Предчувствие любви

      Размеренный менуэт, веселый англез, контрданс… И маски, маски, маски… Мелькнуло печальное личико луны, сверкнул очами-сапфирами черный кот, с веселым смехом промчалась яркая фея. За масками не увидеть истинных лиц; этой ночью на балу, устроенному в доме светлейшего князя в честь помолвки, каждый — не тот, что при свете дня. Наутро отгорят свечи, осыплется цветная пудра, померкнет блеск, сомнутся хрупкие маски. Все станет прежним. Но теперь, пока не забрезжил рассвет, — лицедействуй, сколько угодно.       К нему подлетает юная субретка. В белых пальчиках — веер. Маленькая грудь розовеет от волнения.       — Вы прекрасны! — весело шепчет, улыбается и — снова в пеструю толпу.       Почтительно проплывает мимо полная дама с огромной головой, усыпанной пудрой. Кивает большим красным клювом заморская птица. И — снова в круг.       Где же она — прекрасная Венус? И впереди он замечает струящиеся локоны, дразнящую улыбку, белоснежные плечи. Вот она, прекрасней всех — мягкая, теплая, будто сотканная из солнечного света.       Их руки соединяются. Мягкие пальчики касаются вышитого камзола. Очаровательные губы приближаются, прерывистое дыхание обдает лицо. Его охватывает жар.       — Лизонька…       Мгновение — и звонкий смех внезапно улетает в сторону. Очаровательную Венус увлекает в цветастую толпу стройный мушкетер в черной, как ноябрьская ночь, маске. Растерянный взгляд натыкается на лукавую усмешку, темную перчатку, сжимающую нежную руку, и трепещущие от смеха локоны…

***

      Шум утихает. Позади остаются смеющиеся маски, блеск свечей и духота… Петр идет по пустынному коридору. Луна заливает мраморный пол ледяным светом.       Остановившись у колонны, он срывает надушенный парик с головы и закрывает лицо руками. Слезы обиды и злости душат его. Еще вчера она целовала его, говорила, что любит. Теперь ее тонкую талию обнимает другой, тот, в черных перчатках. Он представил, как перчатки касаются ее рук, сжимают разгоряченный стан, и вздрогнул.       — Ваше величество? Что с вами?       Петр поднял голову и увидел Марию — так нелюбимую им, навязанную невесту. Одета ярко, но без маски. И танцевать не идет. Как есть, фарфоровая кукла. Такая же холодная и равнодушная.       — Не ваше дело. Отчего не танцуете? Не умеете? — сердито спросил Петр.       Мария мягко качнула головой.       — Умею. Но там — все лживое, чужое. Мне не по сердцу.       Петр оглянулся.       — Вы правы. Лживое, — он устало прикрыл лицо ладонью.       — Вижу, вы расстроены. Расскажите, если желаете.       Петр недоверчиво взглянул на нее.       — Батюшке донесете?       Мария печально улыбнулась.       — Вы мой жених. Ваша тайна моей тайной станет.       Петру показалось, она погрустнела, сказав это… Но в тот же миг воспоминания вновь охватили его. Он, зажмурившись от обиды, рассказал о Елизавете и ее новом галанте, о черных перчатках.       Княжна слушала. «Бедное дитя! Обманут в первый раз, обманут, увы, не в последний! Сколько раз ты еще почувствуешь то же, что и теперь! Сколько раз!» — подумалось Марии.       Ее сердце наполнилось острой жалостью к мальчику-императору. Она положила теплую ладонь ему на голову и слегка провела по волосам, чтобы утешить.       Петр умолк на мгновение. Какое-то новое чувство овладело им, как искра, вспыхнуло где-то в глубине и погасло. Мария мягко гладила его по голове, шепча: «Ваше величество, это пройдет, поверьте мне». Он поднял голову и посмотрел на нее. Ее мраморное лицо озаряла мягкая полуулыбка, в синих глазах теплилось сочувствие и… печаль? Должно быть, и ей нелегко. Он слышал о том, что Мария была обручена до него по любви, но помолвка была расторгнута. Теперь она его невеста, но ее, как и прежде, ни о чем не спрашивают. Счастлива ли? Довольна ли? Что у нее на сердце — до этого никому нет дела. Даже ему… Однако она стоит здесь, рядом с ним, и старается понять.       Петр пристальнее взглянул на Марию. Лицо ее теперь не казалось ему таким холодным, а глаза — пустыми и печальными. Она виделась ему не фарфоровой куклой без чувств, но была живой и теплой.       Петр снова обернулся. До него слабо донеслись звуки музыки. Кажется, вновь заиграли контрданс. Снова по кругу пойдут маски, снова прозвучат лживые слова, сверкнут лживые улыбки.       — Пойдемте в сад. Здесь душно, — шепнул он.       …Ночь укрыла их темным покрывалом, объяла ласковой тишиной. Ночь сохранила в тайне их разговоры и мысли. Перед рассветом, прощаясь с Марией на крыльце дома, Петр снова почувствовал, как в глубине его сердца что-то шевельнулось. Что за новое чувство посетило его? Как его назвать? А может, вовсе не чувство? Предчувствие?..