***
Сидеть на полу было холодно, пусть и теплее чем вне дома, однако подняться выше, разгуливать по дому он не мог, не мог себе позволить отвлечься от подслушивания. Прямо с кухни, с самого стола, которого он даже не видел, до его пят, до кончика хвоста разлилось красное, разлилось аппетитное, этот запах вскружил голову, заставляя закрыть нос пальцами. Обоняние только росло в нем, он еле мог стерпеть обычные запахи леса, под обострением, а сейчас... сейчас он чувствовал себя так, словно холодный запах чего то теплого, ударил его в живот, в голодный желудок, заставляя сглатывать густую слюну, заставляя сжаться колачиком от боли в желудке. Почти все, что он мог словить в силу возраста, было отдано младшему, оставляя себе лишь крупицы, он позволял себе есть лишь столько, что б были силы поймать еще, защитить ребенка в случае опасности, но сейчас, когда выпал снег все стало еще хуже, на столько, что приходилось есть найденную под снегом и льдом траву или обходить избушки на окраине леса. Он так отвлекся на запах, что вовсе оглох, полностью потерял способность слышать, пока ее ему не вернули тихие, совсем легкие шаги и он в ужасе огляделся, стал вслушиваться, стараясь расслышать дыхание младшего. Словив тихий вдох детского голоса, он с облегчением вздохнул, готовый встречать того, кто идет, словно и вовсе не зажимал нос и не усмирял желудок от пьянящего запаха. Из-за расписной стены, что скрывала за собой теплый свет огня, вышел хозяин дома, окуная свою чистейшую белизну в мрак. Он плавно подходил ближе и ближе, сжав между пухлых, сиреневых губ свой палец, что был испачкан в темном. — А ты стойкий. Зачем просил накормить лишь брата, если сам ели стоишь на ногах? — слегка морщась вкусу животной крови, поинтересовался он, растягивая в ухмылке губы, которые, казалось, так и замерли навсегда в легкой ужимке. Оборотень молчал, не знал как объясниться и нужно ли то было вообще? Да и странные вопросы, детское тело совсем хрупкое и без еды протянет куда меньше чем он сам. Зачем он вообще пришел, дразниться и задавать вопросы? — Ну же, ну же, ты был приглашен за стол, поспеши, а не то твой братец с голоду помрет, — прикрывая губы кончиками пальцев, усмехнулся он, возвращаясь обратно на кухню. Подобное застало его врасплох, он не понял в моменте что ему сказали, но как только мысль достигла его, тут же, стуча когтями по холодному полу, хватаясь за него руками в попытках подняться на ноги, побежал за вампиром, быстро заварачивая за угол, встречая взглядом желтых глаз маленькое тельце, сидящее на стуле и белую фигуру, стоящую над ним. Он почти что запрыгнул на стул рядом с братцем, скрипя ножками о гладкий пол, вдруг начав капать слюной на пол. Глаза разбежались по столу, по красному на нем, так много! Так много вкусного, что с него буквально текло, слишком много... Он обернулся на хозяина этого ужина, что стоял за их спинами и со, словно, сонным спокойствием получил плавный кивок, разрешение на трапезу. Пальцы впились в мохнатое тело парнокопытного, а острые зубы, в твердую кость, рывком вырывая кабанью ногу, разливая кровь по одежде и белому полу. Огромный кусок мяса был вручен младшему, что тут же сорвал шкуру, впился в нити мышц, жадно глотая, пока старший потянулся за вторым, голодно урча. Зубы клацали, впивались в плоть, звонко сглатывая жидкость, срывая шкуру с туши, не брезгая жиром и хрящами. Кости ломались, хрустели под натиском сильных челюстей, хлюпали слюной, высасывали костный мозг, отбрасывая пустые кости в сторону, принимаясь к следущей, снимаяя с нее мяготь. Органы оказались в стороне, почти все, помимо сердца, за которое старший нарычал на младшего, но после, поджав губу, отдал лакомство ребенку, с какофонией хруста вырывая ребра, с мокрым чавканьем снимая кожу и на глубоком вдохе принялся срывать мясо, облизываться и набивать желудок, не чувствуя как за ними наблюдали из-за спины. Не справившись с шерстью на морде, они откинули ту в сторону, принимаясь за остатки, мелких животных с присущей кровожадностью мня тельца в острых зубах. Никакой жалости или отвращения к сырому и когда то живому, лишь голод, острый голод что морил их так долго, не позволял поймать еды, но теперь все позади, по крайней мере на сей момент. Обходя летящие капли, вампир наблюдал, ожидая пока зверята закончат, набьют свое брюхо, ну или хотя бы опустошат стол, сметая и проглатывая туши. < Чавканье и хруст затихли, оставляя за собой лишь тяжелые вздохи, внезапную, мокрую и животную отрыжку, хлюпанье языков, волк проморгался и стыдливо обернулся на мужчину: — Мне жаль... — Все в порядке. Волчата, вы наелись? — он подошел ближе, подбирая ногтями потбородок старшего, разглядывая детское лицо, набирающее острые черты мужчины в будущем. Тот кивнул, сглатывая и поджимая губы, чувствуя как трескается подзастывшая кровь на лице, ощутил себя невероятно грязным и постыдился этого перед мраморным существом, — вы так вымазались, — усмехнулся он, не отпуская чужого лица, — пойдемте в купальни. — Что вы... — отвел он взгляд золотых глаз, — вы и так много сделали, мы пойдем... спасибо. — сглотнул он, облизывая губы, пытаясь хоть как то исправить свое положение и вид перед вампиром. — Не вежливо так отказывать, волченок. — расстягивая губы в длинную улыбающеюся полосу, осадил он подростка, — пройдемте. Оба волка переглянулись, не зная что делать. — Ладно? — утирая рот рукавом, согласился младший, поднимаясь со стула, старшего отпустили и он тоже кивнул, поднимаясь и поправляя одежду, старую, пожелтевшую рубаху. Их привели в огромную комнату, где уже развели огонь, согревая воду, а вместе с тем и наполняя помещение теплым паром. — Тепло то как! — восхитился младший, забегая внутрь. — Вы сами готовились к купанию? — обернулся старший на вампира, хлопая темными ресницами. — Нет, — покачал тот головой, пропуская детей вперед, — с чего ты взял, волченок? — Никогда не видел что б вода так быстро закипала! — усмехнулся подросток разглядывая комнату, сковыривая с лица застывшею кровь, — а мы... никогда не делали это так... что нам делать? — наблюдая за тем как младший макал хвост в воду в ведре, а после шарахался от него, узнав пальцами насколько горячая там была вода, он аккуратно поглядел в холодные глаза. — Снимите одежду и залезьте в тот таз, о вас позаботятся, — он взмахнул ладонью и незаметные тени вылезли со своих углов, оставляя прошлое дело, служанками вставая к стенке у указанного таза. Сам хозяин уселся у стены за небольшой столик, поднимая когда то оставленную там книгу, в кожаной обложке, с легкостью управляясь с длинными когтями, открывая ее, изучая и вспоминая о ней. Старший послушно стянул с себя грязную одежду, оставляя ее комьями на полу и побултыхав воду ладонью, запрыгнул внутрь, расплескивая воду на пол, младший вниманительно наблюдал и получив одобрение, тоже уселся в широкий таз, поджав колени. Тени ожили, стали набирать ковши водой и поливать ребят, моча волосы. — Ой! Что они делают?! — барахтаясь под струей воды, воскликнул младший, пока старший замер, теряя зрение под закрывшими лицо мокрыми прядями. — Они вас моют, — кратко ответил вампир, не отрываясь от книги, скрестил ноги под стулом, заправляя белую прядь. Ребенок все барахтался и глотал теплую воду, пока его волосы промакивали, он вдруг вскочил, рыча на черное и то остановилось, держа железную чашу в руках, пока ее пристально разглядывали, — Дядь! А дядь! — звал он вампира, качая мокрым и тяжелым хвостом в интернесе, — А кто это такие? Они такие странные! Я кажется вижу ее лицо, но ничего не понимаю! — возмутился щенок, не отводя взгляда от странного. — Не смотри так пристально, волченок, все ровно ничего не увидишь, лишь голова закружиться, — хмыкнул тот. Подросток ладонью поднял свои волосы, выглядя крайне удивленно сложившейся ситуацией, стал наблюдать за всеми фигурами в комнате, — Это когда то были люди: я выпил их кровь и обратил своими слугами. — Ого! — удивились оба и даже старший сдвинулся с места, вытягивая шею к одной из теней, стал обнюхивать, — Они пыхнут как вы! Вы пахните как человек? Люди так пахнут? — Нет, что ты, они давно не люди, — усмехнулся вампир, откладывая книгу в сторону, замечая выпирающие ребра детских тел, ссадины на локтях, выпирающие животы, наполовину скрытые стенкой таза. — Вот как... а я так надеялся увидеть человека... — шмыгнул младший и уселся в воду, сворачивая хвост вдоль таза и тень вернулась к нему, подобрала влажные волосы, стала что то натирать заставляя зажмуриться от бежавшей воды. — Вау! — вновь раздались детские возгласы, когда деревянная посудина наполнилась белым. — Вот это да! Это цветные ягоды? Откуда? — восхитился младший, глядя как прикосновением брата большая ягода лопается, попадая каплей в глаз. — Ой-ой-ой! — заверещал подросток, тут же начиная тереть глаза пенными пальцами, делая только хуже и ойка, бультыхая ногами воду, младший подскачил метаясь, не зная чем помочь, но помощь пришла от туда, от куда не звали ‐ вампир вдруг оказался рядом и протянул ковш с холодной водой: — Умойся, — предложил он, отдавая чашу в пятнистые ладошки, — промой глаза. Это называется пеной, вы, оборотни, никогда не пользовались мылом? — Нет... — поматал макушкой младший, пока старший набирал в ладони воду и активно пытался вычистить глаза, что горели и щипали. — Вот как, будьте впредь аккуратнее, на язык лучше тоже не пробовать, она не приятная, — улыбнулся вампир, качая указательным пальцем, в жесте нежелательности.***
Завернутых в мягкие ткани, тень вела мальчишек по длинному коридору, босыми ногами, по холодному мрамору, тень касалась их спин своими ладонями, не имеющими температуры или хотя бы плотной оболочки, молча отворила дверь и впустив парней, обратилась летучей мышью, захлопала крыльями и ныряя в тьму холодного замка, растворилась в мраке. Волчата, поднимая лица, громко принюхивались изучая комнату, заглянули в деревянные шкафы, поразглядывали теплый огонек в ночнике и заметив странные стопки на краях двух кроватей, забрались на мягкое, став разглядывать одежды. — Вау, это нам? — дивился волченок, крутя в руках белую рубаху из самой нежной ткани, какую он вообще когда либо видел! — Наверное так, нашу одежду забрали, это, похоже, замена... — залезая в ночную одежку, проговорил старший, оборачиваясь на спину, глядя как выглядит его хвост под белой тканью и выглядел тот хорошо, ходил из стороны в сторону, таская за собой белое и он откинулся назад, предался интересу испытать кровати и тут же удивился, — как мягко! Никогда не видел таких мягких кроватей! — Покрывало такое теплое! Совсем не колючие! — радовался брат, обнимая одеяло, пихаясь в него ногами, изворачивался на мягком, скомкивая постели. Оба нежились, ласкаясь, пока младший не подмял под себя подушку, а старший, прежде свесив ноги с краю, не встал на пол, подходя к двери, — Ты куда, Дорн? — потягиваясь в удобной позе, спросил щенок. — Хочу выйти во двор! По нужде! — кивнул старший, — Ты тоже хочешь? — Нет, не хочу, только ты быстрее сходи, а то мне страшно одному... — Не бойся, у тебя есть острые зубы! — напоминая, оскалился оборотень на младшего и скрылся за дверью.***
Найти выход было не сложно, он спустился вниз по леснице и принюхиваясь к свежему воздуху и все еще неушедшему запаху мяса, он отыскал двери, в которые заходил и отодвигая плечем тяжелую дверь, ступил наружу, пачкая чистые пятки в уличной грязи, земле и пыли, обжигая их прикосновением с холодными камнями и промерзлым грунтом. Прыгая по травам, он зашел за угол огромного дома, вдруг удивляясь виду чудесного сада, полного облысевших кустов, но то не лишало его красоты, заставляя остановиться что бы разглядеть каменых людей и качели. Влажный хвост задрожал от холода и он пришел в себя, вспоминая зачем вообще ходил. Холодный ветер, мокрым, морозным мехом, хватался за тонкие ноги, капал ледяными каплями, разбиваясь об теплую кожу, путался в махнатом хвосту, не имея возможности коснуться земли. Волк поджал тонкую губу, опуская уголки губ вниз, складывая кожу в недовольной морде, он опустил длинную рубаху и хлюпая по мокрому, противному снегу, вбежал обратно в дом, вновь радуясь его прохладному теплу, за то сухо, за то нет ветра. Он улыбнулся темноте и дергая носом, шел на запах брата, качая хвостом из стороны в сторону. Пятки мазали по полу, скользя по мраморной плите, как вдруг влетели тени, подхватили на руки, схватили тряпки и стали обтирать грязь с лап, юлозить, собирать по полу. Мальчишка не понял, не почувствовал грязи сморозив ноги, хотел скорее воротиться в теплую постель и тут же вжался в плечи шеей, вскидывая брови вверх, заметив взрослую фигуру. — И что же ты удумал? Весь пол запачкал грязью... — вскинул он ладонь, серьезно вопрошая, глядя как мальчишку ставят на пол и тот слегка скользит на вымытых полах. — Мне жаль! Мне так жаль, прошу простите! Я не заметил, правда! — заскулил малец, схвативших логтем за поручни ступеней. — Вот как? Ну что ж, бывает всяко, — повел плечем он, складывая тонкие запястья за спиной, — А куда же ты на ночь глядя-то ходил? — Я... — замялся рыжий, — по нужде ходил... — совсем краснея честно отчитался он, пряча взгляд янтарных глаз под длинными ресницами. — Ах, волчонок, как же так? Для этих дел в комнатах стояли ночные горшки, железные, такие, с ручкой, — чуть ухмыльнувшись поделился он. — Так вот зачем! Я не знал, простите... — Негоже волку извиняться. — повторялся вампир и подхватив когтистым пальцем потбородок, поднял взгляды на себя, — Ну же, ничего такого, пойдем, я проведу тебя. — мягко улыбнулся он, ступая по ступеням, волк за ним, медленно переступая, следуя по расслоенной тенью. — И как же вам в моих владеньях? — Все замечательно, спасибо вам большое, дядя! — заулыбался тот, показывая в счастье, свои огромные клыки. — Вот как... А как твой братец? — Чудно! Уверен, он уже уснул в мягких одеялах! — Как я рад, что вам понраву мой прием, дивный я хозиян правда? — остановился он, слегка нагнувшись что быть на равне, с высоким юношей. — Правда, дяденька, еще какая! — закивал волченок, тоже становясь вдоль длинной стены коридора, поднимая взгляд на вампира. Лишь сейчас, под светом свеч, он заметил на сколько тот похож был на белый, мягкий и пушистый одуванчик, особенно своими пышными, уложенными на плечи волосами, что казались теплыми под желтоватым светом свеч, особенно своей рубахой, расписной, пышной и кружевной, воздушной точно облака. — Правда? Ты сыт? Тебе по нраву белая рубаха? — растягивая губы длинной улыбке, одновременно бесконечно доброй и спокойной, но вызывавшей утробный страх, заставляя, потдаваясь инстинктам, поджать хвост и отойти назад, слегка вжимаясь в стену. Вампир подошел ближе, слегка касаясь коготками кожи, щекотя ее и нежно надрезая. — Эм! Да, дяденька, в полне! — быстро закивал волченок, чувствуя как на душе спокойно, от взглядя мутно голубых глаз, но разрываясь в области груди от ритма сердца. — Отлично... как же хорошо... — вздохнул мужчина, на пухлых губах мелькнул язык, смачивая кожу, — Раз ты доволен... Ты в тепле, чист и сыт, твой брат в безопасности... разве не настал момент меня отблагодарить? Сердце шлепнулось в на пол, но то лишь чудилось, оно напротив стало стучать сильнее, быстрее, плечи вздрогнули, а колени подкосились, заставляя опереться всей спиной к стене. — Я... я...— дрожал он, чувствуя опасность, но не в силах что либо сделать, ведь не представлял что с ним собирались делать, — я не знаю... я... что я могу сделать, дядя? Вы хотите съесть меня?! — задрожали губы, вдруг сжавшись в тонкую полоску. — Ну что ты! — вдруг весело повысил голос он, хватая под плечи, отлепляя тельце от стены, он повернулся вместе с ним, подобно части танца и подхватил чужое личико обеими руками, — Как же я могу, волченок? Неужто я кажусь тебе на столько страшным, что ты так думаешь? — усмехнулся он, коснувшись кончиком носа, чужого и тот судорожно вздохнул, криво улыбнувшись в ответ, кажется скинув себя страх смерти, вновь готовый верить монстру, — Я лишь выпью твоей крови! Ты ведь угостишь меня? Тебе ведь больше нечем мне платить! — облизнулся он, тут же опуская голову ниже, хватая тельце за плечи, не позволяя двигаться, он остановил клыки на полпути, когда вдруг с рук завизжали. — Постойте! Постойте пожалуйста! А как же мой брат? Прошу, он не справиться без меня! — взвыл он, дергая ногами, — Я умру? Я ведь умру? — визжал парнишка, весь дрожжа. — Ну что же ты...? Я ведь совсем не много... — на ухо шептал он тихо, словно то и не голос был, а тот холодный ветер, проник в дом, морозя ухо, заставляя его краснеть от холода. Не дожидаясь нервного ответа, с мокрым хлюпаньем открылась пасть, длинные клыки пронзили плоть, заставляя парня, в объятого ужасом взвизгнуть и замолкнуть, замереть подобно камню или ели на холме. Острое пропало быстро, спряталось за пухлыми губами, что легли на кожу и грязно хлюпая, принялись сосать. Глотать, слизывать теплую кровь, в безумном желании и жажде, он зализал рану дочиста, а после вновь припал, звонко глотая. Парень тихо слушал, свесил хвост, страшась что из него выпьют все, не оставив и капли, уже читал слова прощанья с братом, точно видел уже деда в шрамах, под яркими солнечными лучами, чувствовал как сжалась каждая мышца, особенно пальцы рук, что впивались в мужские плечи, в попытке просто удержаться на ногах. Вампир отпрянул, лизнул губу и выглядя крайне хмуро оглядел его лицо, не держа более улыбки. Он выпрямился, опуская тельце: — Доброй ночи, волченок, — кратко кивнул мужчина, развернулся и ушел во тьму своего холодного замка.