего друга, после той трагедии, Енисейский понял сразу же, по глазам.
Ангарский уже знал, что это не
его Руслан.
Хоть его новое тело было чистым и безупречным, Красноярск, часто разглядывая себя в зеркале, каждый раз боялся, что однажды обнаружит на нём уродливые рваные следы от медвежьих когтей и зубов.
Боялся, потому что ему
нужно необходимо быть красивым. Для
него.
Но на гладкой коже шрамов не было. Они навсегда остались где-то глубоко внутри.
Руслан ненавидит людей, которые так безжалостно уродуют всё его естество: то сначала бросая на верную смерть на растерзание дикому зверю, то пожарами, один из которых в 1881 году уничтожил половину города, а теперь ещё и удушающими заводами.
Коля сказал, что он существует и держится на плаву только благодаря людям.
Но уж лучше тогда не жить вообще, чем так. Тут он, пожалуй, вынужден согласиться с мнением Омска. Но себе, как и никому другому, в этом он, конечно же, не признается. Красноярска тошнит от глупой наивности Новосибирска, впрочем, как и от него самого. Хотя чего ещё ожидать от ребёнка, родившегося с золотой ложкой во рту.
Руслан так безобразен, что хочется в ад, а Коля так идеален, что хочется плакать.
Нет, Енисейский совсем
не завидует.
Глядя в пустоту, он внезапно задаёт вопрос.
— Я
красивый?
Екатеринбург прерывается, растерянно смотря на Енисейского.
Раньше такого не было.
Что он имеет в виду? Обращаются ли непосредственно к нему или Дугару?
Тем не менее с ответом он находится довольно быстро.
— Зачем мне отвечать на твой вопрос, если в нём уже и так кроется ответ?
Константин мягко проводит рукой по алым волосам, продолжая:
– Но если тебе так интересно лично моё мнение, то я могу с уверенностью сказать, что ты мне очень симпатичен. И не только как Юрина замена.
Красноярск закусывает губу.
— Ты тоже очень даже ничего так. — Он давит смешок, всё-таки не удерживаясь от шутки. — Покрасим тебя?
— Если расскажешь про своё прошлое и бросишь курить.
— Ясно, гуляй тогда, Костик.
Утыкаясь в чужую ключицу, Екатеринбург легонько посмеивается, а Енисейский, улыбаясь, щекотно проводит ногтями по широкой спине.
Полежав какое-то время в тишине, Уралов привстаёт и тянется к тюбику. Открутив крышку, он выдавливает немного смазки себе на ладонь, растирая по пальцам. В это время Красноярск переворачивается на живот и встаёт в коленно-локтевую позу, широко разводя ноги. Помассировав сжатое колечко мышц, Константин медленно вводит первый палец, выбивая из уст Енисейского полувздох-полустон. Второй рукой он обхватывает чужой затвердевший член и начинает неспеша водить по нему вверх-вниз, надрачивая.
Руслан прикусывает губу от наслаждения и полностью отдаётся во власть крепких мозолистых рук. Когда палец начал свободно входить на полную фалангу, Костя подключает второй и, спустя какое-то время, начинает двигать ими уже более активно. Покрывая бледную спину нежными поцелуями, он, прикрывая глаза, думает о Юре.
И нет, ему совсем не совестно. Свой стыд он потерял уже давно — в лихие 90-е, а совесть — при расстреле царской семьи.
Избавиться всё никак не получалось только от одного:
любви.
Когда Енисейский удовлетворённо стонет и поддаётся ягодицами навстречу, уже насаживаясь самостоятельно, Екатеринбург проталкивает пальцы ещё глубже и раздвигает их на манер ножниц, растягивая нежные стенки. Убедившись в том, что они двигаются без проблем, не причиняя лишнего дискомфорта, Уралов вытаскивает их и тянется к пачке презервативов. Вскрыв упаковку зубами, он раскатывает резинку по всей длине своего члена и выдавливает ещё немного смазки, также растирая по стволу.
Костя притягивает Енисейского за молочные бёдра поближе к себе, и раздвигая упругие ягодицы по обе стороны, скользит между половинками членом, дразня.
Красноярск оборачивается и шипит от нетерпения.
— Блядь, если ты сейчас же не вставишь мне…
Договорить он не успевает, потому что Екатеринбург резко толкается вперёд, выбивая из него громкий протяжный стон.
Подождав какое-то время, Уралов начинает медленно двигаться, входя лишь наполовину, тем самым позволяя партнёру привыкнуть к новым ощущениям и размерам. Енисейский до побеления костяшек сжимает чистые простыни и утыкается лицом в подушку, заглушая вырывающиеся наружу звуки наслаждения. Подстроившись под неспешный размеренный темп Константина, он тянется к себе и, обхватив свой сочащийся смазкой член, начинает ритмично водить по нему рукой.
Наконец, уже полностью привыкнув к неторопливым толчкам Екатеринбурга, Красноярск хочет большего.
— Может, уже ускоришься, а? В конце-концов, я же не совсем Татищев, не развалюсь.
В его голосе явно слышатся нотки нетерпения и открытой издёвки.
Толкнувшись резче, Костя наклоняется к самому уху красноволосого и, обдавая его своим горячим дыханием, шепчет, передразнивая Енисейского его же фразой, сказанной перед душем.
— А ты что, куда-то торопишься, Руслан?
Уралов нарочито сбавляет темп, двигаясь особенно медленно.
— Я же тоже не совсем Дугар, чтобы выполнять твои хотелки, верно?
Красноярск раздражённо стискивает зубы, а Константин, чувствуя, как тело под ним заметно напряглось, позволяет себе усмехнуться.
— Ладно. За то, что ты у меня такой
красивый, будет тебе поблажка.
Обхватив своими большими руками чужие бока, Екатеринбург начинает двигаться быстрее и глубже, входя прямо до основания и уже буквально втрахивая Енисейского в кровать.
Комната заполняется пошлыми шлепками, и в этот момент Красноярск чувствует себя просто охуенно. Он больше не сдерживает постыдных звуков и уже в открытую стонет во весь голос.
Руслан с трудом поворачивает голову, затуманено смотря на своего партнёра. Серьёзный взгляд Константина в кои-то веки больше не кажется таким хмурым, а сам он настолько погружен в процесс, что Енисейскому на ум сразу же приходит глупая ассоциация с Иркутском, когда тот с умным видом пялит в монитор, "считая" свои драгоценные биткойны.
Сейчас в лунном свете чужие глаза сияют особенно ярко излюбленным янтарём. Красноярск плывёт, и Уралов ловит этот полный трепета взгляд, а потому наклоняется и мягко целует искусанные губы.
Отстранившись, Руслан в долгу не остаётся, он утыкается лицом в подушку и хрипло, почти что с надрывом, выдаёт блядское
"Катюша", прекрасно зная, как Уралова кроет от такой формы своего имени.
Екатеринбург кончает с каким-то животным рыком, вгрызаясь в острое плечо, и резко переворачивает Енисейского на спину, доводя того до крышесносной разрядки. Руслан закатывает глаза и гортанно стонет прямо в чужой рот, сливаясь в новом, более страстном поцелуе.
Потные и уставшие, но донельзя удовлетворённые, они откидываются на подушки. Уралов тянется к прикроватной тумбочке и нашаривает пачку салфеток. Взяв несколько штук, он обтирает липкую от спермы ладонь и снимает презерватив, завязывая. Константин приподнимается, чтобы встать и выкинуть его в мусорное ведро, но рука Красноярска не даёт ему этого сделать.
— Не уходи.
— Но…
Руслан закатывает глаза.
— Да забей ты. Брось пока на пол, потом с утра выкинешь.
Быстро сдавшись, Екатеринбург следует чужому совету и ложится обратно, а Енисейский, удобно устроившись рядом, кладёт свою голову на мускулистую грудь, блаженно прикрыв веки.
Довольные, с какой-то невероятной лёгкостью на душе, они так и засыпают в обнимку, чтобы уже наутро снова разъехаться по своим городам, ожидая очередной встречи.
Им бы уже друг с другом взаправду начать встречаться, да только вот проклятая влюблённость
не в тех людей всё никак не отпускает.
Как же несправедливо.
