Аморальность движет всём.

Лёгкий свист ночных струек ветерка прерывисто колышет на ухо, заставляя табун мурашек окунуться вплоть во всё участки кожи, вызывая тактильную дрожь в перемешку с напряжением. Сердце звонко норовит выскочить из груди, необъяснимая тревога грызущая за локти неоднократно гналась за Тэтчером, вслед за каждым его ступающим шагом. Лишь выкуренные окурки сигарет смогли рассосать и заглушить моральный осад прошлого. Жить в мире, где тебе полностью всё напоминает горькое и скованное болью, несправедливостью, виной прошлое, куда нельзя вернуться, и полностью поменять всё происшедшее в совсем инную историю, было морально трудно. Зная, что близкий тебе человек является покойником, который всё ещё следом ходит за тобой, причиняя ещё больше боли находясь в совершенно ином мире, чем "причинял" при жизни, заставляет задуматься над своими сотворёнными погрешностями и непременно окунуться в негатив. От переизбытка эмоций коп с нервозностью сглатывает смотря на мимо мелькающие силуэты старых потрёпанных деревьев, утопая в одновременном движении автомобиля. Собственные пальцы и шершавые ладони пропитаны холодом. Кожа неестественно выделялась с полу мрака стоящего в машине. Сколько же мужчине ещё захочется просидеть одному в сумасшествии и одиночестве после очередного вызова, дабы не видеть изуродованные альтернативные гримасы? Избежать и выбежать на другую тропину не получится, оставалось лишь держать путь к дому Мюррея. Ступая за порог этого проклятого места, Девис вначале был озадачен, увидев перед собой хаотичный беспорядок в доме мальчика. Под ногами валялись полупустые бутылки, с под чего неизвестно, помятая потная одежда, носки и прочее. Внимание копа привлекает сидящая за всём этим бардаком совершенно неподвижная фигура. Разглядеть в приглушённом свете фонарика удалось лишь то, что тот находился без верхней одежды, абсолютно не двигаясь и казалось не дыша. Грудная клетка не двигалась, значило ли то, что Адам уже был мёртв? Ему хотелось так думать, пока не ступив на один шаг ближе, на полицейского уже глядели белые словно звезды зрачки, на фоне полностью чёрных глаз. Тело не двигалось, подавая вид что оно безобидное и живое. Мюррей не кричал, только растягивал прилюдию, изредка издавая сдавленные кряхтения, пока кожа груди прерывисто двигалась. Такое безобидное и крайне желанное зрелище подаёт Девису сигнальный знак, отчего он уже не мог оставаться в стороне. Его не волновало что существо покорившее наполовину бездыханное тело могло причинить какой-либо вред. Сейчас, им движет нечто другое, что заставляет 32-летнего взрослого мужчину решиться на такое. Тело двигалось по собственным приказам, игнорируя всё вокруг себя. Для него лишь существовал тот мальчик, ослабевший и потерянный в руках Тэтчера. Пальцы Адама уже похолодели, но ничего, старший сможет разделить с ним всё своё вовнутреннее тепло, все свои накопившиеся желания. Подарить и ощутить было невыносимо. Скользя по простыни вместе с обнажёнными ключицами, дрожащие в предвкушении губы впиваются, целуют и исследуют, ощущая весь привкус на мокром языке. Приоткрытый рот толкает его на ещё один шаг, соприкасаясь с холодом и мертвенной, но для него он был жив. Его милый и любимый мальчик был жив где-то внутри, который напросто видел эту картину. Он не сможет по настоящему ощутить это, всю правдивую любовь, которой не смогли одарить его в самом малом детстве. Но он поглядит, как по живому окружают любовью и лаской. Неумело и судорожно поджимаясь, щупая ещё юные ноги, гладко оглаживая мимо, он нервно спускает с себя вздох, прижимаясь сверху, в надежде почувствовать что-то живое. Кульминация достигает предела, отдаваясь на самых чувствительных зонах вместе с тяжестью в штанах. Мужчину не волновало насколько мерзко, неуклюже, грязно это получится, но это должно было сбыться. Отыграть всё свои бредовые мысли и желание на уже практически пустой оболочке, зная что оно ничего не почувствует, не скажет, не встанет на запрете. Никто не увидит сотворенную картину Девисом, но она засядет за пределами здравого смысла это точно. Не терпя, освобождая себя и член для простывшей комнаты, чуть-ли не срывая попутно штаны младшего, обнажая нижнюю часть совершенства. Жадно рассматривая всё человеческие достоинства, смазывая пальцы и медленно расталкивая ледяное нутро, не смея как-то навредить своему божеству. Протянуто скуля толкаясь глубже, пока тепло небрежно наростало больше. Тонкие пальцы освождают и уступают место уже ноющему органу, желающего получить желанное. Практически войдя во всю длину, Девис толкается бёдрами об чужие, стремящийся получить ту близость, которой ему также не хватало в его никчемности. Цепляясь рукой за грудь, играясь и любяще поглаживая, полностью получив власть и искушение над младшим. Поддаваясь похоти, двигаясь быстрее, растворяясь над ним, мысленно моля себя о большем, уверяя, что находится в полном одиночестве. Предпоследние толчки были самыми насыщенными и яркими, мокрыми, громкими, грязными. Теперь его мальчик был заполнен им, на нём оставались тёплые следы и воспоминания, которые успешно будут похоронены в закоулках дома. Затуманенный разум отрезвляется после сотворённого, с жалобой и отвращением смотря на это.