Кэйе двадцать восемь...

Кэйе восемь, и он стоял на пороге незнакомого дома под ливнем, ожидая неизвестно чего. Отец оставил его тут парой минут назад, напоследок сказав лишь пару слов. Это были не «Мне жаль», или «Так нужно». Даже не банальное «Прости меня», нет. Это было что-то про последнюю надежду Каэнри’ах. «Надежду на что?» - хотел уже поинтересоваться Кэйя, помня о печальной участи своей некогда великой нации, но было уже поздно. Говорить было некому. Вымокший до нитки и брошеный собственным отцом и народом на произвол судьбы, мальчик как никогда жалел о том, что родился именно в королевстве без Архонтов. Может, родись он в каком-нибудь Ли Юэ, его судьба сложилась бы более удачно, и ему бы не пришлось наблюдать за смертью матери и многочисленных знакомых. Кэйе всё ещё восемь, когда клан Рагнвиндр принял его в семью. Господин Крепус разрешил остаться ему на винокурне, пока не найдется отец мальчика, но Кэйя знал - отца не найдут. Он всегда становился незаметным, когда сыну было что-то нужно от него. Эта мысль в какой-то степени даже радовала его ,ведь у Кэйи наконец появилась настоящая семья – Господин Крепус, которого в мыслях он часто называл папой, и его сын по имени Дилюк, которого Кэйя уже считал старшим братом. Разница у них с Дилюком была полтора года, но эта она быстро терялась, особенно когда оба бегали среди виноградных кустов, играя в догонялки. Пожалуй, это были самые лучшие и счастливые дни в жизни каэнрийца. Кэйе девять, когда он впервые отпросился погулять один. Ему не хотелось напрягать служанок. Или Господина Крепуса, который был занят миллиардом бумажек с цифрами. Или Дилюка, который с головой погряз в учёбе. Альберих справедливо считал, что рядом с особняком ему ничего не грозит. Чтож, он оказался неправ. Парень сам не понял, что произошло, или правильнее будет сказать «не помнил». Его чем-то ударили по голове, и он отключился. Память, сколько бы он не старался вспомнить, подкидывала ему только рыжие всполохи огня, красные волосы и запах опалённой плоти. Такой запах он знал очень хорошо и боялся всеми фибрами души. Он боялся любого проявления огня и по возможности старался держаться от него на максимальном расстоянии, даже зимой, несмотря на собачий холод. И вот, его сводный старший брат получил Пиро Глаз Бога, когда кинулся спасать его, Кэйю. Иронично, до жути. Кэйе десять, и он долго учился заново привыкнуть к Дилюку. Он был ему благодарен за спасение от тех бандитов, но ведь могли прийти и другие взрослые? На самом деле, в Рагнвиндре младшем практически ничего не изменилось, однако от него теперь всегда пахло костром и пеплом. Альберих видел, как расстраивался его названный брат каждый раз, когда Кэйя вздрагивал при его появлении, но ничего не мог с собой сделать. Воспоминания о горевших заживо людях, его людях, были ещё слишком свежи. В скором времени это прошло, и братья снова проводили много времени вдвоём, как раньше. Только на этот раз казалось, что их связь стала ещё крепче. Кэйя окончательно уверился в том, что огонь может не только убивать. Огонь может быть тёплым и согревающим. В один из вечеров, когда они вдвоём лежали на траве и любовались звёздами, Дилюк дал ему обещание. Он станет самым крутым рыцарем Ордо Фавониус, чтобы всегда защищать своего младшего братишку, и не позволит никаким пожарам больше его пугать. Тогда Кэйя счастливо улыбнулся, и пообещал в ответ помогать ему всегда и во всём. В тот момент он верил, что больше не будет бояться никакого огня. Кэйе двенадцать, и сегодня был большой повод для праздника. Дилюк официально стал офицером, да еще каким! Самый молодой офицер Ордо Фавониус в истории! Альберих был действительно рад за брата. В тот вечер на винокурне «Рассвет» была грандиозная вечеринка. Почти весь город пришел, чтобы поздравить младшего члена клана Рагнвиндр. Рыцари вдали от других гостей громко обсуждали, как же им повезло, что такой талантливый человек стал офицером. Теперь можно быть спокойными, все задания выполнятся в наилучшем виде. А после такого насыщенного вечера, когда оба уже почти засыпали, Дилюк неожиданно сказал одну фразу. «Я ведь обещал тебе, Кэйя…». В ту ночь каэнрийцу приснилось, как они вдвоём, плечом к плечу, повзрослевшие и возмужавшие, отбиваются от врагов и прикрывают друг другу спины. Они доверяли друг другу, и понимали с полувзгляда. Всё было как нельзя лучше. Кэйе пятнадцать, и это второй переломный момент в его жизни. Второй раз, когда он лишился семьи. Он очень долго винил себя за то, что не успел на помощь Дилюку и Мастеру Крепусу. Альберих знал, что был виноват перед обоими. Особенно, когда не поддержал брата. Особенно, когда решил вывалить на него то, что тяготит его уже семь лет. Это было, наверное, одним из худших его решений. Надо было просто, чёрт возьми, заткнуться и помочь Рагнвиндру, которому итак было невероятно тяжело, и без невнятных объяснений Кэйи. Кэйе пятнадцать, и он получил Крио Глаз Бога, когда попытался защититься от бушующего пламени. Он был уверен, что как бы Дилюк не ненавидел его в этот момент, он не хотел активировать Пиро стихию, просто так получилось. В тот момент между ними появилась ледяная стена, в обоих смыслах этого выражения. Действующих лиц теперь было трое. Альберих, лежащий на полу и в неосознанном жесте вытянувший руку вперед. Стена ледяных шипов, чуть было не коснувшаяся Дилюка. Дилюк, медленно осознающий, что только что пытался натворить. На самом деле, Кэйя был бы рад умереть в тот момент, особенно от руки брата. Он знал, что заслужил. Они оба это знали. Но почему-то именно в этот момент Крио Архонт решила обратить своё внимание на жалкого смертного, уроженца королевства без богов, и это можно считать самой ироничной вещью в жизни Альбериха. Многие века никому из архонтов не было дела до его родины, пока они не испугались, что если один народ может жить без покровительства богов, то почему так не может сделать весь Тейват. И вот, у него в руках подарок от Крио Архонта. Хотелось истерически засмеяться. В тот вечер каэнриец снова вспомнил, что огонь оставался непокорной стихией. Только в этот раз он не боялся пламени, а сам хотел сгореть в нём. В конце концов, ему всё еще будет тепло, огонь ведь нужен чтобы согревать, верно? Он был мазохистом, и прекрасно это знал. Тогда, на полу, секунды ощущались часами, и он долго смотрел в глаза Дилюку. Рагнвиндр, отойдя от шока, кинул на него полный ненависти взгляд и отвернулся. Уходя, он бросил Кэйе всего лишь одну фразу. «Убирайся.» Кэйе шестнадцать, когда он впервые закурил. Он купил какие-то дешевые сигареты на окраине города и пришел на кладбище. Среди многочисленных памятников и надгробий, ему нужна была одна-единственная могила. Крепус Рагнвиндр. Альберих присел рядом с могильной плитой и уже привычно начал протирать её. Кажется, он был единственным, кто всё еще приходил сюда, приносил цветы и наводил порядок. Не было ни криков, ни слёз, но тем не менее, парень чувствовал, что до полноценной истерики или нервного срыва осталось совсем немного. Закончив, он сел подле надгробия и дрожащими руками открыл пачку сигарет. Чиркнув зажигалкой, Кэйя поднёс крохотный огонёк к сигарете. Он даже не закашлялся во время первой затяжки, им могут гордиться. Вот только кто? У него не осталось людей, которых он мог бы назвать семьёй. Он всё потерял. Дым во рту неприятно горчил, но приносил странное облегчение. Думалось проще. Так он сидел, пока тлеющий огонёк не добрался до фильтра. Альберих задумчиво смотрел на него и в голове появилась одна мысль. «Интересно, а сильно ли это будет отличаться от настоящего огня?» Особо не соображая, что делает, Кэйя приложил сигарету к тыльной стороне ладони. Отрезвляющая, немного жгучая боль тут же прошлась по всему запястью, и каэнриец быстро отдернул руку. Сигарета потухла от таких резких движений, а рыцарь всё еще разглядывал получившийся мини ожог. Кожа на этом месте покраснела, и появились какие-то странные следы. Странно было это признавать, но ему понравилось, и он не мог сказать, что именно. Приятное послевкусие боли, сам момент нанесения себе вреда, или тот факт, что это был огонь. Кэйя не боялся огня. Да, это всё ещё больно и обжигающе, но в то же время, до звёзд в глазах приятно. А ещё это напоминало о Дилюке, который после той знаменательной ссоры ушёл из города, и был теперь неизвестно где. Вспомнив, где находится, Альберих встал, быстро извинился перед могилой Мастера Крепуса за то, что делал такое тут, и быстро удалился. Руки всё еще тряслись, а в груди теплело от мысли, что он нашёл вещь, которая может так успокаивать. И думал Кэйя не совсем о сигаретах. Кэйе восемнадцать, и он абсолютно потерян в этом мире, как десять лет назад под проливным дождём. Как десять лет назад, когда отец оставил его у незнакомых людей на пороге. Только никто не поможет ему как десять лет назад, не укутает в белоснежное одеяло, нежно вытирая длинные волосы полотенцем. Альберих с головой ушёл в работу, и стал Капитаном Кавалерии Ордо Фавониус. Не то, чтобы ему нужен был этот титул, но так действительно работалось проще. Магистр Варка, тем временем, ушёл в экспедицию, забрав всех лошадей, и Кэйя стал капитаном кавалерии без кавалерии. Дилюк бы оценил юмор. Всё чаще Альберих оставался в штабе до поздней ночи, помогая Исполняющей Обязанности Магистра с документами. Она была молода и неопытна, а капитана никто не ждал дома, так почему бы не сделать доброе дело? Иногда он засиживался до самого утра, сам того не замечая. Ему всё равно не хотелось возвращаться в пустую однокомнатную квартиру. Единственное, что хоть немного дарило тепло – осознание, что он где-то полезен, а еще благодарные и счастливые взгляды приютских детей, которым он жертвовал почти все свои деньги, оставляя необходимый минимум для себя. В квартире же его ждали только холодные серые стены и кошмары. Кошмары, где всегда был Дилюк. На самом деле, Кэйя сам не знал, действительно ли ему не хочется снова видеть эти кошмары. С одной стороны, так была возможность увидеть самого дорогого человека и, может быть, почувствовать, какого это – сгореть заживо. С другой… То, что говорил этот самый дорогой человек врезалось под кожу, сдавливало сердце железными тисками и заставляло просыпаться каждую ночь в слезах и приступом паники. Кэйе девятнадцать, и в его серой жизни наконец снова появился луч света. Дилюк, теперь уже хозяин винокурни, вернулся в Мондштадт. Стыдно признавать, но когда он ушел из города, Альберих чуть было не кинулся вслед за ним. Плевать было и на рыцарей, и на обязанности, и на самого себя. Но он этого не сделал, потому что помнил. Ему Дилюк больше не рад. Они больше не братья. Былого не вернуть. Рагнвиндр почти так и сказал ему, когда они встретились в таверне. Поэтому Кэйя нашёл другой выход. Он старался искать Дилюка в других вещах. В затушенных о плечо тысяче сигарет. В ожогах на руках от того, что слишком долго держал их над огнём. В порезах на запястье. В вырезанном ножом слове на левой руке. «Предатель.» В вине из одуванчиков. В ночных кошмарах. Во всех этих вещах он видел связь с Дилюком, и тянулся к ним, как мотылёк. Мотылёк, знавший, что в огне его смерть, но всё равно упорно летящий к пламени костра. Кэйя был мазохистом, и прекрасно это знал. Кэйе двадцать, и он спал не больше пяти часов в сутки. И то, если удавалось. Как бы он не хотел видеть Дилюка в кошмарах, организм так не считал, и много спать просто не получалось. Под глазами залегли огромные мешки, которые он успешно скрывал косметикой, а многочисленные синяки, ожоги, порезы, следы от сигарет и «Предателя», под тонной слоёв одежды. Никто не задавал вопросов после того, как он сказал, что постоянно мёрзнет, в конце концов, Крио Глаз Бога. В каком-то смысле это было так, только от душевного холода все эти тряпки не спасали. А ещё Кэйя зачастил в «Долю Ангелов», особенно после возвращения Дилюка. Он сидел там вечерами, надеясь, что вот сегодня, за стойку встанет его названый брат. Но дни сменялись днями, он вливал в себя всё больше алкоголя, выкуривал всё больше сигарет, оставлял на теле ещё больше следов. Но он не приходил. Когда Альберих уже совсем отчался, наконец случилось долгожданное чудо. Только зайдя в таверну он приметил огненную шевелюру за стойкой. В животе запорхали миллиарды бабочек, а на лице появилась привычная улыбающаяся маска. Но Дилюк не улыбнулся ему, лишь окинул взглядом, полным ненависти. А хотя, чего ещё он ожидал, после всего, что натворил? Он заслужил. Кэйя должен быть благодарен только за то, что ему вообще повезло увидеть Дилюка, и тот налил ему Огненной Воды. Похоже, эту ночь он снова проведёт в пьяном бреду, а после заснёт крепким сном. И там всё снова будет хорошо, прямо как в детстве. Наверное, именно из-за такого Альберих причастил к бутылке чего покрепче. Кэйе двадцать один, и ему легче дышать. Он недавно встретил Альбедо и малышку Кли. С алхимиком он был заочно знаком, еще когда его создательница посещала Каэнри’ах. Встретились они как старые друзья, и немного поговорили обо всём, что вообще творится в мире. Малышка Кли… она стала для него единственной причиной жить, кроме того, чтобы нажираться в таверне, смотря на спину Дилюка. И, вновь ирония, она тоже обладала Пиро Глазом Бога. Но с ней было легко, почти как с братом раньше. Она радостно кричала «Братец Кэйя» каждый раз, как видела его, и Кэйя оттаивал. Он перестал засиживаться на работе до утра, перестал брать сложные заказы на монстров и подставляться под всевозможные удары хиличурлов. Архонты, он даже стал меньше курить и заходить в таверну, чтобы вновь увидеть полный ненависти и презрения взгляд! Серая квартира стала приобретать краски. На стенах теперь висели многочисленные рисунки Рыцаря Искорки, на диване всегда лежал теплый плед, а на кухне кроме кофе и нескольких бутылок спиртного – какао. Кабинет тоже преобразился: в ящике стола теперь лежали чистые листы бумаги и цветные карандаши, а в шкафу стоял чайный сервиз. Теперь почти каждый обеденный перерыв Кэйя ходил в «Хороший Охотник» за чем-нибудь сладким. Казалось, жизнь начала налаживаться. Кэйе двадцать три, и он впервые окружен таким количеством людей. Фишль, Беннет, Эмбер, Эола, Роза, Лиза, Джинн, Барбара, Альбедо и Кли… и Дилюк, конечно же. До жути ироничен тот факт, что почти у половины из этого списка – Пиро Глаз Бога. У части – Крио. Похоже, судьба всё еще находила смешной эту жгучую, холодную иронию. Казалось бы, нужно забить на голос в голове и наслаждаться жизнью, но Альберих не мог. Вредные привычки вернулись с новой силой, казалось, что это была месть за такую долгую разлуку с ними. Все чаще он стал закупаться бинтами и обезболивающим, ибо ни одно задание за городом не обходилось без травм. Розария гневно сверкала глазами, но продолжала помогать с теми местами, где он не дотягивался. Она давно не предлагала ему услуги Барбары, знала, что бесполезно. Альбедо продолжал хмуриться, но всё так же варил для него снотворное, чтобы капитан мог поспать хотя бы пару часов в сутки. Он уже и не помнил, когда последний раз спал без кошмаров или снотворного. Джинн продолжала грозно смотреть на то, как он загружает себя работой, но ничего поделать не могла, даже с такой помощью бумажек было всё еще очень много. Лиза продолжала вздыхать, но приносила им горячего чая в двенадцатом часу ночи, когда ни Исполняющая обязанности магистра, ни Капитан кавалерии, спать не собирались. Они все видели, что он далеко не в порядке, но Кэйя продолжал всех уверять, что всё скоро будет хорошо. У него просто сложный период, отшучивался Альберих. И они верили, ведь это Кэйя, он всегда со всем справляется. Счастливыми моментами были встречи с детьми – они пока не способны испытывать такие негативные эмоции, и капитан невольно заряжался их энергией. Это было как плавание – на короткий миг ты делаешь глоток воздуха, чтобы потом снова вернуться в эту ледяную, обжигающую бездну. Кэйе двадцать четыре, и кажется, он окончательно посадил свои легкие. Скуренная пачка в день стала для него нормой, как и одышка после боёв. Не смотря на обжигающую боль в груди и боку, Кэйя продолжал работать. Подумаешь, немного колет. Ему бывало и больнее. На руках уже не было здорового участка кожи, шрамы уже и не думали сходить, но Альберих продолжал их обновлять. Как и продолжал обновлять того самого «Предателя», чтобы шрамы даже не думали белеть, чтобы он всю жизнь помнил, кто он. Дилюк, наверное, был бы рад, ведь каэнриец это наконец признал. Кэйе двадцать шесть, и он держится только на кофе, сигаретах, снотворном и отрезвляющей боли. Даже Малышка Кли и счастливые приютские дети уже не могли насытить его жизнь хоть какими-то красками. Кэйя медленно умирал изнутри. Он почти не ест, а зачем? Альберих не заслуживает быть сытым, когда есть люди, которые голодают. Теперь в приюты уходила еще большая часть его жалования, а на оставшийся недо-минимум каэнриец старался радовать Малышку Кли, Беннета или Эмбер. Не оставалось даже на выпивку в таверне, но капитану было плевать. Главное, что они счастливы. Кэйе двадцать семь, когда он впервые выкашлял кровь. Сначала была паника, а потом смирение. Зачем зазря беспокоиться? В конце концов, пачка сигарет в день – не то, что нужно для здорового организма. Но было плевать, какая разница? Подумаешь, пара кровавых капель, он теряет раза в два больше, когда в очередной раз обновляет шрамы или «Предателя». Сегодня, как и несколько лет до этого, он пытался поговорить с Дилюком, наладить хоть что-то. Рагнвиндр, в который раз, смерил его взглядом, полным ненависти, и попросил удалиться с винокурни. Посторонним людям сюда вход воспрещен. И как больно били по израненному сердцу эти слова! Казалось, Кэйя бы зашелся в панической атаке прямо там, на пороге, но нет. Остатков силы воли и гордости хватило, чтобы добраться до серой квартиры и запереть дверь. Дальше Альбериха сопровождал уже привычный приступ паники, когда он хватает ртом воздух, в попытках сделать хоть один вдох. Голова кружилась, а ноги отказывались держать. Спустя какое-то время это заканчивалось, и всё возвращалось на круги своя. Кэйе двадцать восемь, когда он понял одну простую вещь. Он устал. Смертельно устал от всего. Устал жить, устал работать, устал подставляться под удары и причинять себе боль, устал любоваться огнем и своими многочисленными шрамами, устал, устал, он просто устал! Ничего больше не приносило радости, Кэйя потерял абсолютно все чувства и эмоции. Кофе больше не имел вкуса, боль не приносила удовлетворения, а общение с людьми слишком утомляло. В какой-то момент Альберих просто не выдержал – взял у Джинн отгул на недельку, извиняясь за то, что оставляет её одну с горой бумажек. Исполняющая обязанности магистра только мягко улыбнулась и пожелала хорошенько отдохнуть. Он вымученно улыбнулся в ответ и поспешил удалиться. Всю неделю он провел у себя в квартире, язык не поворачивался назвать место домом. Ни часа не проходило без новых увечий – руки, бедра, ребра… Кровь была абсолютно на всех горизонтальных поверхностях, и каэнриец даже не мог точно сказать, где какая. Где-то он снова кашлял, где-то решил не обрабатывать порез… Все зеркала были разбиты, Кэйя сам разбил их, чтобы не видеть себя. Ему было противно. Осколки валялись всюду, ненаступить на них было сложно, да он и не пытался. Какая уже разница? Кэйе двадцать восемь, и он сидел на холодном кафеле ванной комнаты, свернувшись в калачик. Кажется, он окончательно сошел с ума, голос Дилюка в голове отчетливо продолжал говорить всевозможные гадости, сетуя на то, что Альберих все никак не сдохнет. От стен отражались приглушенный всхлипывания – на крики сил уже не было. Он сорвал голос где-то на второй день его «отдыха». С очередным всхлипом Кэйя дотянулся кровавыми руками до одного из зеркальных осколков. Несколько секунд он смотрел на свое отражение, а после, скривив губы в отвращении, как это делал названый брат, полоснул себе по руке. Он давно знал, как правильно надо резать, чтобы был летальный исход. Не по горизонтали, и не вдоль вен, а наискось. Чтобы точно задеть все вены. Чтобы точно не было шанса спастись. Взяв окровавленный осколок в другую руку, дрожащим движением Кэйя сделал такой же глубокий порез на правой руке. Чтобы точно не было шанса выжить.. Слёзы больше не текли, была лишь какая- то приятная пустота, даже боли особо не чувствовалось. Альберих зачарованно смотрел на кровь, которая вытекала с его рук. Глаза предательски закрывались, и каэнриец не видел смысла сопротивляться Смерти. Он и так слишком долго играл с ней, она давно заждалась его… Кэйе двадцать восемь, когда израненное тело без единого живого места покидает жизнь. Труп медленно остывает, а холодное лицо не выражает ничего. Взгляд стекленнеет. Это конец.