Тёмная романтика

      «Смерть — скорбная вещь, даже если ты зарабатываешь на ней деньги». Мейсону Эттвуду незачем было об этом напоминать, потому что истина въелась в него с наставлениями отца ещё в детстве. Как и то, что «мёртвый человек заслуживает хорошего отношения, кем бы он ни был при жизни». Быть может, кто-то возразит, что это не лучшие темы для разговора с ребенком, но в семье Эттвудов так было заведено. Бизнес, что им принадлежал уже четыре поколения, требовал особого воспитания. Мейсону не на что было жаловаться — как много людей могут похвастаться, что являются владельцами прибыльного дела в двадцать семь лет? Пусть это дело и похоронное бюро.       Отец Мейсона всего полгода назад сложил свои полномочия и передал бразды правления в руки единственного сына. Тот не возражал, в конце концов отец начал обучать его азам, едва Мейсон пошёл в первый класс младшей школы и к своим двадцати семи он уже имел большой опыт работы с мёртвыми. «Трупами» своих клиентов Эттвуды не называли принципиально, отдавая всю ту же дань уважения смерти.       Подобное мировоззрение и принадлежность к потомственным патологоанатомам всегда делало Мейсона в глазах других людей странным и даже пугающим. Что ж, он их за это не винил. Наоборот, очень ценил дистанцию, что люди держали при общении с ним. Мейсон не страдал от одиночества и от недостатка внимания. В бюро ему было почти также комфортно, как и в стенах собственного дома — мёртвые умели слушать и никогда с ним не спорили. Вот если бы ещё обязанности Мейсона не выходили за приделы морга. Несмотря на то, что на него работала Рейчел — ритуальные агент, Мейсону все равно нет-нет да приходилось иметь дело с родственниками умерших и даже с полицейскими. Если первые обычно заливались слезами, скорбя по потере, то вторые были слишком чопорны и бесцеремонны. Именно для последних висела табличка с цитатами Уильяма Эттвуда на дверях морга. Именно последних Мейсон недолюбливал.       Однако, Мейсон вынужден был признать — не все копы такие. При мыслях о Роберте Брэдли тонкие губы Мейсона невольно трогала улыбка. Так было далеко не всегда, ведь пару месяцев назад они вообще не знали о существовании друг друга. Их свела работа — дело о серийном убийце, которое вёл детектив Брэдли. Все жертвы безжалостного маньяка рано или поздно попадали на танатологический стол к Мейсону. Брэдли об этом позаботился, потому что с его слов именно заключение Мейсона по третей жертве в своё время сдвинуло дело с мёртвой точки.       После того случая Брэдли стал частым гостем в бюро. Как детектив признался, он нашёл в молодом патологоанатоме интересного собеседника, очень умного и незаурядного. По началу Брэдли просто консультировался с Мейсоном по долгу службы, им обоим нравились эти часы мозгового штурма. У Эттвуда было чувство, что он полноценный напарник детектива, тот легко прислушивался к его мнению и тщательно анализировал сказанное. За последний же месяц, пока ещё непойманный убийца затаился, Брэдли по прежнему заезжал к Мейсону раз в три дня, будто они какие-нибудь друзья. Быть может они ими и стали, потому что их разговоры начали перетекать в более личные темы: семья, увлечения, кинематограф. Оказалось детектив также неравнодушен к нуару, как и Мейсон. А ещё, как и Мейсон, тот любил Фрэнка Синатру, чем окончательно и бесповоротно снискал расположения патологоанатома.       Эттвуд поверить не мог, что в их городишке нашёлся ещё один такой же ценитель творчества Фрэнка. А ведь им обоим не было и сорока. Если к образу Мейсона, предпочитающего ретро стиль в одежде, это ещё как-то подходило, то Брэдли явно был из другого теста.       Эттвуд не мог не признать, что детектив его интриговал. В нём, в отличии от коллег Брэдли, чувствовалась какая-то искра, тяга к жизни. В его зелёных глазах ещё не погас огонь, хотя при работе копа не потерять себя очень сложно. Быть может Роберт Брэдли был ещё молод и не столь опытен, чтобы его сердце начало обрастать твёрдой коркой, но он ведь как-то дослужился до детектива, а это значит явно повидал дерьма. Для Мейсона он был загадкой, кажется куда более интересной, чем все те люди, что когда-либо лежали в холодильнике его подвала. Если уж Мейсон готов был отложить любимую работу на неопределённое время для того, чтобы просто с кем-то поболтать, это много значило. Вот только что именно Эттвуд даже себе объяснить не мог.       Не мог, до этой самой минуты. До минуты, как увидел Роберта Брэдли на своём столе…       Казалось, пол ушёл из-под ног, когда Мейсон взглянул на бездыханное тело детектива. Его привезли в морг час назад, когда рабочий день Эттвуда ещё не начался, и никто не подумал предупредить о том, что Мейсон там увидит. Ему никогда не снились кошмары, но то, что происходило сейчас, было на них похоже. Это просто не могло быть правдой. Улыбчивый и чуткий Роберт не мог умереть.       Мейсон забыл, как дышать. В груди всё сдавило, а желудок стремился вернуть обратно съеденный завтрак. Желчь подступила к горлу, и Эттвуд с трудом успел добраться до мусорного ведра.       — Этого не может быть, — шептал он испачканными губами и сильно смыкал веки, чтобы прогнать проклятое наваждение. Но ничего не менялось — Роберт всё ещё был там. Бледный. Избитый. И мёртвый.       Мейсон больше никогда его не увидит. Не откроет дверь перед Брэдли, а тот не будет стоять на его крыльце с застенчивой улыбкой, будто мальчишка, а не крутой коп. Они больше не будут болтать и смеяться, случайно касаться друг друга и делать вид что ни один не чувствует искр, что источают их тела. Мейсон, решившись, никогда уже не позовёт Роберта на свидание. И никогда не услышит ответа, каким бы он не был. Возможность упущена. Упущено всё, что могло бы у них быть. А того, что было, оказалось так мало. Зачем всё это? Почему? Мейсон никогда не ругал судьбу, принимая всё как должное. Но это… Ведь зачем-то Роберт появился в его жизни. Жестоко забирать его сейчас, когда Мейсон ещё не разгадал эту головоломку. Не разгадал Роберта Джона Брэдли.       Внутри что-то надломилось, и по сердцу пошли трещины. Эттвуд отлично знал, как функционирует человеческий организм, и как он реагирует, когда какой-то из органов получает ту или иную травму. Знал, как на человека действуют различные яды, токсичные пары или перепады температур. Но то, что творилось сейчас с ним самим, описать было трудно. Он будто медленно умирал, умирал изнутри, в то время как мозг говорил, что это невозможно.       Тело Роберта всё ёще было на половину в чёрном мешке, как мраморная скульптура в неудачно подобранной подарочной упаковке. Такая нелепая в этих стенах, такая отвратительная и притягательная одновременно.       Даже со своего места в другой части помещения Эттвуд видел множественные колотые раны на груди и животе детектива. Это подчерк того самого убийцы, которого Брэдли пытался выследить, значит тот добрался до Роберта первым.       Злость и отчаяние обуяли Мейсона. На негнущихся ногах он дошёл до металлического стола и вцепился в него для поддержки. Глаза пытливо осмотрели мужчину, который так быстро смог пробиться сквозь броню эксцентричного патологоанатома. Лицо и шея были измазаны кровью, то там, то здесь виднелись синяки и ссадины. В тёмной щетине на щеке слева запуталась нитка. Должно быть судмедэксперт её не заметил.       Мейсон сам не понял, как руки оказались в перчатках, а пальцы схватили пинцет. Эта нитка могла быть важной уликой. Мейсон во что бы то ни стало, поможет найти сумасшедшего ублюдка. Он сделает всё, чтобы тот, кто лишил жизни одиннадцать человек, и кто забрал у него Роберта, за это ответил.       Внутри Эттвуда будто всё замерло, на глаза выступили слезы, но руки не дрожали, и с присущим ему профессионализмом Мейсон стал готовить тело к вскрытию. Он слышал, как отворилась тяжелая дверь морга, но не обратил на вошедшего никакого внимания. Кто бы это ни был, лежащий перед Мейсоном человек был важнее.       — Этот больной ублюдок зашёл слишком далеко, — раздался рядом знакомый мужской голос.       Мейсон резко вскинул голову. Руки невольно выронили инструменты. Брэдли живой и невредимый стоял всего в метре от него. Вид у детектива был потрепанный и изможденный, белки глаз были покрасневшими, будто он тоже совсем недавно плакал. Но он был здесь. Из плоти и крови. Дышал тяжело, но всё же дышал.       — Но как это?.. — недоумевая, произнёс Мейсон, переводя взгляд с Роберта на мертвеца и обратно.       — Это мой брат Гейл, — сказал Брэдли. — Я разве не говорил, что мы близнецы?       — Нет, Боже… — слёзы новым потоком хлынули на лицо. — Почему ты мне не сказал?! — почти кричал Мейсон, отчаянно ударяя Брэдли ладонью по груди. — Я думал это ты, думал…       Его начавшаяся было истерика потонула в объятьях. Рука Роберта крепко прижала его к сильному телу, пальцы другой запутались в волосах на затылке Эттвуда. До Мейсона лишь спустя пару минут дошло, что это он должен утешать Брэдли — его брата убили, это явно личные счёты. Но сейчас всё было наоборот — тепло, что исходило от Брэдли, проникало сквозь халат и одежду, растапливая лёд, совсем недавно сковавший Эттвуда. Он стиснул детектива крепче, наплевав, что может испачкать кровью, попавшей на перчатки. Роберт жив — это всё, что ему сейчас важно.       — Мы должны его найти, слышишь? — с надрывом произнёс Брэдли, и чуть отстранившись, обхватил лицо Мейсона ладонями. — Помоги мне достать его.       Мейсон кивнул, глядя мужчине в глаза. Они сделают это. Сделают вместе. Больше никто не умрёт.