Лунные сны

Холодные цепкие пальцы сомкнулись на горле намертво. Не вырвешься, не сбежишь. Женя дернулся раз, другой. Попробовал ударить того, кто стоял сзади и держал его за горло, ногой в колено, зашарил рукой в поисках рукояти шпаги. Но шпаги почему-то не было. Зато прямо перед ним из воздуха медленно и неспешно соткалось высокое зеркало в тяжелой тусклой раме. Женя вгляделся в отражение и притих. Из-за его плеча насмешливо улыбался немолодой мужчина в напудренном парике. Черные глаза под кустистыми темными бровями смотрели жутко и как-то очень нездешне. В этот раз – особенно. Темные тонкие губы кривились в насмешливой ухмылке, отчего ночной гость смахивал то ли на покойника, то ли на какого-то упыря из нянькиных сказок. −Ты напрасно упрямишься. – хриплым жутким голосом проговорил незнакомец. – Я все равно достану тебя, мальчишка. Рано или поздно, но ты будешь моим. Так зачем длить эти муки? −Убир-райся. – сквозь зубы процедил Женя, с ненавистью глядя в это призрачное зеркало. – У тебя нет власти надо мной. Призрак за спиной расхохотался и только крепче сжал пальцы на Женином горле. Женя захрипел, хватаясь за ледяную, как у мертвеца, руку, но освободиться по-прежнему не мог. −Глупое дитя. – проговорил призрак, склоняя голову и почти касаясь губами Жениных растрепанных кудрявых волос. – У меня есть власть и над тобой, и над Сухаревой башней, и над миром живых. Я могу причинить тебе такие страдания, каких не знают даже ваши палачи. Мне нужно от тебя всего одно слово. Твое согласие. −Выходит, сударь, не так уж вы всесильны. – оскалился Женя и резко мотнул головой. Удар не причинил старику никакого вреда. Зато Женя, наконец, вспомнил нужные слова и торопливо зашептал пересохшими губами: −Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня… Докончить молитву он не успел. Старик взвыл нечеловеческим голосом, взмахнул руками, оборачиваясь огромным вороном с железным клювом, и рассеялся дымом. Женя хрипло выдохнул и открыл глаза. Над ним склонялась темная страшная фигура. Заполошный удар кулаком в лицо перехватила теплая крепкая рука. Фигура склонилась ниже, прижимая Женино запястье к постели и оказалась в полосе лунного света, падавшего из открытого окна. −Жень, тише. Успокойся. – ровным и спокойным голосом проговорил Никита Оленев. – Это был сон, просто сон. Женя мгновение смотрел на него широко распахнутыми совершенно пустыми глазами, а потом долго выдохнул и обмяк на узкой кровати. В голове прояснилось. Не было Навигацкой школы. Была летняя вакация. И был Никита, предложивший пожить немного в его, как выражался Гаврила, апартаментах, прежде, чем ехать домой, в Петербург. И был этот чудовищный, то и дело повторяющийся сон. Никита выпустил Женину руку и без церемоний уселся на кровать рядом, чуть пихнув бедром и заставив сдвинуться к стене. Оленев был одет так, как обычно ходил по дому – в темные штаны и простую белую рубаху. Значит, еще не ложился, хотя ночь явно давно перевалила за половину. Сердце все еще колотилось в груди, как сумасшедшее. Женя накрыл ладонью влажное от пота пылающее лицо. Поверх его кисти легла совсем не по-княжески шершавая от мозолей рука Никиты. Не говоря ни слова, Оленев отстранил Женину руку и принялся осторожно отводить тому ото лба прилипшие мелкие кудри. −Может, попросить Гаврилу сварить себе какого-нибудь сонного снадобья? – нерешительно предложил Никита. Женя, кое-как выровнявший дыхание и замерший под его осторожными прикосновениями, протестующе застонал. Потом все-таки высказался более внятно. −Боюсь, тогда я не сумею проснуться. И этот старик меня все-таки доконает. Между бровей у Никиты пролегла глубокая складка. Прямые русые волосы выбились из-под ленты и теперь прихотливо обрамляли красивое задумчивое лицо с глазами такими живыми и яркими, что любого могли свести с ума. Женя себя исключением не почитал. −Он все еще требует твоего согласия? −Да. – прошипел Женя, зажмурившись на мгновение. – Черт знает, зачем оно ему и что он получит, если я соглашусь. Неужели мою душу? Рука Никиты вплелась Жене в волосы и ласково потрепала спутанные кудри. −Твоя душа слишком строптива, чтобы хоть кому-то был с нее толк. Вспомни, пожалуйста, что он говорил и делал сегодня? Женя с неохотой закрыл глаза, воскрешая в памяти слишком яркое сновидение. Никитина рука, так и поглаживающая его по голове, изрядно отвлекала, но Женя не сказал Оленеву ни слова, чтобы, не дай Бог, не отстранился. −Он превратился в птицу. – прошептал Женя. – В ворона с железным клювом. А еще говорил, что ему принадлежит Сухарева башня. Никита вскочил с разворошенной кровати, как встрепанный. Торопливо заходил по небольшой комнате туда-сюда. Каждый раз, когда Оленев оказывался в широкой полосе лунного света, Женя видел сквозь тонкую ткань рубахи смутный силуэт его тела и невольно облизывал пересохшие губы. −Выходит, слухи не лгут. – пробормотал Никита, замирая и глядя в окно на полную луну. – Он действительно был чернокнижником. И люди правда видели, что из башни вылетают птицы с железным головами. Женя приподнялся в кровати, почти не замечая, как поползло вниз тонкое одеяло. Встретился взглядом с горящими глазами Никиты. −Твой ночной гость – Яков Брюс. – прошептал Никита, точно боялся спугнуть догадку или накликать беду. – Но ведь он же умер. Что ему может быть нужно с того света? −Вновь попасть на этот. – невесело пошутил Женя и вздрогнул всем телом. Никита вновь присел боком на кровать. Наклонился, заглядывая Жене в глаза. −Этого не случится. – твердо проговорил он. – Слышишь меня, Женя? Не случится. Женя зябко передернул обнаженными плечами, одновременно не веря и очень желая верить Никите. Теплые уверенные руки обняли его лицо, заставив приподнять голову. Никита смотрел твердо, без тени страха или сомнения. И улыбался. Отвел в сторону непослушный кучерявый локон. Женины длинные кудри, вившиеся мелким бесом, были предметом шуток всей Навигацкой школы. До тех пор, пока тогда еще мелкий и щуплый мальчишка неожиданно крепкими кулаками не объяснил всем насмешникам, что с ним шутки плохи. −Женя. – тихо сказал Никита. – Я не отдам тебя ему. И он не сумеет тебя у меня забрать. А знаешь почему? −Почему? – шепотом спросил Женя, наклоняясь вперед. −Выражаясь любимыми премудростями Гаврилы, − хитро прищурил свои невозможные глаза Никита. – Omnia vincit amor. Женя негромко рассмеялся ему в губы. −Ты хотя бы сейчас можешь не поминать Гаврилу? У меня ощущение, что он здесь свечку держит. Никита рассмеялся в ответ низким, совершенно сводящим с ума смехом. −Что поделать… Мой камердинер вездесущ. Без него я бы совсем пропал. −Может, отложим этот разговор на более подходящее время? – фыркнул Женя и все-таки прижался к теплым чуть влажным губам Никиты почти целомудренным поцелуем. Князь улыбнулся и все-таки обхватил Женю за замерзшие плечи, крепче прижимая к себе и целуя, наконец, в ответ. Ловкие проворные пальцы вплелись Жене в волосы на затылке, аккуратно потянули, заставив коротко простонать в поцелуй. Спустились ниже – к шее, ведя по загривку короткими ногтями. Женя задушено вскрикнул, отстраняясь, и возмущенно сверкнул глазами. −Не надо, если хочешь, чтобы я был хоть немного тише. −А зачем? – философски пожал плечами Никита. – Гаврилы-то как раз нет. Видимо, варка некоторых румян требует света полной луны и непременного присутствия горничной мадам Рейгель. Так что… В голосе Никиты послышались откровенно бесовские соблазнительные нотки. Женя с усмешкой позволил опрокинуть себя обратно на кровать и стянуть, наконец, одеяло, под которым, кроме его самого, ничего больше не было. Лунный свет скользнул по гладкой светлой коже тяжело вздымающейся груди, пробрался ниже, и за ним горячими прикосновениями следовали Никитины губы. −Хорошо, что ты в школе так не спишь. – усмехнулся Никита, оставляя крепкий поцелуй чуть ниже пупка, старательно обходя стремительно твердеющую плоть. Женя запрокинул голову, путаясь в собственных волосах, заметался по подушке, стиснул в кулаках простынь и процедил сквозь зубы: −А я так и не сплю. Ты… Не даешь. −А вчера я что делал? – делано усмехнулся Никита, подув на обнажившуюся головку. – Кажется, как раз давал. Ответить что-то достаточно остроумное Женя уже не сумел, с силой выдыхая и впустую подаваясь бедрами вверх. Никита словно задался целью изучить губами каждый дюйм его тела ниже пояса, но усердно и безжалостно обходил вниманием самое главное. Словно издевался. −Никита… − с трудом выстонал Женя, когда этот негодник широко огладил его бедра, заставив слегка развести ноги, приласкал между ними, но слишком мимолетно, совершенно недостаточно. – Под-лец… −Видел бы ты себя сейчас. – даже в свете луны было заметно, как разрумянилось вечно бледное лицо князя, как блестят у него глаза. – Ох, Женя, какой же ты… Никита принялся торопливо стаскивать с себя рубашку. Женя нетерпеливо дернул вышитый ворот, едва его не порвав, помог стянуть легкую ткань и с жадностью огладил твердые от мышц плечи, провел ногтями по широкой спине, заставив Никиту с долгим выдохом опуститься сверху и поцеловать вновь. На узкой кровати было не слишком много места, но они прекрасно умещались и так, переплетаясь руками и ногами, обмениваясь торопливыми горячими поцелуями и совершенно неважными и одновременно безумно нужными словами. Тяжелое дыхание смешивалось. Женя стащил с волос Никиты ленту и с наслаждением зарылся лицом в пахнущие какими-то очередными компонентами мягкие пряди. Штаны Оленев так и не успел стянуть, и теперь грубая ткань проезжалась Жене по напряженной, ставшей болезненно-чувствительной плоти, но от этого только прошивало острым, искристым удовольствием. В какой момент они все-таки распутали шнуровку Никитиных штанов, стаскивая их вместе с исподним, никто так и не понял. Женя выгнулся в спине, срываясь на долгий облегченный стон, когда влажная от слюны жесткая ладонь Никиты обхватила их обоих и принялась двигаться сильными, но неспешными рывками. Светившая в окно огромная полная луна будто подглядывала, и Жене нестерпимо хотелось показать ей язык. Вместо этого удалось вжаться губами Никите в щеку и крепче стиснуть его плечи. Впрочем, руки против воли тут же принялись блуждать по влажной от испарины спине, заставляя Никиту вздрагивать и почти рычать. Оленев вдруг поднял голову, вглядываясь Жене в лицо. Усмехнулся, сощурив совершенно темные, пьяные от страсти глаза и вдруг коснулся поцелуем Жениной щеки, там, где чернела маленькая родинка. Не такая заметная, как у Корсака, но тоже заслужившая прозвище «роковой тайны». −Я люблю тебя. – прошептал Никита куда-то Жене в щеку, впервые произнося вслух это слово. – Как же сильно я люблю тебя. Женя с трудом разжал зубы, мучительно стиснутые в порыве удержать крик от слишком удачного движения Никитиной ладони, и хрипло выговорил в ответ: −И я… Люблю. Молнией ударившее удовольствие выгнуло тело дугой, заставив оторваться лопатками от горячей влажной от пота простыни. Свой долгий протяжный стон Женя услышал смутно. Зато короткий и какой-то трогательно-беззащитный Никитин вскрик услышал и запомнил совершенно отчетливо. На кровати они все-таки устроились вдвоем, кое-как обтеревшись и укрывшись одним одеялом. −Любопытно, грех ли наша любовь? – сонно зевнул Женя, устраивая голову у Никиты на плече. −Любовь – не грех. – тихо и уверенно ответил ему Никита. – Она великое благо. Женя согласно кивнул и закрыл глаза. Спать хотелось просто немыслимо. А в тепле и спокойствии Никитиных крепких рук, умевших и фехтовать, и мастерить, и так сладко ласкать, было очень спокойно и мирно. Снилась луна. Весь сон был залит ее светом, и в этом серебристом сиянии истаивала смутная черная тень.