Адское пламя

Высокий альфа стоит у окна, наблюдая, как на Париж опускаются тени ночи. Взгляд уже взрослого, повидавшего жизнь альфы направлен на собор, который со всех сторон окружён войсками, внутри которого омега должно быть льёт слёзы. - О Дева Мария! Ты знаешь, я твой верный раб. Дух мой шел по праведной тропе. О Дева Мария! Я не был низок, не был слаб, Подобен не был суетной толпе. Альфа медленно идёт вдоль серых, мрачных коридоров, на фоне которых яркий огонь в камине словно зазывал к себе, и альфа не мог этому противиться. Подойдя к огню, чувствует, как он дарит тепло. - Зачем же, Мария, На земле и в Небесах, Всюду этот взгляд зелёных глаз? Зачем же, Мария, Луч солнца в этих волосах Затмить мой разум был готов не раз? Чем дольше он смотрит в огонь, тем лучше он может в этих беспорядочных всполохах разглядеть танец. Танец того распутника. Омеги, кто на площади обворожил его своими зелёными, как весенняя трава, глазами. Тот омега, чья загорелая кожа на солнце отливала бронзой, а вьющиеся кудри подчёркивали совсем юное лицо. Шёлк покачивался в такт танцу, а омега с томным взором, едва касаясь пола небольшой сцены, летал по ней словно у него были крылья, то он быстро кружился, то вытягивался во всей своей красе вверх, словно пытался дотянуться кончиками пальцев до неба. Взмахивал, подбрасывал и ловил тонкий шёлковый платок. Тянул свои смуглые, тонкие омежьи руки к нему. Намджун шаг за шагом отходит дальше от камина, словно пытаясь уйти от себя. Он вспоминает про тот шёлковый платок, что сейчас лежит в его внутреннем кармане, альфа медленно достаёт за кончик, хочет его сжечь в огне, но не пересилив себя, чувственно прижимает платок к лицу и жадно вздыхает ещё не выветрившийся феромон того омеги, нос заполняет искристый и терпкий запах, и альфа сам пугается того, как его нутро отреагировало на этот запах, он раздражённо отшатывается от платка. - И пламя желанья терзает душу мне! И Ада дыханье таится в том огне! Альфа безуспешно пытается понять, что с ним происходит. С появлением того омеги, он не может нормально спать, есть. Все мысли Намджуна занимает лишь омега с зелёными глазами. Он должен убить. Он хочет его убить, задушить своими руками, лично поджечь костёр, в котором будет гореть тот распутник, но что-то кричит в нём, истошно вопит не делать этого, не совершать ошибки из-за которой жизнь пройдёт в сожалениях. Он хочет прижать омегу к себе в жарком поцелуе, хочет сорвать с его гибкого, стройного и молодого тела все шелка, хочется его видеть под собой. Впиться зубами прямо в шею, оставить свою метку. Всему миру показать, кому принадлежит тот омега. Он принадлежит лишь ему. - Ужели в том моя вина, Что страсть греховная мне ведьмой внушена? Ужели в том вина моя, Что Дьявол, созданный Творцом сильней, чем я? Огонь с камина начинает обжигать сильней и сильней, а в глазах Намджуна горит адское пламя безумия, он сходит с ума. Он безумен давно. Он поднимает с пола платок, прижимает к сердцу. - О Дева Мария! Будь силой и защитой мне, Греховной страсти пламя одолей! Заставь Тэхёна свой адский дух смирить в огне, А лучше стать моим и лишь моим! Внезапно метания альфы прерывает стук в дверь. Намджун с безумным взглядом и растрепанными волосами оборачивается, опасаясь увидеть своего палача. - Судья Ким, тот омега сбежал. - Что? - Его нет в соборе. Он улизнул. - Неважно, прочь тупица. Я найду его, даже если придётся сжечь дотла весь Париж. - Альфа рычит, а комнату наполняет тяжёлый феромон. Намджун яростно сжимает платок в своих руках. - О ведьма! Что ждешь ты? Решай же с этих пор, Ко мне ли придешь ты, Взойдешь ли на костер! Он со всей ненависти бросает платок в огонь, представляя как омега будет визжать, сгорая заживо на костре, как он будет молить его о помощи и пощаде. Намджун смотрит на сгорающий платок, и он осознаёт своё безумие, и боясь самого себя, он отходит всё дальше к стене. - Боже, помоги ей! Боже, помоги мне! Если не ко мне, то на костер!

***

Через месяц весь Париж слышал крики смерти одно молодого несчастного омеги, которому не повезло своей красотой пленить судью Кима...