***
Было очень холодно. Кожу обжигало, будто его выкинули за все его преступления в снежную бурю. Убийца, извращенец, тиран, предатель… Именно так его запомнят в том мире. — Малыш. Зелёные глазки приоткрылись. Ребёнок, совсем ещё маленький, новорожденный, проснулся, не издав ни звука. Лишь сонно моргал, когда у него не получалось сосредоточить своё размытое зрение на мужчине перед ним. А зря, очень зря. Это был первый раз, когда он получил бы ласковую улыбку, улыбку, которую никто ещё не получал от этого мужчины. — Ты только появился, — Шэнь Цинцю чувствовал мерные покачивания из стороны в сторону, которые усыпляли его, хоть он только проснулся. — А мне уже хочется извиниться перед тобой. Из-за моей эгоистичности, тебе придётся прожить полную горя жизнь. Полную горя жизнь… Разве его жизнь и так не была такой? Он вырос на улице, попал в рабство в семью Цю, где искал спасения в комнате у женщины, боясь розг. Сбежал со странствующим заклинателем, который помог совершить ему первое убийство. Встретил Ци-гэ… нет, ученика одной из лучших школ, что подобрал забытую надолго крысу. Он был извращенцем, которого интересовали женщины в глазах других, когда он сворачивался калачиком в публичном доме, пытаясь заснуть там, где розги до него не дотянутся. Словно насмехаясь за былое, ученик отрезал ему ноги, чтобы не сбежал, затем руки, чтобы не трогал его жён, один глаз — просто так, — и язык, потому что его хозяин излишне язвителен. Он закончил свою жизнь от рук женщины, найдя и в этот раз в этом спасение. Он не знал, кто этот мужчина. Он не знал, что это за чувство, которое исходило от его рук и распространялось по всему телу… Ничего из это он не знал, но его жизнь не могла стать хуже, чем была. Шэнь Цзю родился рабом и умер им же… Видьяхара Шэнь Юань появился на свет руками Верховного Старейшины Видьяхара и вёл себя соответствующие статусу первого и единственного его ученика.***
Жизнь видьяхара — весьма странное явление. Шэнь Юань это понял по тому, как могли вести себя дети. Долгожители выделялись сразу. — Комиссия по балансу в наши дни… — Простите, я не понимаю… Юная девочка равнодушно посмотрела на взволнованного старика. Это было так странно… но Шэнь Юань быстро свыкся с этим, ведь, по сути, это похоже на совершенствующихся? Ему было более пятидесяти лет, когда он умер, но, встав в один ряд с юными учениками, никто бы до этого не догадался. Видьяхара были высокомерны из-за драконьей крови — это очень подходило Шэнь Юаню; они долго жили, питаясь знаниями — а этого он терпеть не мог. — А-Юань, о чём ты думаешь? — Старейшина, — Шэнь Юань сложил руки перед грудью и склонился, чтобы поприветствовать этого мужчину. — Вы наконец вернулись? Верховный Старейшина Видьяхара, отчасти его отец и мастер. Дань Фэн прожил не одну жизнь, нет, не так. Он прожил не один десяток жизней. И Шэнь Юань видел это в его такой свободной, но величественной и грациозной походке Старейшины. В подбираемых словах. А также его силе. Она была велика. И Шэнь Юань стремился к такому величию. Когда клеймо раба было снято с него с этим телом и никто не знал о его прошлом, он мог желать этого. Впервые в жизни он мог встать на место его хозяина, рассекающего розгами за то, что тот раб, или на место настоящего Лорда Пика, не подделки. — А-Юань, почему ты не играешь с другими детьми? Ты ещё дитя. Никто не осудит тебя. Но Дань Фэн не давал ему возможности, обращаясь как с юнцом. — Они… — Шэнь Юань прикусил язык, чтобы не сказать «раздражающие». — «Они»? — выжидающе спросил Дань Фэн, наблюдая за напряжённым лицом. — Ведут себя как дети? Шэнь Юань не знал как именно, но этот видьядхара умел правильно подобрать слова. Нет, он тоже это умел, но чаще всего это были саркастические замечания, которые били прямо по загноившемуся наросту. Если у Шэнь Цзю они были, то как он не мог замечать их у других? Но Дань Фэн видел суть и подбирал подходящие слова, которые мог бы понять его собеседник. Он не стремился ранить, он стремился объяснить, словно заблудившемуся дитя. Он передавал с этими словами мудрость не одного десятка жизней за плечами и тяжесть долга Верховного Старейшины. — Старейшина, они не могут стать мне достойными соперниками. Они слабы. — Вот как? — Дань Фэн задумчиво склонил голову. — Тогда стоит ли мне развлечь тебя? — Ч-что… Нет, это Шэнь Юаню полагается застигать людей врасплох! Напрягшись, он был готов по старой памяти нападать насмешками на своего отца и мастера. Но стоило скрыть лицо за рукавом, точно за веером, как по его носу что-то щёлкнуло. Поньк! Шэнь Юань отступил, промаргиваясь, на его лице расцвело освежающее чувство, как после дождя. В него прилетел пузырь. — Пока дети малы, они должны играть. Шэнь Юань чувствовал горечь, очень приглушённую горечь в этом высказывании. И у него… возникло желание достать эту горечь из самых глубин, заставить её расцвести ядовитым цветком, ему хотелось немедленно воспользоваться этой находкой, но он сдержался. Другое чувство, которое пришло вместе с этим телом, не давало ему этого сделать. Оно не позволяла причинить большой вред этому мужчине, будто перед ним был Ци-гэ. Нет, не так. Он чувствовал, что должен защищать Ци-гэ, пусть и был младше. Тот всегда был наивен и такому грязному Шэнь Цзю хотелось защитить это детское видение мира… но Дань Фэн был другим. Это он защищал и наставлял Шэнь Юаня. Он познакомил его с первой же минуты жизни с родительским — пусть для многих и не явным — теплом. Он единственный, кто просил у него прощения, кроме Юэ Цинъюаня. Шэнь Юань не хотел его защищать как Ци-гэ. В этом просто не было смысла. Но и рыться в гнилых ранах он тоже не мог. Подобное случалось с ним впервые. Он не знал как именно взаимодействовать с Дань Фэном, потому что в прошлом в Цанцюн избегал Юэ Цинъюаня, чтобы не чувствовать это противоречие. — Неужели… детям подобное неинтересно? — Это… Шень Юань вновь проморгался. Он и не заметил как ушёл глубоко в своим мысли. Обыкновенно никому не было бы до этого дела — чем больше он молчит, тем лучше. Но слегка — едва заметно, лишь только для одного Шэнь Юаня этот жест был виден — он нахмурил брови, а губы сомкнулись в недоумении. И да, этот лёгкий взмах драконьим, подчёркивающим статус хвостом. Дань Фэн немного вяло, без былого энтузиазма, махнул рукой, и водные силуэты, парящие вокруг Шэнь Юаня растворились. Нет, он действительно хотел играть с ним, будто Шэнь Юань был его дитя?.. — Не думал, что Цзинь Юань окажется не прав… Дань Фэн уже собирался уходить. Воспитание ребёнка было для него чем-то новым и большое чувство ответственности перед созданным им дитя и одним из его народа было слишком велико, чтобы оставить неудачу как есть. Но в этот момент… Плесь! В лицо Дань Фэна прилетел брызг воды. Утерев влагу, он увидел тяжело дышащего, будто принявшего тяжёлое решение в один миг, Шэнь Юаня. Он поднял на него свои горящие недовольством, будто это ему приходилось идти на поводу ребёнка, глаза. — Ф-фуцин, пои-пои… — нет, Шэнь Юань не мог этого сказать вслух, его гордость не позволяла этого. — Научите этого сына весело проводить время! — … Нет, больше у Шэнь Юаня не было достоинства. Было так глупо идти на поводу чувств — нет, на поводу рациональности! Всё-таки он не должен расстраивать Старейшину — и теперь стоять здесь, как полный идиот… — Пф!.. Кхм. А? Шэнь Юань поднял недоверчивый взгляд на Дань Фэна, но тот оставался таким же возвышенным и величественным, как и всегда. Он элегантно опустил рукав вниз, а на его губах — в самых кончиках губ — появилась улыбка. — Если А-Юань просит от всего сердца, как я могу отказать? На самом деле это было тайной слабостью Дань Фэна — когда этот ребёнок звал его «Фуцин». Но было это так редко, что всегда имело большой эффект. Шэнь Юань же поджал губы в недовольстве. Он не был ребёнком! Но теперь вынужден был играть со Старейшиной… Но это было не так уж плохо. Он не знал, что такое «игра», лишь наблюдая издалека за детьми сначала из улочек, а потом на Пике Цинцзин за юными учениками, что с удовольстием теряли любые приличия и носились, пока не ловили его угрожающий взгляд. Если назвать это тренировкой, то всё хорошо, верно ведь?***
Прошло много, очень много лет по меркам маложивущих видов. Шэнь Юань теперь выглядел как один из юных учеников Пика Цинцзин в прошлом, хотя Верховный Старейшина по-прежнему относился к нему, как к ребёнку, выгуливая временами за пределами родины видьяхар или покупая ему сладости, если Шэнь Юань бросал на них взгляд. Их отношения постепенно улучшались, в них появилось что-то вроде… «доверия», «тепла»? Шэнь Юань не ведал о том, как должно это ощущаться, но это было самым верным на его взгляд описанием. Да, они стали лучше ладить. Если не одно «но», которое выводило Шэнь Юаня из себя, выдворяя из потаённой части души озлобленного Лорда Пика Цинцзин. — Ох, это Сяо Юань. Дань Фэн здесь? Шэнь Юань бросил полный злобы прищуренный взгляд зелёных ядовитых глаз на Цзинь Юаня. Это было тем самым «но». Вернее одно из целых четырёх, которые вместе с его фуцином образовывали Заоблачный Квинтет. Но как бы ученик Верховного Старейшины злобно не зыркал, Цзин Юань не обращал на это внимание и в итоге Шэнь Юаню пришлось сказать: — Здесь не рады чужакам. Уходи. Цзин Юань улыбнулся. Эта улыбка была проницательной, нет, он не был глупым, он понимал, что ему здесь не рады. Он знал, что видьяхары не желают видеть другие народы, все, кроме Дань Фэна. А ещё он видел Шэнь Юаня насквозь, но молчал, ведя себя с ним, как с дитя: — А не желает ли Сяо Юань присоединиться к Заоблачному Квинтету? Дань Фэн будет рад. — А ну не дури голову ребёнку! По голове Цзин Юаня прилетел кулак. Байхэн, женщина из лисьего народа, с кратковременным недовольством посмотрела на него, а потом на Шэнь Юаня. Склонившись, она улыбнулась ему: — Если Дань Фэна здесь нет, то мы пойдём, — она бросила взгляд на свитки в руках. — Не переусердствуй только, хорошо? Шэнь Юань некоторое время помолчал, загипнотизированный её нежными чертами лица и лучистым, полным жизни, взглядом. Он по-прежнему чувствовал спокойствие, если рядом была женщина, а если она была как Байхэн, открытой и живой, то на время он получал стабильность, как рядом с Дань Фэном. — Как скажет госпожа Байхэн. — Какой воспитанный ребёнок~ Цзин Юань бросил на него один короткий недовольный взгляд. Нет, только посмотрите как это дитя, что мира не видывало, разделяет людей? Где Цзинь Юань успел так нагрешить, что Шэнь Юань его не взлюбил, чтобы бросаться колкостями в лицо, но мило беседовать с Байхэн? — Цзин Юань, Байхэн? Дань Фэн был удивлён их приходом — Шэнь Юань понял это по чуть приоткрывшимся на миг глазам. Верховный Старейшина спросил: — Что-то случилось? — Да так, небольшая миссия. Просто Цзин Лю торопила нас. — Вот как, — Дань Фэн бросил взгляд на ожидающего Шэнь Юаня. — Присмотри за павильоном в моё отсутствие. — Да, Старейшина! Шэнь Юань склонился в вежливом поклоне. Краем уха он уловил голос Цзинь Юаня. — Не «фуцин»? Неужели Сяо Юань стесняется посторонних? И почему он должен был его взлюбить, скажите на милость? Будь перед ним Шэнь Цзю, то Сюя давно вошёл бы в его глотку. Но он был Шэнь Юанем, единственным учеником Верховного Старейшины и своего фуцина. Он не мог оплошать. Не в этот раз… Странное, дурное предчувствие, как после возвращения зверёныша Ло Бинхэ из Бездны, не покидало его.***
Вспых! Шэнь Юань наблюдал за пурпурный огнём печи в павильоне алхимии. Его фуцин стоял перед ней, а неровный свет освещал его фигуру. Нечто мрачное, очень мрачное засело в его душе… «Та женщина из лисьего народа была так важна?» Похоже да. Намного важнее, чем долг старейшины и его народ. Он хотел отдать ей свой титул, вернув к жизни, и заставить проходил цикл за циклом перерождений, пока сам канет в лету, оставив его… Сердце Шэнь Юаня разбилось. Его вновь оставили. Его вновь предали. Его вновь обрекли на ненависть.***
— Ловите его! — Ха-а… ха-а… Шэнь Юань проник в Дом Кандалов. Бывший Старейшина Видьяхара, предатель народа и единственного ученика, был здесь. Он придёт и самолично заберёт его жизнь. Он не позволит жить кому-то, кто причинил ему боль… «Малыш» Его сердце дрогнуло при этой мысли, когда он вспомнил подаренное тепло. Гнев и любовь смешались вместе и он не мог разобраться в них, пока не увидел бы Дань Фэна. Грохот! Он ворвался внутрь, чтобы встретиться с его фуцином. — Что?.. Шэнь Юань смотрел на дитя, что было заковано в цепи. Новорожденный, а уже обречённый на такую судьбу. Эта картина так напоминала конец его прошлой жизни. Шаг. «Тогда стоит ли мне развлечь тебя?» Шаг! Шаг! «Если А-Юань просит от всего сердца, как я могу отказать?» Он сорвался на бег, приближаясь к своему фуцину. «Присмотри за павильоном в моё отсутствие» — Фуцин… Он смотрел на закованного ребёнка, спящего беспробудным сном. Он просто не мог оставить его здесь. Он не мог позволить быть неблагодарным и отплатить Дань Фэну за подаренные годы свободы предательством — пусть тот оставил его. Разбив цепи и взяв на руки ребёнка, он прошептал: — Я буду рядом, фуцин.