Ты мне... Не нужен.

Я помню тот день, когда ко мне подошел похудевший, побелевший Саша, мой бывший однокурсник. Он вернулся из трехлетней командировки…       — Сережа… Дорогой мой… Помоги, умоляю… — он чуть не плакал. Мне стало интересно. — Понимаешь… Юленька, моя дочка, родилась с нарушением слуха… Кто ее научит… И читать, и писать, и остальное — она ведь не слышит! Сережа, ты же замечательный, ты все можешь, все умеешь, помоги, родной мой! Я согласился. И потом, через несколько месяцев, после того, как она уже училась у меня, я привязался к ней. Как к своей дочери. Она была такой… Холодно-честной, спокойной, мудрой, умной. Особенной. В детстве я мечтал о такой сестре, как она. В семь лет маленькая Юлия уже была такой, какой может быть женщина. Но каким холодом были закованы ее чувства и эмоции! Казалось, этот самый холод сковал и ее слух. Каждая написанная ей буква, каждая решенная задача была для меня победой и наградой. Я любил ее как часть себя, как что-то само собой разумеющееся. Я привык к ее легким шажкам, когда она приходила ко мне на занятия, к ее прохладному голосу, говорящему рублеными словами. Она, хоть и маленькая, хоть и с нарушением, не хотела говорить неуверенно. Не хотела показывать свои слабости. Ее невероятная сила воли поражала каждого, кто виделся с ней. На сегодня ей уже четырнадцать. Холод ее души только укрепился, став крепче и уверенней. Она уже хорошо слышала, после того как ее отец сделал ей операцию. Она уже умела многое. Она и писала, и читала, и считала… Сегодня был для нее особый день — сдача экзаменов по округе, для поступления в особую школу. Я искренне надеялся, что у нее получится… Прошло три часа, экзамен прошёл, объявляют результаты.       — Экзамен не сдали: Мария Захарова, Евгения Юрьева, Людмила Горбань… Нет, все не она, не она…       — Экзамен сдали: Дарья Волкова, Екатерина Скицына, Елена Воронина… Нет-нет-нет… Она же должна…       — Юлия Стасина… Это был самый радостный миг моей жизни. Она не показала этого, с прохладцей взяла свою работу из рук проверяющей. Но я будто знал — внутри нее, где-то в сердце кроется ликование. Я подошел к ней ближе. Голос внезапно осип.       — Юленька… — прошептал я, — Юленька, поздравляю! Она посмотрела мне прямо в душу своими холодными голубыми глазами, пронизывая насквозь все мои желания.       — Вы мне больше не нужны. — ледяным голосом сказала она, — Вы выучили меня читать и писать. Дальше ваши права закончились. Вы мне больше не нужны. Слышите? Я, к примеру, слышу. Лучше, чем раньше. Она отвернулась и ушла. А я, дурак дураком, стоял посреди зала, болезненно смотря в пустоту. Слезы скатывались по моему лицу. Звуки постепенно уходили из моей головы. Я падал на пол, теряя сознание. Очнулся я уже потом, лёжа в больничной палате. Боль сковывала меня с головы до ног. Вокруг меня сновали врачи, неслышно двигая губами. Один наклонился ко мне, двинув губами чуть больше. Он задал мне вопрос, а я не слышал, не понимал. Я не слышал. Ее слух, ее счастье, ее жизнь, маленькой моей Юленьки окупилась моей глухотой… Это, конечно, ничего не значило. Через несколько часов мой слух снова пришел в норму. Я жил дальше, и она жила, мое счастье. Не знаю, что с ней было дальше. Может, стала кем-то великим, может, тогда и изменился ее холод, ее характер, может, кто-то растопил этот лед. Сколько молитв я бы поднес этому человеку! И сколько раз бы я проклинал Бога, что это был не я… Бога, Будду, кого угодно — но не тебя.