Солнце не взорвётся

Оросить спермой на рассвете, сбрызнуть ею же на закате, воскурить благовония, прополоть сорняки на грядках кинзы – если день выдался жаркий, то воды побольше, чтобы листья не загрубели, и божество не обиделось. Божество возвышалось тут же. Одной своей частью, зато самой выдающейся. Спит и видит весенние сны, говаривал отец Сяо Чжаня, всю жизнь посвятивший служению божеству и передавший искусство сыну. Нехитрое, фыркала бабуля. Она просто завидует, отмахивался отец. Потому что жрецами в храме Нефритового Столпа могли быть только мужчины. Если не орошать щедро живительной энергией ян на рассвете и не делиться ею на закате, то солнце взорвётся, урожаи погибнут, да и всё погибнет, чего уж там. И Сяо Чжань не то чтобы не верил, просто исследовательский дух, побудивший в детстве разобрать на составляющие фотоаппарат бабули, зудел. Поэтому однажды он пропустил полив. Солнце не взорвалось. Небо не хлопнулось. Но Столп поник, как и грядки кинзы вокруг него, а земля обиженно застонала, послав серию трещин по стенам храма. Сяо Чжань тогда всё ходил и опасливо трогал прохладный нефрит, с поверхности которого исчезли зеленоватые прожилки. Натурально так бугрившиеся прежде – Сяо Чжань сравнивал со своими. Не зеленоватыми, конечно. И думал, что вот он сам был бы каким-нибудь Яшмовым Столпом. Будь он божеством, разумеется, а не жрецом. Проверять, когда взорвётся солнце, он не стал. Включил на телефоне последнее шоу стрит-дэнсеров, настроился и как следует оросил Нефритовый Столп. Тот воспрял не сразу, а лишь на следующее утро и после свежего подношения. Вообще Сяо Чжаню нравилась его служба. Всё остальное время он мог заниматься чем угодно, благо окрестные жители и туристы оставляли щедрые пожертвования. Кто приходил просто поглазеть и запечатлеть себя на фоне нефритового стояка, кто и в самом деле испросить удачи в делах любовных или щедрого урожая. Сяо Чжань расточал улыбки, повышающие продажи фаллического мерча, фасовал кинзу в бумажные пакетики с гордым символом храма и ближе к закату выпроваживал всех за ворота, потому что таинство службы не терпело свидетелей. По выходным храм и вовсе закрывался, а Сяо Чжань, совершив утреннее возлияние, навещал отца с бабулей, резался с ними в маджонг и уклончиво молчал на просьбы привести уже в дом молодую жену. Не говорить же им, что ему и с небольшой коллекцией резиновых членов неплохо. Эту коллекцию он брал с собой к божеству, чтобы служить ему со всем усердием. В последнее время божество как-то уменьшилось. И Сяо Чжань очень надеялся, что это не предвестник взрыва солнца. А ещё донимали угрызения совести: если бы он тогда не решил проверить, что будет, если пропустить один день, миру бы сейчас не грозил неизвестный пиздец. Грядки кинзы хоть не загрустили совсем, но местами засохли, несмотря на исправный полив. И Сяо Чжаню пришла в голову безумная идея. Не иначе, солнце напекло. Перед тем, как разнестись в сверхновую и уничтожить всё вокруг. Сяо Чжань пришёл к Нефритвому Столпу на закате. Разложил у грядок дилдаки – всего пять штук разных цветов и размеров (был даже переливающийся сине-розовым градиентом – попался бонусом по акции). Сяо Чжань посмотрел на Столп, который был уже, скорее, столп. На дилдаки. Они всё ещё были меньше, а он – всё ещё значительно превосходящим. Но при должной подготовке и сноровке нет ничего невозможного. И не обязательно на всю длину. Наверное. Должно ведь божеству хватить и на полшишечки? Сяо Чжань очень надеялся, что да. Поэтому он включил на телефоне тихую расслабляющую музыку (составитель плейлиста в интернете обещал, что это – идеальная музыка для секса). Неторопливо снял всю одежду и, на мгновение запутавшись в штанине, всё же вышагнул к средоточию божественной силы. Нефритовая головка глянцево сияла, натёртая тысячами ладоней. Сяо Чжань ещё днём закрыл храм и тщательно обработал столп по всей длине: сначала антисептиком, потом мыльной водой и гипоаллергенной смазкой. Тщательно прошёлся по зеленоватым прожилкам, проследив все подушечками пальцев, протёр уздечку и, не удержавшись, поцеловал в центр. Сам не понял, как это произошло. Вот только что он намывал нефритовую головку, смазывал её и любовался на дело рук своих, как вдруг, не в силах отвести взгляд от такой красоты, прижался губами и вздрогнул. Камень казался тёплым. «Ну ещё бы, – подумал Сяо Чжань, – так его оглаживать». Он снова посмотрел на дилдаки. На столп. И пощупал у входа. Утром он уже растягивал себя. Перед закатом тоже. Но теперь сомневался, что получится хотя бы на полшишечки. Столп как будто немного увеличился. И в диаметре тоже. Сяо Чжань покосился на грядки кинзы – трепетали под сквозняками. Закатное солнце придало храму игривости, а Столпу – застенчивости, не оставив ничего от нефритовой невозмутимости. Воздух звенел цикадами и ощущением грядущего непоправимого. Хуже уже не будет, решил Сяо Чжань и щедро смазал свой вход. К горлу подкатило. Сяо Чжань зажмурился и вдохнул-выдохнул. «Ладно, – подумал, – глаза боятся, а руки делают». Внутри уже хлюпало. И пальцы находили нужную точку. Собственный член стоял так же горделиво, как и символ храма. Блестел выступившим предсеменем. И пульсировал жаждой свершений. Сяо Чжань пару раз огладил себя по всей длине, сжал у основания и снова приласкал. Встал вплотную к Нефритовому Столпу, потёрся членом и выпустил стон сквозь сжатые губы. Расставил ноги, примерился и начал медленно опускаться. Распирало. Стенки поддавались неохотно. Сяо Чжань не торопился и дышал. Плечи дрожали, на лбу выступил пот. Сяо Чжань очень хотел увидеть рассвет. Не на полшишечки, но больше, чем он мог подумать. И лучше, чем с резиновыми игрушками. Не на батарейках – это минус. Сяо Чжань опёрся руками о бёдра, приподнялся и опустился. Приподнялся и опустился. Так и в спортзал ходить не надо, всем нагрузкам нагрузка. Одной рукой он обхватил себя за член, погладил большим пальцем головку, растёр по ней предсемя и, задев уздечку, принялся надрачивать, поднимаясь и опускаясь в том же ритме. Много. Слишком много. С каждым разом хотелось всё ниже и глубже, резче. Дрожали уже не только плечи и ноги, но и всё тело. Сяо Чжань хрипел и задыхался – кончить никак не удавалось, хотя и распирало правильно, и долбило по нужной точке, и сам он приблизился к пику. Что-то не пускало. Изматывало. Сяо Чжань уже думал сняться с нефритового члена – приподнялся, как вдруг его притянуло обратно, покрутило вокруг и задвигало с утроенной силой. Сквозь марево желания кольнуло холодом. Сяо Чжань рванулся, и это , удерживающее прежде, вдруг отпустило. «Солнце взорвётся», – прошелестел ветер листьями кинзы. – Я взорвусь, если не кончу, – зло сказал Сяо Чжань и обомлел. Затылок ожгло эфемерным поцелуем. «Не оборачивайся», – прозвучало в голове. Сяо Чжань кивнул неизвестно кому и в тот же миг застонал. Некто толкнулся в него и послал по телу волну удовольствия. Ужас, было накрывший, схлынул. Сяо Чжаню больше не надо было удерживать себя на весу. Он расслабился и отдался на волю божества, что спустилось к нему и предалось неистовой любви. Кожу жалило укусами-поцелуями, соски выкручивало и тут же ласкало, огромный член вбивался в Сяо Чжаня, а сам он дрочил так яростно, как будто солнце завтра и впрямь могло не встать. «Ты мой», – вспыхнули разом все свечи и погасли. Храм тряхнуло. Сяо Чжань закричал и кончил, забрызгав живот, бёдра и попав даже себе на лицо. Слизал свой вкус и запах. Слез с Нефритового Столпа. Потрогал себя. Между ног было очень мокро. Из пульсирующего входа вытекало. Ну пиздец, подумал Сяо Чжань, поднёс пальцы к лицу, понюхал. Пахло спермой. Ничему не удивляться – гласила первая заповедь их семьи. Сяо Чжань только что её нарушил. Он огляделся. Свечи погасли, но света затухающего солнца хватало, чтобы увидеть, как в середине нефритовой головки влажно блестело. И как стекало по стволу. Сяо Чжань несмело коснулся того, что он, возможно, осквернил. И уверился, что ничего хорошего из его затеи не вышло. Кроме того, что он, вероятно, потрахался с божеством и ему, Сяо Чжаню, точно было хорошо. А божество осталось без члена – нефритовый столп осыпался мелкой крошкой под его ладонью. Сяо Чжань, стараясь не паниковать, убрал резиновые дилдаки в коробку. Оделся. Пригладил взмокшие волосы. И даже руки не дрожали. Отказался от идеи провести последнюю ночь с отцом и бабулей за партией в маджонг на пока ещё живой планете. Они уже спали, да и он слишком плохой сын и куда хуже – жрец. Поэтому он лёг в грядках кинзы, пробормотал всем сонное «простите», устыдился, что телу всё ещё ужасно сыто-хорошо, и закрыл глаза. Разбудил его лёгкий поцелуй в шею. И ещё один в ключицу. Когда чьи-то неуёмные губы дошли до паха, Сяо Чжань открыл глаза, резко сел и встретился со смеющимся взглядом. Посмотрел на нефритовую пыль в чёрных волосах, округлый нос, яркий рот, изогнутый в кривой улыбке, широкие плечи и… – Ты голый, – сообщил Сяо Чжань. – Ага, я знаю. Поделишься одеждой? – Ты кто такой вообще? Новоявленный красавец придвинулся ближе и, задев губами мочку, прошептал: – Солнце не взорвётся. Мне понравилось. Спасибо. Сяо Чжань поперхнулся воздухом. Посмотрел на член незнакомца. На горделивый символ храма, начертанный на стенах. Прикрыл глаза, вспоминая. Несомненное сходство. Быть того не может. – А ты… А как же… – Спасибо, что почитали этот камень как часть меня, орошали его и поддерживали силу. Было забавно наблюдать за этим. – Забавно? Так сперма была зря? Все эти ритуалы? По утрам и на закате? – Ничего не зря. Это помогало накапливать энергию божественной сути и не умирать здешним лесам. Мы же тоже там типа вас тут. Ну, как жрецы. Каждому свой. И знаешь что, Сяо Чжань? – Что? – Я рад, что на мой век пришёлся именно ты и мне захотелось воплотиться. Потому что было очень грустно смотреть на то, как ты ярко улыбаешься другим, не мне. Смотреть, как ухаживаешь за грядками и слушать твои песни им, не мне. Смотреть, какой ты горячий, как растягиваешь себя, играешь с собой и не иметь возможности самому раздвинуть твои тугие стенки, вторгнуться в них и вбиваться до тех пор, пока ты… – Стоп, – сказал Сяо Чжань. Уши у него горели. Шея тоже. А внизу уже скручивало желанием, член натягивал ткань штанов. Сяо Чжань облизнулся. – А этот Нефритовый Столп? Что с нами со всеми будет? Что будет с этим местом? Моей работой? – Ничего. Зачем камень, когда есть я? Ну, хорошо. Чтобы туристы и дальше валили, поставим новый. Совсем новый. И пусть с этим разбираются уже другие. Давно пора выйти за двери этого храма, как ты на это смотришь? – Дать объявление о поиске нового жреца? И вы тоже там, да? В принципе, почему бы и нет? Но… я ведь совсем ничего о тебе не знаю. Даже имени. – Ван Ибо. Моё имя Ван Ибо. А пока не нашли новых жрецов, попробуем сегодня узнать друг друга лучше и, быть может, совершить ещё возлияния? Чтобы солнце не взорвалось наверняка? М? Сяо Чжань закатил глаза и, хмыкнув, ударил легонько Ван Ибо по рукам, прикрывающим пах. Взошедшее солнце осветило смущённую радость на белом, как нефрит, лице.