Непотребство

Все что появляется в нашей жизни так или иначе оставит свой след и опыт. Люди приходящие и уходящие которые оставят приятный и не очень шрам на твоём характере, вещи что пробьют тебя на сквозь и заставят плакать, и руки, которые оставят на тебе и на твоём теле, оставят, оставят те самые фантомные следы и прикосновения, начиная вбивать в твой мозг мысль — никому нельзя открывать своё тело, и никто не увидит даже самый маленький голый кусочек тела. И в голову Секби попала эта мысль. Достаточно времени прошло, а отпечатки сохранились. И в душе, под струёй воды, их видно, яркие, красные, выделяются на столь бледном теле и неприятно жгут. Попытка оттереть это заканчивается покраснениями, в некоторых местах маленькие царапины, и ещё бесконечными слезами и с одной крутящейся мыслью «Почему это не проходит?», мучения какое-то. Так ещё мутит от любого прикосновения. Кто-то кладёт руку на плечо — сразу пробивает током, и потом ночные кошмары начинают своё преследования, заставляя думать и чувствовать прикосновения по новой и с каждым разом — все острее и горячее, словно уже раскалённый нож проводит по телу. Однако тело приходится открыть. Или хотя бы приоткрыть, и отдаться холодным и железным рукам, что сейчас бродили по телу, оставляя новые, теплые и приятные следы поверх ужасных. Время пришло. Оно рано или поздно настигает всех, и придётся оголиться, задыхаясь от неприятного ощущения. Секби кого-то внутри благодарит, что Пугод робот и он не понимает человеческие чувства. Робот все рассматривает и трогает. Проводит кончиками пальцев повторно по телу, что-то тщательно высматривает, а так же пытается прочувствовать своим железом что же это такое, почему такое тёплое и мясистое. Тело Секби неприятно подрагивает каждый раз, когда Пугод прикасается к нему, как гладит осторожно и все ему интересно. Робот впервые видит живое тело, мясистое, оно дышит и живёт полностью. Тело Пугода тоже живёт, но не так живо, не так бьётся его «сердце», а внутренние механизмы вовсе не органы, и выполняют не те функции, что надо. А больше оно неприятно подрагивает, когда становится в какой-то мере хорошо. Раньше хотелось рыдать, снять все скальпом и скрыться в углу, а сейчас рука сама ложится на руку Пугода, указывая как двигаться. — Лучше вот так делать, — Проговаривает тихонько Секби, уже начиная опираться на локти — Людям здесь. Более приятно Непривычно-хорошо становится когда ты не лежишь бревном ожидая что кто-то додумается как сделать, а сам ты указываешь и показываешь, показываешь как нужно делать второму хорошо, а партнёр твой не ругается, принимает, и под твоим руководством начинает гладить, спрашивая про то, все ли хорошо и не дураком ли ты сейчас кажешься. Металлическая рука движется по всему телу, сверху вниз, и к этому подключается вторая, повторяя движение первой. Пугод сосредоточен, по несколько раз его головной механизм говорит о том как надо, словно старается запомнить это важное правило в кровати, заучивает, сам обрывками повторяет в слух, и чувствует как тело Секби начинает подавать знаки, уже согревая металл робота. Сердце и тепло были запечатаны и немые достаточно времени, а сейчас им позволили наконец-то вырваться наружу, позволили показать настоящего себя, что сердце требовало любви, но не могло, постоянно его затыкали и игнорировали, убирали куда-то подальше, а то и во всем выкидывали. Но Секби все равно относился хорошо к сердцу, или же пытался, все равно жалел его и любил, поддержать старался и постоянно приговаривал «Ну же, все хорошо, следующего ждём и он нам поможет», и дождалось, когда на горизонте резко собрался Пугод. Чувств он пусть и не понимает, зато не осудит, потому-что стыд у него не включён, а осуждать других тем более не может, поэтому с ним легко и понятно, поэтому и понятно почему ему хочется доверится. Некрасиво так говорить, но благодаря базовой системе микросхемок он будто становится человечнее самого живого человека, хотя он ходящая груда металла, которая в дождь попадёт и исчезнет вместе с грязью. И даже в его холодных объятий становится тепло, словно его механическое сердце начало вырабатывать тепло, которое пусть и подражает настоящему, все равно ничуть не хуже. Странно все это. Секби хорошо не с настоящими людьми, а с тем кто просто подражает им, с тем, кто смотрит удивлённо на то как другие общаются, а потом по памяти старается вообразить диалоги и манеру. Выглядело глупо, по-детски, но что-то в этом было близкое и родное. Либо же Секби видел в Пугоде себя, когда сам пытался вытеснить те мысли, и поставить более здоровую и нормальную. Как начал с маленького, как перестал видеть в каждом неосторожном движение что-то безобидное, что-то нормальное, что-то обычное. Как он смог рассмотреть себя поближе в зеркале, не видеть больше красных следов, в душе мочалка перестала так тщательно тереться, а потом наступила последняя ступень, открывать себя кому-то, раздеваться по личной прихоти, потому-что хочешь свою красоту показать, потому-что хочешь показать себя со всех сторон, хочешь, чтобы тебя трогали не за множество слоёв одежды, а прочувствовали твоё сердцебиение. Прекрасно же это всё. Секби снимает своё кимоно, показывает более голое нутро, главное пока решил закрыть. Стеклянные глаза Пугода словно загорелись, он впервые то видит голое тело возлюбленного, пытается с помощью глазок ухватится за все, рассмотреть все, подметить изгибы и памятки для себя сделать, чтобы в «мыслях» всплывало ещё достаточно времени. Железные руки снова тянется ко всему этому, сам старается прощупать, когда укладывает ладонь на грудь — чувствует как по металлическим пальцам проходит сердцебиение, отчего даже все в этом «неживом» начинает какая-то гайка приятно тянуть, и заставляет тянуть других. — А целовать можно? Я видел, как так делали., — Вопрос глупый, бесполезный и совсем детский, но осуждение нет. Секби просто кивает, и будто начинает выпячивать грудь. Происходит что-то наподобие поцелуев, хотя назвать сложно. Прикасаться нижний части тела не совсем является поцелуем, но в случае Пугода это единственное что можно сделать, даже старается своим «голосом» производить причмокивание, во как старается! Секби хихикает, гладит по рыжему парику, немного надавливает, указывает как надо, показывает куда лучше. Все так хорошо, делали бы это с Секби несколько лет назад — он уже бы извивался и кричал, стараясь оторвать от себя человека, а потом закрылся бы ещё на несколько лет, если уж не до окончания этой жизни. Руки ящера проскакивают под рубашку Пугода, снимают аккуратно, тоже гладят и плевать что робот ничего не почувствует, что для его системы будет пусто, он слишком проникся этим «человеком» и подарит ему все то, чего он заслужил, как лучший подражатель, нет, даже вышестоящий людей. Секби берётся за пряжку ремня с страпоном, затягивает с осторожностью, пока Пугод восторженно смотрит. Глаза следят внимательно, а потом переходят на натуру ящера. Он то расслаблен, улыбается слегка, глаза легонько прикрыл, выражает только само спокойствие и счастье. Счастье, что вся та боль позади, что сейчас, именно этот момент, он может вдохнуть полной грудью и наконец-то заявить свободно, что может он получить голую любовь, что может он принять её с самыми крепкими объятиями, и принимать потом только с радостью. Самой настоящей, без единой слезинки. Оба заключаются в объятия, крепко-крепко, ни на секунду не теряя хватки. Происходит давление на тюбик, и что-то прозрачное, холодное наносится на резиновый орган, а потом размывается по всему органу. В груди что-то приятно двигает маленькими крыльями, это в новинку, это странно, это непонятно, но от этого не хочется отвернуться. Слишком долго Секби молил о любви и здоровом контакте, и он не потеряет сейчас свой шанс. Пугод делает механическое движение, приставляет член, а потом входит. Ящер все контролирует, рассказывает как надо, что сейчас непривычно, но это нормально, что потом, это будет самое приятное в жизни обоих. Железные бедра начинают двигаться, отчего слышно понятные звуки, в том числе от обоих. От Секби первые влюблённые вздохи, а от Пугода клацанье шестерёнок, которые давно подались действию той самой гайки. Хватаются за друг друга покрепче, переплетают пальцы между собой, становится по-человечески обоим здорово. Секби впервые ощущает что-то здоровое, а Пугод чувствует себя живым. Смотря, как твой любимый человек радуется, даже самое железное и крепкое сердце начинает греться и приятно отдавать в систему. Движение становятся более частыми, как стоны и клацанье всего, становится жарко, что у робота начинается корпус нагреваться. И либо сердце постаралось, либо от всей ситуации в целом. Немного дурно, что-то давит на голову, покраснение в щеках, чувствуешь смущение, которое больше не постыдное, стыдится и ненавидеть теперь нечего, остаётся только наслаждаться. Горло выкидывает больше стонов, больше в них слышится счастье, влюбленность и банальное озвучивание то, как в тебе приятно все равномерно двигается, как твои мысли и просьбы слышат, и их принимают, со всем железным сердцем.

***

Это просто превосходно, это просто замечательно и хорошо, что одному что и второму. Просто приятно впервые прочувствовать что раньше приносило боль, хоть и не должно, а ещё впервые почувствовать себя живым, и закончить все это с ощущением что даже внутри тебя, железяки такой, свои крылья раскрывают механические бабочки.