BUFERA

      — Это глупо, так на меня обижаться.       Метнув на альфу колючий взгляд, Тэхён прищуривается и возвращается к выбору нарядов, делая вид, что весьма увлечён этим занятием.       Как бы не так.       Красивая и явно дорогая одежда, украшения, косметика — роскошь, оставшаяся в глубинах памяти в папиной комнате, где в тихую можно было намазать лицо каким-нибудь супер-кремом или померить вещи, что были на несколько размеров больше подростка. Там, в другой жизни, ему это несомненно нравилось, можно было ненадолго почувствовать себя обычным омегой, как все одноклассники, а не наследником, что должен тянуть на себе целую страну и проявлять силу и выдержку побольше, чем у тех же альф.       Но теперь для парня это не более чем куски ткани различных фактур и цветов, многие из которых Ким не знает, как правильно сочетать, потому что его основной гардероб составляет либо рабочая форма, либо потрёпанные временем джинсы. Подосланные Джином черепа, наверное, чувствовали себя крайне оскорблённо, доставляя омежью одежду, а не занимаясь важными политическими делами. Мужчины вывали на него гору, в довесок выдали пару-тройку украшений и напомнили на всякий случай время, к которому они с Чонгуком должны быть на базе.       — Солнце, — Чонгук меняет тактику и ластится к омеге, что за эти дни не сказал ему и слова, скорее всего вынашивая свои кровожадные планы мести в роковой тишине.       Пытаясь увлечь Кима за талию поближе к себе в объятия, Первый получает от него неслабый удар локтем под ребро, который, конечно же, большого вреда ему причинить не может, однако очень уж бесит своим посылом, полным горечи и разочарования. Чон прекрасно знает, из-за чего злится его очаровательный истинный, и в какой-то степени ссора с ним помогает ему отвлечься от дум по поводу Юнги. Однако это не отменяет факта того, что все идёт не так, как того хочет мужчина, и что эти омеги его точно с ума сведут, помыкая по своему хотению.       — Тэхён, — вздыхает Чонгук, устало упав на край кровати, на которой разложены вещи, — хватит, давай поговорим, — он ловит его за руки, крепко и настойчиво фиксируя на месте, не давая и малейшего шанса уйти или увернуться.       — Мне не о чём с тобой разговаривать, — шипит парень, и Чон еле заметно улыбается.       Сработало.       Первый не думал и не знал, что омеги — это сложно. Постоянные омеги, которые умеют обижаться, дуться, мотать нервы, заставлять неистово за них переживать, из-за того, что они вдруг оказываются наследниками. Альфа был готов к чему угодно, но только не к этому. Открытая кровопролитная война с Сокджином? Да. Выкрасть собственного брата? Да. Манипулировать бедным омежкой Ким Тэхёном, чтобы заполучить власть? Тоже да. Убить его? Да. Убить Чимина? Да, если потребуется. Всё, только не это ощущение тяжести в груди из-за этого Ким Тэхёна, что своим яростным сердечком жить спокойно альфе не даёт.       — Солнце моё ненаглядное, — продолжает удерживать парня Чон, слегка массируя его кисти большими пальцами, чтобы хоть как-то расположить к себе и к разговору, — ты же сам прекрасно понимаешь, зачем я это сделал, — он с надеждой заглядывает в карие глаза, что непреклонно сощуриваются.       Тэхён шумно выдыхает через нос, задирая голову, чтобы не смотреть на мужчину.       Он несколько раз порывался уйти из квартиры, на деле же позорно сбежать, однако Чонгук не пустил. Омега постоянно прокручивал в голове ужасную картину того, как он против своей воли убил целую толпу людей, злясь одновременно на себя и на Первого, что не оставил ему иного выбора, запугав внутреннего зверя, что сильнее обычного реагировал в силу уз, их связывающих. Это и близко не сравнится с тем, что делал Намджун.       — Понимаю, — сквозь зубы отзывается Ким, тряхнув головой, осознавая все риски того, что случилось бы на том полигоне, если бы он не выполнил приказа Главы, повинуясь собственному чувству справедливости, а не порядкам черепов. — Но это совсем не отменяет мою злость на тебя, — сдаётся парень, устав молчать.       — Тэхён… — Чон хочет усадить его к себе на колени, собираясь уже читать нотации, как маленькому, но наследник продолжает бунтовать, неведомым образом обретая нерушимую власть над ним:       — Нет, ты будешь слушать, — не даёт закончить парень, яростно сверкнув глазами, и Первый готов исполнить любой его каприз, особенно после нескольких дней тишины.       Насколько же он становится зависимым. Ужасно. Это может превратиться в огромную проблему, и никакая выдержка, годы военной подготовки не спасут Чонгука. Удивительно, что вместо того, чтобы кричать, спорить, отстаивать свою точку зрения до конца, омега предпочитает замолкать, вымораживая Чонгука этим лишь сильнее.       — Меня выводит из себя не столько то, что ты посмел манипулировать моим поведением с помощью феромонов, хотя я говорил тебе об этом, — Чон незаметно закатывает глаза, не понимая, зачем так усложнять, пока омега кончает формулировать свою мысль, что вынашивал два дня, поминутно анализируя всё, что происходило на полигоне, — а то, что ты даже не дал мне возможности решить самому, мгновенно беря всю ситуацию под свой контроль.       — И? — выгибает бровь альфа, заставляя Кима поперхнуться воздухом от возмущения.       Тэхён вырывает руки, но отскочить от Черепа не успевает, потому что он окольцовывает его талию, не отпуская далеко от себя.       — «И»?! — психует омега.       — Я не вижу ничего такого в том, что я взял и всё разрулил, и мы в итоге вышли от Сокджина живыми, — Чон говорит это с такой сталью в голосе, равнодушно рассуждая о смерти, что у Кима непроизвольно пробегает холодок по коже. — Или тебе напомнить, как ты попытался убить Главу?       — Я не!.. — вскрикивает протестующе Тэхён, в прямом смысле прикусывая язык, и испуганно вперивается глазами в невозмутимого Первого.       Сам себя подставил. Теперь он не может просто бездумно злиться на Чона, догадываясь, что, по-хорошему, за такое казнят на месте, а Тэхён благодаря мужчине до сих пор дышит, слышит и видит, будучи живее всех живых.       — Самостоятельности хочешь? Да пожалуйста, — хмыкает Чонгук, продавливая парня дальше. — Только давай поговорим об этом тогда, когда ты научишься держать свою ненависть в руках, а не будешь глупо рисковать своей и, что уж говорить, моей скромной жизнью.       — Не переворачивай всё!.. — омега бурчит не столь уверенно, как минутой ранее, боясь сказать что-нибудь лишнее, вновь почувствовав себя одним против всего мира.       Против Чонгука и его власти, которой Тэхён хочет или нет, но подчиняется.       — Что конкретно тебе сделал Джин, что ты решил, что будет хорошей идеей выстрелить в него в присутствии черепов? — Тэхён облизывается, ощущая вмиг пересохнувшее горло от неудобного вопроса. — У них, знаешь ли, инструкция стрелять на поражение.       — Не учи меня…       — А кто тебя, блять, ещё научит! — Чонгук слегка встряхивает омегу, сильнее впиваясь пальцами в бока, пока тот пытается отодвинуться подальше, уперевшись в плечи Первого. — Ты не жил в моём мире, ты не понимаешь, что каждый череп, надевая маску, превращается в боевую единицу без личности, морали и принципов. Намёк на покушение — ты труп!       В курсе он. Но смелость, может быть, глупая отвага, что зарождается в наследнике рядом с Чонгуком, пересиливает здравый смысл. Ощущение уверенности, что только этот человек способен его с того света если что вытащить, полностью отключает трезвую часть мозга Тэхёна, хватающегося за альфу, как за последнюю свою возможность всё исправить. Истинность это или ещё что, не столь важно.       — Он ведь заслуживает смерти! — бесконтрольно в итоге вырывается из Тэхёна, когда он продолжает защищать самого себя, тут же виновато заламывая брови и пряча взгляд от хмурого Чона.       Изнеможённый вздох прилетает в ухо парня, что «ойкает», когда Первый всё-таки усаживает его на своё здоровое бедро, испытующе смотря глаза в глаза.       С одной стороны хорошо, что Тэхён столь яростно и оппозиционно настроен, но с другой Чонгука это настораживает. Ему не нужно засветиться раньше времени, выдать себя неосторожными поступками, направленными против Джина. У того и без этого нездоровый интерес к Киму в силу их взаимоотношений.       — Тэхён, все черепа заслуживают смерти. Я тоже, — наследник внимательно вслушивается в низкий голос истинного, пытаясь сосредоточиться на нём, а не на пьянящем его и отвратительном для иных аромате. — Меня же ты не спешишь пристрелить тем замечательным пистолетом, что ты спрятал. Хотя попытки были… — притворно задумывается Первый.       — Ты выгораживаешь Главу? Ты же говорил, что ты не такой и что… — тараторит Ким, вспоминая и подбирая слова, и Чон подхватывает быстрее:       — Я выгораживаю тебя, — омега распахивает посильнее глаза, не понимая, к чему Череп клонит. — Не поддавайся на его провокации, не спорь, не говори этих пламенных речей, не на его территории точно, Тэхён, — рука мужчины ненавязчиво скользит по бедру парня, поглаживая. — И не вздумай брать с собой оружие, — строгий взгляд полосит по парню. — Узнаю, что стащил у меня патроны — не знаю, что с тобой сделаю, — поглаживания заменяются на внезапную и немного болезненную хватку, вынуждая Кима возмущённо дёрнуться из-за перемены настроения их разговора. — Понял? — Тэхён уводит взгляд, до этого даже не задумываясь о подобном, но мужчина, на свою беду, подаёт ему замечательную идею. — Я не слышу, — вторая рука Чонгука ложится на нежную шею, требовательно фиксируя, чтобы омега не смел прятать глаза.       — Понял, я, понял, — скрывать недовольство наследник и не пытается, хотя всё же над кое-чем задумывается, уходя в свои мысли.       Ещё со стрельбища, конец которого парень старается заблокировать в своих воспоминаниях, чтобы самого себя не изводить, Тэхён всё прокручивает слова и полунамёки Чонгука, пытаясь найти в них смысл или ответы на вопросы, так и повисшие в воздухе. Или хотя бы один ответ. Как будто альфа делает всё, чтобы омега понял его позицию по отношению к Джину, однако открыто не говорит, а в очередной раз поднимать эту тему Ким, честно говоря, побаивается.       У них и без того всё так неоднозначно и непонятно. Вроде и ведут себя как самая слащавая в мире парочка, уже чуть ли не живут вместе, а предчувствие подставы, лжи, обмана не покидает его. И сердцем Тэхён испытывает одно, растворяется в Первом, что, конечно, не есть хорошо, а голова иное твердит, когда первое затихает. Недосказанности, обрывки, качели, с которых омега до трясущихся коленок боится упасть, потихоньку уничтожают его до основания. И больше всего Тэхён страшится, что всё исчезнет, стоит только его личности стать достоянием общественности, что Чонгук может отвернуться, выбрать нечто другое, когда так хочется, чтобы выбрал его несмотря ни на что. До идиотского эгоистично, до инфантильного банально, но они в конце концов истинные. Неужели они не заслужили быть вместе вопреки трудностям?       Вопреки страшному секрету, хранимому так долго и тщательно.       — Чонгук, — несмело зовёт Тэхён, решив на время оставить свою обиду на него, всё равно с Чоном бесполезно выяснять отношения.       — Что, солнце? — почти мурлычет Первый, стремительно меняясь в настроении, незаметно подобравшись ближе к шее, благоухающей жасмином, и зарывается в неё носом, вызывая мелкую дрожь в парне. — Хочешь сказать, что ты меня уже простил?       — Размечтался, — он вновь пихает Черепа в плечо. — Всего один вопрос… — альфа закатывает глаза:       — Все твои вопросы кончаются одинаково, мне уже надоело, — Чонгук не сдерживается и несильно кусает омегу в шею, не представляя, как они так много лет жили, не зная друг о друге, находясь далеко, но в то же время близко, чтобы наконец найтись и скрасить обоюдное существование.       А то постоянные убийства и борьба за власть в стране Первому осточертели.       — Чонгук!.. — лёгкий полустон от манипуляций мужчины вырывается из Кима, постепенно покрывающегося мурашками с ног до головы. — Я серьёзно!       Этот чёртов альфа знает, как отключить любое сопротивление в голове Тэхёна, вытворяя с ним и его пульсом, пламенно забившимся в висках, немыслимые вещи. Знал бы омега, что этим всё кончится, то дважды бы послушал Намджуна, когда тот пытался уберечь парня от влияния Первого.       — Я тоже, — парирует Чонгук, продолжая выцеловывать шею наследника, умело скользя губами, и надышаться им не может. — Я и без того вижу тебя только ночами, ещё и ты со своими обидами, — Тэхён фыркает. — Знаешь ли, это жестоко с твоей стороны — лишать меня себя, когда я только-только прочувствовал вкус истинности, — щёки и уши у омеги загораются, а руки спасительно в Чона цепляются, натягивая его неизменную чёрную футболку, чтобы не свалиться с колена на пол от переполняющих его чувств.       — Это ты так пытаешься сказать, что соскучился? — попытка альфы переменить тему оказывается удачной, потому что Тэхён и сам невероятно изнывает, привыкнув к близости и теплу кожи Первого, вопреки злости на него.       Такой слабый перед ним. Готовый простить если не всё, то многое, так как жутко представить тот сценарий, в котором они окажутся порознь. Инстинкты, природа, взаимное притяжение атомов — обзовите, как хотите. И не столько плющит факт истинности, сколько осознание этого.       — Соскучился, — честно и открыто признается Чонгук, подняв голову и так странно и быстро глянув в глаза опешившего от откровения омеги, а после в мгновение валит его на кровать, нависая сверху, и усмехается: — Это же очевидно, солнце.       — Мы опоздаем, — шепчет в ответ омега, тихо посмеиваясь и мелко дрожа под Чоном, когда руки мужчины бесстыдно лезут под его кофту, намереваясь стянуть её.       — Да похуй мне, — грубо отзывается Первый, слегка выпрямляясь, ведь от одного воспоминания о том цирке, что устраивает Сокджин на базе, его нервы натягиваются.       — Значит я должен беспрекословно всем приказам Главы подчиняться, а тебе то же самое делать не обязательно? — игривая улыбка на лице наследника как-то быстро и неуверенно спадает, выдавая метания Тэхёна, сглатывающего ком и решающегося спросить: — Я же вижу, что тебе не нравится эта помолвка, — резанувший по нему ледяной взгляд не останавливает парня: — Неужели ты не можешь?..       — Не могу, — отрезает Чонгук, и Тэхён всё понимает по внезапно вспыхнувшим феромонам альфы. — Только настроение испортил, — вздыхает мужчина, разочарованно поднимаясь с постели, почти незаметно морщась от неприятных ощущений, когда всем весом опирается на травмированную ногу.       Ким теряется, поднимаясь и присаживаясь на кровати. Усиленно подавляет чувство вины, вспыхнувшее где-то в груди, и с сожалением смотрит на Первого. Никто ему ничего не говорит. Тэхён знает только то, что они должны прибыть на помолвку младшего брата Чонгука Юнги, а почему его альфа так злится, почему зверь его протяжным воем заходится, — не понимает. И Чон не хочет говорить об этом. Ни о чём не хочет говорить, ближе его подпускать, выстраивая то одну стену, то другую, загоняя тем самым парня в клетку, хотя совсем недавно упрекал его в том же самом.       — Чонгук, — взволнованно зовёт Ким, стоит Чону достать сигарету, сунуть её в рот и сдвинуться с места, молча направляясь к двери.       Он лениво и терпеливо оборачивается, и омега спешит вскочить с места, опрометью оказываясь совсем близко к нему. Тоска в чужом сердце собственной ощущается, но Тэхён ничего с ней сделать не может, заламывая брови и терзая никак не заживающие губы. Им и говорить не нужно, но если бы Чонгук поделился с ним, то парень стал бы чуточку счастливее. Может жизни они и могут доверить друг другу, что уже звучит безумно в тех реалиях, в которых оба существуют, но мысли ведь у каждого всё равно свои.       — Всё хорошо, солнце, — лгать у Первого выходит паршиво, особенно с этой притворной натянутой улыбкой, что получается ещё отвратительнее, чем у Сокджина.       Киму остаётся только надеяться, что сегодня на вечере он сам что-нибудь и как-нибудь поймёт.       — Поцелуй меня, — вместо каких-либо слов поддержки просит омега, обнимая Первого за шею, повиснув на нём.       Чонгук издаёт нервный смешок, медленно убирает сигарету изо рта, а после с такой жадностью впивается в губы парня, что тот, оторопев, не сразу подстраивается под темп, задаваемый Первым. Той же рукой, держащей сигарету, альфа накрывает голову Тэхёна, утопая в волосах, не позволяя ему отдалиться, полностью контролируя ситуацию. Поцелуй нервный, хлёсткий, как пощечина, он же до одури приятный и обволакивающий, вызывающий в Киме желание последовать совету альфы, послать всё куда подальше и затащить мужчину в кровать, пока они не переступили порог квартиры.       Тэхёну приходится привстать на носочки и слегка выгнуться в пояснице, чтобы выдержать напор Черепа, в какой-то момент просто кусающего омегу за нижнюю губу. Тот болезненно постанывает сквозь закрытые глаза, однако всё равно льнёт к Чону, слиться с ним воедино в тайне желает, не отличая уже свою личность от зверя внутри. Не существует совершенно никакого мира вне этого поцелуя, потому что омега всегда этого и хотел. Не страной править, а любви и отношений, о которых и не мечтал, пока Чонгук не ворвался в его жизнь, уничтожая переменные и превращая их в константы. И хоть многое ещё не ясно, многое зыбко и неустойчиво, однако в этот момент, когда Первый так крепко, но в то же время трепетно его держит в своих руках, омега уверен во всём.       И в том, что переживёт помолвку на территории Сокджина, тоже.       — Солнце… — сипит, продрав голос, мужчина, прерываясь, и коротко целует обомлевшего Тэхёна в припухшие и влажные губы. — Иди одевайся, — Чонгук не без труда давит в себе вспышку страсти, дорвавшись до заветного тепла омеги сквозь долгие два дня молчания, однако, к своему удивлению, получает недовольный стон и лёгкий протест со стороны наследника. — Давай-давай, — Чон гладит его по волосам, с самодовольной улыбкой вдыхая запах, разворачивающий ему грудную клетку каждый всякий раз. — Надо показать всем омегу Первого Черепа.       — Было бы чем хвастаться… — Тэхён снова вспоминает о том, что рано или поздно придётся выезжать к базе и изображать из себя невесть кого, чтобы никто его ни в чём не заподозрил, и поникает.       — Не недооценивай себя, — а то Чонгук чуть не совершил эту страшную ошибку, потеряв голову от вида одного щупленького омеги в мраке квартиры, хватающегося за нож, как за единственное своё спасение.       — Как скажешь, — воображает Ким, закатив глаза, понимая, что ему придётся вернуться к мукам выбора наряда, и нехотя отлепляет себя от мужчины, отпуская того наконец покурить и немного подумать.       Про Юнги. Про восстание. И про Тэхёна, в конце концов.

***

      Тэхён соврёт, хотя ему и не в первой, если скажет, что ему до безумия не страшно. Даже обернуться, пока Чон экстренно решает вопросы с охраной на базе, и просто посмотреть на особняк тяжело. Пока он был в квартире Первого, наряжался непонятно зачем, гоняя мысли по кругу, ему было тревожно, но не более того. База черепов, кишащая бойцами, Девяткой и Джином во Главе — парень мог бы придумать себе развлечение поинтереснее. И в свете всех обстоятельств последняя глупость, которую мог сделать Ким, это добровольно прийти сюда на помолвку в качестве пары Чонгука и заявить свой статус. Что иначе означает обратить на себя всё внимание тех, от кого так долго и усердно прятался.       Самоубийство.       Выпуская изо рта дым от сигареты, потеряв им счёт ещё по дороге сюда, Тэхён сильнее кутается в куртку, ёжась от мороза. Все черепа в полной готовности и патрулируют двор, количество тонированных машин, припаркованных в гаражах, поражает омегу, потому что такую концентрацию автомобилей он может вспомнить лишь в детстве. Словно время обратилось вспять, и его папа сейчас устраивает званый вечер, ругая недовольного Тэхёна за беспечность и плохое знание этикета. Да, он бы точно не похвалил его за курение прямо перед драгоценным газоном, на который столь же варварски летит бычок.       Но не только угрозы Сокджина вынудили Кима вырядиться и подыграть правилам Главы. Желание, а главное возможность увидеть и поговорить с Чимином — настоящая причина того, что у омеги дрожат колени не от холода, а от паники. Так странно быть очень близко к брату, но не иметь способа заявить ему, что вот он, жив и здоров, что некто родной всё ещё ходит по земле, что они могут вновь обрести друг друга.       Задумавшись и предвкушая долгожданную встречу, настраивая себя, чтобы не растеряться, Тэхён не замечает того, как к нему подходит Чонгук и берёт омегу под локоть, сокращая расстояние так, чтобы его слова достигли только слуха парня:       — Несколько простых правил на сегодня, — серьёзно заявляет Первый, глазами продолжая изучать обстановку вокруг них, — от меня не отходить, с альфами не разговаривать, Сокджина не подначивать.       — Ты сейчас серьёзно? — Ким откашливается и неверяще выгибает бровь.       — Ладно, с альфами можешь разговаривать.       — Чонгук, — истерично усмехается Тэхён.       — Тэхён, — но строгий голос, приправленный не менее строгим взглядом, в котором наследник читает отнюдь не ревность, заставляет омегу встрепенуться, — серьёзнее некуда. От меня никуда, — Чонгук неосознанно сжимает сильнее руку. — Здесь все тебе враги.       «Не все», — хочет возразить Ким, однако вместо этого закусывает губу и странно смотрит на альфу, напряжённого больше обычного. Это заставляет Тэхёна смириться и принять правила. Выкрутится. Всегда же получалось.       — Всё, хорошо, от тебя не на шаг. Пусти, — пытается вернуть себе конечность Тэхён, и Чон отпускает, но ненадолго, обречённо вздыхая, проверяя наручные часы, и берёт парня за руку, переплетая пальцы и удивляя тем самым омегу.       — Ты самый странный из всех омег в моей жизни, честное слово, солнце, — несмотря на своё общее заведённое состояние Чон пытается держаться, слабо улыбаясь Тэхёну.       Они размеренно движутся к парадному входу, совсем никуда не торопясь, но всё же понимая, что Юнги там один и ждёт старшего, как обездоленные ждут кусок хлеба. По пути Чонгук незаинтересованно наблюдает за тем, как склоняют головы черепа, удовлетворённый их поведением, и краем глаза замечает, как продолжают пребывать гости.       — Такой шёлковый, — призадумывается омега. — Надо почаще с тобой ссориться.       — Это была не ссора, а недопонимание, — когда дверь перед ними любезно открывают, Первый пропускает омегу вперёд себя.       — Как не назови, но ты не извинился… — Тэхён вспоминает, что Чонгук действительно не сказал ему ничего, а просто умело обвёл вокруг пальца. — Точно, — он разворачивается лицом к альфе, смотря на него снизу вверх, — ты не извинился.       Из залов дальше по коридору разливается приятная музыка, и учтивые слуги уже тут как тут спешат принять верхнюю одежду пары, однако Ким ни на что не обращает внимание, не без внутреннего сомнения наблюдая за тем, как вздуваются вены на шее у мужчины.       — Я думал, тема закрыта, — раздеваясь, старается держать себя в руках Чонгук, не глядя всучивая пальто слугам и на автомате помогая Тэхёну.       — Будет, когда я услышу всего одно слово, — продолжает говорить с ним через спину омега, представая перед Чоном в струящемся атласном бежевом костюме, по правде говоря, чувствуя себя в нём не вполне комфортно.       Впервые за долгое время сменив военную форму на костюм, Чонгук расстёгивает от духоты вторую пуговицу рубашки, обнажая татуированную шею, и отводит Тэхёна немного в сторону, чтобы не стоять на проходе и не подогревать излишний интерес слуг, что, непременно, доложат о любом подозрительном разговоре Сокджину. Ему на стены уже хочется лезть от упрямости Кима. Определённо, хорошая черта, только не тогда, когда она против него работает.       — Мне не за что извиняться.       — Неужели это действительно так сложно? — выдыхает весь воздух омега, стараясь не задохнуться от аромата Чонгука, сложив руки на груди, неосознанно поглядывая за спину альфы, глазами изучая людей, снующих туда-сюда.       — Неужели так сложно не ебать мне этим мозг сегодня? — в тон отвечает Первый, холодно глянув, играя желваками. — Моей вины ни в чём не было. Всё. Точка. Оправдываться я не буду, извиняться тоже.       Возмущение Тэхёна достигает крайней точки. Насколько вообще Чонгук непреклонен? Даже ради него? Но обида тонет в молчании и в поникшем взгляде, которым Ким знаменует своё несогласие и отказ как-либо больше контактировать с альфой. В конце концов здесь и не обязательно. Однако жгучий осадок остаётся.       — Тэхён, меня это заебало, правда, — Череп старается говорить тихо, делая небольшой шаг вперёд к Киму, но тот резво отскакивает, не давая себя вновь одурачить феромонами. — Мы топчемся на месте из-за того, что ты не можешь отпустить ситуацию.       — Я не каждый день расстреливаю толпу людей по указке какого-то альфы!.. — вскрикивает Тэхён, покрываясь мурашками от того, что произнёс это вслух.       Он взаправду своей рукой убил их всех.       — Какого-то? — горько усмехается Чон, проводя кончиком языка по губе и оглядываясь назад, проверяя что-то. — Хорошо, пусть так, — противное чувство селится в груди против воли альфы, — только приказ был от Сокджина, помнишь, да? А самым плохим всё равно оказываюсь я.       Набирая в грудь побольше воздуха, чтобы возразить, Тэхён не успевает ответить ни звука, поворачивая голову к источнику радостного и облегчённого вопля, стремительно приближающегося к ним с громким:       — Чонгук! — и повисающим на вмиг растаявшем альфе, укрывающем маленького омегу в ответ своими крепкими объятиями.       — Юнги, — выдыхает в его макушку Первый, отбрасывая всё остальное на потом, и остаётся благодарен брату за то, что так вовремя появился и остановил их двоих от продолжения бессмысленного сражения, где никто не собирается уступать.       Парень проглатывает свою обиду, с интересом начиная рассматривать омегу, черты которого так болезненно напоминают Чимина. Он даже смягчается, улыбаясь трогательной картине, видеть которую, вероятно, большая редкость. Даже морщины на лице альфы расправляются, заставляя исчезнуть глубокую складку меж бровей, что давно поселилась у Чонгука. Неужто Юнги и был её причиной?       Сердце Тэхёна пропускает удар. Ему тоже хочется вот так прижать к себе младшего брата, спрятать и укрыть от злого и подлого мира, в котором им не повезло родиться. Он очень долго проклинал свою кровь, своё происхождение, веря и надеясь, что если бы отец не был Главой, то их семью не коснулась жестокая и нещадная рука Сокджина.       Искренняя, немного отстранённая улыбка ложится на губы Кима, расправляющего плечи и ожидающего, когда Чонгук представит их друг другу. На альфу он не смотрит. Не хочет лишний раз душу бередить, пытаясь отвлечься, забыть о всех тех вещах, что тяготят. Юнги открывает зажмуренные глаза, с которых чуть ли не слёзы собираются течь, и внимательно изучает Тэхёна. Взглядом с ног до головы облизывает, оценивает, да так, что у Кима едва не срывается истерическая усмешка. Что старший, что младший — одинаковые.       — Ты как? — взволнованно оглядывает брата Первый, немного отстраняясь, а Тэхёну как по сердцу ножом эта трепетная интонация.       — Терпимо, — обманчиво улыбается омега, не желая от старшего отходить и возвращаться в общий зал, где к нему приковано всё внимание и внимание Седьмого с Главой, в частности. — Сокджину уже доложили, что вы здесь. Я подслушал и сбежал от них.       От одного упоминания беты у Чона и Кима одновременно бессознательно тяжёлый вздох срывается. Переглянувшись, они демонстративно вздёргивают носы. Юнги ничего не понимает, но по атмосфере, царящей вокруг них двоих, приходит к выводу, что произошло что-то не очень хорошее, и выжидающе смотрит на мужчину, слегка кивая головой в сторону парня.       — Тэхён, Юнги мой младший брат, — незаинтересованно представляет Первый, безразличием своим наказывая то ли себя, то ли Тэхёна. — Самое дорогое, что у меня есть, — ехидно добавляет альфа, умалчивая тот факт, что с недавних пор на этом пьедестале уже двое омег поселилось.       Ревновать глупо. Ревновать к младшему брату своего истинного — вверх идиотизма, и Ким знает, что это отвратительно. Но не может не уколоться о слова про «самое дорогое». С трудом отмахиваясь от этого, омега протягивает руку и продолжает улыбаться младшему:       — Я рад с тобой познакомиться, Юнги, мои поздравления с предстоящей свадьбой, — парень перед ним потупляет взгляд, обречённо поднимая и опуская плечи, и так странно давит улыбку, ответно протягивая руку, что Тэхён недоуменно косится сначала на моментом почерневшего Чонгука, затем на омегу перед собой. — Я что-то не то сказал?       — Свадьбы не будет, — уверенно чеканит мужчина, убеждая в этом всех вокруг, убийственно глянув на черепа, стоящего подозрительно близко к ним троим.       Тэхён запутывается ещё больше. Зачем тогда помолвка, если свадьбы не будет? Видно, что Чону младшему вообще вся эта затея не нравится, тогда почему? Он думал, что только Чонгук против этого в силу привязанности к брату, но, кажется, всё совсем не так плоско и одномерно. Как хоть выглядит этот жених, что омега перед ним весь в лице переменился, тихой грустью одаривая всех вокруг себя?       Юнги пытается отвлечься на что-нибудь другое и ощущает, как до носа доходит нежный и лёгкий аромат жасмина, и улыбается, будто сам себе. Так чисто и невинно, что Ким не может не улыбнуться ему в ответ, не понимая, в чём дело. Младший же всё гадал, как выглядит тот омега, не дающий покоя Джину и Чимину и одурманивший голову непоколебимому Чонгуку, что теперь едва не светится от счастья за брата, который впервые за очень долгое время наконец открыл душу и впустил кого-то в свою жизнь.       — Тэхён, я тоже очень рад с тобой познакомиться, — разливается тихий и нежный голос парня. — Я думал, что мне показалось, но Чонгук и правда смягчился в последнее время.       — Ну да, конечно, — пыхтит рядом Чонгук, на Тэхёна не смотрит, продолжая контролировать обстановку, пока омеги болтают, и коротко кому-то кивает, встретившись взглядами.       Наследник еле сдерживается, не знает, как весь вечер потерпит около такого Первого, но благодаря ему же не грузит себя лишними мыслями, расслабляясь в чужом-своём доме. Чтобы не показывать, что у них не всё гладко, Тэхён оставляет без комментария реплику Юнги и глупо улыбается. Так вроде бы папа учил. Ему нужно достать из арсенала все свои какие то ни было знания и умения, чтобы не ударить в грязь лицом.       К ним несмело подходит один из слуг:       — Первый, Глава велел позвать Вас.       — Идём, — нехотя отзывается Чонгук, долго зависая взглядом в одну точку, а после, стиснув зубы, сдаётся и протягивает руку к Тэхёну, надеясь на его благоразумие и на отсутствие сцен.       Но Ким никогда не был тем, кто устраивает сцены. Точно не на публику. И ныряет под бок альфы, соглашаясь играть по оговоренным ранее правилам и никуда не отходить от него. От Джина, в любом случае, только Чонгук может его спасти. Юнги с подозрением поглядывает на них, замечая, что они не сказали другу друга и слова за всё то время, что он рядом, и проходит немного вперёд, чтобы своим присутствием не смущать брата.       Рука мужчины по-хозяйски располагается на талии омеги, ощутимо сжимая и напоминая, что ещё ничего не кончено, и за это Ким одаривает его смурным взглядом, не боясь и не страшась расправы, как было это раньше. Он чуть Джина не убил и убил бы, если бы Чонгук не вмешался, а там было бы уже плевать, что дальше. Ярость Первого на него ничто, ведь омега в своей готов его утопить, понимая, что и сам следом захлебнётся.       Проходя по особняку, парень с жадностью рассматривает стены и потолки, отвлекается на плитку на полу, шторы и картины. Ещё в первый раз Тэхён обратил внимание на то, что большую половину предметов роскоши, принадлежащих чете Ким, Джин сохранил. Вероятно, отреставрировал часть, может, заказал реплики, но так отчаянно пытался восстановить внутреннее убранство, чтобы обмануть самого себя и поверить в то, что мужчина всегда был наследником, всегда был Кимом. Ступая на лестницу, омега невольно хмурится, вспоминая, как Чимин любил бегать по ней туда-сюда, разбивая коленки, а потом как они с ужасом бежали вдвоём по ней же, чтобы спастись. И им удалось. Хотя, наверное, удалось только Тэхёну.       — Решил побыть паинькой? — хрипит куда-то в висок парня Чон, чтобы Юнги или кто другой не слышал, когда они переступают порог такого знакомого общего зала.       — Не принимай на свой счёт, — вторит ему омега, с интересом рассматривая людей вокруг и прикидывая, кого и за что продал каждый из них, чтобы оказаться здесь.       — Да куда уж мне.       Будто альфа всё хочет ковырнуть ещё больше, только не учёл, что и Тэхён за словом в карман не полезет. Он усиленно продолжает искать глазами Чимина, но средь безликих черепов, разодетых и развесёлых, младшим и не пахнет. Зато на глаза попадается кое-кто другой, останавливающий одним движением рукой собеседника и на всех порах спешащий к паре, приветствуя омегу широкой улыбкой с бокалом в руках.       — Я знал, что тебе не хватит смелости отказать мне, — судя по всему Джин наслаждается вечером, чего не скажешь о Юнги, чей жених появляется также внезапно, победно и нахально, а главное, опрометчиво, ухмыляясь прямо в лицо Первому, стоя непозволительно близко к Юнги и присоединяясь к беседе. — Посмотрите, и из гадкого утёнка можно сделать лебедя, — Глава одновременно и унижает, и хвалит Тэхёна, у которого разве что глаз не дёргается от приторной улыбки, сковавшей спазмом мышцы.       — Вашими стараниями, Глава, — почтительно склоняет голову наследник, терпя боль от пальцев Чона, впивающихся ему чуть выше тазобедренных косточек. — Уже и не вспомню, когда последний раз надевал что-то наряднее рабочей формы.       Бета останавливает слугу с подносом, полным бокалов шампанского, и, взяв один из них, любезно протягивает омеге. Осторожно обхватывая ножку, Ким благодарно принимает алкоголь, замечая, что Чонгук пить не собирается. Впрочем, ему не так важно, что вообще сегодня собирается делать этот альфа. Неоднозначные чувства, которые он вызывает внутри против воли, раздражают Тэхёна не меньше, чем беспечный Сокджин перед глазами.       Он привёл черепов в его дом. И он же празднует здесь праздники, стоя на костях отца и папы. Продолжая убеждать себя, что так надо, что иного пути нет, что надо немного потерпеть, парень поднимает бокал, молча посылая проклятия бете и желание, чтобы тот подавился шампанским и задохнулся, и, пересиливая себя, всё-таки выпивает вместе с врагом:       — За счастье молодых! — громко произносит Джин, обращая на себя внимание, и гости вторят ему, волной гвалта проходясь по залу.       Стрельнув глазами на Чона старшего, Глава полностью выпивает содержимое бокала, призывая Тэхёна повторить за ним. Чонгук не может не заметить, как бета выбрал себе новую игрушку, но всё, что он может в данной ситуации, продолжать охранять непокладистого истинного, и нервно проверять время на часах, отсчитывая про себя минуты до конца.       — Первый, ты не представишь нас? — невзначай напоминает о своём присутствии Седьмой, делая небольшой глоток, и, осмелев, обнимает зажмурившегося Юнги, с чувством собственного превосходства упиваясь яростью мужчины.       Его Чонгук первым застрелит. Уже порывается достать из наплечной кобуры, спрятанной под пиджаком, кольт, да брата напугать боится. Мало того, что не блещущий особым умом прихвостень Сокджина на место его усиленно метит, Юнги к своим рукам прибрать хочет, чтобы влияние увеличить, так ещё столь жадно в сторону Тэхёна смотрит, что мужчина не видит для Седьмого иной участи кроме смерти. Мучительной такой, не быстрой, чтобы сутки с ума сходить, молитвы шептать, умолять, а потом ещё сутки умирать.       — Конечно, представлю, — парень клянётся, у него справа на боку синяк к завтрашнему утру будет, а виду подавать всё равно нельзя, он это всем телом чувствует, наперекор настроению Чона идти не осмеливается. — Тэхён, мой омега. Седьмой, хуй какой-то, если честно, — по очереди называет Первый.       — Очень лестно с твоей стороны, — недовольно скалится мужчина, сощурившись.       — Ну же, мальчики, не ссорьтесь, такой день, верно, кроха? — подмигивает Юнги Джин, и тот как-то вяло кивает головой, от нервов начиная крутить на безымянном пальце золотое кольцо, что его заставили надеть ещё утром.       Седьмой протяжно мычит, оценивающе разглядывая омегу:       — Тэхён, значит… Ким что ли? — насмешливо уточняет мужчина, пряча ухмылку за кромкой бокала.       — Да, — не задумываясь, огрызается наследник, дёрнув бровями.       Альфа не подаёт виду, но ощущает, как волнительно начинает биться сердце омеги, не меняющегося в лице от повисшей тишины. Просил же не подначивать. Очень смело с его стороны, почти безумно, когда всё так действительно и есть. Осознаёт ли хоть кто-нибудь в этом доме, что законный наследник жив, здоров и без всяких проблем заявился на торжество, так ещё и по личному приглашению Главы? Вряд ли.       И это заставляет Чонгука немного расслабиться и испустить смешок, слегка наклоняя голову вбок, чтобы спрятать улыбку за волосами Тэхёна.       — Скажешь тоже! — подхватив волну смеха от Первого и прерывая тяжёлую тишину, хохочет Джин, театрально утирая невидимые слёзы у уголков глаз. — Если бы он был Кимом, то Чонгук не в особняк его бы привёл, а сразу на площадь для казни, верно?       Глава хищно облизывается, сталкиваясь с прямым взглядом альфы.       — Да, — раздаётся твёрдый и быстрый ответ откуда-то сверху, подкреплённый кивком, и Тэхён дышать начинает через раз, забывая напрочь, как это правильно делается.       Даже сейчас? Даже с учётом того, что они истинные? Даже тогда, когда Тэхён, сам того не ведая, глупо и безнадёжно вверил свою жизнь и, мать его, сердце главному головорезу страны, беззаботно засыпая с ним каждую ночь? Омега давит улыбку, неживую, плоскую, но её вполне достаточно для Сокджина, Седьмого и Юнги, потому что Чонгука ему всё равно не обмануть.       Хотя… Если он все ещё стоит на своих двух, значит в кое-чём ему всё же удалось одурачить Первого Черепа.

***

      К ним подходит ещё кто-то. И ещё. И ещё. Тэхён и не старается запоминать. Ему, вроде бы, представили всю Девятку, но для парня это было подобно кадрам из мультика, с постоянно мелькающими лицами. С некоторыми из них, как показалось Киму, Чонгук более любезен, но неизменный командирский надменный тон всё равно проскакивает в его голосе. Однако омеге не интересно. Он грузится непосильными мыслями, совсем затихая и даже не пытаясь слушать собеседников.       Где Чимин? Почему Чонгук постоянно озирается, выискивая что-то? Почему все голоса вокруг такие громкие, а взгляд Джина, который Ким ощущает через всё помещение, раздирает кожу, вгрызается и пробирается внутрь? Куда он попал? Ему подают очередной бокал, забирая пустой, и этого же слугу мигом требовательно зовёт к себе Глава, что-то говоря на ухо, пальцем указывая на фужер, который спешат унести на кухню в гордом одиночестве на подносе, и продолжая смотреть только на Тэхёна, срочно мечтающем о сигарете. Ему душно и плохо, алкоголь запросто завладевает телом парня, не державшем и крошки во рту с полудня, заставляя обомлеть, и та самая лёгкая паника тихо, но верно начинает подбираться к самому верху горла.       В какой момент он свернул не туда? Почему распивает здесь дорогой алкоголь по сторону черепов, а не хлестает холодную воду из-под крана, чтобы взбодриться, вместе с народом и повстанцами? Пусть вынужденно, пусть из-за Чонгука, пусть в своих же корыстных интересах, но почему Тэхён предаёт себя, семью и звание Главы, с застывшей на лице улыбкой, чтобы лишний раз ни с кем не разговаривать? Он подносит бокал к губам, отпивает немного под изучающий взгляд Первого, который игнорирует не специально, и устало прислоняется ближе к груди мужчины.       К чёрту.       — Может хватит? — намекает на алкоголь альфа.       — Может, — в очередной раз прерывает свою молчаливую обиду Тэхён, прилагая усилие, чтобы выпрямиться и посмотреть прямо в глаза Первому. — Сигареты есть?       — Тэхён, — делает попытку Чонгук, доставая из внутреннего кармана пачку.       — Помолчи… Пожалуйста, — он не понимает, что с ним, и спешит уйти на воздух, благо помнит, в какой стороне дома балконы. — Я вернусь, — уверяет омега сдвинувшегося вслед за ним с места мужчину, что недоверчиво заглядывает в мутные глаза. — Прошу, Чонгук.       Вот этого «прошу» достаточно, чтобы альфа сделал абсолютно всё. Ни бессмысленные ссоры и доказательства с пеной у рта, а тихое и мягкое «Чонгук». Ломаясь и долго обдумывая что-то, пока парень сжимает в руках сигареты, измяв пачку, Первый сверяется со временем и отпускает Кима, доверяя ему:       — Даю семь минут.       Слабо кивнув и сглотнув откуда-то взявшийся ком, парень с лёгкостью начинает лавировать меж черепов, на ходу доставая сигарету и запаливая кончик у самой балконной двери, с облегчением ступая на улицу.       Ему плохо.       Но не от алкоголя. И Тэхёну было плохо всё это время, до тошнотворного противно, но он глушил эту эмоцию другими, срываясь на Чонгука, злясь на Сокджина, отвлекаясь на людей вокруг. Думал, что если забудет, то картина падающих тел сама сотрётся со временем, но этого не происходит. У омеги отходняк, как после тяжёлой попойки, только справиться с ним через сутки не выйдет.       — Надо было взять у него пиджак… — бурчит под нос парень, обнимая себя, чтобы как-то спастись от мороза, и ступает ближе к ограждению, вглядываясь в ночной пейзаж почти опустевшей столицы.       Раньше ему этот вид нравился. Раньше ему вообще всё нравилось. С приходом Чонгука в его жизнь Тэхён слишком часто начал предаваться воспоминаниям, тоской засевшим в ноющем сердце. Он почти не вспоминал ни о чём десять с лишним лет, потому что это больно. Больнее ничего в жизни Ким не испытывал. Все его огнестрельные ранения ничто. Но в то же время альфа принёс наивную надежду. Наследник ничего не мог, да и сейчас у него не то чтобы много возможностей что-то изменить, однако это сильно больше той пустоты и нескончаемого траура, который Тэхён нёс, сам того не подозревая.       Ему хочется вернуться домой. Туда, где папа разгоняет слуг с утра, чтобы самому испечь им оладьи, туда, где отец изредка забывает об их общей ноше и спрашивает у него, как у обычного ребенка: «Как дела в школе?» — туда, где Чимин несётся через весь особняк с альбомным листом бумаги, изрисованным вдоль и поперёк каким-то каракулями, с трогательной подписью кривым детским почерком: «Для лучшего брата». Каждое из этих воспоминаний Тэхён не забыл, не отпустил, а похоронил под толстым слоем бетона, чтобы в один чёртов момент заявился Чонгук с бурмашиной, разламывая камень на куски, обнажая душу и стальными тисками вытаскивая их. И пусть омега ни про одно из них так и не поведал мужчине, главное, что он сам окунулся в пучину ласкового и тёплого прошлого, где они всей семьёй беззаботно завтракали на этом балконе, не подозревая, что каждого из них настигнет через полчаса.       Тэхён опускает глаза на плитку. В последний раз он помнит её полностью залитой кровью слуг, красными пятнами растекающуюся в страшно-красивые узоры. Либо её отмыли, либо уложили новую, потому что сейчас и не скажешь, даже не представишь, что в особняке, на базе черепов, способно произойти нечто такое.       Морок от табака достигает головы парня, тушащего бычок о перила и сбрасывающего его куда-то вниз, портя порядок на дворе. Кожа омеги покрывается крупными мурашками. Обратно совсем не хочется, но и на ветру стоять чревато воспалением, не меньше.       Папин крик стоит в ушах как сейчас. Закрывая глаза, парень старается представить что-то другое, но не получается. Вопли и слёзы, абсолютное бесстрашие, уверенность, что он костьми ляжет, но защитит своих детей. Тэхён сможет в точности встать на то место, где омега героически прикрывал их собой, дико заглядывая убийцам прямо в глаза, виднеющиеся из-под маски черепов, почти падая на колени в тот миг, когда подоспела охрана и точными выстрелами расчистила путь к отступлению для Кимов. А потом…       Потом они навсегда расстались, ступив шага два, может три, от балконной двери. Папа поцеловал их, тоскливо так глянул на Тэхёна, затем на Чимина, заливающегося слезами, едва отпустил детей с дворецким, прекрасно понимая, что толпой им не спастись.       Ким заходится на равном вздохе, словно готовится разрыдаться. Давит жалкую улыбку для самого себя, успокаивается мыслями о чём-то хорошем, о Чонгуке или брате, например, часто дышит, вбирая холодный воздух в лёгкие, и испуганно, словно его поймали с поличным, оборачивается, заслышав холопок двери.       Рот омеги безвольно открывается, и внезапно мороз перестаёт совсем ощущаться:       — Чимин… — беспомощно шевелит губами Ким, надеясь, что парень не слышит.       — Твою ж!.. — парень подпрыгивает на месте, хватаясь за сердце, видимо, не ожидая никого увидеть на балконе, и тем более увидеть незнакомца.       Незнакомца ли?       В тусклом освещении уличных фонарей и света, рассеивающегося из зала в окна, Чимин усиленно всматривается в человека перед собой. Его осеняет. Это тот омега, с которым таскается Чонгук, только вот никто не говорил ему, что этот дрожащий парень настолько глубоко вошёл в круг Первого, что присутствует наравне с другими высокопоставленными черепами на помолвке. Ким младший сдерживает своё недовольство, вызванное неконтролируемой ревностью к альфе, опасливо озирается на дверь, надеясь, что некоторое время его никто здесь не найдёт, и ступает к ограждению, незаинтересованно вставая рядом.       — Опрометчиво стоять на морозе в атласе, — хмыкнув, комментирует Чимин, тишину разбавляя, и Тэхён пропадает на месте, хватаясь за каждый участок лица брата, рассматривая его с завидной жадностью, пока пытается вернуть голос, пропавший то ли от холода, то ли от страха.       Он так похож на папу.       В тот раз у омеги не было времени и сил всматриваться в черты младшего, однако сейчас, когда они совсем одни, пусть и на мгновения, Ким отмечает красоту и внешнюю непорочность Чимина. А ещё сладкий аромат, шлейфом тянущийся за ним, который, вероятно, сводит с ума всех альф в радиусе километра. Тэхён с трудом сдерживается от слёз счастья, скапливающихся в глазах. Омега стоит поодаль вытянутый, опрятный, в украшениях, будто хозяин в доме, а не пленный, хотя наследник уже не уверен в статусе брата для Главы.       Позволил бы Джин кому-то из настоящих Кимов свободно разгуливать по особняку? Наверное, он не может это контролировать. Как минимум оба выживших наследника сейчас стоят почти плечом к плечом к друг другу.       — Как тебя зовут? — продолжает Чимин, незаметно поправляя выбившийся ворот рубашки и опасливо застегивая её сверху, пряча что-то.       Он его не узнаёт?..       Что сказать? Что ему ответить? Бедная пачка сигарет прочно застревает в тисках парня, слегка откашливающегося от нервов. Почему это так волнительно? Это же его младший брат, тот самый, чьи разодранные коленки Ким мазал зелёнкой и залепливал пластырем, терпя жалобный плач над самым ухом, а потом успокаивающе целовал брата в щёчку, с улыбкой обещая, что всё пройдёт. Тот, с кем они порой засыпали в обнимку, потому что Чимину спалось исключительно в его постели и только после сказки. Тот, кого старший готов был собой закрыть от пули, чтобы дать брату возможность спастись и жить дальше. Да. Это его любимый младший брат, ради которого Тэхён всё это время глаза по утрам открывал, веря и надеясь, что он выжил, что тучи рассеются и они однажды обязательно встретятся.       Вот и встретились.       А сказать нечего.       — Тэхён.       Встрепенувшись, Чимин в упор смотрит на омегу, заметно нахмурившись, а после как-то отчуждённо опускает взгляд, поджимая губы и возвращая взор к ночному горизонту:       — Что он творит…       — Кто? — импульсивно переспрашивает Тэхён, только бы не молчать и слышать брата, постоянно и непрерывно убеждаться, что он действительно жив.       — Первый, кто же ещё.       — А ты?..       — Я Чимин.       — Ким? — нервно усмехается омега, вспоминая сколько раз ему задавали этот вопрос и сколько раз из них он отвечал честно — дважды, Намджуну и Седьмому.       Брат незаинтересованно глазами стреляет в Тэхёна и пожимает плечами:       — Да.       Совершенно растерявшись, парень неловко смеётся, мол, охотно верю, но Чимин так продолжает настаивать на своём, что наследнику приходится неловко заткнуться. Он по минному полю ходит, боясь лишнего сболтнуть и на повисший в воздухе молчаливый гнев омеги наткнуться.       — Брось… — Тэхёну хочется думать, что Чимин не настолько глуп, чтобы раскрывать свою личность перед незнакомцем. — Ты действительно Ким? И вот так просто говоришь мне, хрен пойми кому, что ты выживший наследник?       — Кто знает? — тон парня в совокупности с режущим взглядом пронзает в самую грудь, грозясь добраться до внутренностей Тэхёна, что запомнил младшего вечно хохочущим, румяным и безмятежным. — Можно? — он очень быстро закрывает тему и кивает головой в сторону пачки, протягивая пальцы.       С трудом подавляя в себе родительский и необоснованный порыв отказать Чимину, Тэхён вяло протягивает сигареты, усилием вынуждая себя не дрожать или хотя бы не заплакать. Брат, которого Намджун раз сто похоронил в разговорах с Кимом, на расстоянии вытянутой руки. Младший выгибает бровь, странно рассматривая истерзанную пачку, но, пока никто его не видит, пользуется возможностью и закуривает сигареты, зная, что точно такие же курит Чонгук.       — Снег… — отстранённо комментирует Чимин, губами плотно обхватывая фильтр, чтобы затянуться поглубже.       С трудом оторвав себя от профиля омеги и повернув голову обратно к ночному городу, Тэхён в действительности замечает редкие маленькие снежинки, тихо и плавно падающие на землю, создавая особенную атмосферу между братьями.       Первый снег в этом году совпал с первой за столько лет встречей Кимов.       А если сказать ему сейчас? Вот так, без подготовки, без вступительной речи, не задумываясь ни о чём. Разделить тяжесть ноши с единственным, кто поистине сможет его понять. Тэхён колебается.       Нет.       Боится.       — Чимин, я… — набравшись необоснованной смелости шепчет омега, прикрывая обречённо веки, считая, что лучшего или худшего момента не будет. — Я… — облизывает обветрившиеся губы Ким, подбирая формулировку, переживая, что ему не поверят, и сталкивается с непонимающим, но от этого ещё более заинтересованным взглядом младшего, выдыхающего дым в сторону.       — Тэхён! — раздражённый голос Чонгука, заявившегося в самый неподходящий для этого момент, вынуждает прерваться и проглотить все те слова, которые парень хотел вывалить на брата, с глухим клацаньем зубов. — Где ты ходишь?..       Мужчина ступает на балкон, скрывая удивление от вида Чимина и Тэхёна рядом. Замечая, как дрожит истинный, Первый мигом стягивает пиджак, немного зло кутая в него несопротивляющегося омегу, и приветственно кивает младшему Киму.       Как эти двое вообще оказались вместе? Как Джин проморгал своего любимого Чимина?       — Гуки, — мгновением меняется в настроении Чимин и расплывается в сладкой ухмылке. — Я уже думал, ты насовсем от нас от всех сбежал.       — Не дождёшься, — оружие в кобуре немного гремит, когда альфа становится совсем близко к Тэхёну, обнимая за плечи и пытаясь немного отогреть. — Знаешь же, да, Джин увидит — голову оторвёт, — глянув на сигарету напоминает Чон.       — Я уже натворил сегодня дел, так что сигареты — баловство, — старший брат замечает огонь, мелькнувший в глазах Чимина, не осознавая его природу, и, тушуясь, уводит взгляд.       Он ощущает себя жалким перед ним.       Чонгук недоверчиво прищуривается. Снежинки падают ему на волосы, быстро тая и склеивая небольшие пряди между собой.       — Чимин?       — Ты ждёшь, что я буду объясняться, но не в этот раз, Гуки. Мне надоело играть только по твоим правилам, — Ким тушит остатки сигареты. — Мило смотритесь.       — Ты злишься на меня, — делает вывод мужчина, тяжело вздыхая, примерно понимая, за что или из-за кого, посмотрев на светлую макушку Тэхёна.       Чимин всегда злится. Это его вторая основная эмоция, после глубокой обиды на весь мир. И вроде бы уже не маленький, должен понимать очевидные вещи, понимать, что справедливости не существует, однако заводится с пол-оборота просто от того, что какой-то омега так быстро занял место рядом с Первым, понятия не имея, какой он человек.       Чимин то точно в курсе. Столько дней с ним прожил под одной крышей, столько ночей в его кровати, даже простил ему убийство родителей, и всё ради того, чтобы получить хотя бы каплю заботы со стороны мужчины, ставшем спасением от нескончаемой тирании Сокджина.       — А что толку? — глупо улыбается омега, продолжая ломать комедию, играть так, как только он умеет. — Мне надоело ждать, Гуки. Ждать, когда ты вернёшься, ждать, когда всё изменится, как ты говоришь, сидеть и дожидаться того судного дня, когда он найдёт брата и прикончит меня вместе с ним в ту же секунду, — слова рвутся из парня, ищут выхода, а Чон понять не может, что послужило толчком для откровений Чимина. — Я собираюсь сбежать, — Чонгук сразу хмурится на это внезапное заявление, сказанное столь твёрдо и решительно.       Что, блять происходит?       В глазах омеги нет ни веселья, ни игривости. Уверенность. Непоколебимость. Даже детская смелость. И альфе требуется немного времени, чтобы переварить сказанное. Но трезво соображать не получается: у него катастрофически мало времени, к тому же присутствие Тэхёна при этом сбивающим с толка разговоре осложняет выбор контраргументов.       — Тэхён, иди внутрь, — спустя несколько тягучих минут приказывает Первый, глазами показывая омеге, что сопротивление терпеть не намерен.       — Но… — мямлит Ким, растерянно на брата смотря, путаясь в происходящем и пытаясь по минимальным данным уловить суть разговора.       Однако мужчина уже подталкивает его к дверям, не позволяя оставаться и слышать то, к чему он ещё не готов.       Слышать правду.       — Нет, — Чимин отталкивается от перил, поправляя свой пиджак. — Пусть слушает. Ты же выбрал его, — с горечью напоминает омега, криво улыбаясь, чувствуя, как сердце сжимается в маленькой грудной клетке.       — А ты хотел, чтобы я выбрал тебя, — отрешённый и холодный голос Чонгука вынуждает Тэхёна замереть и притихнуть, чтобы альфа не продолжал настаивать на его уходе.       Судорожно ухмыляясь, Чимин поджимает губы так, будто его поймали с поличным:       — Хотел. Но ты не выбрал, а нашёл себе другого. А я давно привык, что меня никто не выбирает — брат научил. Бросил и как крыса теперь прячется по углам, не вспоминает даже про меня.       «Ложь», — еле шепчет под нос Ким, обнимая себя руками. Тэхён всегда выбирал Чимина. Выбрал верить, что он жив, выбрал связаться с Первым, переступая дикий страх и возможность быть раскрытым и убитым, выбрал во что бы то ни стало воссоединиться с ним, вытащить ценой всего из лап Сокджина. Тринадцать лет парень жил думами о младшем, надеждой, связью их подпитывался в часы самого страшного отчаяния.       А тот все эти годы думал, что он оставил его, что он ему не нужен.       — Может, у твоего брата просто не было возможности?.. — осторожно вмешивается Тэхён тихим голосом, боязливо с яростью Чимина сталкиваясь.       Альфа удивлённо вскидывает брови, внимательно наблюдая то за одним Кимом, то за другим. Слишком неосмотрительно со стороны наследника, только если он не хочет признаться ему…       — Да что ты знаешь! — заходится криком омега, которого задели за самое больное. — Если ты трахаешься с Первым, это не значит, что!.. — ему не хватает воздуха на полуслове, и Ким судорожно останавливается. — Это вообще ничего, блять, не значит! — переведя дыхание, парень продолжает: — Подрывать склады у него есть возможность, а спасти меня!..       «Не взрывал я эти склады!» — рвётся из Тэхёна с глухим возмущённым вздохом, но тушится неуверенностью и страхом, что ему попросту не поверят, не воспримут всерьёз, решат, что издевается, раны бередит. Да и смысл? Скажи слово и всё — конец, Чонгук его лично на плаху отведёт, а брат своей обидой душу разворотит так, что самому жить не захочется.       Чимин разочарован. Тэхён теперь в себе тоже.       Он затыкается, пожалев, что пришёл на помолвку. И пусть у него не было выбора, но это сдавливающее ощущение в горле терпеть нет сил. Неловко переступив с ноги на ногу, омега спиной прислоняется к Первому, отвернув голову от младшего. Наглости смотреть на него не находит.       — Чимин, блять, что с тобой? С чего вдруг это представление? — мужчина всё понимает, физически, как свои собственные, ощущает смятение и грусть, охватившие истинного, но не столько его защищает, сколько вытянуть из парня хочет планы, зародившиеся так внезапно и так опрометчиво. — Я же сказал тебе, что скоро…       — Я сыт по горло твоим скоро! — омега всплёскивает руками, вскрикнув внезапно даже для себя. — Скоро, скоро, скоро, скоро! Когда?! Скажи мне конкретную дату! Когда Тэхёна поймаешь? Когда Джина свергнешь? Или когда место Главы займёшь? Когда!..       — Заткнись! — альфа в секунду оказывается рядом, рукой с силой закрывая рот омеги, пальцы вдавливая в щёку от раздражения. — Ещё хоть одно блядское слово, — отчетливо каждое слово произнося, начинает Чон, — и я тебя на куски порву!       Чёрные глаза наливаются яростью из-за того, что омега решил взбрыкнуться и пойти против него. Чимина Чонгук точно не считал помехой. А теперь неистово желает испепелить его на месте, спесь сбить, да Тэхён рядом мешает. Ещё не знает, но уже чувствует, как Ким настораживается, инстинкты выкручивая, готовясь вступиться за младшего. Альфа очень хорошо знает это ощущение, у самого Юнги в особняке в заточении с мудаком Седьмым рядом. Поэтому, рыкнув, неспешно отступает назад, убирая руку, так и не увидев в глазах Чимина и капли страха.       Омега непоколебим. Его верой кто-то наделил, страх напрочь отключил, но кроме Первого и Сокджина во всей стране нет ни одного такого человека. Или он всё-таки узнал брата, а теперь ломает комедию, чтобы сбежать? Чонгук понятия не имеет и не собирается дальше продолжать провокационный разговор с омегой: Тэхён его и без того теперь вопросами завалит.       — Идём, — спустя минуту молчания зовёт Чон сквозь стиснутые зубы, схватив старшего Кима за руку, и волочит его внутрь.       — Я сделаю это! С тобой или без тебя, Чонгук! — кричит вдогонку парень, удивительно даже для самого себя покрываясь мурашками, когда ненавистный омега Первого Черепа виновато оборачивается на него, вынуждая одним взглядом обомлеть и прирасти к балкону.       Тэхён не может игнорировать заведённое состояние Чонгука, но ещё больше он не может контролировать себя и свой мозг, усиленно пытающийся справиться со стрессом. Плохо поспевая за ним, переставляя ноги быстрее обычного, Ким устало прикладывает руку к голове, в которой помимо общего шума гомона людей и музыки на повторе каждое слово Чимина. Каждый его нервный выпад, импульс, даже вздох. И самое отвратительное то, что наследник прекрасно осознаёт — Чонгук не будет ничего объяснять.       Они ураганом проносятся вдоль зала, выходя к лестнице. Тяжёлый запах крови, сгущающий воздух, сильно пьянит Тэхёна, и тот еле сдерживается, плотно сомкнув губы, чтобы не усугублять. Всё пошло не так, как хотел Первый, но, наверное, оно пошло не так ещё в тот вечер в ресторане, когда мужчина обратил на него своё внимание. Не свяжись они тогда, не зацепи он его взор, и не было бы этого всего: ни разборок, ни Чимина, ни Сокджина, ни тяжёлого чувства от будущего, ещё не наступившего, но уже окатившего их всех ледяной водой.       Омега приоткрывает губы, делая глубокий вдох, чтобы начать говорить, однако Чонгук через плечо грубо затыкает его:       — Молчи.       — Мне больно… — тихо жалуется Ким, уже не чувствуя часть руки, словно Первый перекрыл кровоток.       Это помогает. Остановившись у основания лестницы, мужчина, вздохнув, оборачивается, встречаясь с потерянными глазами истинного, и расслабляет руку, нежнее обычного касаясь его. Медитативно скользит пальцами по чужой коже, будто успокаивает самого себя, боль лаской заменяя. И непреклонно молчит. Не оправдывается, не возражает, смиренно принимает все слова Чимина, порывисто брошенные, вынуждая и Тэхёна тем самым верить в них. Альфа, нахмурившись и втянув посильнее щёки, подносит кисть парня к губам, невесомо целуя запястье, слегка покрасневшее по его вине.       — Прости.       — Чонгук… — омега не соображает, за что именно извиняется Чон.       — Мы не будем это сейчас обсуждать, — отрезает мужчина, опуская руку Тэхёна, но не выпуская из своей. — Не сегодня.       — На чьей ты стороне? — шёпотом выпаливает Ким, не в состоянии больше терпеть эту неопределённость.       Первый раздражённо вздыхает:       — Что ты хочешь услышать? — и испытующе смотрит на худую и высокую фигуру.       — Правду, — не задумываясь, выдаёт Тэхён, кусая изнутри щёки, ощущая на кончике языка солоноватый привкус крови: то ли из-за влияния Чонгука, то ли из-за того, что перестарался и прокусил тонкую кожицу.       — Ты же мне правду не говоришь, — криво усмехается альфа, поглядывая на верх лестницы, контролируя, чтобы их никто не потревожил.       Наследник слегка запинается, но быстро и привычно берёт себя в руки:       — О чём ты?       — Ни о чём, солнце, — мужчина про себя аплодирует умению омеги притворяться, замечая за собой, что это начинает его раздражать. — Я на твоей стороне, — осторожно произносит Первый, вздохнув и помолчав, продолжая наблюдать и считывать реакцию наследника.       Лицо парня непонимающе искажается. Что значит на его? Причём он тут вообще? И эти метания не проходят мимо Чонгука, заботливо поправляющего свободной рукой свой пиджак на плечах омеги, кутая его в него подальше от любопытных глаз.       Паршиво.       Паршиво внутри, точно так же, как и Тэхёну, Первый Череп это чувствует. Ощущение того, что омеге приходится быть одним против всего мира, неведенье, отказ Чонгука ему объяснять что-то, помочь справиться со страхом, отвратительным червем сидящим внутри, и неуверенностью даже в том, что завтра парень сможет открыть глаза. Только в эту секунду, настойчиво на него смотря, Чон понимает, как подло и зло с ним поступает, а по-другому всё равно не может. Не понимает, как им быть — разделить бремя или жить, не думая про судьбу целой страны? И какая тогда будет цена у этого всего?       Чонгук становится слабым, когда Тэхён так на него смотрит, готовым пасть перед ним верным зверем, сложить оружие, верить в его холодные руки. Но не может и не хочет свою ношу на плечи потерянного омеги перекладывать, взваливать ответственность, к которой Ким не готов, о которой столько лет не думал, предпочитая гонке за воображаемый трон размеренную жизнь обычного гражданского омеги. Альфа прекрасно понимает: как только он признается ему, придётся впутывать парня в планы, из которых Первый ещё сам не знает, как выберется. Но в то же время скрываться у мужчины долго не выйдет, хотя бы по тому, что Чимин, не осознавая какую подлость совершает, уже всё выложил Тэхёну, которому остаётся только сложить факты вместе и сделать выводы, реакцию на которые Первый предугадать не в силах.       Ощущая быстрый стук сердца и бешеное волнение, Тэхён и не пытается подавлять эмоции, позволяя Чону сполна испить его тревоги. На большее омега всё равно не способен. Спорить с ним, пытаться добиться хоть какой-то информации — это кажется невозможным, Чонгук слишком непреклонен, а Ким слишком устал. Опустив голову, парень тихо и молча продолжает стоять возле Первого, сдаваясь и вверяя всего себя ему. Пусть делает, что хочет, сопротивление парня кончилось.       На совсем — не ясно, но на сегодня уж точно.       — Тэхён.       — Что? — незамедлительно, но тихо отзывается наследник, пытаясь освободить голову.       Чонгук стискивает зубы. Не может и не хочет делать хуже, однако не понимает, чем навредит больше: молчанием или попыткой укрыть свои масштабные планы от главного фигуранта их всех. Поднимая свободной рукой лицо Тэхёна наверх, мужчина пропадает на месте, растерянно приоткрыв рот, увидев в карих глазах обиду.       — Я всё объясню тебе, — с трудом уступает Первый, не представляя, как и что, но только бы больше не видеть этот взгляд от омеги, которому невольно жизнь посвятил, однако Тэхён не верит, усмехаясь, и уводит глаза куда-то вбок. — Потом, — мужчина страхуется, оглядывая парня с ног до головы, хмуро останавливаясь на стрелках часов на левом запястье. — Обязательно. Но не сейчас.       — Потом… — смакуя это слово, повторяет омега. — Кормишь меня обещаниями, как и Чимина? — эмоциональный откат выключает страх внутри Кима, не давая и секунды обдумать слова, прежде чем их произносить.       — Я даю тебе слово, — брови Тэхёна изумлённо дёргаются вверх. — Как только всё закончится сегодня, я отвечу на все твои вопросы, — у Чонгука почти не остаётся времени и озираться приходится чаще, замечая стягивающихся к общему залу черепов.       — Будет интересно посмотреть, чего же стоит слово Первого Черепа, — не сдерживает укора омега, рукой удерживая пиджак.       Альфа пропускает это, как и многое другое, не собираясь лишний раз реагировать на выпады парня. Хотя бы потому, что ему приходится убрать руку с лица Кима и достать оружие из кобуры под ошалелое выражение лица Тэхёна, который невольно отступает на шаг назад от Чонгука, что, кажется, сошёл с ума, однако Первый не отпускает его далеко от себя, продолжая удерживать кисть наследника.       — Чонгук, что происходит? — взволнованно, севшим от нервов голосом спрашивает омега, не оставляя тщетных попыток освободиться.       Неужели он настолько взбесил Первого?       Мигом забывая всё, что было до этого, и подтягивая слабое омежье тело совсем близко к себе, Чонгук уверенно укрывает его в объятьях, не давая шанса отойти от себя, чтобы парень чётко слышал каждое слово, произнесённое прямо в ухо не просьбой, а нерушимым приказом:       — Прямо сейчас без вопросов и возражений ты идёшь к тому самому подвалу и бежишь так далеко в убежища, насколько вообще сможешь. Ты понял меня, Тэхён?       Ему приходится шокировано поднять голову, замереть в страхе и панике, чтобы убедиться, что ему не мерещится, что серьёзность голоса альфы настоящая, а слова, что он произносит, звучат именно так, как звучат.       Раздаётся взрыв.       И Тэхёну снова четырнадцать, а в его дом снова врываются повстанцы.